Страна петровичей

  СТРАНА ПЕТРОВИЧЕЙ
 
 
  Где находится страна Петровичей, не ответит ни один человек на свете, но она имеет точные географические координаты. У нее есть своя столица, свои административные округа, области, города и села.
  Здесь живут рабочие и интеллигенты, крестьяне и домохозяйки, предприниматели и тунеядцы, аппаратчики и олигархи. Все они вместе составляют страну Петровичей.
  И если вы спросите у населения: Кто вы такие?
  Петровичи! - незамедлительно последует ответ.
  Сколько всего Петровичей проживает в стране, никто не подсчитывал. Кто-то считает - чуть больше, кто-то - чуть меньше! Главное не в количестве, а в качестве.
  В стране Петровичей существует закон первой и последней получки.
  Здесь создана единственная в своем роде Красная Книга, куда заносится исчезающий вид Петровичей.
  Народ в этой стране ни плохой, ни хороший, ни подлый, ни честный. Он не выбирает правителей, которые правят ими, не голосует за парламент, издающий законы, не любит рыбной ловли и походов за грибами.
  Петровичи смотрят телевизор и впадают в транс от сеансов Капширонского, но не верят ему. Они выходят на митинги и молчат, а возвращаясь домой шепчутся между собой, осуждая трусливых соседей.
  Некоторые Петровичи по субботам выезжают за город, но находятся там не долго, боясь отравиться свежим воздухом, перекупаться и перегреться на солнце.
  Они как и все жители планеты обсуждают вопрос: Быть или не быть? И отвечают на него утвердительно: Быть! Но только Петровичем!
  По воскресеньям Петровичи посещают выставки и музеи, где полноценно представлены все художники-Петровичи, великие мастера авангардно-реалистического искусства.
  Они трудятся на субботниках и воскресниках на благо своей страны Петровичей, а после отдыхают с понедельника по пятницу.
  Петровичи, не задумываясь, отдают рубль в фонд Петровичей и в фонд Красной Книги Петровичей.
  Они очень любят смотреть фильмы режиссера Петровича, встречаться с творческой группой и задавать одни и те же вопросы.
  У них существует множество праздников, во время которых все Петровичи выходят на демонстрации и идут в ногу по всей стране. Они поют гимн и песни своей страны. В эти мгновения они напоминают Петровичей прошлых поколений и очень гордятся этим.
  Иной раз кажется, что такой страны не существует вообще, но она реальна, как сама жизнь, даю вам честное слово!
  Когда-нибудь я расскажу подробнее об истории и обычаях страны Петровичей, но сейчас, да простит меня читатель, я прерываю свое повествование, поскольку у меня не хватает слов, однако из нижеследующих текстов вы сможете сами составить представление о самобытной, чудесной и загадочной стране Петровичей...
 
   11.12.1989 года.
 
   
  ДВОЙНИК
 
 
  21 декабря 1879 года в г.Гори, что в центре Грузии, в семье сапожника родились два мальчика.
  Один из них был крепким малышом, а другой, как говорится, дышал на ладан. Боясь, что он умрет на глазах у матери, отец отвез его в горы и оставил в пещере древнему старцу.
  Вскоре о сыне совсем забыли, словно его и не было, да так и не вспомнили до нынешних времен. Однако именно он сыграл главную роль в последующих событиях в Грузии и во всей России.
  Шли годы. Росло самосознание рабочего класса и примкнувшего к нему угнетенного крестьянства, а вместе с ними поднималось и революционное движение по стране. Потерпела крах революция 1905-1907 гг., победила Февральская буржуазная революция, скинувшая ненавистное самодержавие в 1917 году, а следом Великий Октябрь сбросил гнет помещиков и капиталистов с плеч обездоленных. И одним из виднейших деятелей Великой Октябрьской социалистической революции стал оставшийся в семье горцев брат, ныне большевик по кличке "Коба". С головой окунувшись в водоворот революционных событий, он был впереди на лихом коне во время Гражданской войны, но его преследовало странное чувство одиночества. Пытаясь докопаться до самых тайных уголков памяти, он хотел выковырнуть оттуда что-то эдакое. Но все напрасно.
  Коба рвался к самым вершинам народной власти, что вести за собой к новым победам и свершениям сознательные трудовые массы, и, надо заметить, ему удалось достичь многого, к тому же без особых препятствий. Практически никто не мешал ему.
  Подкрался 1924 год, выбросив белый январский флаг. 21 число стало днем всенародной скорби. Вместе советским народом скорбила вся прогрессивная мировая общественность...
  И ночью в спальне Кобы появился... Коба. Он спал чутко, как и должен настоящий профессиональный революционер и грузин, просыпаясь от малейшего шороха. Сейчас же он вздрогнул и увидел перед собой самого себя. Сначала он решил, что все еще спит, но двойник воскликнул:
  - Нет, ты не спишь! Ты бодрствуешь и действительно видишь меня. Я же пришел, чтобы потребовать все, что причитается мне за минувшие годы, ведь я провел их в изгнании и заточении в глухой пещере, как человек в железной маске!
  - Кто ты? - взвыл Коба, хотя и без ответа догадался, кого он видит перед собой. Он затрясся от страха.
  - Я твой кровный брат, - догадка оказалась верной, - Отец подбросил меня слабого, почти умершего, пастуху, который заменил мне родителей и дал новую жизнь. Но не будь я горцем, если я не возьму свое! поклялся я, когда стал осознавать себя как личность: ведь все, что ты имеешь, ты получил не законно, поскольку ты всегда был один. И теперь я пришел за долгами...
  Глаза гостя сузились и смотрели злобно и угрожающе. Коба забился в угол и свернулся в клубок.
  - Согласен ли ты, Иосиф, отдать мне все добровольно?
  - Нет! - взмолился Коба, а брат ударил его по лицу., - Ты не должен требовать ничего! Ты жесток, ты кровожаден, ты коварен! От твоей ненависти будет много горя всему народу! Прольются реки крови... К тому же я не виноват, что судьба так повернулась к тебе...
  - Ты виноват! - в бешенстве вскричал грозный мститель и схватил черной рукой подушку, - Ты виноват не меньше, чем твой отец и твоя мать!
  - Пожалей, брат! - Коба застонал, но было поздно, подушка накрыла его голову и придавила ее.
  Страшный горец хохотал. Теперь он был единственным потомком Джугашвили, и власть перешла в его грязные руки. Так в один миг произошел государственный переворот, о котором никто никогда не узнал, зато его последствия мы ощущаем до сегодняшних дней...
 
   8.12.1989 года.
 
 
   
  ОТ РУКИ БЛИЖНЕГО
 
 
  Она рано лишилась родителей и детство провела у тетки, на севере Московской области. Она росла боевой девочкой и часто задирала старших: двоюродных брата и сестру, да и вообще со всеми ссорилась, пытаясь доказать миру, что несправедливо обделена материнской лаской и мужественным ободряющим словом отца.
  Как это бывает, брат и сестра мало обращали внимания на шалунью и частенько просто подсмеивались над ней. И девочка, обижаясь, старалась изо всех сил проявлять изобретательность в шалостях. Невнимание со стороны старших оборачивалось далеко не в их пользу.
  Подковырки с ее стороны становились, мягко говоря, жестокими. Однажды она натянула на крыльце веревку, чтобы потешиться над братом, но вышла тетка и в кровь разбила нос о ступени. В другой раз она вырыла ямку и тщательно замаскировала ее, подготавливая ловушку сестре, но попался дядя и сломал обе ноги.
  Находчивости не было предела, и девочка все же добилась своего, пробив голову брату, и тот двинулся умом...
  Затем она выколола левый глаз сестре шипом от куста боярышника...
 
  Годы плыли словно детские кораблики по весенним ручейкам. Девочка превратилась в девушку, окончила школу, поступила в институт и там познакомилась с приятным молодым человеком.
  Свадьбу играли в доме у тетки.
  Пригласили родственников.
  А громче всех кричали "Горько!" кривая сестра и придурковатый брат.
  Горько! Горько! Горько!..
  Жених и невеста целовались, и румянец смущения остался на пухлых щечках. Она поднесла к губам бокал с шампанским, опрокинула его и... скорчилась в ужасной гримасе, а по губам и подбородку побежали черные трещины ожогов. Она искоса взглянула на брата, а тот, мило улыбнувшись, подмигнул и кивнул головой. Его губы произнесли: "Кислота!"
  Невеста стала опускаться на стул, а из сиденья и из спинки вылезали длинные и острые стальные штыри.
  Настало время улыбаться сестре...
 
   9.12.1989 года.
 
   
 
  ОЧЕНЬ ЛЕГКАЯ СМЕРТЬ
 
 
  Степан Гордеев проснулся рано утром и с удивлением обнаружил, что забыл, как открываются глаза.
  Он напряг все силы, но не смог ничего сделать. Тогда он решил помочь руками, но они не шевелились, поскольку Степан забыл, как это делается.
  Он забеспокоился и попытался двинуть ногами, но те остались спокойно лежать на месте.
  Что же делать? - размышлял он и хотел было закричать. Губы были закрыты словно ворота Бутырской тюрьмы, язык прирос к небу и не желал подчиняться ни чьим приказам.
  Шершавый ком застрял в глотке и ехидно ворочался там, но и он замер в тот самый момент, когда Степан решился проглотить его.
  Шальная мысль, подкравшись словно Джеймс Бонд, задела за живое - А если я забуду, как дышать? - он вспомнил детский анекдот про ежика и чуть не засмеялся, но не смог. Степан уставился внутрь самого себя и почувствовал, что неведомые шлюзы перекрывают доступ кислорода в организм, и легкие перестают работать.
  Степан ощутил перебои в работе сердца и окоченение конечностей.
  Он умирал и ничего не мог поделать с этим, потому что окончательно забыл все на свете. В его мозгу был полный сумбур, мысли стали маленькими и жалкими, а затем стали изменять свой цвет. Наконец последняя, самая крохотная мыслишка выползла из мозга и убежала, не оставив после себя ни малейшего следа.
  Жизнь превратилась в мираж, который вскоре тоже растаял, растворившись в непознаваемости бытия...
 
   1989 год.
 
   
 
  СПЕШИ ВНИЗ
 
 
  - О, нет! - сказал папа.
  - О, нет! - сказала мама.
  Остатки недоеденной яичницы выпорхнули за ними в окно.
  Женя выглянул на улицу и увидел своих родителей, распластавшихся на сыром асфальте. Из-под их тел медленно выползали ручейки крови. Они разрастались словно нефтяные пятна на поверхности мирового океана. Через некоторое время они соединились и превратились в багровое море.
  - Фу! - сказал Женя и закрыл окно.
  Он не допил свой кофе, а потому не мог тратить драгоценное время на разглядывание неприглядной картины.
  Однако внизу стала собираться внушительная толпа. Обсуждалось происшествие и ожидался приезд "Скорой помощи". Кто-то также вызвал милицию.
  Но первой появилась пожарная команда.
  Длинная лестница вытягивалась точно шея жирафа и приближалась к той самой кухне, где не окончил свой завтрак наш знакомый Женя. Он не успел подойти к окну, потому что лестница врезалась в стекло (осколки разлетелись по кухне), ворвалась в помещение и протаранила стену.
  Женя нахмурился и почесал за ухом.
  - Да! - подумал он вслух и выглянул на улицу.
  Толпа продолжала расти, а по лестнице карабкались люди в бронежилетах и блестящих касках.
  Зеваки вначале ничего не поняли. Отделившись от окна девятого этажа, словно огромная птица в воздухе мелькнула черная тень и начала быстро двигаться вниз.
  Граждане решительно бросились врассыпную, а через секунду в ужасе ринулись назад, чтобы поближе рассмотреть то, что упало.
  Спустя полминуты ручеек, выползший из-под мертвого тела Евгения, соединился с кровавым морем, образованным чуть ранее...
  А мокрый асфальт подсыхал на солнце.
 
   1989 год
 
   
 
  СТРАННАЯ ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
 
 
  Мартын Сизов появлялся на улице в последний раз лет сорок тому назад - в годовалом возрасте. Он находился в детской коляске и с любопытством взирал на прохожих под пристальным взглядом родителей.
  С тех пор он ни разу не казал носа из дому, его не выпускали оттуда.
  А загадка разрешалась очень просто - Мартын Сизов был многорукий человек. Да-да. Он имел шесть рук, подобно богу Шиве, и это обстоятельство мешало его общению с нормальными людьми. вернее так считали папа и мама, а потому держали его за семью запорами.
  Так и рос он в четырех стенах, видя соседние дома, деревья, людей, собак и кошек, голубей и воробьев только через окно. Он и не мог себе представить, что может существовать иная жизнь со всеми ее прелестями и кошмарами. Тянулись годы, а Мартын Сизов был отрезан от внешнего мира, и никто не подозревал о существовании такого удивительного человека.
  Но Мартын Сизов не сидел сиднем, подобно Илюше Муромцу, а занимался самообразованием, много читал, благо на книги, журналы и газеты родители не скупились. Он становился высокообразованным, интеллигентным индивидуумом, и тесные рамки малогабаритной жизни сжимали его словно в тисках.
  Но вот наступил день раскрепощения. Умер отец, а вскоре за ним и мать. Каким образом Мартыну Сизову удалось их схоронить не наше дело, но только по прошествии девяти дней в его квартиру стучался портной с отрезом черного шевиота и принадлежностями для кройки и шитья, включая небольшую швейную машинку "Зингер". Он выскочил из квартиры поздно вечером взлохмаченный, раскрасневшийся, с совиными глазами. Постоянно оглядываясь, он слетел по ступенькам и тупо глядя себе под ноги, быстрым шагом отправился в темень осенних дворов.
  Спустя час после этого странного события из того же подъезда вышел высокий худощавый человек в широком плаще и стал прохаживаться по аллее. Это был Мартын Сизов. Он вдыхал воздух, отравленный многочисленными заводами и фабриками и чувствовал прилив сил и бодрости, он был полон надежд и безмерно счастлив и поэтому смеялся в этот поздний час так громко, что, находись на аллее кто-нибудь еще кроме него, он наверняка бы испугался и постарался бы убраться восвояси...
  Тем временем на другой стороне парка, в самом конце аллеи показалась женская фигура в длиннополом пальто и громоздкой широкополой шляпе. Казалось, ей не по силам удерживать столь огромный головной убор, ведь его поля опускались до самых плеч и скрывали волосы.
  Заметив женщину, Мартын Сизов захотел повернуть обратно.
  То же самое подумала женщина, увидев нашего героя.
  Однако вопреки своим желаниям они продолжили двигаться навстречу друг другу.
  Наконец их взгляды пересеклись, и Мартын Сизов понял, что не может жить без этой женщины. Она смущенно опустила ресницы, но мужчина уверенно положил ей руки на плечи. При этом его плащ распахнулся и обнажил все шесть рук...
  Через полчаса на скамейке под желтолистыми липами можно было увидеть влюбленную парочку: мужчина лет сорока с хвостиком обнимал шестью руками женщину, склонившую свои три головы ему на плечо...
 
   1989 год.
 
   
 
  И СНОВА ПРОСТОКВАШИНО
 
 
  В одиннадцать часов вечера из деревни Простоквашино тайком вышли три человека. И хотя они пытались прикрыть свои лицо высоко поднятыми воротниками и сутулились, чистая луна, отражаясь от белого снега, освещала их. Это были: почтальон Печкин, державший в руках неизменную сумку с газетами и журналами, его брат Егор и сторож свинофермы Петрович.
  Троица пересекла поле и углубилась в лес, за которым находился райцентр. Туда и лежал их путь.
  Наконец, очутившись в городке, по темным улочкам они пробрались к центральной площади и оказались возле дома культуры. Здесь все было готово к встрече Нового года. Стояла огромная елка, украшенная бумажными игрушками и лампочками, а на макушке горела красная пятиконечная звезда из фольги.
  Почтальон Печкин приблизился к двери и пнул ее ногой. Та не подалась. Тогда вперед вышел сторож Петрович и оглянувшись, вытащил из-за пазухи небольшой ломик. Действовал он легко и непринужденно. Дверь скрипнула, щелкнула и открылась.
  Злоумышленники проскользнули внутрь и замерли, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Постепенно стали вырисовываться контуры колонн и сцена, загроможденная аппаратурой и различной мебелью. В глубине сцены виднелся портрет председателя райисполкома Савелия Григорьевича Шумского.
  Глаза почтальона Печкина вспыхнули, и в этой вспышке блеснуло лезвие ножа.
  - Туда! - произнес он и вскарабкался на сцену.
  За ним неотступно следовали сообщники.
  Они остановились у портрета и занесли над ним остро заточенные ножи...
  Вдруг раздался стук.
  - Кто там? - спросил Егор.
  - Это я - почтальон Печкин, - машинально ответил почтальон Печкин, и в тот же миг зажегся свет.
  На сцене стояли - милиционер Потапов, дядя Федор, кот Матроскин, Шарик ( все трое с повязками дружинников), председатель райисполкома Савелий Григорьевич Шумский, а на его плече сидел Чижик.
  - Вы арестованы! сказал милиционер Потапов и надел на преступников наручники.
  А когда "черный воронок" увозил дружную компанию, дядя Федор смахнул слезу, а Шарик сказал:
  - А все-таки жалко почтальона Печкина, скучно без него будет!
  - Да, - поддержал его дядя Федор.
  - И кто же нам газеты носить будет? - жалобно мяукнул кот Матроскин...
 
   10.12.1989 года.
 
 
   
  БАР-КОХБА*
 
 
  Из небольшой комнаты слышался непрерывный стук. Возле двери собралось достаточно много народа, и все, вслушиваясь в неизвестность, прислоняли любопытные уши к холодной плоскости двери.
  Стук усилился, за последние две-три минуты к нему присоединилось странное позвякивание.
  Присутствующие насторожились и посмотрели друг на друга. Звуки теперь превратились в своеобразную мелодию, которая с каждым мгновением становилась стройней, уже различалась каждая отдельная нота. Наконец до людей дошло: стуки и позвякивания складывались в мелодию Интернационала.
  После знаменитого октябрьского Пленума ЦК КПСС прошло три года, однако холодная дрожь пробежала по лицам собравшихся.
  Под натиском людей дверь затрещала, вздрогнула и грохнулась на стеклянный пол пустой комнаты, увлекая за собой жирные тела.
  Посреди комнаты на голом полу сидел маленький мальчик в черном костюме, белой рубашке и галстуке. Его огромная голова, покрытая густыми седыми волосами, неестественно смотрелась в данной ситуации. Мальчик одной рукой складывал из разноцветных кубиков какие-то слова, а второй отстукивал ритм.
  Валяясь в дверном проеме, люди боялись раскрыть рот.
  Мальчик закончил работу и гордо вскинул голову. Все так и ахнули - перед ними сидел Борис Ельцин.
  И тут в глаза бросилась, сделанная им надпись: Я не могу поступаться принципами!
  Пожилые и молодые мужчины стали поспешно вскакивать и толкая друг друга, бежали к выходу.
  На пороге остались двое: невысокий лысоватый человечек с темно-красным пятном на лбу и второй - выше ростом, солидной комплекции с испуганно-подобострастным лицом. Они молча смотрели на Бориса, а тот, не отрываясь на них.
  Молчание длилось вечность, но в воздухе повисла фраза:
  - Вот так-то, Егор Кузьмич!
     *Сын звезды (др.евр.)
   
   1989 год.
 
 
   
  ЮНЫЕ ХУЛИГАНЫ
 
 
  До начала фильма оставалось пятнадцать минут.
  Народа было, не сказать, чтобы очень, но все-таки.
  На последнем тридцать втором ряду расположилась группа шумных подростков, прогуливающих уроки. Они дружно закинули ноги на спинки сидений предыдущего ряда и уплетали мороженое за 20 копеек. На пол летел всякий мусор, но не это было самое главное. Ребята рассказывали пошленькие анекдоты, а также истории, от которых, а также от манеры их изложения завяли бы уши и у завсегдатаев пивных и рюмочных, а ведь среди школьников находилась девочка! Однако похабщина ничуть не смущала ее, она приходила в восторг от слышимого и заливалась громким идиотским смехом.
  Тридцать первый ряд был совершенно пуст, и как раз сюда направился мужчина лет тридцати-тридцати трех в объемном овчинном тулупе и лисьей шапке.
  Ребята притихли и отпустили в его адрес несколько угроз, на которые мужчина не обратил внимания. Он спокойно уселся на свое место. Ноги мгновенно убрались со спинок.
  Школьники тихо перекинулись несколькими фразами, решив вызывающим поведением выжить не прошенного гостя.
  Раздался громкий хохот, крики и повизгивание. Но человек в тулупе был спокоен, как Железный Феликс.
  Через минуту погас свет, и на экране появился желтый ящик, а бодрая музычка возвестила о том, что сейчас начнется киножурнал "Фитиль".
  Ребята орали настолько громко, что завозмущались зрители тридцатого и двадцать девятого рядов, а многие другие повернули головы в сторону шумной компании.
  Мужчина же с тридцать первого молчал.
  Из школьных портфелей достались сигареты, над подростками образовалась дымовая шапка.
  Мужчина не дрогнул.
  Два мальчика начали кашлять, брызжа слюной на невозмутимого гражданина, и тут случилось...
  Человек аккуратно положил лисью шапку на свободное кресло и не спеша стал расстегивать пуговицы на тулупе. Затем он распахнул тулуп, встал в полный рост и резко повернулся к надоедливым юнцам. Он не произнес ни слова, но холодный ужас приковал ребят к спинкам и заставил их умолкнуть. На груди у мужчины висел черный автомат, дуло которого было направлено на чьи-то головы.
  В следующий миг сверкнул огонь, раздалась сухая очередь, послышались крики, стоны, а еще через миг все было кончено.
  Мужчина запахнул тулуп, опустился на свое место и уставился на экран, где демонстрировался заключительный сюжет сатирического киножурнала...
 
   1989 год.
 
 
   
  ВОСЕМНАДЦАТОЕ МГНОВЕНИЕ ВЕСНЫ
 
  Уже две недели как Штирлиц потерял связь с "Центром". Последнего 673-го связного арестовали на площади Бастилии в Париже, 721-я радистка погибла в перестрелке у Колизея в Риме.
  Оставалась последняя надежда...
  Банкет был в самом разгаре, и все присутствующие изрядно захмелели. Лишь только Штирлиц был трезв и собран, как всегда. К нему подсел Мюллер и заплетающимся языком произнес:
  - А не выпить ли нам, дружище Штирлиц, по маленькой? - он хитро прищурил пьяненькие глазки.
  - Охотно, группенфюрер, - строго сказал Штирлиц и наполнил фужеры красным бургундским.
  - Прозит! - воскликнул Мюллер и вылил вино в свою фашистскую глотку.
  Штирлиц опытным взглядом оценил обстановку и выплеснул содержимое бокала за спину, облив при этом с ног до головы Бормана, благо тот был абсолютно невменяем.
  "Я на крючке, - размышлял он, - Мюллер не зря пытается меня споить. Ну чтож поглядим, чья возьмет."
  С этими мыслями Штирлиц улыбнулся, однако взгляд оставался сосредоточенным, как и подобает опытному советскому разведчику.
  Штирлиц налил еще вина и предложил Мюллеру:
  - Прошу Вас, группенфюрер.
  У того глаза сбились в кучу, и гестаповец осоловело таращился на собутыльника.
  - Я... к-к-к-к... я... - он начал беспорядочно икать, - мне больше не лезет... к-к-к-к-к-к...
  - За фюрера! - вскричал Штирлиц и вскочив, вытянулся по стойке "смирно".
  Кое-кто из пьяных офицеров услышал слова штандартенфюрера и пытался подняться из-за стола, но мало у кого это получалось. Раздавались нестройные голоса.
  - Свиньи! - прошипел Мюллер по-русски, продолжая икать, Настоящие свиньи!... к-к-к... У нас под Смоленском... пьют намного больше, а пьянеют меньше... к-к-к...
  Это был пароль, и Штирлиц тут же выдал ответ:
  - А у нас под Москвою - сухой закон!
  Они обменялись понимающими взглядами. Мюллер был совершенно трезв.
  Теперь им предстояло работать вместе вплоть до полного истребления лютого врага...
 
   1989 год.
 
 
   
 
  ПРИЯТНОЕ ДОПОЛНЕНИЕ
 
  Платон Сермяжкин имел необычную коллекцию. Вот уже десять лет как он собирал глаза. Самые обыкновенные глаза. Он выковыривал их у живых людей за определенную плату; бесплатно у трупов перед самым захоронением; у собак и кошек; у птиц, хомяков и другой живности. Были в его коллекции глаза пауков и мышей, мух и кузнечиков, пчел и ужей, но самой, что ни на есть, гордостью в его собрании был бычий глаз, хранившийся в баночке из-под майонеза.
  Глаза были разноцветные - карие и зеленые, красные и голубые, а также бесцветные, серые и черные. Одни висели на веревочках, прикрепленные к потолку, другие крепились специальными крючочками к стене, третьи находились в миниатюрных коробочках, и все были снабжены табличками с пояснительными надписями.
  Глаза выглядывали отовсюду и, когда кто-нибудь из знакомых навещал Платона, его пробирала дрожь, он чувствовал себя словно под пристальным наблюдением. А Платон Сермяжкин был невыносимо счастлив и горд, как и всякий коллекционер.
  Так и продолжалось до прошлой недели, но вот что-то случилось, и Платон замкнулся в себе, а потом вдруг стал необычно открыт и общителен и закатил изысканный банкет, на который пригласил всех своих близких друзей, в том числе и меня.
  Мы вошли в дом и как обычно уставились на множество глаз, таращившихся изо всех щелей. И среди этого разнообразия выделялись чудовищные, ужасные и в то же время прекрасные фиолетово-красные человеческие глаза. Для них было отведено почетное место на стене и сделана специальная золоченая рама.
  Мы столпились возле экспоната и не могли оторваться ни на секунду. Но никто не решался задавать вопросы.
  Скованное состояние ощущалось на протяжении всего ужина, но когда гости собрались убраться восвояси, Платон Сермяжкин положил мне руку на плечо:- Прошу тебя, останься!
  И я стал свидетелем страшного рассказа.
  Платон прогуливался в Александровском саду, и его внимание приковали удивительные глаза, да-да именно глаза, а не их обладательница, надо заметить довольно красивая девушка. Маниакальная страсть Сермяжкина подогревала желание обладать этими глазами. Но для этого было необходимо завладеть сердцем девушки. И Наталья поддалась коварному искусителю и спустя положенный в ЗАГСе срок, они расписались, поклявшись в верности и любви друг к другу, а ночью Платон Сермяжкин задушил "возлюбленную" поясным ремнем да так, что глаза сами вылезли из орбит, и осталось только подковырнуть их инструментом и слегка обработав, поместить на стенд...
  Последние слова Платон произносил с особой гордостью, и я понял, он абсолютно ненормален, идея фикс поглотила его существо...
  С тех пор минуло три года. Я ни разу не виделся с Платоном и больше ничего не слышал о его коллекции, но вот вчера в газете я прочел заметку.
  "Сегодня 16 декабря 1989 года в Центральном зоопарке произошел из ряда вон выходящий случай. Молодой мужчина странным образом пробрался в клетку к спящим бенгальским тиграм и пытался издеваться над самцом, ударяя его по голове острым предметом. Проснувшийся тигр буквально разорвал злоумышленника на части. Как выяснилось жертвой оказался некий Платон Сермяжкин, страдавший острым психическим расстройством..."
  На этом я заканчиваю свой рассказ о необыкновенном коллекционере Платоне Сермяжкине.
 
   16-17.12.1989 года.
   ==========================================


 ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
 
 
   "Жалкий вид быстро вызывает брезгливость."
 
   Сальвадор Дали
   "Тайная жизнь Сальвадора Дали,
   написанная им самим"
 
 
   Я всегда был жалким на вид, а что творилось внутри меня!? Я чувствовал недомогание ото всего: от пищи и волнения, от не приятных звуков и запахов, от чьего-то косого взгляда и сочувствия. Я знал, что удобнее быть мизантропом, даже по отношению к себе, но это не получалось. Я был настолько не счастлив и самолюбив, что почти всегда забывал о близких. Я упрекал их за то, что мне больно и удовлетворялся. Кое-кто считал меня высокомерным, а высокомерно ли быть высокомерным? Я становился неукротимым и начинал рисовать узоры на руках. Острой бритвой я проводил по коже. Я остался жив, ну и что же?...
  Мой разум в высохшей реке.
  Я становлюсь слугою подсознанья,
  Условно жил и точно так живу.
  И всем вокруг достаточно страданий
  Я доставляю, тут же устраняясь,
  И даже сам не знаю почему.
  К чему мне слякоть повседневной драмы?
  Лишь молвлю слово и в дерьмо сажусь;
  Вокруг все та же роковая жуть,
  Но я допью последние стаканы...
  Я нахожусь в тисках обстоятельств, которые создал я сам...
  И в таком состоянии я берусь за перо...
 
   1994
 
 
   
 
   НОВОСТИ ИЗ СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ
 
   2 января 1990 года на 3-й улице Петровичей в городе Петровск-на-Петровке был задержан труп водителя таксомоторного парка Петрова П.П., умершего 30 декабря 1989 года и бесследно пропавшего из морга 1-й городской больницы.
   Труп был обнаружен патрульными: сержантом Петерсоном и рядовым Петровичем. На окрики сотрудников милиции труп не отреагировал, а попытался скрыться в ближайшей подворотне. Тогда сержант Петерсон сделал предупредительный выстрел вверх, а затем выстрелил по убегавшему, после чего тело покойного было доставлено в морг, где произошла кремация.
 
   ТАСП
 
   
 
   ЛЮДИ, КОТОРЫХ НЕ БЫЛО
 
   Errare humanum est
 
 
   "И прости нам долги наши, как и мы
   прощаем должникам нашим."
 
   Евангелие от Матфея 6;12
 
 
  I
 
  - Здравствуйте, Нестор Иванович, входя в избу, произнес я.
  Махно сидел за столом в распахнутой солдатской шинели с поднятым воротником. На груди кокетливо сверкала красная пятиконечная звезда. Мысы начищенных хромовых сапог высовывались из-под стола. Поправив растрепанные волосы и запахнув полы шинели, батько взглянул на меня.
  - Реабилитация наступит рано или поздно! - процедил он сквозь зубы, и мне захотелось плюнуть в его желто-зеленое лицо.
  - У вас паук на правой щеке, - сказал я, доставая из кармана свернутый в шестнадцать раз лист бумаги.
  Легендарный командир снял со щеки огромного мохнатого паука, который, кстати сказать, и не собирался убегать, и опустил его в тарелку с супом. Сейчас паук принялся лениво перебирать лапками, желая перевернуться на пузо. Довольная улыбка играла на лице Нестора Ивановича. Паук выбрался из миски, встряхнулся словно собака и не спеша пополз на край стол. Но командир не дал ему такой возможности. Где-то на полпути он придавил длинным ногтем его голову. Я молча наблюдал за происходящим. Батько уставился на меня стеклянными глазищами, нижняя челюсть отвисла, и слюна капала на ломоть черного хлеба.
  - Я прислан к вам из 1990 года, - проговорил я, - Наши современники узнали, что у вас находится Яблоко жизни. И вам надлежит передать его мне.
  Махно, не моргая, кивнул на портрет Ленин, висевший на стене за его спиной:
  - Ильич еще жив в ваше время? неожиданно спросил он.
  - Увы! - я старался сохранять спокойствие, - Ленин умер в 1924 году. Сказались последствия ранения... Хотя мы не совсем уверены, что стреляла Каплан... А после него творилось такое!...
 
  - Сталин!?!? - Махно сверкнул глазами, и я испугался, как бы не вспыхнули мои волосы.
  - А откуда вы...
  - Ха-ха-ха! - Нестор Иванович покрылся потом и хрипло закаркал, потом вдруг замолчал и загадочно прошептал, - Догадываюсь.
  - Так вот, - поспешно продолжил я, - Мне нет дороги назад без Яблока жизни.
  Махно вскочил из-за стола и скинул шинель. Теперь красная звезда посмеивалась над лихим командиром. Но он был страшен.
  - Прочь! - заорал Махно, указывая на боковую дверь, ранее не замеченную мною.
  - Но я...
  - В Страну Железного Феликса! Вон! Вон! Лева! Задов!
  Я понял, что оставаться здесь было не безопасно и быстренько отбыл в указанном направлении, оказавшись длинном и узком коридоре, к тому же совершенно не освещенным.
  Однако стоило мне сделать первый шаг, как вспыхнул яркий свет, и мне открылся весь кошмар таинственного коридора. У самого пола по всей его протяженности из стен торчали человеческие головы интервалом - метр друг от друга. Все они были наголо выбриты, но по крикам и стонам я легко определил, справа располагались мужчины, а слева - женщины. Они взывали о помощи, которую я не мог оказать даже при всем желании. Легонько вздрагивая, я пробрался к выходу и очутился в не большом помещении, где возле телевизора устроился не кто иной, как Семен Михайлович Буденный, который, покручивая знаменитые усищи, внимательно следил за действом, происходящем на экране. Шла трансляция фестиваля эстрадной песни из Сопота, и по сцене в коротких шортах бегала певичка Сабрина, поочередно сбрасывая с себя джинсовую куртку и майку с надписью "Чико". Я нарушил культурный досуг полководца и спросил:
  - Скажите пожалуйста, товарищ командир армии, не у вас ли находится Яблоко жизни?
  Буденному не понравилось мое наглое вторжение, он прекратил покручивать усищи, сдвинул брови, отчего стал похож на сказочного Урфина Джюса, но большевистская сознательность и революционная дисциплина не позволили вышвырнуть меня за дверь.
  - Тебя проводят, только и сказал он, свистнул три раза по-разбойничьи и уткнулся в экран.
  У меня перед глазами поплыли голубые и розовые круги, но чьи-то пролетарские руки сдавили мне горло и выволокли в тот самый коридор, из какого я только что вышел. Ординарец командарма Степан, приветливый детина с исключительно интеллектуальным лицом самца-производителя, был одет в гимнастерку и брюки-галифе с казацкими лампасами, а лапти, смятая папаха и маузер в деревянной кобуре дополняли его костюм. Красноармеец шел по коридору и постоянно наносил страшной силы удары ногами по торчащим головам, крики усиливались, и слышался хруст ломаемых костей. Мне стало не по себе. Но я все время помнил о важнейшей миссии и двигался за провожатым след в след. Мне казалось странным, что мы возвращаемся в расположение махновцев, но видя впереди широкую спину, мурлыкающего под нос какую-то народную песенку Степана, я шел дальше, пока мы не уперлись в закрытую дверь. Я втянул голову в плечи, приготовившись услышать гневную тираду воинствующего анархиста, но к своему удивлению очутился в Зимнем дворце - Эрмитаже по-нашему. Такого великолепия мне не приходилось видеть никогда в своей жизни, т.к. я никогда не бывал в Ленинграде. Лежа на зеркальном полу, я таращился на строй пролетариев, явно ожидавших чьего-то прихода. Оркестр дал туш, и послышались быстрые шаги. Появился маленький человек в черном костюме и большой кепке, сдвинутой на лоб. Его левая рука была засунута в карман брюк. По рыжей бородке и прищуренным глазкам я узнал вождя мирового пролетариата и стал ползком подбираться к строю красногвардейцев. Меня заметили, и Владимир Ильич ласково поманил меня пальцем:
  - А вы, что, товаищ? - картавил он, - Язве вы не сочуйствуете социяистической евоюции? А, батенька?
  Я потерялся, но уже стоял по стойке смирно перед величайшим гением современности.
  - Я...я...я...
  - Ну-ну. Вы записаись добёвойцем, чтобы бить Юденича? Или же вы пьимкнули к контъевоюции?
  - Владимир Ильич, - выдавил я из себя членораздельный звук, словно пасту из тюбика и раскланялся, - Я прибыл к вам из будущего - из 1990 года!
  - Интеесно, интеесно, батенька! - воскликнул Ленин, нисколько не удивившись, - И как же там у вас? Миёвая евоюция победила? Коммунизм постъёен?
  Я колебался и хотел рассказать Ильичу правду о Сталине, Брежневе, Хрущеве, но у колонны пристроился сам Отец Народов и спокойно покуривал трубочку. Ком застрял в горле, и откуда-то изнутри меня вырвался незнакомый, но четкий голос, произнеся скороговоркой:
  - Мы все живем великим учением Маркса и Энгельса и уже одной ногой стоим в коммунизме, однако для полной и окончательной победы нам необходимо Яблоко жизни!
  Я закашлялся.
  Ленин же изменился в лице, побледнел и разразился настоящими рыданиями. Он закрыл глаза руками. При этом солдаты революции вытянулись в струнку, а на их волевых лицах читался неподдельный панический ужас. Сталин закусил губу, прокусил ее, и струйка крови побежала по подбородку. Трубка шлепнулась на пол и наделала много шума из ничего. Я понял, что сказал лишнее.
  - Туда! Туда! - прерывая всхлипывания, произнес Ленин, - В Страну Железного Феликса.
  Он развернулся и вприпрыжку побежал на выход. За ним испарился Иосиф Виссарионович, бросив в мою сторону взгляд полной ненависти. Мне показалось, что после него остался светящийся призрак, двинувшийся вдоль стен и подталкивавший красногвардейцев строиться в походные колонны. Они растворялись, превращаясь в прозрачные тени...
  Я стоял посреди пустой залы один-одинешенек, ничего не понимая. Я следил за тем, как по потолку расползались черные трещины, сплетавшиеся в замысловатые узоры, сквозь которые читалась желанная фраза:
 
   Я Б Л О К О Ж И З Н И...
 
 
  II
 
  О Стране Железного Феликса я слышал еще в детстве от своей бабушки, но считал это сказками. Когда она описывала ужасы, царившие там, я натягивал одеяло до бровей и дрожа от страха, не верил ни единому слову. Учась в школе, я узнал много новых подробностей о загадочной стране, но не принял их всерьез, постоянно споря с друзьями и родителями, доказывая на пальцах, что такого быть попросту не могло.
  Будучи студентом университета, я не раз и не два вспоминал о Стране Железного Феликса, когда по рукам прошлась странная рукопись Юстиниана Замоскворецкого "Призрак из Бездны", многократно размноженная с помощью пишущих машинок. С упоением читая текст, я живо представлял себе образы жестокого государства, посеявшие во мне тень сомнения. Сомнения развеялись еще больше после того, как я прочел несколько кратких заметок о Стране Железного Феликса в прессе, хотя они были настолько противоречивы, насколько и туманны. Полной уверенности быть не могло.
  Но вот настало время отправиться в прошлое за яблоком жизни, без которого дальнейшее существование современной цивилизации не представлялось возможным. И как бы абсурдно не выглядела действительность, гипертрофированная больным воображением человека, это была настоящая реальность, выпуклая и ощутимая, как гнойный фурункул. Уродливые порождения разума, сыны исторической эволюции, гомункулусы нового времени тащились по загаженным ими же страницам вечности и занимались никому не ведомыми делишками, копаясь в куче неправдоподобных истин и представляя себя хозяевами вселенной. Зеркальным отражением иного мира являлось осознание всеобъемлющей глупости и серости, чванливости и корыстолюбия. Воплощение раздвоенности чувств сквозило повсюду, изо всех щелей высовывались мохнатые лапы внезапности и цепляясь за крохотные бугорки философичности, выбирались на свет. Пораженные вирусом беременности, засыпали от мук, изящные в своем безобразии, дни и месяцы, а минуты, покоряя пространство, прижимались к обветшалому фундаменту общей дисгармонии. В диком танце кружились патриархи слова, столь загадочно изъяснявшиеся, что не хватало извилин охватить лабиринты фраз и выделить из них нужные, полезные хотя бы в данный конкретный момент. Все перемешалось в вихре наслоений, дробление происходило ежесекундно, утопая в болоте чьей-то ответственности. Шли батальоны ретивых спесивцев, заслоняя солнце, обнимая землю и царапая мозолистыми пятками звезды галактики. Звезды взрывались изнутри, но расщепленный атом не причинял никому никакого вреда, за исключением безжизненных теоретиков, борющимися сами с собой, отбирающими кусок сахара у неимущих и щепотку соли у обездоленных. В расцвете сил погибала, уже однажды усопшая ветка безвредности, а на ее месте появлялась угрюмая, обросшая водорослями беллетристически-афористическая драма судьбы. Она билась в чугунные ворота познания и в кровь раздирала скрюченные пальцы, ломала когти, но возрождаясь вновь и вновь, попирая руины прошлого, приводила в движение перпетум мобиле, называемый колесом фортуны. Прокатилась волна иносказаний, и почетный представитель подпольного свойства высказал предположение, что удручающее состояние ни в коем случае не уменьшит достоинства неизбежности! Все зааплодировали и углубились в изучение тезисов, до того застарелых и пересохших, что отделить их один от другого было не возможно. Но продвигая засаленные абзацы, подвергая цензуре все и вся, никто не смел воскликнуть: "Где истина?"поскольку последняя никогда не являлась в этой расплавленной дыханием междометий среде. Всполыхи пожаров на мгновение приоткрыли железный занавес, и вспыхнули золотые буквы: Куда идешь? И это было продолжением начала, точнее концом предварительного повторения, и ударение делалось на сюрреальность. Не опуская шторы, она предопределила уровень возвышенности над толпой и не ударила в грязь лицом при столкновении с кадрами, которые, как известно, решают все, и без которых не мыслим всеобщий безоблачный край. Туман лишь немного приукрасил и без того величественные атрибуты, а трафаретные слова вылетали из бутылок и давились от потешных анекдотов. Подземная страна выпускала героев и оттеняла невидимых агентов совершенного бытия. Над божествами издевалась черная масса, запеленгованная крупными теоретиками и продуктивными элементами...
  На этом можно было бы и закончить этот рассказ, скажете вы... Нет, - отвечу я. Все еще только начинается. И пусть путаница пустословия и псевдо-философии не пугает вас. Вперед, друзья мои, вперед в царство безумия и определености.
 
 
  III
 
  Оказавшись на границе Страны Железного Феликса, я вздрогнул: с той стороны повеяло могильным холодом.
  Тяжелые чугунные ворота со скрипом открыли и впустили меня. В тот же миг раскаты жуткого хохота потрясли окружающий мир. В глаза бросался огромный яркий плакат с надписью "Даешь больше гробов на душу населения! Будьте патриотами Родины! Улучшайте качество продукции!" У дверей, располагавшейся тут же, мрачной конторы выстроилась молчаливая очередь в трауре.
  - Что дают? - поинтересовался я у крайнего человека, похожего на артиста Ролана Быкова, теребившего черный креп. Мужчина окинул меня таким взглядом, будто я только что обворовал его, не оставив ему ничегошеньки, и мой интерес поубавился. Тем временем из здания выходили люди, тащившие новехонькие гробы. Лица сияли одухотворенностью, и довольные люди спешили по домам. Из-за поворота выскочили четверо всадников в форме кирасиров наполеоновских войск, правда я не успел определить, какой именно державы, т.к. они направлялись прямо ко мне. По-видимому появление нового человека здесь было событием из ряда вон, но я не спешил исчезать. Офицер гаркнул:
  - Руки вверх! Следовать за мной!
  "Началось!" - подумал я, но подчинился.
  Я плелся не известно куда под улюлюканье конвоиров, а думал о своем. Как это ни странно, но на улицах не было прохожих, и лишь редкие очереди у погребальных контор, да многочисленные кавалерийские патрули говорили о том, что город населен. Я же не выказывал эмоций, не обращая внимания на оскорбления и подколы со всех сторон. Меня привели в участок и втолкнули в светлый и довольно просторный кабинет. За столом не виданных размеров, целиком сделанным из платины сидел широкоплечий человек со свиным лицом с редкой щетиной на не пропорциональном черепе. Жандармский мундир был ему явно не по размеру и стеснял его движения.
  - Садись, тварь! - прорычал жандарм, и маленькие сумасшедшие глазки дырявили меня насквозь.
  С таким чудовищем лучше было не спорить. Я приблизился к столу и присел на металлический стул, от которого отходили десятки проводов. Стоило мне опуститься на сиденье стула, как толстый жандарм нажал кнопку и замычал, изображая смех...
  Меня трясло около часа. Но когда мучитель перестал смеяться и уставился на меня, словно ожидая реакции, я оставался спокоен.
  - Мразь! Скотина! Болван! Дурак! Продажная шкура! Идиот! Дебил! Сволочь! Паскуда! Гнида! Гад! Мокрица! Собака! Грязная свинья! - кричал он, добавляя различные эпитеты, кои я приводить здесь не решаюсь, и мне на секунду показалось, что он просто не знает никаких иных слов, кроме ругательных, - Встать! Встать! Встать! - он продолжал распаляться, краснея и раздуваясь. И тут жандарм, раздувшись до страшных размеров, лопнул, и куски мяса разлетелись в разные стороны, а кровь забрызгала стол, стены и пол, даже на меня попали отдельные капли. Я отпрыгнул к стене и с ужасом взирал на этот кошмар, продолжая думать о своем. Раздался оглушительный грохот, и в кабинет ворвались два полуголых верзилы, напоминавшие диких горилл. Схватив меня, они принялись выкручивать мне руки, пытаясь ударить в живот и по почкам. Честно говоря, мне все это стало надоедать, сделав не большое усилия, я вырвался из стальных объятий и нанес чудовищам два удара пяткой в лоб с разворотом, как это делал обычно Чак Норрис, отчего те вылетели в окно, попутно снеся двойную раму. Из коридора доносились звуки быстрых шагов. Дальше здесь оставаться было нельзя, я выпорхнул на улицу и понесся по запутанным улочкам, не представляя, куда. В подсознании зрели, не видимые глазом, семена неверия. Они дали определенные всходы и вскоре зацвели не бывалым цветом. Я не сомневался, что мне удастся достать яблоко жизни.
  Спрятавшись в зарослях крапивы возле одного деревянного домика, я стал собирать рассыпавшиеся мысли. Цепочки потусторонних слов проносились по тропинкам памяти и утопали в неизвестности. Они стучали оловянными колесами по рельсам мозга и ранили его острыми ободами. Я часто вздрагивал при малейшем шорохе, закрывал лицо руками и погружался во мрак...
 
 
  IV
 
  Я очнулся, когда на небо выскочили миллионы звезд, и понял, что ночь заняла свое место на боевом посту времени.
  "Что же делать?" - спросил я себя, но не найдя ответа, выбрался из убежища и почесываясь, поплелся в центр города, который полностью погрузился в сон, готовясь устремить свои мысли на его расшифровку.
  Из кустов, из подвалом, с чердаков повылезли странные люди в черном и набросились на меня, скрутили мне руки, схватили за волосы и потащили к зданию, не правильной глыбой торчавшему неподалеку.
  - Куда вы меня тащите? - поинтересовался я, но чья-то мозолистая рука сдавила мне кадык, я тихо захрипел и умолк.
  Дикий шепот прокатился по людским рядам:
  - К Железному Феликсу! К Железному Феликсу...
  Здание было обнесено высоким забором, которого я по-началу не заметил, и как только мы миновали ворота, то сразу оказались возле малюсенькой дверки, явно не соответствовавшей безумному гигантизму. Я очутился в душной комнате, и когда глаза постепенно привыкли к темноте, то увидел, что нахожусь в роскошных апартаментах. Недоумение застыло на губах.
  В центре помещения возвышался золотой трон, на котором восседал человек, укутанный черной бархатной мантией. Его не подвижное лицо было словно вытесано из камня, а проницательный взгляд изучал меня.
  - Ты думал увидеть высокого сухого мужчину в шинели с продолговатым лицом и острой бородкой? - спокойно произнес он и продолжил, - Но я не тот "Железный Феликс", которого вы все знаете!
  Он встал и спустился вниз по ступенькам, которых я сразу не увидел.
  - А кто же вы? И что это за страна? - я задал глупый вопрос, ответ на который был известен мне практически с самого начала.
  - Ты умный человек! Ты узнал меня! А страну свою я тебе покажу...
  Последняя фраза прозвучала еле слышно, но она обожгла мое сердце. Человек в мантии рукой описал в воздухе дугу... Казалось, вспыхнули тысячи солнц...
 
 
  V
 
  То, что я увидел, не могло существовать, но это было, было, было...
  По правую руку выстроились чахоточные дети и тифозные старухи, люди с веревками на шее и обожженные мертвецы. По левую руку лежали тела с отрезанными ушами и выдавленными глазами, с выбитыми зубами и другими увечьями. Поднимались ратники Чингисхана и воина Тимура, стрелки Робин Гуда и ведьмы, казненные инквизицией. В шеренге стояли: Кортес, Писарро, Наполеон, Робеспьер, Дантон, Гитлер, Сталин, Махно, Петлюра, Буденный, Брежнев, Андропов, Щелоков, Кеннеди, Че...
  Я застонал, но не мог оторваться от зрелища, и внимательно следил за нескончаемой вереницей покойников. Все плыло в море крови, кое-кто захлебывался и тонул, но на их место становились другие, начиная кружиться в зловещем танце восторга... Кровавого восторга...
  Все произошедшее со мной, теперь не казалось мне каким-либо абсурдом, я продолжал погружение в призрачный мир приоткрытой тайны...
  Пылали кресты, а вереницы истязателей и истязаемых были нескончаемы...
  Холодок бежал по моему телу...
  В темной комнате комнате на низком столе, в не ясном оранжевом свете стоял гроб. И в нем лежал великий Ленин. Мне показалось, что он шевелится, но сзади раздался стук, и на талом снегу появились трупы Орджоникидзе, Бухарина, Блюхера, Тухачевского, Зиновьева, Каменева, Кирова...
  Все мгновенно пропало, и оглушительная тишина больно ударила по ушам...
  Мы вновь остались один на один.
  - Ты ищешь яблоко жизни? - он вернулся на трон, - Тебе подсказали место и путь к нему. Ты веришь, что яблоко может возродить мир, вернуть ему покой и порядок. Вы все верите, что такое возможно! Но это - вздор! Ничего нельзя вернуть на круги своя, как нельзя руками поймать воздух! Был дан выбор, и вы его сделали... А яблоко жизни действительно находится у меня... Вот оно!
  Он сделал движение и достал плод откуда-то из-за спины, и тот засиял в кромешной тьме, поражая своей чарующей красотой, манящей притягательностью и идеальной формой. Сквозь прозрачную оболочку были видны грани, которые и заключали все тайны мироздания.
  Он сжал яблоко жизни, воздух наполнился невообразимыми запахами, полными чудесных свойств, во все стороны брызнул нежный сок, сиюсекундно превращавшийся в кровь.
  - Никто никогда не получит яблоко жизни. Действительность не удовлетворит ничто. Ты вернешься домой, и все останется, как было, но люди, которых не было, перепутают свои судьбы на стези истории, а впоследствии окажутся здесь - в Стране Железного Феликса...
 
 
   5.02.1990 года
 
 
   
 
   "Все мы хорошо знали; окажись девушки немки - их можно было бы изнасиловать, следом
   расстрелять, и это было бы почти боевое отличие. Окажись они польки или наши угнанные
   русички - их можно было бы, во всяком случае, гонять голыми по огороду и хлопать по
   ляжкам - забавная шутка, не больше. Но поскольку эта была "походно-полковая жена"
   начальника контрразведки - с трех боевых офицеров какой-то тыловой сержант сейчас же
   злобно сорвал погоны, утверждая приказом по фронту, снял ордена, выданные Президиумом
   Верховного Совета..."
 
   А.И.Солженицын
   "Архипелаг ГУЛАГ"
 
   
 
  НЕУТОМИМЫЙ ИСЦЕЛИТЕЛЬ
 
   "...И грозят осуществиться
   Наши давние мечты."
 
   П.Я.ЧААДАЕВ
 
  Если кто-либо, из проходящих возле дома №45, посмотрел бы на окна пятого этажа, то в одном из них, а точнее в квартире №120 он увидел бы фигуру атлетически сложенного мужчины в белых трусах с красными лампасами, внимательно смотрящего на улицу. Это был Петрович Столыпин, готовившийся к очередному теле-сеансу здоровья профессора Капширонского.
  По двору носились две собаки: лохматый дог Арчибальд, ростом с мастодонта и неугомонный бульдог Кузя, давным давно переросший осла. Псы издавали отвратительные звуки, оставляя на росистой травке клочья белой пены.
  Петрович поморщился; зрелище действительно было мерзким. Он поспешил к телевизору и ощутил странную слабость в руках и ногах и кроме того легкое головокружение. С каждым шагом недомогание усиливалось, уже чувствовалась боль в пояснице и под лопатками.
  Повернув ручку выключателя древнего телевизора, Петрович шлепнулся в мягкое кресло, которое располагалось ни слева, ни справа, а точно напротив телевизора на расстоянии 3,5 метров, как того требовала инструкция минздрава, на этом же настаивал доктор Капширонский. Голубой экран вспыхнул неожиданно ярко, и раздался нежный, но строгий голос дикторши, фамилии которой Петрович не помнил, а потому я называть не решаюсь. Женщина распространилась о передачах, каковые Столыпин должен был терпеть в течении всего своего выходного дня, а он выпал на понедельник...
  Петрович попытался вспомнить, когда он впервые заинтересовался сеансами здоровья, но точная дата затерялась в мозговых лабиринтах, искать ее там не имело никакого смысла. Но помнил он точно, что начал смотреть Капширонского давно; еще до Манфреда Чувака. Сначала было чистое любопытство, так как ему - боксеру со стажем - никакие болезни пока вроде бы не грозили. Но вот он заметил, что исчез рубец, оставшийся после операции на аппендиците, затем стал выпрямляться, перебитый в спаррингах нос. Однако после третьего сеанса Петрович обнаружил, что черные волосы начали покидать его голову, а когда засверкала лысина, и череп стал напоминать бильярдный шарик, Столыпин загрустил по-настоящему. Он засыпал редакцию гневными телеграммами и письмами. В последующих сеансах психотерапевт (или психо-хирург, если угодно!) дал нужную установку, и волосы стали расти с такой скоростью, что стричь приходилось по два раза на дню. К этому времени Петрович Столыпин приобрел-таки ряд неизлечимых болезней и надеялся вылечить их разом с помощью все того же Капширонского.
  Чудо свершилось не сразу, и нашего героя посетило чувство отчаяния, но по прошествии ста девяносто трех сеансов он все же решил обследоваться в местной поликлинике. Результаты анализов поразили его, а специалисты констатировали полное выздоровление. Но не тот человек был Петрович Столыпин, чтобы отказаться от лечебного воздействия телевизионного врача и по-прежнему прилипал к ящику в воскресенье вечером и в понедельник утром. Он ждал чего-то сказочного...
  За размышлениями Петрович едва не пропустил начала телепередачи. Звучала приятная успокаивающая музыка, наводящая на мысли о добре и зле, о плохом и хорошем, о любви и смерти. То же самое подсказывала чудесная картинка с видом на горное озеро, покрытое предрассветным туманом. Наконец на экране возникла суровая личность профессора Капширонского. Он открывал сеанс как обычно с чтения писем благодарных почитателей, давая положительные установки тысячам зрителей в стране и сотням не легально принимающим трансляции за рубежом. Поток славословий не прекращался, и женщины из инициативной группы устали читать. Перед микрофонами, установленными в студии появлялись и исчезали излеченные калеки и воскресшие мертвецы, плакали от счастья волосатые женщины и омужествленные мужчины. Писатели сыпали перлы, а художники трясли холстами, вызванными к жизни великой созидательной силой маэстро Капширонского. Сидящие в студии статисты постепенно входили в транс, начинали дергаться, мотать головами, дирижировать, хохотать или рыдать. Особо ретивых выдворяли бравые молодцы из свиты профессора. Находились и такие, что падали в проходах и катались между рядами до полной потери сознания, но и в таком состоянии они получали свою дозу лечения.
  Капширонский говорил:
  - Любая ваша реакция несет на себе положительный заряд. Вы смеетесь, и это - хорошо, вы плачете, и это - хорошо. Вы закрыли глаза, это тоже хорошо. Вы машете руками, и я говорю вам - это - хорошо!...
  Подходила кульминация. Маг и волшебник устремил всепроникающий взгляд куда-то чуть ниже телекамеры и руководил целительным процессом. Публика впадала в экстаз.
  А Петровичу Столыпину становилось хуже. Все тело болело, силы оставляли его. Он отметил, что руки и ноги размягчаются, становятся пластилиновыми. Обмякла грудная клетка и начала расплющиваться голова.
  Капширонский не унимался:
  - Даю вам следующую установку и начинаю счет. При счете "десять" ваше тело приобретет легкость, и вы войдете в свое нормальное состояние. Один... Два... Три... Четыре... Те у кого были закрыты глаза, открывают их... Два... Три... Семь... Кто махал руками, перестают делать это... Семь... Четыре... Пять...
  Петровичу показалось, что он становится маленьким человечком и бегает возле ножек кресла, боясь разбиться о них. Вдруг он споткнулся об огромный башмак великана и с ужасом обнаружил, что это его собственная туфля.
  С экрана летели слова:
  - Шесть... Восемь... Три...
  Столыпин запищал и, испугавшись собственного голоса, открыл глаза. Капширонский как и прежде глядел несколько ниже объектива, но на секунду его взгляд встретился со взглядом Петровича, и жуткие бесята запрыгали в зрачках.
  Наш герой терял сознание, растекаясь по креслу, как блинное тесто на горячей сковороде. Он не владел собой, своими мыслями, поскольку испустил дух...
 
  В среду после обеда в квартире №120 дома №45 было обнаружено Нечто бесформенное, отдаленно напоминающее человеческие останки. По многим признакам эксперты определили, что это не кто иной, как Петрович Столыпин - жилец данной квартиры. Вскрытие дало совершенно фантастические результаты: многие паталого-анатомы поседели раньше времени. В теле умершего не было ни единой кости, ни ребер, ни черепа, ни берцовых, ни позвоночных, ни каких других. Однако характерные следы говорили за то, что кости не известным образом растворились прямо в теле покойного.
  Загадка так и не была разгадана, а в воскресенье профессор Капширонский проводил очередной сеанс...
 
 
   1990
 
   
 
  НОВОСТИ ИЗ СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ
 
  Сегодня, 3 января 1990 года, ушел из жизни старейший народный депутат Верховного Совета страны Петровичей, ветеран Грюнвальдской битвы, кавалер ордена св.Георгия трех степеней, почетный врач Освенцима и Бухенвальда, герой освоения целины, почетный строитель БАМа и участник войны во Вьетнаме, в Корее, в Алжире, в Афганистане, почетный профессор Кембриджского и Оксфордского, лауреат Нобелевской и Шнобелевской литературных премий - Петров-Петровский Петр Петрович.
  На траурном вечере присутствовали главы всех правительств, не поддерживающих дипломатических отношений со страной Петровичей и находящихся с ней в состоянии войны.
  Со слезливой речью выступил сам Петров-Петровский и его вдова Петровна.
  После этого все опрокинули бокалы с шампанским, импортируемым из братского Советского Союза. Затем подняли фужеры с красным вином и тоже опрокинули.
  Изрядно нализавшись, бывший депутат и человек с вдовой, главы не дружественных государств с супругами и мелкие гости без супруг глушили рисовую вьетнамскую водку гранеными стаканами, и к ночи все валялись под столами...
 
   ТАСП
 
   
 
   МУСОР
   (абсурдные заметки из страны Петровичей)
 
   "Дворники из всех пролетариев - самая гнусная мразь.
   Человечьи очистки - самая низшая категория".
 
   М.А.БУЛГАКОВ "Собачье сердце"
 
  Город вонял всеми жабрами и клоаками своего существа.
  Из тысяч хибарок на серые, грязные, пыльные улицы, где практически весь день стоял смог, вылезали существа, уже давным-давно переставшие называться людьми. Они добавляли сотни различных гнусных запахов, от которых становилось невмоготу. По загаженным проспектам, в кучах мусора и пищевых отходов копошились горожане, пытаясь отыскать что-либо годное к употреблению. Они рылись в картонных коробках, среди вороха бумаги, пенопласта и древесной стружки.
  Высокий джентльмен во фраке и женских прозрачных колготках копался в яме со сгнившими фруктами и время от времени выкрикивал что-то нечленораздельное, выражая крайний восторг. Он запихивал в огромный клыкастый рот гниль и с наслаждением пережевывал ее. Прошаркала пожилая женщина без левого глаза и правого ухаю Она выбралась раньше остальных, чтобы быстрее завладеть объедками местного ресторана "Петрович" и теперь погружалась в гадкую кучу. Из ближайшего подвала доносился шум, там группа подростков делила добычу.
  Из-за угла появился верзила-полисмен с устрашающей дубинкой и наручниками. Его темно-синий мундир был во многих местах перепачкан побелкой и побит молью. Несмотря на потертый вид полицейский производил должное впечатление на местных жителей. Он сдвинул брови, заскрежетал зубами и повел взглядом по сторонам. И стоило ему только произнести "УФ!", как воцарилась гробовая тишина. Но полисмену недосуг заниматься окружающими. Он погладил вывалившийся на ремень живот и переваливаясь, отправился к двухэтажному зданию в кабак, работавший круглосуточно. Надо заметить, что второй этаж здания почти полностью развалился, однако полицейский любил это место, да и выбора-то особого не было: кроме кабака, да, упомянутого выше ресторана "Петрович" в квартале не было ни одного заведения общепита.
  Полисмен удалился, и мусорные кучи вновь зашевелились. Из двух, когда-то высотных домов выносили разлагавшиеся трупы. Их заворачивали в парусину и швыряли на тротуар, куда ото всюду стекались стаи гиен, слетались грифы-стервятники, ползли жуки-мертвоеды. Им было чем поживиться!
  Внезапно из ниоткуда возникло слово, вызвавшее всеобщий переполох, да что там переполох - панический ужас! Хромые и кривые, убогие и безногие, тифозные и туберкулезные людишки разбегались по сторонам, оглядываясь и бросая свои скудные припасы.
  "Дворники..." - переползало из уст в уста.
  Вдалеке показался ровный строй, медленно двигавшийся в боевом порядке с метлами наперевес. Это были воины-дворники. Белоснежные фартуки и блестящие форменные бляхи стреляли без промаха. Лица не выражали эмоций, отчего кровь стыла в жилах. Блюстители чистоты мели сплошняком и уже прошли четверть мили по проспекту, когда под кипой газет обнаружили дремавшего бродягу в длинном узком пальто и цилиндре. Они били его воодушевленно, нанося удары черенками в самые уязвимые места. Не прошло и минуты, как все было кончено, и искалеченный труп был отправлен в мусорный бак, а строй двинулся дальше, очищая тротуары и проезжую часть.
  Напротив кабака дворники заметили двух подростков, увлекшихся трапезой, и растерзали их на глазах сытого полицейского, сквозь витрину наблюдавшего за спектаклем.
  Дворники скрылись в переулках, оставив чистым пустынный проспект. В воздухе пронесся облегченный вздох. Заиграл полковой оркестр, и под звуки марша четкий дикторский голос произнес:
  - В тесном единении с народом Партия, руководящая великим учением Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, уверенно ведет страну к новым победам...
  Диктор поперхнулся, закашлялся, чихнул и начал отплевываться так, что из громкоговорителя, прибитого к телеграфному столбу, на асфальт вылетали куски пищи, плохо пережеванной, но мерзко пахнувшей; брызгала серая слюна, и под столбом образовалась порядочная лужица. Трансляция прекратилась, и из заведения вышел полицейский, подкрепившийся и довольно ухмылявшийся. Он направлялся к железнодорожной станции, куда подходил паровоз, тащивший за собой длиннющий состав, где товарные вагоны чередовались с пассажирскими. Полисмен на ходу запрыгнул в вагон и оказался в стойле коров. Пегие и бурые, белые и черные, синие и зеленые, красные и желтые животные утопали в дерьме и беспрерывно мычали, а под ними разместились восковые доярки, делавшие свое молочное дело, выливали молоко на пол. Жижа увеличивалась, запах усиливался. Полицейский зажал пальцами нос и перескочил в соседний вагон. Он вздохнул облегченно, увидев двух влюбленных, целовавшихся в тамбуре. Ничего не говоря, представитель власти протиснулся в первое купе и наткнулся на долговязого проводника, усы которого могли бы стать украшением любого маскарада.
  - Дворники были? - спросил полисмен и уселся рядом с железнодорожником.
  Тот изменился в лице и взвизгнув, выпрыгнул в окно, забыв на столике красную книжечку-удостоверение агента котрразведки.
   "Товарищи ученые!
   Доценты с кандидатами!
   Замучились вы с иксами,
   Запутались в нулях..." -
  услышал полицейский не стройное пение из соседнего купе. В проходе стоял бледный тощий юноша. Неизлечимая болезнь была написана на его лице. Полицейский собрался оказать первую помощь умирающему, как это делалось в стране Петровичей, но странный монотонный голос проговорил:
  - Убей его! Ограбь! Изнасилуй труп! Будь настоящим садистом! Разрежь на куски мертвое тело и брось ошметки на пол!
  Полисмен поежился, но что-то неведомое подтолкнуло его к пассажиру. И тут появился грузный человек в пенсне и грязно-белом халате с туго набитым мешком за плечами. Наверное это - врач! - решил полисмен. Глаза же мнимого врача сверкнули, и он скинул халат...
  На груди сверкала бляха дворника.
  Блюститель порядка сорвал стоп-кран. Это было сделано вовремя, поскольку в вагон на ходу залезали люди в фартуках.
  Он кубарем покатился под откос, а в ушах еще стояли дикие крики и последние вздохи жертв...
  Когда кончился красный радиоактивный дождь, полицейский выбрался из норы и переступая через гниющие человеческие тела и разлагавшиеся туши зверей, побрел к родному кварталу. Навстречу прыгал здоровенный одноногий парень. Бело-красные ошметки торчали из-под брюк. Поравнявшись с полисменом, он кивнул ему и попытался засмеяться. При этом калека повернулся правым боком, и оказалось, что правая рука отсутствует.
  "Там - дворники..." - попытался остановить парня полицейский, но тот рванул с огромной скоростью прямо в их лапы.
  Бродяги продолжали рыться в помойках города.
  "Дворники сюда еще не добрались!" - решил полицейский, поскольку находился на окраине, - "Знал бы, где соломка
  подстелена, там бы и упал!" - философски заметил он и упал на только что подстеленную соломку. Раздался писк, и он вынужден был бежать.
  "Кто же правит миром?" - рассуждал полицейский, а мимо него проносились перекошенные дома, кривые мосты и бензиновые реки, мелькали перепуганные лица, и все это соединялось в ужасный хоровод, носивший серо-красный оттенок со штемпелем страны Петровичей. Ноги послушно затормозили возле знакомого кабака, а весь проспект был завален мусором. Человекоподобные твари твари были повсюду. Они ползали по асфальту, забиваясь в щели, кувыркались на объедках, танцевали в обнимку с ворохом бумаги... Полицейский снял китель и передал его хозяину заведения. Пока бармен готовил ему какую-то гадость, хозяйка принесла мундир сияющий чистотой..
  - Начинаем передачу "Окололитературные чтения", - проверещал утренний диктор, - Сегодня в рубрике "Классики прошлого" мы продолжаем чтение глав из великой трилогии Л.И.Брежнева "Малая Земля", "Возрождение" и "Целина". "Малая Земля". Глава вторая. "Нам война была не нужна. Но когда она началась, великий советский народ мужественно вступил в смертельную схватку с агрессорами..."
  Диктор закашлялся и завопил:
  - Дворники-и-ии-ииииииии!!! А-А-А-ааа-ааааа-ааааааа!!!!!!!
  Полицейский даже подпрыгнул на стуле, а хозяев простыл и след. Блюститель высунул на улицу красный нос, но и этого было достаточно, чтобы заметить зловещий строй.
  "Вся власть дворникам!" - завертелось в голове, - "Вся власть дворникам!"
  "Похоже я схожу с ума..."
  Он вернулся к стойке, и сам наполнил большую стеклянную кружку пивом.
  Постепенно шум стих, и полисмен шагнул на тротуар. Он прогуливался по самым отдаленным уголкам большого города и не мог ничего понять, а то, что открывалось его глазам, не поддается описанию...
 
   1990
 
   
 
  ЮМОР СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ
 
  И юмор у них особенный. Вспомните старый анекдот:
  Индеец пришел к вождю племени:
  - Вождь! Я ухожу из этого племени!
  - Почему?
  - Мне ваши имена не нравятся.
  - Тебе не нравится имя - "Соколиный глаз"?
  - Нравится...
  - Тебе на нравится имя - "Хитрая лиса"?
  - Нравится...
  - Тебе не нравится имя - "Быстрый олень"?
  - Нравится...
  - Так иди и подумай над своими словами Бычий ***!
 
  Ну как, вспомнили!? А теперь посмотрите, как воспринимает этот же анекдот вся страна Петровичей.
 
  Представитель коренного населения Америки, направляясь в сторону общепризнанного руководителя объединения людей, связанных родовыми отношениями, общим языком и территорией, идя, достиг своего.
  - Общепризнанный руководитель! Обозначая себя самого в окружающей среде как личность, покидаю данное место, точнее - объединение людей, связанных родовыми отношениями, общим языком и территорией!
  - Вследствие чего?
  - Моей личности, принадлежащие вам личные названия людей, даваемые при рождении, не располагают к себе.
  - Правда ли, что тебе не располагает, принадлежащее название, данное при рождении - "Орган зрения хищной птицы, летающей парящей полетом и используемой при охоте на мелких животных и птиц"?
  - Располагает...
  - Правда ли, что тебе не располагает, принадлежащее название, данное при рождении - "изворотливое, неискреннее,идущее непрямыми путями к достижению чего-нибудь, хищное млекопитающее из семейства собачьих, а также мех его"?
  - Располагает...
  - Правда ли, что принадлежащее название, данное при рождении - "Скорое жвачное парнокопытное животное с ветвистыми рогами" - лишено положительных качеств, неудовлетворительно, не удовлетворяет каким-нибудь требованиям?
  - Отрицаю это...
  - В таком случае двигайся, переступая ногами и направь мысли на принадлежащие тебе единицы речи, звуковые выражения, Нецензурное обозначение полового органа самца коровы и некоторых других пород рогатого скота!
 
   1991
 
   
 
  ПОМИНКИ.....
 
  В среду по Центральному телевидению выступил Генеральный секретарь Центрального комитета Партии страны Петровичей, Председатель Правительства страны Петровичей и объявил, что в стране Петровичей устанавливается полная анархия и вседозволенность. Упраздняются все существующие ограничения свободы слова, печати, собраний, митингов, демонстраций, забастовок и прочих выездов за границу. Все действующие законы, как конституционные, так и уголовные теряют свою силу на территории страны Петровичей. Органы правопорядка, армия и флот распускаются.
 
  Первыми воспользовались предоставленными свободами пьяницы и алкоголики, хулиганы и тунеядцы. Они осадили вино-водочные отделы, а затем рядами и колоннами двинулись к спиртовым заводикам и вино-перерабатывающим предприятиям...
  Следующими почувствовали волю мафиози. Они устроили разборки и в перестрелках погибло значительная часть ни в чем не повинных людей...
  Акты вандализма перестали шокировать граждан, и к концу первого дня Анархии большинство памятников вождям, монументов защитников Отечества и выдающимся революционерам было снесено...
  Сравняли с землей еврейские кладбища, а трупы иноземцев тухли повсюду. Бесчинствовали черносотенцы...
  Военнослужащие и бывшие работники компетентных органов публично срывали погоны и знаки различия, втаптывали все это в грязь, растирая собственные плевки...
  Прокатилась волна массовых беспорядков, что привело к вооруженным конфликтам и кровопролитию...
  Закрылись исправительно-трудовые колонии, и зэки покинули лагеря. Но прежде бежала охрана. Тайно. Ночью. Переодевшись. Тем, кому не удалось соблюсти конспирацию, попадали в лапы заключенных... Расправа была жестокой...
  Народные массы, забыв о патриотизме и обо все "измах" на свете, громили магазины и тащили оттуда все, что попадалось под руку....
  Лишь первые десять дней не трогали храмы и служителей культа. Но вот пронесся клич - СОКРОВИЩА!!! И дальше... Сами понимаете...
  Уже в самом начале Великой Анархии к границам стали стекаться толпы возбужденных людей, стремившихся покинуть Родину. Пограничники веселясь, постреливали людишек, и поток эмигрантов значительно сократился. Соседние государства, обеспокоенные нашествием озверевших соседей, установили блокаду и дополнительные заслоны от беженцев...
  В центре страны Петровичей шла война за независимость. Правда никто не понимал, от кого нужно было не зависеть, но насилие и грабежи стали обычным явлением. Миллионы граждан забились в норы и не казали оттуда своего носа....
  Новая эра - эра Анархии набирала скорость с поразительной быстротой, и к концу лета наступила полная разруха.
  В этой суматохе позабыли виновников всех бед - партийцев, но постепенно петровичи опомнились, и началась Дикая охота на членов. Чем дальше в лес, тем более жестокими становились охотники и беззащитнее их жертвы. Не осталось свободных фонарей, кругом болтались трупы с табличками: ВРАГ...
  Массовые казни прокатились по братским областям и районам, по городам-героям и селам...
  Страсти понемногу утихли к осени, когда начались холода. Граждане задумались о продуктах.
  Полчища петровичей устремились в леса и к водоемам, и живность была истреблена в кратчайшие сроки, так как к этому времени в стране не работал ни один человек, включая бывших членов правительства и депутатов Государственной Думы, которые заблаговременно убежали на загнивающий Запад...
  Итак весной был съеден последний полевой суслик...
  Воцарилась кладбищенская тишина, и голодные люди уставились друг на друга.
  Что мы наделали? - ужасный вопрос застыл на лицах русских, узбеков, армян, белоруссов, грузинов, таджиков, эстонцев латышей, украинцев, молдован, киргизов, чукчей, кабардинцев, литовцев, осетинов, эвенков, ненцев, крымских татар, немцев, евреев, казахов, башкирцев, дагестанцев, балкарцев, калмыков, карельцев, чеченов, мордвы, удмуртов, ингушей, якутов, бурятов, адыгейцев, коряков, коми, ханты, азербайджанцев, туркменов, абхазцев, каро-калпакцев, аджарцев, аврцев, лезгинов, даргинцев, поляков, агулов, рутульцев, коми-пермяков, кумыков, лакцев, эвенов, табасаранов, гагаузов, нагайцев, цахуров, корейцев, болгар, греков, цыган, уйгуров, венгров, нанайцев,манси, долганов, нивхов, селькунов, ульчей, саамов, удэгейцев, ительменов, кетов, орочей, нганасанов, юкагиров, негидальцев, карелов, румын, карачаевцев, курдов, финнов, абхазов, хакасов, алтайцев, черкесов, дунганов, персов, абазинов, ассирийцев, чехов, татов, шорцев, белуджей, словаков, вепсов, удинов, халха-монголов, караимов, албанцев, афганцев, французов, индийцев, пакистанцев, эскимосов, ижарцев, тафов и алеутов. Но вопрос повис в воздухе, ответа не последовало...
  Государство умерло, теперь вымирал народ...
 
  Слава Богу, это был лишь только сон...
 
   2 января 1990
 
   
 
  НОВОСТИ ИЗ СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ
 
  "Красный уголок" в стране Петровичей всегда украшали портреты выдающихся личностей, будь то Наполеон или Кутузов, Юлий Цезарь или Кейтель, Распутин или Мобуту Сесе Секо Куку Нгбенду Вазабанга, но вот под Новый год на самом видном месте появился портрет не известного широкой общественности человека с мужицким лицом при окладистой бороде. Как выяснили наши специальные корреспонденты, он имеет самое непосредственное отношение к животному миру и носит фамилию Лев. Правда загадкой остается его имя - Толстой. По всей видимости - это английский ученый-зоолог, но точно сообщить пока не можем. Как только появятся новые известия, мы тотчас информируем своих читателей.
 
   Газета "Вестник Петровичей"
   3.01.1990
 
   
 
  ДИАЛОГИ В ОЧЕРЕДИ СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ
 
  1. - Я недавно ее видел.
  - Да я тоже недавно ее видел, но дело в том, что ее давно здесь нет.
 
  2. Разговор двух пожилых дам:
  - Да эти яйца нельзя сейчас покупать-то! Страшно! В них же - сальманьёз!
  - Сальманиду вы имеете в виду!?
 
   
 
  СТОЙКИЙ ОЛОВЯННЫЙ СОЛДАТИК
 
  Стойкий оловянный солдатик всегда напоминал мне искусно сделанную игрушку, на самом деле являясь живой единицей нашего не спокойного времени.
  Он стоял на одной тоненькой ножке, опершись о старинное ружье с длинным и острым штыком и пристально вглядывался в дальние дали, ограничивающиеся пространством данной комнаты, неся свою почетную караульную службу, согласно соответственной статье Устава. Он так никогда и не покинул бы поста, если бы не вмешалась женщина...
  Она была прекрасна и грациозна, как и подобает балерине, и наш герой не удержался и однажды тайком взглянул в ее сторону. Тут-то и случилось то, что мы называем влюбленностью. Оловянное сердце растаяло точно воск, и страсть разлилась по всему металлическому телу, завладевая всеми его молекулами и атомами.
  Теперь стойкий оловянный солдатик, не мог называться стойким, он не отрывал взора от возлюбленной, изнемогая от нахлынувших чувств.
  У него не было возможности поговорить с прекрасной незнакомкой, но сверкающие глаза говорили сами за себя. Балерина вздергивала маленький картонный подбородок, вела носиком, наслаждаясь собственным совершенством.
  Но нелепая случайность поставила ее на место, а точнее сорвала с него. Внезапный ветерок, созданный сквозняком от открытой двери, подхватил прекрасную танцовщицу и понес к камину, где полыхал огонь. Ее легкое бумажное платьице вспыхнуло, но не это не дало возможности увидеть большее, поскольку вся женщина тотчас превратилась в кучу пепла. Только большая брошь некоторое время блестела, играя с пляшущим пламенем, но копоть покрыла и ее, и брошь затерялась среди золы и углей.
  Расплавленное сердце хрупкого оловянного солдатика опять затвердело, но рвалось наружу, а вырваться не могло. Герой вздрогнул, подался вперед, пошатнулся и полетел в огненную яму...
  Краска облупилась, олово начало становиться мягким, менять форму, а затем совсем исчезло...
 
   23.12.1989
 
   
 
  ДОЖДЬ
 
  Когда идет дождь, он навевает грустные воспоминания. А если мимо балкона проносится огромный письменный стол, то тут уж становится совсем невмоготу. По пыльным ступеням подъезда шлепают чьи-то мокрые ботинки, и на душе скребут безумные кошки. А что делать?
  Выгляни в окно, и там ты увидишь, что красные облака сгущаются и грозят опуститься на серый асфальт и придавить суетливых прохожих, но те вовремя ныряют в подворотни и попадают в объятия черного страха. Их хватают мохнатые лапы, царапают железные когти, а кривые острые зубы впиваются в их мясо, разрывая его на куски. Раздается рев, хрюканье, вой, стон и хлюпанье мерзких челюстей.
  В этот миг ты возвращаешься в комнату, и в глаза бьет яркий электрический свет., исходящий от долговязого торшера. Ты жмуришься, закрываешь лицо руками, а после бросаешься во тьму коридора, но там притаились зловещие тени вампиров, их длинные липкие языки цепляют тебя за ноги, валят на пол и душат, душат, душат...
  Но ты вновь на свободе и мчишься на кухню, где дымится подгоревшая сковорода, а вчерашний суп уже выкипел, и на дне кастрюли застыла не определенная бурая масса. Ты машешь руками, что-то кричишь, но в это время в раскрытое окно влетает свинцовый дирижабль с надписью "ZEPPELIN". Ты удивлен, обескуражен и присаживаешься на покосившийся табурет, который ломается под тобой, и ты больно ударяешься о холодильник "Север-3", доставшийся тебе от отцовской тетки, но твой взор прикован к дирижаблю. А оттуда ползут нити, сплетаясь в причудливые узоры, вылетают разноцветные шары.
  Ты бежишь на балкон, но он заполнен горящими пирамидами, а за ними сидят до смешного жуткие люди. Они подмигивают тебе и улыбаются беззубыми ртами.
  А дождь все время усиливается, и волна грустных дум может поглотить тебя, и если ты не умеешь плавать, то вряд ли выберешься цел и невредим.
  Ты взъерошил волосы и спешишь к входной двери, но сквозь тебя проходит полковой оркестр, и некоторые музыканты здороваются с тобой, но большинство, во главе с дирижером-полковником не замечают тебя и удаляются через ванную комнату в неизвестность.
  Ты ослеплен этой наглой выходкой и желаешь возразить пустоте, но все напрасно - пустота заткнула пожелтевшие уши.
  Ты встряхиваешься и ложишься в постель, чтобы заснуть, но ничего не получается. Действительность превратилась в пресс и давит на твое сознание, которое расплющивается, как блин.
  Ты протягиваешь руку к неведомой шторе и отодвигаешь ее.
  Дождь не прекращается.
  Так начинается новый день в твоей жизни...
 
   1989
 
   
 
  СМЕРТЬ ПИОНЕРКИ
 
  Ее привязали к телеграфному столбу телефонным шнуром, обмотав его вокруг тоненьких детских ног, опутав руки и шею. Но и сейчас красный пионерский галстук радовал глаз, выделяясь на фоне белой рубашки. Слез не было,но было лишь желание поскорее умереть, а не испытывать муки пыток от членов национально-патриотического объединения "САУДИС". Вся вина девочки заключалась в том, что два дня назад она, следуя заветам своих родителей - ставших сейчас иноземцами на родине - вступила в Пионерскую организацию имени В.И.Ленина. Десять дюжих мужчин полукругом стояли возле нее, испытывая настоящее наслаждение от предстоящей экзекуции.
  Бородатый мужчина, мало похожий на остальных, но похожий на зажиточного лавочника, вынул плеть со свинцовым набалдашником. Он улыбнулся и ударил. Свинец прошелся по челюсти, и та хрустнула словно сломанная ветка. Бородач взмахнул плетью еще раз, и удар пришелся по лбу. Кожа расползлась, и багровая струйка побежала к носу, стекла по переносице и затерялась на алых губках. Девочка облизнулась, ощутив солоноватый привкус. Она не чувствовала боли, ее поразил страх...
  Вперед вышел маленький толстый человечек в светло-сером костюме при галстуке. Его огромные кулаки внушили бы ужас и крепкому мужчине, не то что ребенку. Он ударил пионерку в живот, а затем в нос и разбил его в кровь. Девочка заплакала и всхлипывая, втягивала кровь... Толстяк бил не аккуратно и сильно, и после этого мордобоя лицо жертвы представляло собой распухшее красно-синее месиво.
  Наконец боксера сменил долговязый очкарик, и в его руке блеснула опасная бритва. Он сделал надрезы на рукавах повыше локтей, и они расцвели красным. Сейчас девочка корчилась от боли и продолжала плакать...
  Палачи по одному приближались к столбу и выдавали свои порции издевательств, но вот подошел последний. Изнемогающая пионерка приготовилась к самому худшему, хотя сознание ее было затуманено.: ей выбили зубы, сломали кости на лице, порезали рубашку и юбку, а вместе с ними и тело, разбили затылок, вывихнули ключицы, раздробили коленные чашечки, левый глаз не открывался, уши были заложены, и резкая боль отдавала в паху...
  Девочка смотрела прямо перед собой и видела мрачное бледное лицо исполнителя. Мелькнуло лезвие ножа, и тепло разлилось в области желудка...
  Длинный охотничий нож входил глубже и уже проворачивался, наматывая кишки на свое лезвие...
 
   январь 1990
 
 
   
 
  РАЗБОЛЕВШИЙСЯ ПЕНСИОНЕР
 
   "Темнеет... Комната пуста,
   С трудом я вспоминаю что-то,
   И безответна и чиста,
   За нотой умирает нота."
 
   И.Анненский
 
  Федор Петрович Костогрыз был одиноким пожилым человеком и дорабатывал до пенсии последние деньки. Он отличался строгим, даже сердитым нравом, и на работе его недолюбливали. Но как говорил сам Федор Петрович: "Я не Софья Лоренова, чтобы меня любить!"
  Имел он однокомнатную квартиру и жил в ней бобыль бобылем, не имея, не то что знакомых женщин, но даже тараканов, клопов и комаров - этих извечных друзей человека.
  Не заметно подошел день проводов на пенсию, но Костогрыз наотрез отказался от торжественной церемонии, от подарков, благодарственных грамот и других знаков внимания со стороны коллег по работе. Отказался он и от банкета в свою честь, который ему предлагали за счет администрации предприятия.
  "Отработал, как положено, и на отдых!" - твердо сказал он и вновь встал к станку на следующий день после своего шестидесятилетия.
  Федор Петрович Костогрыз ощутил неприятное состояние в организме после обеда. В желудке шли не известные процессы, и это насторожило нашего героя.
  Костогрыза мутило, но отделаться рвотой не удалось.
  Он едва дополз до проходной, влез в пустой троллейбус и через двадцать минут благополучно добрался до дома. Конечно, сказать "благополучно", значило поиздеваться над больным Федором Петровичем! Не станем этого делать!
  Итак наш пенсионер кое-как добрался до постели и вытянулся поверх одеяла в одежде и ботинках,т.к. раздеться не хватило сил!
  А в животе творилось что-то неописуемое. То есть, теперь не только в животе, а по всему телу. Кожа сама собой оттягивалась во многих местах, и образовавшиеся маленькие бугорки двигались туда-сюда, причиняя ужасную боль, такую, что не было возможности даже пошевелиться, однако пожилой человек стойко переносил все тяготы и лишения.
  Однако странное положение ухудшалось, бугорков становилось больше и больше, они росли, как грибы после дождя и двигались, сталкивались и разбегались. Костогрыз чувствовал, как кто-то скребет стенки кишечника, ползает по кишкам, почкам, печени, вгрызается в сердечную мышцу. Будто сотни острых игл вонзились в его кожу изнутри, и тут Федор Петрович заревел как тигр, заметив, что из бесчисленных пор на обнаженных участках кожи действительно высовываются тончайшие металлические иглы, только они еще и вспарывали кожу.
  Этого не может быть! - мелькнуло в голове пенсионера, и он завопил на высочайшей ноте так, что в тот момент ему позавидовал бы юный Робертино Лоретти. Костогрыз мгновенно замолчал, и изо рта стали выпрыгивать миниатюрные человечки, не превышавшие размера наперстка, но их было великое множество, а боевой порядок, в который выстраивалось это воинство, мог наводить ужас на стороннего наблюдателя, что же до Костогрыза, то он находился в бессознательном состоянии. Его глаза надувались и скоро лопнули, выпуская на волю тысячи чудесных созданий, но они продолжали пребывать. Выстраиваясь в ряды и колонны, они удалялись в поход по кровати, исчезая в складках одеяла и простыней.
  К вечеру последний отдельный батальон, исполнив, как положено, боевой гимн на неведомом языке, скрылся под матрацем, а растерзанное тело Федора Петровича Костогрыза осталось не подвижно лежать на кровати, забытое всеми на свете...
  Мертвое тело обнаружили ровно через год после описанных нами событий и за казенный счет отвезли его в морг...
 
   1990
 
 
   
 
  ПОХОРОНЫ СВАДЬБЫ
 
   в память чьей-то любви...
 
  Сегодня я начал готовиться к похоронам собственной свадьбы. Хотя я еще не верил, что она умерла, но поминки собрать надлежало.
  А все почему? Да потому что я влюбился в пыль. Сначала я решил, что она настоящая. У нее было смазливое личико, а зеленые глазки подмигивали так соблазнительно, что я обомлел и понял, что жить без нее не смогу ни больше ни меньше.
  Я увивался за ней словно серый вьюнок и в конце концов что-то задел внутри, какую-то струнку. Она зазвучала скорбно, но чутко, что еще сильнее разожгло мою страсть. Не колеблясь ни секунды, я предложил ей руку и сердце.
  Она смутилась и опустила ресницы.
  - Но я нахожусь в склепе! - сказала она, - Меня давно уже нет! Я умерла! Я - пыль!
  - Ну и что из того? - отвечал я, бросаясь на решительный штурм.
  Она не была уверена в своих силах, но, применив тактику "Блиц-криг", я подавил всякое сопротивление и вскоре получил-таки необходимое согласие.
  Я навещал гробницу каждый день, а если мне не представлялось такой возможности, я передавал возлюбленной пламенный привет через седого хранителя трупов. Он был чудесным старикашкой и за бутылку "Тридцать третьего" портвейна брался передать послание кому угодно, хоть новопреставленному, хоть мумии Ленина, хоть Рамзесу Второму.
  Я не видел причин, могущих помешать нашему соединению, но моя пыль стала рядиться в настоящий саван и пеленать себя с ног до головы в траурное покрывало. Кожа начала бледнеть и отдавать синевой, в голосе появились скрипучие нотки, а глаза то наливались кровью, то блекли, превращаясь в мутную гладь. Постепенно она начала лысеть, а речь приобрела ирреальный оттенок, и я с трудом путешествовал по лабиринтам ее путанных мыслей. То, что она стала произносить, не могло именоваться фразами, выражающими определенные мысли, это был набор странных нечленораздельных звуков, но в них явно чувствовался выпад в мой адрес. У меня наворачивались горькие слезы. Я убирался восвояси.
  Наступал полный крах.
  Как обычно я явился в склеп с тайной надеждой на просветление невесты, но, увы, та лежала без движения кучкой пыли...
  Я догадался, что она безвозвратно ушла из нашего мира, и не мне возвращать ее...
  Под сердце поместился неотесанный булыжник. Мне стало очень плохо от всего случившегося, но слова возмущения застряли в желудке, откуда исходил непрерывный гул...
  И теперь я готовился к похоронам своей свадьбы...
 
   24.01.1990
 
 
   
 
  К К К
 
  1999 год наступал на пятки году предыдущему, т.е. 1998. Прихрамывая на обе ноги от непрерывных войн и столкновений, сгибаясь под тяжестью не решенных проблем, двадцатое столетие подошло к конечному рубежу. Вместе с кровожадным веком в прошлое уносились социалистические революции и военные диктатуры, фашистские путчи и заговоры международной реакции. Все это вместе взятое принесло человечеству столько не исчислимых бед, что они перетягивали чашу весов на свою сторону. А если добавить ко всему природные катаклизмы, экономические кризисы, то напрашивается вывод, что за истекшие сто лет ничего хорошего не произошло. В общем и целом так оно и было. Но будущее уже заглядывало в окошко и подмигивало голубыми глазками, оскаливая молодецкие зубы. 1999 год бегал у крыльца, пытаясь отыскать щелку и беспардонно влезть в наш дом...
  Минуло две недели со времени капиталистической революции в стране Петровичей, и народ начал потихоньку осваиваться с действительностью в новых исторических условиях. Три дня, которые потрясли мир, заняли свое место на скрижалях истории и вырвать их оттуда не смог бы даже пресловутый Краткий курс...
  Но все еще продолжали действовать многочисленные не формальные движения, партии, полу-партии и мелкие группировки.
  В числе особо крупных, авторитетных и агрессивных был фронт ККК.
  Официальные власти старались не замечать вылазки экстремистов, а министр юстиции нового кабинета правительства В.В.Скууфафилиус просто-напросто заявил по Центральному телевидению:
  - Зарубежные средства массовой информации пытаются посеять панику среди нашего народа, выдавая единичные случаи диверсий молодчиков из так называемого фронта ККК за правило, а сам фронт за настоящую боевую организацию, способную чуть ли не на государственный переворот. "Кто, где, когда?" - примерно так можно расшифровать загадочную аббревиатуру трех К. Никто никогда не поверит, что бандиты из фронта ККК представляют реальную угрозу нашей демократии. Нет. Нет. И еще раз нет!!!
  Но уже через день после этого выступления флаги фронта ККК появились на Главной площади. Белые буквы на кровавом фоне отчетливо подчеркивали отнюдь не мирные настроения боевиков, и вскоре запылали кресты на Центральном проспекте столицы страны Петровичей и в близлежащих переулках.
  ККК были повсюду.
  Начались погромы, убивали узбеков и таджиков, пытали негров из дружественных недоразвитых стран.
  Пылала страна Петровичей.
  В.В.Скууфафилиус принародно застрелился на трибуне мавзолея Главного Петровича всех времен и народов со словами:
  - Я не прав!
  На следующий день власть в стране Петровичей захватили ребята из боевого фронта ККК.
  Демократия сошла на нет...
 
   январь 1990
 
 
   
 
  СМЕРТЬ ПОД НАРКОЗОМ
 
  Третья мировая война началась внезапно, как и предсказывал Генеральный Секретарь ООН. Все страны, владеющие ядерным оружием, ударили одновременно по странам третьего мира. Страна Петровичей также не осталась в стороне. Для стороннего наблюдателя это было эффектное зрелище; рушились села и города, сметались с лица земли целые государства. Взлетали на воздух плотины и электростанции. Воюющие стороны устроили настоящий ядерный фейерверк!
  Грибы вырастали то тут, то там, и радиоактивная пыль неслась по планете.
  А из глубинных шахт продолжали вырываться стратегические ракеты. Они отправлялись в путь, чтобы уничтожить всё оставшееся целым и невредимым.
 
  В бункере №5 узнали о войне только в полдень, когда практически все на земле было стерто в порошок.
  Хирург - профессор Петрович с тремя ассистентами: Валерой, Димой и Надей разрабатывал новые хирургические практики на маленькой обезьянке Коки. Коки стойко переносила порезы и проколы, ампутацию одних органов и пересадку других. Она находилась под наркозом!
  Петрович взглянул на экран и побледнел:
  - Мы погибнем, - прошептал он, указывая на бесплодные пустыни и руины городов. На поверхности не осталось ничего живого. Страна Петровичей больше не существовала.
  - Ядерная война, о неизбежности которой все время твердили на Земле, свершилась! - сказал Дима и умолк под уничижительными взглядами коллег.
  Надя плакала, закрыв лицо руками.
  - Успокойтесь, друзья мои, - произнес профессор, - Человек приспосабливается к различным не благоприятным и самым экстремальным условиям существования. К тому же у нас имеется запас продовольствия на месяц, а при рациональном употреблении намного больше.
  - Но когда-нибудь все это закончится, и мы умрем голодной смертью, ведь наверх выйти мы не сможем никогда! - вскричал Валера.
  - Не спеши, мой мальчик! - хирург, казалось, был спокоен, - Мы умрем голодной смертью в том случае, если не придумаем ничего по-лучше.
  Он улыбнулся.
  Улыбка вселила в остальных робкую надежду...
 
  ...Остаток продуктов доедали в течении двух месяцев, при чем все мысли были направлены только на еду. Истощенные люди исподтишка злобно поглядывали друг на друга и на мониторы, показывающие ядерную зиму на всей поверхности внешнего мира.
  Перевернули все в поисках съестного, но тщетно. Дима указал на обезьянку:
  - Вот - наше спасение...
  Профессор прищурился и всадил скальпель в сердце Коки.
  Этого надолго не хватило.
  Голод и страх шли рука об руку.
  Пропал сон.
  Через несколько часов пропали мысли.
  Тупые лица не выражали никаких эмоций.
  Петрович произнес слово:
  - Нам необходимо выжить. Если не всем, хотя бы кому-нибудь одному...
  Все молчали.
  - Я предлагаю вот что...
 
  На операционный стол по жребию лег Валера. Он был под наркозом.
  Ампутацией ноги руководил профессор, а Надя подавала блюдо к обеденному столу...
 
  Потом ноги лишился Дима...
 
  Третьей была Надя...
 
  Когда доедали мозг Дмитрия, оставшиеся в живых калеки, меньше всего напоминали людей.
  И лишь профессор Петрович был во всеоружии. Его опыт оперирования был необходим всем без исключения...
 
  Надя умирала безболезненно, как и юноши, она была под наркозом. Но не было надежды в глазах...
 
  В последние дни хирург совершенно обезумел. Он ползал по бункеру Љ5 на четвереньках, глодал, валявшиеся повсюду кости и разговаривал вслух:
  - Как же так!? Я не могу умереть! Я должен... должен...
  Но силы оставляли его.
  Хотя он был под наркозом.
 
  Он умер, так и не вспомнив, что третью мировую войну придумал он сам - хирург Петрович - на десяти игровых компьютерах. Страсть к человечине погубила его...
 
 
   
 
  НОВОСТИ ИЗ СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ
 
  Решил Госконцерт страны Петровичей пригласить на гастроли в заморскую рок-звезду Оззи Осборна. Послали к нему своих представителей. Они и говорят:
  - Вид у вас сценический не тот, который устроил бы Петровичей. Хорошо бы постричься.
  - Отлично, - сказал Оззи, - постригусь.
  - Костюмчик бы одеть, галстук повязать.
  - Идет.
  - Да и тексты и музыку слегка изменить. Патриотизьму нашего маловато!
  - Изменю, - говорит рок-звезда.
  - А имя! Что это за имя?
  Оззи! НЕ по-нашему. Лучше - Ося, Иосиф. И фамилия...
  Посмотрели представители, подумали и решили:
  "Чем дорогую звезду выписывать, лучше Кобзона слушать".
  Так Оззи Осборн к ним и не приехал.
 
 
   
 
  ВРАГ ЗАКОНА
 
   DUM SPIRO SPERO
 
  Первого Мая Емельян Петрович Крапивцев совершил гражданский поступок. Он не смог выдержать террора в Палестине, в Тбилиси, Фергане, кровопролития в Нагорном Карабахе и др. горячих точках планеты и сжег красный флаг с серпом и молотом возле пивного зала под названием "Сосиски". И хотя с его стороны это была политическая акция, а сам он не употреблял спиртного, его увезла машина спецмедслужбы, в просторечии именуемая "хмелеуборочная". Борца за права человека доставили в вытрезвитель, приклеили на широкие цветастые трусы бирку с номером 17 и поместили в просторную камеру с двумя десятками коек, на которых отдыхали несколько мужчин.
  Емельян Петрович проявлял свое возмущение крайне агрессивно, не подбирая выражений, и сотрудники быстро отреагировали и перевели его в изолятор, где сделали "ласточку" и опустили почки.
  На утро Емельяна Петровича отпустили, содрав штраф, но он не успокоился, а отправился по другим инстанциям требовать правосудия! Капитан с красной повязкой на рукаве внимательно выслушал просителя и приказал помощнику запереть Крапивцева в КПЗ до окончания праздников.
  Тщетно стучал в дверь разгневанный диссидент, напрасно матерился и поносил на чем свети не разборчивых полисменов... Каждое его слово четко фиксировал протокол, и утром третьего мая он был направлен к следователю с формулировкой - подрывная деятельность.
  Тщедушный лейтенант сочувственно пожимал плечами, жалостливо улыбался и понимающе поддакивал Емельяну Петровичу, что-то помечая в пронумерованных бланках.
  Емельян Петрович разгорячился. Он сыпал статьями Конституции, цитатами Пленумов и Сессий, а также Съездов народных депутатов, распыляясь все больше и больше. Казалось, он вот-вот добьется желаемого, и несправедливость будет наказана. А уж работники вытрезвителя получат сполна, чтобы не подавно было!
  Крапивцеву грезилось, что наша жизнь - жестокая и не справедливая - преобразится. Все к тому и шло, пока молоденький следователь не нажал кнопку под столом. Появились два сержанта угрюмого вида с опухшими красными лицами.
  - В суд! - спокойно произнес лейтенант, и молодцы подхватили отчаянно сопротивлявшегося правозащитника под белы рученьки и швырнули в "черный воронок".
 
  - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
 
  За действия, порочащие честь и достоинство Петровича, за хулиганские выпады в отношении властей суд приговорил Крапивцева Емельяна Петровича к двум годам исправительно-трудовых работ.
  Прошли с той поры годы, но только Емельян Петрович не сжигает больше красных флагов с серпом и молотом возле пивных залов, а людей в форме обходит стороной.
 
 
   
 
  НОВОСТИ СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ
 
  В эпоху, когда в мире происходят величайшие перемены, когда все внимание приковано к процессам обновления в Советском Союзе, к перестройке и гласности, страна Петровичей не желает оставаться в стороне от событий, а старается идти в ногу со временем. Здесь также наблюдается прогрессирующая инфляция, дефицит всех без исключения товаров. В этих новых условиях растущей демократизации общества правительство вынуждено пойти на крайние меры и ввести в государстве карточную систему и строгий контроль над нормами отпуска в соответствии с общественным положением: каждому гражданину мелкого сословия - меньше, могущественному - больше.
  В этой связи нужно отметить, что огромную роль в уравнивании человеческих возможностей играют продовольственные наборы, распространяемые магазинами и базами спецобслуживания через общественные комитеты.
  Среди продуктов, представленных в наборах: человеческие кишки в томатном соусе, опарыши в сахаре, маринованные вши, жареные прыщи, тушеная резина, отбивные из крыс, мышиные мозги, печень блох и т.п.
  Согласитесь, ассортимент первоклассный!
  Кроме того постоянные распродажи на производстве обеспечивают рабочих и служащих столь необходимой сегодня одеждой. Платья из паутины, джинсы из листвы крапивы, шляпы из лопухов - вот лишь не большой перечень того, что могут приобрести граждане страны Петровичей.
  Как вы сами убедились, правительство принимает самые действенные меры по преодолению временных экономических трудностей и вносит свою лепту в оздоровление общего климата, к выходу из всеобщего кризиса социализма.
 
   ТАСП 23.01.1990
 
 
   
 
  ТАРАКАНЫ
 
  Саша ходил по комнате, не находя себе места. Во рту чувствовался вкус кошачьей мочи, в желудке загорались бенгальские огни, острые иглы впивались в икры. Деньги кончились через три дня после аванса, и целую неделю Саша похмелялся за чужой счет, но вчера ему отказал последний кредитор, и течение выбросило несчастного человека на каменистый берег нищеты, где не наблюдалось никакой растительности. Пройдясь из угла в угол, наш знакомый задержался возле валявшихся на полу глубоких суповых тарелок, выпячивавших пузатые днища и насмехавшихся над хозяином. Саша злобно ковырнул одну тарелку, и из-под нее в разные стороны побежали тараканы.
  Рыжие и черные, серые и коричневые, одни из них были размером со спичечную головку, а другие достигали длины указательного пальца взрослого человека. От неожиданности мужчина прижался к столу, но вдруг его глаза загорелись огнем азарта.
  - Ага! - вскричал он, догадываясь, что под второй тарелкой находится такое же скопище гадких насекомых.
  Он опустился на колени и начал осторожно приподнимать край тарелки, стараясь не упустить ни одного таракана. Он решил изловить всех обитателей фарфоровой тюрьмы, для чего подставлял многочисленные спичечные коробки, запирая там спасавшихся...
  Т.о. набралось около двадцати коробков, в которых по приблизительным подсчетам томилось двадцать пять тараканов.
  От умиления Саша расплылся в улыбке и помчался в ванную комнату. Когда вода наполнила ванну до краев, он открыл первый коробок и выпустил крупного рыжего таракана. Тот начал быстро-быстро работать лапами и усами, стремясь к спасительному берегу, но грозный властелин не давал ему такой возможности, отправляя пловца на середину водоема и слегка притапливая его коктейльной трубочкой. Через минуту таракан совершенно выбился из сил и захлебнулся. Человек торжествовал и радостно почесывал ладони.
  Теперь он был заинтригован игрой и выпускал насекомых группами, наблюдая за их тщетными попытками спастись. Саша что-то выкрикивал, размахивал руками, смеялся и вел себя как ребенок, а затем с диким воплем вылетел из квартиры и сбегая по ступенькам, возбужденно приговаривал:
  - Скорее в подвал!.. Там их тысячи!.. Там их миллионы!..
 
   1990
 
 
   
  ПРОСТО ЖУТКАЯ СКАЗКА
 
  Повезло Николаю Бритикову. Попал он служить не куда-нибудь, а в столицу, да не просто в столицу, а генерала возить на персональной черной "Волге". А у генерала была дочь-красавица Эльвира, а у той подруга - Симона - красавица еще пуще! Да и сам Николай не был богом обижен. Все при нем: рост метр восемьдесят пять, строен, волосы кудрявые, русые, глаза голубые, играющие. Не дать, не взять - чудо-парень! И дочка генеральская с подругой положили глаз на бравого солдата. А глаз-то у Эльвиры черный, того и гляди, околдует. И попался наш солдатик на удочку: влюбился в Эльвиру, да так крепко, что нет ему сна ни днем ни ночью. Чуть закемарит, сразу облик любимой перед взором, и сон долой.
  Не стало житья Николаю Бритикову и решил он открыться девушке, да все случай не подворачивался. Совсем извелся парень, исхудал, щеки ввалились. А Эльвира, знай себе, с подругой вокруг да около ходит, но подружку от себя ни на шаг не отпускает. Все понимает девка! Поворкуют они, поворкуют над воздыхателем, да убегут домой или на дискотеку других кавалеров соблазнять. А Николай? Рожей не вышел!
  Но Николай Бритиков был не лыком шит. Выпал его черед идти в увольнение. Не пошел он в кино, а спрятался в кустах возле генеральского дома и стал девушку поджидать.
  Появилась Эльвира одна, без подруги. Николай хвать ее за рукав и в подъезд затащил. Откуда только слова-то нашлись! Излил он чувства свои и стоит ответа ждет. А Эльвира смеется, а в глазах чертики скачут. Не ожидал солдат, что она домой его пригласит, да так оно и случилось. Родитель-генерал, как нарочно отсутствовал. И принялась девчонка одежку с себя сбрасывать и совсем голой осталась. А что уж потом случилось, страшно сказать. Раздвоилась генеральская дочка, и из нее вышла Симона - прекрасная и нагая. И схватили они парня, беспомощно глазеющего, и повалили его на кровать мягкую, двуспальную, стали руки заламывать и к спинке ремнями привязывать. Он и сопротивляться не пытался, но наблюдал испуганно. Они прикрутили алюминиевой проволокой ноги, мундир изорвали в клочья... Поочередно наседали и получали настоящий кайф, а когда юноша не мог сам действовать, перевязали ему что-то шелковой нитью и продолжили наслаждение.
  Не выдержал Николай Бритиков, завопил благим матом и затрясся словно на электрическом стуле, а девицам того и надо; смеются, резвятся, беснуются. И прежде, чем в небытие уйти, увидел солдат ужасное превращение. Перед ним стояла дряхлая горбатая старуха с дряблыми грудями, редкими седыми волосами, тощими руками со скрюченными пальцами, на которых, точно ржавые гвозди, торчали острые когти. Сморщенная кожа походило на мочало, а тонкие кривые ноги, казалось, не могли удерживать тело. Что же касается лица, то оно походило на морду ящерицы с мерзкими клыками, залитыми кровью.
  Умирал Николай Бритиков, оставляя в этом мире лучшие надежды и сокровенные желания...
  -----------
  P.S. В основу данной сказки положен случай, имевший место в действительности.
 
   1.02.1990
 
 
   
 
  БЕССМЕРТИЕ
 
  Михаил Жупанич умер в четверг после проливного октябрьского дождя, не дожив несколько дней до Великого Праздника мирового пролетариата и всего прогрессивного человечества. Похороны состоялись в субботу. Вдова покойного исполнила все, что положено: заказала сосной гроб, обитый голубым, купила черный костюм в комиссионном и белые тапочки у спекулянта, сообщила родным и знакомым, получила причитающиеся пятьдесят рублей с работы покойного, поплакала при народе, устроила скромные похороны и пышные поминки и сразу же вышла замуж и уехала в братский Санкт-Петербург, простите, Ленинград.
  Да, смерть - штука не приятная, на она не уничтожила сознание и разум Михаила Жупанича. Он, этот самый разум, витал в облаках и созерцал гниение бренного тела, наблюдая за подленькими людишками и упиваясь собственной свободой.
  А когда земля и черви сделали свое черное дело, и от тела Михаила Жупанича остались лишь белые кости, разум восстал в полный рост и показал воочию свое возмущение. Он вклинивался в толпу , расталкивая людей локтями, ошарашивая и, обругивая, врезался в очереди, подсаживался на лавочки к одиноким пенсионерам. Он не желал, да попросту не мог оставаться спокойным и всячески вредил самому себе, черпая ковшом ужас пошлой жизни и выплевывая его в человеческую гущу, убивая в ней остатки доброго начала, возбуждая низменные инстинкты и вселяя панический страх в бывших сограждан.
  Зацепившись за телеграфные провода, разум Жупанича расцарапал свое существо и если бы умел ощущать боль, то тут же растворился бы вчистую. Пристальные взгляды прохожих сверлили его насквозь, превращая в бесформенную инертную массу. Справа и слева щебетали птахи, как бы насмехаясь над ущербностью безысходных мыслей.
  Так заканчивал триумфальное шествие сиюминутный призрак бесшабашности и правдолюбия...
 
   28.01.1990
 
=====================================


 
   "Я люблю на бледнеющей шири
   В переливах растаявший цвет...
   Я люблю все, чему в этом мире
   Ни созвучья, ни отзвука нет."
 
   И.Анненский
 
  И как похожи наши страны! И названия-то одни и те же!
 
 
  ПОЧЕМУ СВИХНУЛСЯ ТОВАРИЩ ЩЕТИНИН
 
   "В России все носит печать рабства - нравы, стремления,
   просвещение и даже вплоть до самой свободы, если только
   последняя может существовать в этой среде".
 
   П.Я.ЧААДАЕВ
 
  I
 
  27 декабря начальник городского транспорта товарищ Щетинин Лаврентий Петрович получил ценные рекомендации сверху "О приведении наименований станций городского метрополитена в соответствие с последними требованиями политической обстановки в стране Петровичей".
  В них в частности говорилось:
  "В соответствии с решениями съезда Партии и партконференции, а также июльского и октябрьского пленумов и постановления Верховного совета страны Петровичей от 3 сентября "О значении перестройки и пересмотра всемирно-исторического значения октябрьской революции в России и роли конкретных революционеров, политических деятелей в истории создания и руководства СССР и влиянии их деятельности на страну Петровичей переименовать населенные пункты, улицы, площади и проспекты, а также социалистические предприятия, учреждения, транспортные средства, железнодорожные станции и станции метрополитена..."
  Далее размашистым министерским почерком шла приписка:
  "Ваши соображения представьте не позднее 31 декабря сего года..."
  Прочитав рекомендации, товарищ Щетинин покрылся корочкой ужаса. Лаврентий Петрович надвинул поглубже очки, почесал щеточку черных усов и задумался, что случалось не так уж часто. Он сидел молча около часа, но ничего не придумал и решил прибегнуть к помощи своего зама.
  Кирилл Петрович явился, как домовой бесшумно и неожиданно, состроил слащавую гримасу и застыл возле стола словно стойкий оловянный солдатик. Шеф, не произнося ни слова, швырнул ему распечатку. Пробежав взглядом шапку и несколько первых абзацев, Кирилл Петрович сморщился и закряхтел. По сальной физиономии покатились капельки пота: вдруг он изменился в лице, достал платок и засиял словно тунгусский метеорит.
  - Извините пожалуйста, Лаврентий Павлович, - он всегда путал отчество шефа, когда волновался, но эта путаница вызывала у Щетинина приятные воспоминания, и он расплывался в блаженной улыбке, - У вас не найдется схемы метро.
  Глаза Лаврентия Петровича собрались покинуть глазницы от возмущения.
  - Понял! - воскликнул зам и испарился.
  Он возник в кабинете ровно через три с половиной секунды, держа в руках заветную схему.
  - Вот! - торжественно сообщил Кирилл Петрович, потрясая в воздухе бумагой.
  - Выкладывай, что ты там наколдовал, не тереби душу, - раздраженно произнес начальник.
  - Мы сию же минуту переименуем все станции и назовем их достойно! - вскричал заместитель и разложил на столе схему, - Вы будете называть имена, а я стану наносить их на карту...
  - Нет, - испугался Лаврентий Петрович. Он не смог бы вспомнить и десяток великих людей из всей истории человечества, тем более подходящих в данный момент, - Ты сам будешь вспоминать и вписывать имена, а я проверю правильность твоих мыслей и подкорректирую если что, - нашелся Щетинин и развалился в кресле, довольный собой.
  Дело осложнялось, ведь Кирилл Петрович был также не слишком сведущ в политике, в истории, тем более сейчас, когда все меняется каждый день.
  "Будь, что будет!" - хихикнул он про себя, - "Отвечать-то не мне!"
  Он наклонился над разноцветными линиями, кружочками и надписями.
  - Тогда начнем. Возьмем к примеру Кировскую линию. Название линии необходимо заменить. Что это такое - Кировская!!?? Давно признано, что Февральская революция в России восстановила демократию, дала народу свободу и была единственно исторически-верным путем развития, если бы... Значит не Кировская, а Керенская! - Кирилл Петрович бросил взгляд победителя на шефа.
  Начало понравилось, и он одобрительно кивнул, а воодушевленный зам продолжил:
  - Пойдем по станциям. Западная. Все в порядке. Улица Вернадского. Кто такой Вернадский? Не знаете? И я не знаю. Назовем ее проще - Бермудская. Проще и нейтральнее. Далее. Институт. Оставляем. Ленинские горки!? Ельцинские горки!!! Думаю, нас поддержат наши коллеги. Футбольная. Пропускаем...
  Кирилл Петрович перевел дух и вытер обильно выделявшийся пот. "А зам у меня, что надо!" - подумал Щетинин и сделал повелительный знак.
  - Продолжай!
  - Кропоткинская. Назовем ее имени Римского-Корсакова. Библиотека имени Ленина - Дискотека имени Леннона! Проспект Маркса!? Учение Маркса ошибочно, значит не верно, долой его! Пусть будет - Проспект МакДональдса.
  Дзержинская. Никуда не годится. Бжезинская. Тургеневская. Кто такой Тургенев? Писатель? Что написал? Не ясно... Ну да бог с ним. Комсомольская. Лучше пусть будет Колокольная. Что там у нас осталось? Петровская, Петровичевская... Ага! Красносельская... Царскосельская!..Фу!!!
  Он встал и расстегнул ворот рубахи. С первой линией было покончено, как со спартанцами при Фермопилах. "Еще одна такая победа, и я останусь без армии!" - сказал тогда Ксеркс... А может это сказал Наполеон после Бородина... А может Петр при победе под Полтавой...Не важно!" К слову сказать, побежденные шведы уже сотни лет как оправились после поражения, обогнали по уровню жизни большинство мировых держав, а победители... Что ж, победителя не судят!..
  Дальше все шло как по маслу. Вереницы названий вылетали из-под шустрого пера Кирилла Петровича и ложились рядом с устаревшими названиями:
  Калининская - Калединская;
  Молодежная - имени Молодоженов;
  Площадь Революции - площадь Эволюции;
  Проспект Свердлова - Проспект Свердлина;
  Красногвардейская - Белогвардейская;
  Октябоьская - Июльская;
  Бабушкинская - Дедушкинская;
  Первомайская - Первоапррельская;
  Пролетарская - Буржуазная;
  Горькеовская - Соженицынская
   и т.д. и т.п.
  На следующий день Щетинин отправился в высшую инстанцию на утверждение изменений. Ох как он распалялся, сыпал крылатыми фразами и с какой помпой преподнес свой проект!
  И каково было выражение его лица, когда его - Лаврентия Петровича Щетинина - перевели в директора Автотранспортного хозяйства, а проще говоря, понизили в должности.
  Вместе с ним отправился его замом и Кирилл Петрович...
 
  II
 
  Лаврентий Петрович Щетинин перестроился в тот же день, когда пришло соответственное указание. После обеденного перерыва он предстал перед сотрудниками автобазы в костюме металлиста. Кожаная куртка-косуха сверкала тысячами заклепок, гремели тяжелые цепи, а бесчисленные значки пугали, как своим разнообразием, так и отсутствием вкуса. Узкие черные джинсы обтягивали короткие, не по фигуре тонкие ножки и были заправлены в высокие "казаки" со шпорами. Но самое главное превращение свершилось на голове. Остатки волос у висков и на макушке завивались и переливались всеми цветами радуги. И только очки и усы остались неизменными. Работники застыли на своих местах и не могли двигаться от изумления, а секретарша чуть не подавилась слюной при виде начальника.
  Разговоры в кабинетах управления, в ремонтных мастерских и в курилке не прекращались. Обсуждалось это выдающееся событие.
  Но это было не все. Вслед за директором перестроился его заместитель. Он стал настоящим панком. На выбритой голове красовался рисунок сине-красного паука; глаза густо подведены черной тушью; в ухо была продета тонкая цепочка, на которой болталась ржавая английская булавка. Драные шорты и рваная серая майка с надписью "Вошь" составляли его одежду. Кирилл Петрович проследовал в свой кабинет под перекрестным обстрелом любопытных взглядов. Он развалился в мягком кресле, закинул ноги на стол и принялся плевать на пол.
  Заплаканная секретарша покинула рабочее место, и больше ее никто никогда не видел. Рабочий ритм сбился, трудовая вахта срывалась. А на столах "неформалов" трезвонили разноцветные телефоны. Лаврентий Петрович и Кирилл Петрович срывали трубки, хамили всем подряд, сквернословили и нарвались на руководство, которое не замедлило вызвать их на ковер. Они прибыли точно в назначенное время в тех же "маскарадных" костюмах, но выходили совершенно голыми, помытыми и чисто выбритыми.
  Лишившись персональных автомобилей, наши герои пешком отправлялись в крохотное управление механизации на должности начальника автоколонны и механика соответственно. Они плелись по многолюдным улицам, опустив головы, под ядовитые шутки злобных петровичей. Большего позора нельзя было и придумать...
  Но товарищ Щетинин и сейчас натянул поводья и с головой ушел в партийную работу, пристроившись по началу членом партбюро, но в краткие сроки встал у руля первичной партийной организации...
 
  III
 
  Громя пьяниц и прогульщиков из беспартийных, он всячески выгораживал и даже брал под свою опеку алкоголиков с многолетним стажем, но с партбилетами в карманах. Он клеймил все, порочащее общество, на открытых собраниях, на бюро райкома, а однажды вырвался на городской уровень. И всюду, как тень за ним следовал Кирилл Петрович Он строчил Щетинину доклады и приветственные речи, подкидывал нужные цитаты. Кирилл Петрович делал все, что должен делать верный хозяйский пес. Ему доставляло удовольствие пресмыкаться.
  Минуло два года. Лаврентий Петрович посвежел, поправился и теперь носил костюм 66-го размера. Это событие сыграло не малую роль в его жизни, поскольку из-за солидной комплекции ему выделили не положенную по статусу, но совершенно реальную черную "Волгу" и личного шофера.
  Итак Лаврентий Петрович вернул все, что потерял и приобрел кое-что еще.
  А демократия развивалась и укрепляла свои позиции в стране Петровичей. Ужасно выросло неформальное движение! Столица была увешана воззваниями и листовками. Кроме того развернулись иностранцы. Огромные щиты с зарубежной рекламой заполнили все улицы, фирмы и фирмочки зарубежного образца поглотили кооперативы, завладели землей и средствами производства, хотя газетенки трезвонили, что кооперативное движение набирает темп, а всеобщее равенство и права граждан - первостепенные приоритеты.
  Лаврентий Петрович полулежал в роскошном плюшевом кресле и покусывал ногти на обеих руках одновременно.
  В дверях возник зам.
  - Лаврентий Петрович, - произнес он, тяжело дыша. Уголки губ опустились.
  - Тихо! - оглянулся шеф, - Что случилось?
  - Беда! Нас объединяют с автобазой "Роллс-Ройс" №4.
  Лаврентий Петрович выпучил глаза и стал похож на дальневосточную жерлянку даже цветом кожи. Усы топорщились пуще прежнего, а стекла очков запотели.
  - Как это? Что это? - по-гоголевски вскричал босс.
  - А вот так! - развел руками Кирилл Петрович, - с "Роллс-Ройсом". На правах филиала.
  - И что из этого следует? - вытягивал нюансы Лаврентий Петрович.
  - А из этого следует, что наше Управление механизации станет подчиняться автобазе.
  Шеф сидел спокойно и таращился на Кирилла Петровича.
  UBI BENE, IBI PATRIA - где хорошо, там и отечество - мог бы сказать Щетинин, если бы владел латынью, но к сожалению он не владел языком Цезаря и Цицерона, а посему сказал:
  - А мне плевать, в каком учреждении ничего не делать!
  - В том-то и дело, что теперь вам и... мне, всем нам придется ра-бо-тать! - воскликнул Кирилл Петрович, уязвленный непониманием шефа, - Если мы сольемся с Инофирмой, упраздняется должность свободного секретаря партбюро, тем паче его заместителя. У них все работают, независимо от партийной принадлежности!
  Следующие фразы звучали словно из небытия. Удар поразил Лаврентия Петровича в самое сердце. Перед ним поплыли пестрые облака, закудахтали миллионы жирных кур, зачирикали миллиарды крючкоклювых воробьев; понеслись кавалерийские дивизии; раздалась тревожно зовущая пролетарская песня: "Смело, товарищи, в ногу. Духом окрепнем в борьбе..."
  Он встал и увидел за окном райские яблоки, которые собирали в огромные мусорные баки женщины в зеленых сарафанах. При сильном дуновении ветра часть из них устремлялась в облака, но их место занимали другие.
  Лаврентий Петрович наклонился к подоконнику и посмотрел вниз. Жутковатые пауки поедали автомобиль скорой помощи, а вокруг них носились пожарные в блестящих касках. Они поливали пуков пеной и громко смеялись. Вслед за ними, из едва видимых щелей, выбирались воины с копьями и щитами, а навстречу бежали прекрасные дамы и осыпали всех маринованными помидорами, от чего вся земля становилась кроваво-красной и нагнетала странные мысли...
 
  Лаврентий Петрович Щетинин застонал и вырвался в коридор, где его уже ожидали четыре дюжих багатура в белых халатах. Они ловко накинули на него смирительную рубашку и швырнули на носилки.
  Несчастный стонал и корчился в муках. Но то были не физические муки. Это было боль иного порядка...
 
 
 
   
  Жил да был Петрович. Обыкновенный Петрович, ничем не отличающийся от других Петровичей. Любил растительный и животный мир. Призывал таких же как он Петровичей не стрелять серых волков. Ходил он по лесам, наблюдал и записывал что-то в блокнот, собираясь в старости написать мемуары и дополнить "Красную книгу Петровичей"...
  Не дожил Петрович до старости. Его съели серые волки...
  Его обглоданные кости валялись рядом набросками книги, в которой Петрович призывал других Петровичей, таких же как он не убивать серых волков...
 
   1990
 
   
 
  РОМБОВ.ВТОРАЯ ЦАРАПИНА
 
  (привет, Сталлоне!)
 
  I
 
  Иван Ромбов вошел в горд N со стороны гор. На нем были потертые джинсы, заправленные в высокие шнурованные ботинки на толстой подошве. Широкая куртка защитного цвета была распахнута, и из-под пятнистой рубашки выглядывала голубая тельняшка десантника. За плечами находился солдатский вещмешок. Любой, встречавшийся на пути, тут же обращал внимание на огромные кулаки, загорелое, обветренное лицо, пересекавшееся багровым шрамом. Злобы в глазах не было, было спокойствие, была сосредоточенность. Ромбов искал в этих горных местах своего боевого друга.
  Вскоре он свернул с дороги туда, где ютились несколько деревянных лачуг, образовывая хутор. Иван постучал в дверь серого дома. На пороге появилась пожилая женщина с морщинистым лицом и бесцветными глазами.
  - Здравствуйте! - сказал Ромбов, - Я служил вместе с Вахом ТАМ!!! - он вынул из кармана фотографию в подтверждение своих слов, - Вот фото.
  Слеза скатилась по щеке старушки.
  - В последнее время он жил у жена на улиц Лэнина, дом три, - ее горский акцент не портил общего впечатления, - Но он умер полгода назад от воспалившейся ран, который получал мой сын...
  Дальнейшего Иван не слышал. Зажав уши, глючных сирен, свиста пуль и разрывов снарядов, он бежал прочь отсюда...
  И как это ни странно, он вышел прямо к дому номер три, что по улице Ленина. Иван остановился.
  Он так и стоял, когда рядом словно из-под земли вырос лейтенант полиции огромного роста и восточно-европейской наружности.
  - Ваши документы! потребовал он.
  Иван очнулся от забытья и протянул паспорт.
  - Что делаете в нашем городе? - не унимался лейтенант.
  - Я приехал повидать друга, но он умер.
  Полицейский нахмурился.
  - Приношу соболезнования, но вам лучше покинуть это место и наш город. Нам не нужны праздношатающиеся чужаки. Раз друга нет, нечего здесь и делать.
  Он вернул паспорт и пропал также внезапно, как и появился...
  Неведомая сила подняла Ивана на третий этаж и заставила нажать кнопку звонка.
  Никого.
  Постояв несколько минут, он собрался уходить, когда внизу раздались пьяные голоса подростков.
  Ступеньки мелькали под ногами, он приближался к группке, оккупировавшей площадку первого этажа. Их было пятеро: четыре парня и девушка. В углу сиротливо пристроились две бутылки вина и большой граненый стакан. Ромбов не желал конфликта и попытался пройти, никого не задевая. Но здоровый парень с копной рыжих волос, особенно выделявшийся среди черноволосых горцев и хрупкой белокурой девчушки, сунув руку в карман, грубо сказал:
  - Этот не из нашего курятника!
  Блеск злых молодых глаз поразил Ивана, и он замер, удивленно глядя на говорившего, а тот, ухмыляясь, продолжал:
  - Сейчас мы посмотрим, чему учат наших десантников в армии!
  Сверкнуло лезвие ножа.
  Ромбов был невозмутим и перестал моргать. Каменное лицо со шрамом раздражало юного стервеца, и он взмахнул рукой, стараясь задеть лицо Ивана...
  В первый момент никто ничего не понял, только нападавший с ужасным воплем отлетел в сторону, держась за руку, которая секунду назад сжимала нож. К десантнику ринулось трое. Иван оперся левой рукой о перила, а правой о стену, и его ноги врезались в две челюсти, а спустя мгновение, протаранили третьего.
  Иван осмотрелся.
  Девчонки пропал и след.
  Оценив состояние подростков, как нормальное, Ромбов выбрался из подъезда.
  Добравшись до автовокзала, он обнаружил, что билеты будут продаваться лишь завтра с утра...
  Иван Ромбов устроился на свободной лавочке и прикорнул...
 
  II
 
  Иван Ромбов во сне почувствовал на себе пристальный взгляд. Он проснулся. Перед ним стоял давешний лейтенант, а рядом - сержант и два дружинника. Полисмен наставил в лоб Ивану пистолет и готов был в любой момент спустить курок.
  - Я предупреждал тебя, чтобы ты убирался отсюда прочь, но ты не послушал умного совета., - прошипел лейтенант, - Теперь я упеку тебя за решетку. Ты узнаешь, почем фунт лиха!
  С этими словами он провел мизинцем левой руки по щеке Ромбова. Рядом со шрамом появилась небольшая ранка.
  "Первая царапина! - подумал Иван, - Первая кровь!"
  - Молчишь, сука!? - вскричал офицер и обратился к сержанту, - Надень-ка ему браслеты. Едем в отделение...
 
  III
 
  Ивану ничего не объясняли до самого вечера. Сидя в камере, он размышлял о чем-то постороннем. Ну, посудите сами, ему нечего было предъявить, кроме потасовки с юнцами, да и то этот случай для следствия был слишком дохлым. Иван вспоминал свою службу: сопровождение автоколонн, перестрелки в горах, заложники, наступления, отступления, зачистки, солнце, солнце, солнце...
  Издав жуткий стон, тяжелая дверь камеры распахнулась, и грузный старшина мягко, почти ласково сказал:
  - Иван Ромбов, к следователю - на допрос!
  В просторном кабинете за низким письменным столом сидел все тот же лейтенант, а по углам расположились костоломы с длинными резиновыми дубинками.
  Ромбов оценил обстановку, силы были явно не на его стороне, поскольку сзади могли находиться другие сотрудники отделения полиции.
  Лейтенант зарычал:
  - Ты обвиняешься в убийстве трех подростков. Имеются все улики против тебя и свидетель. Завтра тебя отправят в следственный изолятор в Центр...
  Иван выпрямился. Заявление полицейского его слегка оглушило, но он сосредоточился на воспоминаниях.
  - ...и теперь ты подпишешь приговор... т.е. протокол допроса... - полицейский захохотал, и вместе с ним загоготали другие участники этого фарса.
  Иван не дрогнул. Он пропустил большую часть произнесенного следователем, а в голове гудело: "Убийца! Убийца! Убийца!"
  Кто-то толкнул десантника в спину:
  - Ты что, оглох? - заорал опер и привстал.
  Иван очнулся и заметил на столе четыре фотографии. На трех из них улыбались три парня, а четвертая воспроизводила три обезглавленных тела. Лейтенант достал из ящика письменного стола еще один снимок и повертел его перед носом Ромбова:
  - А вот и свидетель! - на фото была та самая девочка из подъезда.
  Сердце стучало как отбойный молоток:
  - Я никого не убивал. Это - ошибка, - наконец выдавил он из себя и снова умолк.
  Лейтенант откинулся на спинку стула и залился гадким смехом.
  - Я - не убийца! - повторил Ромбов, следователь встал, и огромная ручища потянулась к лицу молодого человека.
  Иван дернул головой, но длинный ноготь коснулся его носа и оставил на нем кровавый след.
  "Вторая царапина!" - мелькнуло в голове, и он совершил безрассудный поступок.
  Иван нанес резкий удар ладонями обеих рук в стороны, тем самым выведя из строя двух сотрудников чуть позади себя, затем в ход пошли ноги: правая, левая... Последним был вмазан в стену злобный лейтенант. На шум в кабинет спешили полицейские с автоматами наперевес. Ромбов вырубил троих и вооружившись, выпрыгнул в окно, высадив стекло вместе с решеткой. Возле забора стоял УАЗик, в его моторе копался водитель. Сбив его прикладом, Ромбов сел за руль, и машина понеслась по вечерним улочкам, петляя и путая следы...
 
  Он бросил машину за городом и соблюдая меры предосторожности, добрался до улицы Ленина к известному дому и засел в ближайших кустах.
  Вокруг было полным-полно полицейских, и среди прочих наш старый знакомый лейтенант с перевязанной головой. Насколько мог заметить Иван, лейтенант был не последний человек в городке. Суета не прекращалась до полуночи. В окнах квартиры первого этажа, где, как оказалось, в одиночестве жила "свидетельница убийства", свет то загорался, то гас. И вдруг все успокоилось.
   Иван точно знал, что за дверью в подъезде находится полисмен, еще двое расположились в квартире девушки, а один засел на крыше соседнего дома с пулеметом. Иван в три прыжка оказался возле подъезда. Снайпер на крыше был настолько бдителен, что не заметил, как Ромбов придавил дверью голову полицейского так, что тот не успел и пискнуть. Иван позвонил в квартиру и спрятался за выступ. Внутри зашевелились, а когда хозяйка осторожно открыла дверь, оба шпика вырвались на лестничную площадку с пистолетами в руках. Их сразу же прищучил бравый десантник. Девушку прижала к косяку мощная рука:
  - Почему ты сделала меня преступником?
  - Я... я... я... меня... меня заставили, - она зарыдала. Страх застыл в ее симпатичных глазках.
  - Кто? - повысил голос Иван, - Рыжий? Отвечай! У нас мало времени. Это он убил их? Ну!
  - Да... да... Я боюсь! Он убьет меня!...
  - Не бойся, - воскликнул Иван, а на улице слышался вой сирен и скрип тормозов. Но тормозами были и сами полисмены.
  Иван отшвырнул куртку и метнулся к окну, выходящему на другую сторону улицы.
  - Не оставляй меня здесь! - вскричала девушка, она потянула его за рукав.
  Ромбов подхватил ее одной рукой и перелетев через подоконник, мягко приземлился на цветник, оцарапав руку.
  - Третья царапина! - засмеялся он, глядя на свою спутницу.
  За последние пять лет Иван Ромбов успел забыть, что такое женская красота и только в эти мгновения понимал, что потерял в жизни. Любовь с первого взгляда поразило его грубую сущность. Т.е. пока он еще не слишком догадывался о том чувстве, которое зарождалось, но оно росло, пуская глубокие корни. Но довольно лирики, Иван увидел черные тени.
  - Ложись, - шепнул он и прижал девушку к земле.
  Собак в отделении не было, так как хулиганов и пьяниц обирали и так, а более крупных здесь отродясь не водилось.
  Полицейским пришлось убираться восвояси.
  - Скрылись! - махнули они рукой и матерясь, расселись по машинам...
 
  IV
 
  Они вышли в горы под утро и устроились в небольшой уютной пещере на ночлег. Иван завалил вход и лег на голые камни. Юля (а именно так звали его новую знакомую) положила голову ему на грудь и уснула.
  Солнечный луч нащупал щелку среди камней, и Ромбов открыл глаза. Он точно знал, что сейчас десять часов утра. Юля еще спала, крепко прижавшись к могучему телу. И вновь нежные ростки чувства дали о себе знать. Ивану захотелось обнять юное создание, поцеловать и сделать кое-что еще... Ромбов покраснел и отругал себя за пошлое вольнодумство. Будить девушку не хотелось, но это было необходимо.
 
  Они долго разговаривали. Иван (почти всегда немногословен) рассказывал про себя, но не расспрашивал Юлю. Девушка восхищенно смотрела на своего неожиданного покровителя и завороженно слушала о кровавых побоищах и тяжелых переходах.
  - ...и вот он умер от воспалившихся ран, - закончил Иван, опустил голову и умолк.
  Юля приблизила свою голову к голове Ивана так близко, что чувствовалось ее теплое дыхание, она обняла его за шею и поцеловала, нежно прикоснувшись губами к его губам. Впервые в жизни Иван Ромбов задыхался от нахлынувшего наслаждения...
 
  Уже миновал полдень, когда наши знакомые выбрались из временного убежища, слегка помятые и уставшие, но безумно счастливые.
  По узкой козьей тропе они поднимались к горной вершине. иван помогал Юле преодолевать особо опасные участки. Они шли к логову Рыжего. Девушка рассказала все: о том, как познакомилась с Рыжим на квартире подруги, как впервые хлебнула винца, курнула травки, нюхнула коки, укололась. А дальше пошло-поехало. Родители Юли уехали за границу, и Рыжий обосновался в ее квартире. Он не отпускал девушку ни на шаг, а за укол та готова была делать все, что угодно. Рыжий издевался над ней, наслаждаясь беззащитностью и почти детской наивностью. Он методично выбивал из нее все человеческое, но однажды опоздал с дозой, и Юлю на "скорой помощи" отправили в больницу. Ломку сняли и поместили в стационар, а выписали только через полгода. И Рыжий тут, как там! И с тремя парнями, и под кайфом...
  Вот здесь-то и повстречался с ними Иван. В мгновения был развенчан миф Рыжего, а еще оказалось, что тем парням он задолжал круглую сумму, т.о. можно было убить сразу стаю зайцев. он перерезал всем горло, отрезал мертвецам головы, а на стенах, на перилах были отпечатки Ромбова, можно подставить и уничтожить его! От всего Юлю потеряла сознание, а когда очнулась, то Рыжий в очередной раз насилуя ее, заставил написать заявление в полицию. Что ей было делать!?
  Но скрываясь в горном логове, Рыжий не мог предполагать, как повернутся события...
 
  V
 
  Дорога была трудной, но наконец они пришли. Наступил вечер, и совсем стемнело. Вход находился на отвесной скале и был тщательно замаскирован. Цепляясь за выступы, Иван осторожно подбирался ближе и ближе, и наконец вполз в темное отверстие. Юля пряталась внизу.
  Иван плутал по узкой галерее пещеры, уходящей глубоко вниз, пока не заметил вдалеке слабый огонек. Затаив дыхание, он подкрался... У костра кто-то сидел.
  "Рыжий!" - подумал Иван и сказал, - Встать!
  И в тот же миг под сводами пещеры прозвучали два выстрела...
  Ромбов выронил автомат и упал лицом вниз. Позади него на возвышении стояли Рыжий и Юля. Пистолеты в руках парня и девушки еще дымились. Иван был ранен в спину и плечо. Он с трудом повернул голову...
  - Ты думал, что перехитрил меня! - сказал Рыжий, - с самого начала я просчитал все и не ошибся в своей подруге. Она четко сыграла свою роль! Молодец! Я люблю тебя! - поцеловал ее, а она ответила ему.
  Мужские слезы катились по небритым щекам нашего героя, который и героем-то не стал, он был уничтожен предательством и подлостью. Пальцы поползли к автомату, но не дотянулись. Юля выстрелила еще раз и прострелила Ивану легкое, отчего он закашлялся, но следующими двумя выстрелами в голову его отправили в мир иной...
 
  VI
 
  Небо было безоблачно. Луна и звезды хозяйничали там, охраняя ночной сон землян, а над горными вершинами кружили три полицейских вертолета, освещая мощными прожекторами две маленькие фигурки в ущелье. Юноша и девушка пытались спастись бегством...
 
   январь-март 1990
 
   
 
  ГОВОРЯЩИЕ КОМАРЫ
 
  Он проснулся от непонятного гула, наполнившего комнату. Рука дотянулась до выключателя, и свет резанул по глазам. Постепенно резь прошла, и он обнаружил, что все стены, весь потолок, вся мебель и даже пол и постель были заполнены бесчисленными полчищами комаров. Они застыли и словно ожидали чего-то.
  Вздрогнув, он тут же погасил свет. Случилось что-то невероятное. Неясный шум стал нарастать точно гул приближающегося мотора. Усиливаясь, он превратился в страшный рев. И вот тысячи тонких и острых хоботков вонзились в его кожу, и гадкие твари принялись сосать кровь. Он взмахнул рукой, и загорелась яркая лампочка. Как по мановению волшебной палочки комариное племя замерло, возвратившись по своим местам. Но он так и не смог раздавить ни одного кровопийцы, хотя все тело было в укусах. Схватив газету, он носился по комнате, но комары будто понимали, что он собирается делать, и по его приближению прямо на глазах исчезали. Но стоило потушить свет, как на него набрасывалась насекомая орда.
  Так продолжалось больше двух часов. И ему почудилось, что комариный шум не просто шум, а...
  Да-да! Он отчетливо слышал членораздельные звуки. Комары переговаривались друг с другом на не известном языке, меняя интонацию, иногда переходя на смех, понятный и без перевода...
  Он осознал, что имеет дело с разумными существами, однако бессилен против них. Усевшись на стул, он зажал голову между ладонями. В кромешной тьме он отдался на волю победителям...
 
   30.03.1990
 
 
   
  ИСПОВЕДЬ УБИЙЦЫ
 
   "Человек - веревка, протянутая над пропастью
   между животным и сверхчеловеком."
 
   Ф.Ницше
 
  Джон возвращался домой. И сидя за рулем "Форда", чувствовал приятное возбуждение, рядом сидела Сюзи. Они не виделись много лет, и сейчас он любовался ее чуть раскосыми глазками, ее тонкими губками и роскошными иссиня-черными волосами, рассыпавшимися по плечам. Конечно же он желал наслаждаться и другими частями тела возлюбленной, но сейчас это было не слишком удобно...
  Вдоль дороги тянулись куцые деревья, ощипанные кусты, одинокие фермы на бесконечных полях. Люди повсеместно отсутствовали, словно вымерли, но молодых людей это не волновало.
  - Ну а сейчас ты сможешь рассказать мне о своей секретной многолетней командировке? - Сюзи грустно улыбнулась, точно догадываясь, что может рассказать жених.
  Машина, разрезая воздух, промчалась мимо автозаправки, где возле полицейской машины суетились трое рабочих.
  - Что ж, я расскажу тебе все! - сказал Джо и снова втопил газ, - Хотя не имею права этого делать. Я расскажу тебе всю правду, какой бы жестокой она не была.
  Он резко вывернул руль вправо, "Форд" скользнул на примыкающую дорогу и затормозил.
  - Я был в Юго-Восточной Азии, - начал Джо, - Четыре года назад меня забросили туда вместе с пятнадцатью такими же головорезами, как и я со сверхсекретной миссией. Мы должны были истреблять местных жителей, сея панику и подставляя советских. Нами командовал лейтенант Томпсон. Переодевшись в соответственную форму, мы отправились по заданному маршруту... Однако таскаясь по вонючим лесам, мы долгое время не встречали ни единой души, а первая деревня попалась в такой глуши, что там умер бы любой цивилизованный человек. Пять домов жались к болотам, но понятно, что азиаты и цивилизация - понятия не совместимые, как время и пространство. Они существуют точно свиньи, где угодно и с кем угодно. Так вот, мы появились в деревне еще засветло и ругаясь по-русски, поливали свинцом направо и налево. Мы спалили все дома, вывели жителей на полянку, перерезали детей, выпустили кишки женщинам и кастрировали мужчин. Убивать их мы не стали, содействуя распространению слухов о зверствах советов. Мы вновь углубились в джунгли. Через несколько дней мы очутились в селении гораздо большем, нежели первое и забросали несколько крайних домов гранатами. Стояла спокойная азиатская ночь, и безумное пламя освещало мечущиеся меж домов маленькие фигурки сонных жителей. Ах какой они были прекрасной мишенью! Я положил с десяток узкоглазых. Особенно мне понравилось стрелять в бегущих детей; после выстрела ребенок подпрыгивал, делал сальто и кубарем летел на землю. Я метился в такие места, чтобы смерть не наступала мгновенно, но продлевала муки, - Джо вытер пот со лба, - Здесь мы также оставили свидетелей, лишь только покалечив их...
  Джо вылез из машины, прошелся туда-сюда, выкурил сигарету и вновь уселся за руль. Автомобиль двинулся, а невеста забилась в угол на заднем сиденьи и затаив дыхание, слушала.
  - Бродя по болотам и питаясь всякой гнилью, мы уничтожали деревни, резали и вешали старых и малых, беременных
  и калек, нагнетая страх, вводя народ в истерию и панику. Однообразие надоело до такой степени, что я стал изобретать новые способы убийств, конструируя орудия пыток и казни. И надо заметить, у меня не плохо получалось. Так однажды в сырой полдень (можно подумать, что там бывают другие полдни!) мы ворвались в деревню домов в сто. "Вот тут-то мы порезвимся!" - воскликнул я и шепнул лейтенанту: "Не стоит убивать сразу. Пусть выйдут на площадь. Томпсон согласился, и все бросились вылавливать азиатов и сгонять их в общее стадо. Потные и грязные тела желтокожих источали гнусный запах, дотрагиваться до них было противно, но работа есть работа! Собралось около пятисот человек, половине из которых не исполнилось и восемнадцати лет. Разбив стадо на три группы: самки, самцы и детеныши - мы стали расправляться с ними, выбирая по одному человеку от каждой кучки. Симпатичных (если можно назвать таковыми!) самок мы раздевали и насиловали на глазах у толпы. Получалось, что одна малютка пропускала по семь-восемь человек за раз, после чего ей отрезали груди, вспарывали живот, и перерезали глотку. Мужской части выкалывали глаза, вырывали языки, ломали руки, ноги, ребра, а потом медленно душили стальными тросиками. Некоторых расстреливали в затылок, другим простреливали ключицы, подвешивали за ноги на толстые ветки, забивали палками насмерть. Наш военврач Стэн делал некоторым подопытным наркоз и удалял кишечник и желудок, оставляя умирать в таком положении. К вечеру мы истребили всех жителей, оставив одну блудливую старуху, выколов ей оба глаза, а также подростка, лишенного мужского достоинства, которому Стэн лично отсек топориком пальцы на обеих руках...
  Сюзи дрожала, уставившись на мощную шею Джо.
  - ...Я утомил тебя своими рассказами, словно фильмом ужасов!? - сказал Джо и улыбнулся своей обворожительной улыбкой.
  - А как называлась эта деревня? - дрожащим голосом спросила Сюзи.
  - Да я и не помню. Разве может нормальный человек запомнить такие названия? А зачем тебе это? Давай лучше поговорим о нашей предстоящей свадьбе, о венчании...
  - Я хочу знать, как называлось это место! настойчиво повторила девушка.
  - Ну ладно, ладно, не волнуйся! - ласково произнес Джо, ведь он был нежным влюбленным, - Сейчас постараюсь вспомнить... Не то Зын Суан, не то Сын Зуан.
  При этих словах автомобиль затормозил у белых ворот прекрасного загородного домика.
  - Кто это!?!? - завопил Джо, указывая пальцем на крыльцо, на котором стояли пожилая женщина и мальчик, вытягивающий перед собой беспалые руки.
  Джо затрясся и увидел в зеркальце заднего обзора странное выражение раскосых глаз невесты. Она наводила на него дуло пистолета.
  - Это моя мать и мой брат! - почти спокойно сказала она и нажала на курок.
  По лобовому стеклу растекались мозги вперемежку с липкой кровью...
 
   февраль 1990
 
   
  СТАЛЬНАЯ ДАНЬ
 
   ARS LONGA, VITA BREVIS
 
   "Я сейчас допью стакан,
   Пусть на казнь меня выводят..."
 
   В.Ропшин (Б.Савинков)
 
  Точной даты описываемых событий я не решаюсь указать, поскольку иной дотошный читатель, пролистав повесть, бросится к Большой Советской Энциклопедии и, не найдя там подтверждения изложенному, обвинит меня в подтасовке фактов, и еще чего доброго поспешит заявить Куда Следует. Одно могу заявить с полной определенностью, что история эта имела место в те времена, когда Польша и Финляндия были нашими, а вожди мирового пролетариата и профессиональные революционеры в политической эмиграции разрабатывали теория и тактику социалистической революции, строчили статьи, бичующие царское правительство и писали книги, изданные позже миллионными тиражами собраниями сочинений во многих томах. В этих произведениях давались критические оценки империализму, как высшей и последней стадии эксплуататорского капиталистического строя, характеризовали его, как загнивающий и паразитический и предсказывали неминуемый крах.
  Вот в эти самые старые добрые времена располагался на пересечении границ страны Петровичей и Пруссии маленький уездный городок Кладбищ-унд-Гробен. Назывался он так испокон веков, никому и в голову не могло придти переименовывать его, скажем, в Кутозовск или Распутинград. Население было преимущественно русскоязычное, но жители не желали никаких привилегий для своей нации, а тем более не требовали выселения инородцев за тридевять земель. Короче говоря, национальный вопрос здесь был решен полностью и окончательно. Что касается образования, то и тут все было в полном порядке. В городке действовала гимназия, о каковой пойдет речь в дальнейшем, а также две церковно-приходских школы и несколько богоугодных заведений, где людей учили добру и любви к ближнему. Были в Кладбищ-унд-Гробене и увеселительные места, включая ресторан "Сосновый бор", где по праздникам пели цыгане. Простой же люд посещал кабаки по-проще, напивался там на пятак в стельку и тому был рад. Из промышленности здесь дымил мыловаренный заводик фабриканта Панферова, и скрипела ткацкая фабрика Раушенберга (никакого отношения к художнику-авангардисту не имеет!).
  Лишь одно неудобство смущало горожан. Приезжем предоставлялась возможность размещаться лишь в одной-единственной гостинице, название которой утеряно, но гостей города было настолько мало, что все номера пустовали круглый год.
  Грозные городовые следили за общественным порядком. Полиция вела непримиримую борьбу с уголовными элементами, слава богу организованной преступности и рэкета тогда еще не было, как не было и неформальных движений и объединений! Отдельных же преступников помещали в большую серую тюрьму, располагавшуюся в самом центре города. О, это была самая главная, хотя и жутковатая достопримечательность Кладбищ-унд-Гробена! В тюрьме содержались не только воры и убийцы, но и политические (диссиденты и враги народа по-нашему). Здесь же приводились в исполнение смертные приговоры. К слову сказать, горожане слегка побаивались этого места, старались обходить его стороной, а уж коли случалось выйти прямо на тюрьму, то всякий стремился скорее покинуть это место.
  По воскресеньям в ухоженном городском саду играл военный духовой оркестр, и люди, надев чистые рубахи, гуляли там, наслаждаясь жизнью. В общем-то это были обычные петровичи, ничем не отличавшиеся от россиян, ничем не выделявшиеся и не высовывавшиеся. Они жили своими заботами, которых, как известно, всем хватает.
 
  На окраине города в убогой трехкомнатной квартирке обитал пожилой человек, неказистый и некрасивый, по фамилии Борисевич Илья Петрович. Работал Илья Петрович скромным учителем музыки в местной гимназии и выполнял свой долг с любовью и прилежанием. На его уроках никто не скучал, ребятишки с открытыми ртами слушали учителя, забывая обо всем на свете. Илья Петрович играл на скрипке и виолончели, на рояле и флейте. Когда его пальцы касались струн или клавишей, начиналось волшебство. Все застывало, а люди, пораженные неземными звуками, буквально таяли... И было как-то странно, что человек, имея столь выдающиеся способности, преподает в уездном городе и не помышляет сделать карьеру в столице, выступать в первоклассных залах и срывать аплодисменты знатных дам и кавалеров, а затем прославиться на весь мир, давая концерты в Париже или по крайней мере в Москве и Санкт-Петербурге. Но еще страннее было то, что при своем более чем скромном жаловании Борисевич не давал частных уроков, ссылаясь на безумную занятость, хотя предложений поступало сколько угодно. Сам городничий просил господина Борисевича обучить его бестолковую дочь игре на фортепиано, но учитель музыке остался верен своим принципам. Городничий получил отказ. Поговаривали, что Илья Петрович пишет какую-то оперу или симфонию и не имеет свободного времени. Некоторые, ссылаясь на самые достоверные источники, сказывали, будто живет с ним в квартире старуха-мать, и что у нее неизлечимая болезнь, и господин Борисевич, как любящий сын вынужден все вечера уделять ей. Третьи утверждали, что видели, как учитель вечерами выходит из дома в черном пальто с поднятым воротником, в черной шляпе, надвинутой на глаза и направляется к центру. Делали вывод, что он состоит в тайной подпольной организации социал-демократов, сам которую организовал и возглавляет. Правда этому мало кто верил, но слухи есть слухи. Необычное поведение настораживало и заставляло задуматься.
  Не обращая внимание на все, Илья Петрович действительно каждый вечер ровно в восемь часов по нормальному не переводному времени покидал свою квартиру, где он проживал в полном одиночестве, не имея ни горничной, ни кухарки, и плутал по бесчисленным улочкам, иногда пересекая одну и ту же по нескольку раз и в конце концов устремлялся в центр. Если бы в городе нашелся хотя бы один действительно любопытный, да к тому же не ленивый человек, то он наверняка вычислил бы маршрут. Но таковых не было, и тайна оставалась тайной.
  А скромный учитель музыки имел вторую профессию, хобби, как сказали бы сегодня. Он служил в... городской тюрьме пыточных дел мастером и палачом. Подходя к темным воротам, наш герой открывал саквояж и водружал на голову красный капюшон с прорезями для глаз и подавал условный стук в окошко. Высовывалась сонная голова охранника и ухмыляясь произносила:
  - Милости просим, господин исполнитель!
  Ворота распахивались и пропускали палача. Илья Петрович пересекал пустынный двор и пропадал в здании, спускаясь в подземелье, где его ожидали узники, приготовившиеся к пыткам. Борисевич снимал пальто, оставаясь в красном балахоне, приближался к станкам, цепям, ножам, иглам, щипцам, веревкам и другим приспособлениям, с помощью которых он выбивал признания и показания даже у самых несговорчивых. Для профилактики он использовал расплавленный металл, кипящую смолу, горящие угли, кислоту, соль (он присыпал ею кровоточащие раны, несмотря на крики заключенного: Не сыпь мне соль на рану, она еще болит!). Пожилой учитель музыки преображался. Он становился выше ростом, раздавался в плечах, его голос грубел, становясь властным гласом вершителя человеческих судеб. Случалось, Илью Петровича отвлекали от этой процедуры, и он спешил во двор.
  Существовало два вида казни: "через повешение" и "через отсечение головы". Борисевич искусно выполнял и то и другое. Он ловко вздергивал жертву, и та, сделав несколько конвульсивных движений, замирала навеки. Или: он брал огромный топор и подмигивал приговоренному, отрубал голову, поднимал ее за волосы, любовался видом выпученных застывших глаз, а затем швырял на не струганые доски, и та со стуком скатывалась в пустое ведро. После совершения казни он возвращался в камеру пыток и продолжал выкручивать руки, ломать ребра, вырывать ногти, прокалывать зрачки, отрезать уши, лить в глотку расплавленный свинец, поджаривать на огне пятки...
  Все заканчивалось далеко за полночь, и уставший, но довольный Петрович возвращался под крышу дома своего в приподнятом настроении.
  На утро совершалась метаморфоза, и он становился обыкновенным учителем музыки - любимцем детей и кумиром их родителей.
 
  Вы справедливо возмутитесь, если я закончу рассказ на этой, далеко не оптимистической ноте. Шутка ли сказать! Оборотень в добропорядочном городке. Кровопийца среди честных тружеников, предпринимателей и эксплуататоров-капиталистов. Я полностью поддерживаю негодующие возгласы и говорю: НЕТ, ЭТО НЕ КОНЕЦ!
 
  В октябре-месяце, но еще до тех десяти дней, которые потрясли мир, в Кладбищ-унд-Гробене появился внушительного вида господин. Раньше таких здесь не видывали. он был высок, строен, красив и молод, что само по себе было исключительно для городка такого масштаба, к тому же одет в английский с иголочки фрак и цилиндр, курил кубинские сигары. Молодой человек проследовал в гостиницу без названия и занял одновременно три номера, чем в конец расположил к себе все население Кладбищ-унд-Гробена. Исключение составили лишь наш знакомый - Борисевич Илья Петрович. У него были на то основания. Ему показалось знакомым лицо приезжего, но где и когда он видел его? Илья Петрович не спал всю ночь, его мучили кошмары. Он просыпался, вскакивал, подбегал к двери, вслушивался в тишину и возвращался к постели, пытался уснуть, ворочаясь с боку на бок. Утром Борисевич заболел. Присланные дирекцией ученики, застали учителя в плачевном состоянии. Он не мог пошевелить руками и ногами, но стонал. Ребятишки укутали любимого преподавателя в одеяло и бесшумно удалились. Вечером ему стало немного лучше. Сил хватило настолько, что он смог добраться до тюрьмы и взял отпуск на пару недель. На обратном пути он увидел таинственного незнакомца, и тот загадочно улыбнулся, обнажив ряд золотых зубов, причем в то же время глаза сверкнули бриллиантами, вонзив в тело Ильи Петровича тысячи тончайших игл. Прибежав домой и заперев дверь на все тридцать два запора, он придвинул к ней комод и кровать. Забаррикадировав таким образом вход, Борисевич забился в угол, когда сбоку послышался глубокий вздох. У окна стоял тот самый незнакомец и голова его касалась потолка.
  Петрович затрясся, руки ходили ходуном, а зубы стучали, как колеса паровоза.
  - Кто.. кто... кто вы такой? - простонал Илья Петрович.
  - Мое имя не принято произносить вслух! - сказал мужчина с легким иностранным акцентом. Борисевич почувствовал, как в жилах твердеет кровь.
  - Я пришел за вами. Вы достаточно потрудились здесь, - пришелец вновь загадочно улыбнулся.
  и больше ничего не было...
 
   2.01.1990
 
 
   
  НОВОСТИ ИЗ СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ
 
  19 января в стране Петровичей был введен комендантский час. В час ночи коменданты всех населенных пунктов страны были обязаны выходить на улицу, исполнять государственный гимн страны Петровичей и расходиться по домам. За не выполнение данного распоряжения коменданты лишались всех привилегий и привлекались к исправительным работам на городских свалках и в общественных уборных в течении года. По окончании этого срока комендант восстанавливался в своих правах, ему возвращались льготы. В случае повторного нарушения комендантского часа, виновный приговаривался к высшей мере социальной защиты - смертной казни через вырезание печени, почек и сердца.
 
   ТАСП
 
   28.01.1990
 
   
  ПЛАНЫ ПАРТИИ - В ЖИЗНЬ!
 
  По ЦТ как обычно выступил Президент страны Петровичей и заявил, что государство обеспечит каждую семью Петровичей отдельной квартирой к 2000 году. Это заявление было с пониманием встречено и оценено мировой общественностью и самими петровичами, многие из которых продолжали ютиться в тесных малогабаритных квартирках и коммуналках. И ведь примерно в то же время в СССР Президент также объявил, что каждая семья к 2000 году получит отдельную квартиру!
  Прошла волна митингов и собраний, полностью одобривших и поддержавших это начинание руководителя государства.
  Правда, нашлись и такие, кто ехидно ухмылялся или прямо говорил, что ничего из этой затеи не получится, что слова останутся словами.
  Однако вопреки наговорам работа по осуществлению грандиозного плана началась на следующий день. Все силы бросили на новое строительство.
  Был приостановлен производственный процесс; крестьяне перестали пахать, сеять и собирать.
  Все строили!
  Начался голод, но народ стойко переносил все тяготы и лишения и продолжал строить.
  А строили-то... кладбища!
  И рано или поздно в стране будут существовать только два класса: могильщики и мертвецы.
 
   
 
  ОСТРОВ МЕРТВЫХ
 
   HIC JACET...
 
   Люди-скорпионы стерегут их
   ворота: Грозен их вид, их
   взоры - гибель, их мерцаю-
   щий блеск повергает горы...
 
   из шумерского эпоса
 
  Его выбросили с корабля в половине восьмого, точнее тогда, когда солнце уползло за горы, тонкой полоской вырисовывающееся на горизонте. Корабль что-то прохрюкал утопающему и помахав всеми парусами, умчался в бесконечность океанских просторов.
  Но не тот он был человек, чтобы кормить собой стаи прожорливых рыб. Он твердо решил бороться за жизнь, хотя совершенно не умел плавать. Он бил изо всех сил по воде, барахтался и держался на плаву семьдесят два часа, а потом силы стали оставлять его. Сначала отказала левая рука, потом правая, потом сразу обе ноги и голова. Да-да теперь голова не дружила с телом, и последнее медленно погружалось в пучину, а он смотрел на все происходящее безумными, даже скорее беспомощными глазами. Волны сомкнулись над ним, и он увидел подводный мир, оказавшийся не менее прекрасным, чем земной. На некоторое время он забыл, что утонул и наслаждался местной средой и ее обитателями. Его интересовало буквально все от моллюсков до водорослей. Внезапно он заметил, что гадкая горько-соленая вода заполнила его рот, нос и уши. он хотел возмутиться и в сердцах помянул лукавого, но неестественно и примитивно, и это рассмешило подводных жителей. Осьминог хохотал, зажав щупальцами мерзкую пасть, трясся и поднимал вокруг себя массу пыли, которая распространялась с чудовищной скоростью и закрывала окружающее. Косяки прекрасных рыбешек прошелестели где-то сзади и зацепились за его пиджак, разорвав своей чешуей.
  "Сейчас я не выдержу!" - в конец рассвирепел он, взмахнул рукой и... проснулся...
 
  ...Он достал сигарету и вышел с нею на палубу. "Весьма странный сон, - подумал он и затянулся, - К чему бы все это? Да, наверное, ни к чему". Остановившись на этой мудрой мысли, он прикурил новую сигарету.
  Начало светать.
  Он увидел рядом худощавого боцмана, походившего на пациента туб-диспансера и приветливо кивнул ему. Тот фыркнул в ответ и испортив воздух, скрылся на камбузе. "А ты мне нужен, как..." - тут он применил некоторые эпитеты, применимые скорее для монгольского словаря и выплюнул сигарету за борт...
  В небо взметнулось что-то огромное и черное, заслонив свет и с силой ударило по воде. Корабль взлетел метров на триста. Ему показалось, что с облаков слетели гигантские плиты и придавили его к палубе. Вокруг бушевали фонтаны брызг, и они вели бесконечную битву за жизненное пространство, но постоянно проигрывали друг другу, растворяясь в воздухе. Он обозрел окрестности и увидел следующее: гигантский синий кит и мощным хвостом бил по воде... А корабль плавно опускался, рискуя превратиться в игрушку морского великана. Собрав все имеющиеся силы, он побежал к грот-мачте, но страшной силы воздушная волна вышвырнула его за борт. Сделав тройное сальто, он распластался в пространстве, вытянул руки в стороны, а ноги свел вместе, и т.о. превратился в неуправляемый планер и летел зажмурившись. Маячили невероятно красочные, фантастические картины: прыгали четырехногие попугаи, плавали рогатые кошки, играли свадьбу паук и гагарка, а ласточка со вставной челюстью слушала плеер. Разноцветные круги лопались, и оттуда выскакивали маленькие человечки без голов, щекотали сами себя, и тогда, превратившись в медуз, бросались в бездну океана и исчезали в пучине. Сделав усилие, он взглянул перед собой, и сердце затрепетало; милях в трех прямо по курсу лежал остров.
  Он начал падать, ускоряясь с каждым мгновением и вскоре с головой ушел под воду. Сгруппировавшись, он вынырнул и отдышался, а затем начал движение к острову, что заняло гораздо больше времени, нежели он предполагал, однако все же он достиг своего, и нога коснулась твердой почвы...
 
  ...По скромным подсчетам он проспал часов двадцать и проспал бы еще столько же, если бы не холод, пробиравший до самых костей. Он вскочил и осмотрелся. Вокруг стеной выстроились голые скалы. "Есть невероятная возможность умереть от голода!" - мелькнуло в голове. И в который раз он собрался и трусцой побежал по пляжу, отыскивая проход.
  Выбившись из сил, он присел на большой гладкий камень и задумался: "А что если я уже обежал вокруг всего острова и пошел на следующий круг? Нужно сделать какую-то отметку и попробовать снова". Сказано-сделано. Он сделал большую кучу из тринадцати больших и гладких камней, после этого выложил из них стрелу и отправился в путь. Через некоторое время он вернулся к знаку с противоположной стороны. Теперь стало совершенно ясно, что никакого входа на остров не было.
  Нужно устраиваться на ночлег. Соорудив из больших, гладких и плоских камней очень уютную хижину, он защитил себя от океанского ветра и ночного холода. Однако заснуть ему не удалось. Лишь только тьма свалилась на мир, откуда-то из глубины острова стали раздаваться страшные звуки: скрип, шорох, треск. Он выскочил из своего убежища и прислушался. Несколько минут стояла тишина, а потом раздался ужасный вой. Он постоянно усиливался и перерос в дикий стон... Он считал себя смелым человеком, но ему стало не по себе. "Что за ерунда!?" Он поспешил спрятаться в домике, выглядывая оттуда на скалы, а над ними появилось голубоватое свечение. Звуки же усиливались, и сейчас раздавались хрипы и крики...
  Все стихло лишь к утру. И только тогда он выключился.
  Когда он проснулся, то вновь стал предпринимать попытки пробраться внутрь острова, тем более, что ночные события подстегнули его любопытство. Он пытался карабкаться на скалы, но они были гладкими, как те камни, что валялись всюду по пляжу. Он применил наскоро сооруженное каменное орудие, работая им, как молотком. Тщетно! Порода была прочной, и камни крошились, точно мел об асфальт. Окончательно обессилев, он едва дополз до хижины и растянулся там. Его разбудил шум, исходящий, как и вчера из-за скал. Всю ночь происходило то же самое: шорох, скрежет, скрипы, стоны, вздохи, вой, крики, свечение...
  Так продолжалось и на следующий день, и еще, еще...
  Так дальше продолжаться не может! Организм, истощенный без воды и еды, разум, стоящий у последней черты - все это означало скорый конец, но что он мог поделать!? Океан с одной стороны и скалы с другой стали непреодолимым барьером...
 
  На седьмой день ему все-таки улыбнулось счастье; он поймал краба и съел его живьем, слегка утолив голод, а ночной дождь сделал природные запасы пресной воды. Мысли выровнялись и потекли, как нужно. Он размышлял над смыслом бытия, над законами природы, над бессилием человека перед стихией, над его ничтожностью. Солнце медленно тонуло в воде, а за ним стояла тьма.
  "Опять начинается!" - с горечью подумал он и зажав уши ладонями, побрел по берегу, постоянно оглядываясь, словно кто-то мог преследовать его! Порядком прошагав, он заметил, как вдруг слева прорвался слабый свет. Он вздрогнул и ринулся туда. В монолитной стене появилась трещина, ранее которой не было. Она тянулась от земли до самой вершины. Щель расширялась на глазах и достигла размеров, когда он с трудом смог протиснуться в нее. Сердце постукивало от страха, но он продвигался вперед, не обращая внимания на ссадины и синяки. Много ли прошло времени, не известно, но он вырвался на свободу и оказался в кромешной тьме, а проход за ним сомкнулся. Он ничего не видел вокруг себя и стоял в нерешительности. Постепенно мрак рассеялся, и он обнаружил, что находится в лесу, где из густой травы сиротливо выглядывали могильные плиты и покосившиеся кресты. Стояла оглушительная тишина, от которой даже начало звенеть в ушах. Превозмогая панический ужас, он, спотыкаясь о могильные холмики продолжил движение. Минул по крайней мере час, но возможно и больше, однако конца и края этому кладбищу не было видно.
  Внезапно, как гром с ясного неба донесся звон колокола, через пару секунд он повторился, снова и снова. Прозвучало двенадцать ударов, что скорее всего означало полночь. Одновременно над всеми могилами стали подниматься светящиеся облачка, и поднявшись, они соединялись друг с другом, образовывая своеобразный ореол над деревьями. Надгробные плиты зашевелились, и все пришло в движение. Земля стала проваливаться, затрещали гробовые доски....
  Что же делать?
  Отовсюду тянулись костлявые руки. Прогнившая кожа не сдерживала куски вываливавшегося разлагавшегося мяса с червями, скрюченные когти скреблись о дерево, о металл и камень, ломались, но на их месте появлялись новые, еще более длинные и прочные. Косматые головы высовывались из могил, и на многих отсутствовали глаза, некоторые держали глаза в ладонях и пытались вставить их на место, но из этого ничего не получалось, и мертвецы выли. Медленно влача свои сгнившие тела, покойники выползали, с трудом преодолевая препятствия, а из язв сочилась кровь, странное свечение делало ее голубой. Все тянули руки к небу и ревели. Кривые зубы одних скрежетали, у других вываливались, а у третьих вытягивались и чернели. Покойники входили в своеобразный экстаз, стараясь кричать громче и громче. Вдруг все стихло, и взгляды (что можно назвать таковыми???) обратились к нему. А он стоял нем, как рыба и сложив руки на груди, не мог произнести ни слова.
  - Вот он - живой человек! - раздался глухой голос, - Еще один вошел в нашу семью!
  Он завопил и помчался наутек. Но трава цеплялась за ноги, а со всех сторон наступали зловещие мертвецы.
  - Иди сюда! Мы принимаем тебя!
  - Я - человек! - охрипшим голосом пытался кричать он. Но выхода не было. Он споткнулся и упал на дно глубокой могилы. И туда один за другим валились страшные преследователи...
 
   30.04.1990
 
 
 
   
 
   ЦЕННЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР
 
  Всякое случается в нашей жизни.
 
  Однажды в районное отделение полиции города N доставили молодого сухопарого гражданина. Гражданин был трезв, опрятен и чисто выбрит. Он не походил на хулигана, грабителя или убийцу. Его доставили совсем по другому поводу. Молодой человек чувствовал алкоголь. Он ощущал его его даже в самых невероятно малых количествах. В этот момент его начинало бить-колотить, он падал на землю, тело сводили судороги, отваливалась нижняя челюсть, а глаза убегали под лоб. А через мгновение он разрывал на части принявшего алкоголь.
  Вот такой ценный экземпляр откопали рядовые служаки в трущобах города N. А ведь в наше смутное время: время перестройки и комендантского часа, многочисленных Указов, национальных конфликтов, развала государств и социалистической системы - он оказался бы незаменимым. Посудите сами, теперь не нужно никакой экспертизы для определения наличия алкоголя в крови, не нужно содержать лишний персонал, чтобы отправлять человека на лечение и персонал для...
  Ценный экземпляр, и все тут!
  И действительно, число правонарушений в городе пошло на убыль, алкоголики стали прятаться, грабители и убийцы шли на преступление только трезвыми. С каждым днем росла производительность труда, сократилось число разводов... Что там еще?...
  Первого Мая сотрудники УВД города N рапортовали высшему руководству страны Петровичей. Естественно вечером закатили банкет.
  И в самый не подходящий момент появился ОН!
 
  Наутро растерзанные трупы собирало все население города, а по стране Петровичей до сих пор ходит ценный экземпляр...
 
   
 
  НОВОСТИ СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ
   (ДЕТИ ЗАКЛЮЧЕННОЙ)
 
  Ужасно редкий, но исключительно интересный и даже фантастический случай произошел в стране Петровичей 18 марта.
  Это было в женской исправительно-трудовой колонии строгого режима, где содержались политические заключенные (которых в стране Петровичей нет) и проститутки. Нужно заметить, что охрану лагеря, как и положено по закону, осуществляли исключительно мужчины, что в какой-то мере объясняет случившееся. Кстати говоря, в мужских лагерях страны Петровичей охранный персонал составляют женщины.
  Итак в 1987 году была осуждена гражданка Петрова за очень легкое поведение в общественных уборных и на вокзалах. Она получила семь лет. И вот на третьем году отбывания срока у нее рождается тройня: три мальчика.
  А незадолго до этого в лагере происходит смена партийного руководства. Замполит Петраков увольняется по собственному желанию и уезжает куда-то на Север...
  Ходят совершенно невероятные слухи, и они доходят до самого высокого начальства...
  Но это не все.
  Петрова была хоть и не слишком целомудренна, но подкована политически и твердо верила в победу коммунизма на всем земном шаре, а потому назвала трех сыновей соответственными именами - Маркс, Энгельс, Ленин.
  А отчество? - спросите вы.
  Петровичи! - ответит вам всякий.
  По непроверенным данным
 
   ТАСП
 
   30.03.1990
 
 
   
 
  ДВАЖДЫ УБИТЫЕ
 
  "Хороша Кама с утра!" - сказал Максим Петрович Горький, потягиваясь и поглядывая на серебристую гладь притока великой русской реки. Из палатки вылезла Надежда Петровна Крупская. Пол ее растрепанным волосам можно было понять, какую бурную ночь провела она здесь.
  - Что ты там говоришь, голубчик? - Надежда Петровна Крупская зевала, - Кама-Сутра?
  Она явно чего-то хотела, и Максим Петрович Горький залез обратно в палатку.
  А на берегу появились Владимир Петрович Ленин и Петька Исаев.
  Ленин подошел к палатке и сунул рыжую бороду внутрь.
  Максим Петрович Горький схватил пролетарского вождя за рыжий клок, и Надежда Петровна звонко щелкнула его по блестящей лысине.
  - Вы убиты! - заверещала Крупская, а Петька Исаев уже кубарем катился к воде.
  - Пух-пух-пух-пух!!! трещал Максим Петрович Горький, направив на Петьку импровизированный пистолет из пальцев.
  Откуда ни возьмись, перед компанией предстал сам Сухэ-Батор Петрович. Он сидел на плечах Николая Петровича Бухарина и мурлыкал под нос незатейливую песенку о чукчу, который постоянно в чуме ждал рассвета.
  Сзади них с кнутом и пряником стоял Л.П.Троцкий и шептал какие-то заклинания.
  - Что ты там шепчешь? - возмутился Максим Петрович Горький, одергивая платье Крупской, - Ты тоже убитый! - с этими словами он засвистел Интернационал и больно ущипнул Крупскую за ягодицу, а та принялась водить Владимира Петровича за нос.
  - Мы все здесь убитые, - многозначительно произнес Л.П.Троцкий и добавил, - Дважды убитые.
 
 
   
  ЧАСТНЫЙ ИЗВОЗ
 
  Все началось с того, что в селе Махновка (ныне Петровка) Махновского (ныне Петровского) района начали заниматься частным извозом. Собрали правление колхоза, пригласили бригадиров и передовиков и объявили, что каждый колхозник имеет право за определенную договорную плату подвести любого человека, куда тому нужно, на своем личном транспорте. Для разрешения необходимо получить патент и уплатить соответственный фиксированный налог. Почесали бригадиры и передовики затылки и разошлись по домам, и вскоре вся Махновка (ныне Петровка) узнала замечательную весть. Всю ночь и весь следующий день в селе кипела работа. Стучали топоры, жужжали электропилы, скрипели рессоры, и на утро третьего дня все население переключилось на индивидуальную трудовую деятельность. К административному зданию подъезжали"Жигули" и "Москвичи", Запорожцы" и телеги, запряженные древними клячами, увешанные рекламными плакатами, типа: "Эх, прокачу!" или "Автомобиль не роскошь, а средство передвижения". Были тут и авангардисты, вроде: "Без колес не будет перестройки", "Перевезем всех петровичей в любой уголок нашей родины", "На колесах и помирать легче" и т.д. и т.п. Люди совали председателю четвертные и червонцы в уплату налога, получали заветные бумажки и довольные расходились по машинам. Уже к вечеру председатель взмок, но вздохнул легко только к полуночи, когда последний Петрович покинул его кабинет.
  Наступил новый день, и Махновка (ныне Петровка) преобразилась. На полях было тихо и пусто. Не вышел на работу ни один комбайн или трактор. Стояли грузовики. Механизаторы не появились в ремонтных мастерских, а доярки на фермах. Зато вдоль большой дороги выстроилась боевая техника индивидуалов. Новоявленные таксисты ожидали клиентов, а те не казали носа. Нескольких человек из города по утру перехватили самые ранние птахи, но жидкий поток быстро иссяк, и водители остались не у дел. Капля за каплей стекала в колодец времени, а новое дело, одобренное и поддержанное всеми, встало. И никому не могло прийти в голову, что стоило бы вернуться к повседневным занятиям, восстановить трудовой ритм и работать для страны Петровичей. Жажда дармовых денег застилала глаза махновцам (ныне петровцам), и теперь возврата к прошлому ждать не приходилось. Колхоз развалился и полностью прекратил свое существование, председатель подался в город и устроился в обком инструктором. А бывшие колхозники и по сей день стоят у обочины и ждут случайных пассажиров, а заметив таковых, набрасываются на них чуть ли не с ножом к горлу. Однако и это случается чрезвычайно редко, а потому ставка упала и стала гораздо меньше, чем жизнь... Вы и сами можете убедиться в правдивости моего рассказа, ведь для этого нужно лишь посетить Махновку (ныне Петровку)...
 
   1989
 
   
 
  СУДИЛИЩЕ
 
   "Законы о наказаниях имеют в виду не только
   охрану общества. Целью их служит еще наибольшее
   возможное усовершенствование человеческого существа."
 
   П.Я.ЧААДАЕВ
 
  I
 
  В понедельник Захара Кудрявого вызвал сам Максимилиан Егорович. Захар быстро поднялся по служебной лестнице и предстал перед начальником слегка запыхавшимся. Максимилиан Егорович восседал за массивным письменным столом и подписывал какие-то бумаги. Со стены из копны седых волос грозно смотрел основоположник научного коммунизма.
  - Вызывали!? - еще не отдышавшись, выпалил Захар.
  - Да, - буркнул начальник, поднимая мощную лысую голову и зыркая маленькими поросячьими глазенками, не увеличивавшимися и толстыми линзами очков, - Вызывал, - он тщетно старался узнать вошедшего, - Как бишь тебя?..
  - Захар Кудрявый, - напомнил Захар.
  - Да-да, Захар Кудрявый, конечно вызывал, - начальник стал перелистывать календарь сардельками пальцев. Как ему это удавалось, трудно сказать.
  Наконец он нашел нужную страницу и запись, после чего его лицо засияло от самолюбования.
  - Вот! - он ткнул указательным пальцем в календарный лист, - Ты поедешь в командировку в страну Петровичей и напишешь репортаж о... - он подсмотрел в блокнот и прочитал по бумажке, - ...о развитии неформального творчества и движении самодеятельных театров-студий.
 
  Где находится страна Петровичей, Захар Кудрявый не имел ни малейшего представления, но в кармане приятно шуршали командировочные, а до ближайшего винного отдела было рукой подать, и он направился именно туда, нарушая Указ об усилении борьбы с пьянством и Моральный кодекс строителя коммунизма.
  ...Он выпивал вместе с соседом Кузьмой. После третьего стакана гость начал популярно объяснять Захару кратчайшую дорогу до страну Петровичей, после чего был насильственным образом выдворен из квартиры Кудрявого в несколько растрепанном виде. Захар допивал бутылку один, уподобившись закоренелому пьянице, уставившись в "Подробную карту мира", которую ему достал по великому блату друг, работавший кладовщиком-прапорщиком в одном их отделений КГБ. Карта имела гриф "СЕКРЕТНО", потому что простой советский человек не имел право знать территории иностранных государств, а тем паче своей Родины от и до. Сейчас Захар нарушал это табу, обозревая мир без купюр и тем самым возвышал себя над остальными гражданами.
  "Вот и страна Петровичей, - подумал он, увидев ярко-красное пятно, - Никогда в жизни не слышал такой страны... - он налил еще водки, отхлебнул и добавил, - Ну и... Завтра в путь!"
 
  II
 
  Захар Кудрявый сошел с поезда в восемь часов вечера и обнаружил на платформе одного только лейтенанта полиции, да и тот показался ему странным. Судите сами, не странно ли видеть офицера полиции в форменном кителе, хромовых сапогах и желтой расклешенной юбке!?
  "Ну и ну, - подумал Захар, - Вот так перебрал я вчера, до сих пор не отошел, все какие-то галлюцинации..."
  Полицейский однако уже обратил внимание на одинокого пассажира и приблизившись, козырнул левой рукой и высунул длинный язык, коснувшись им подбородка.
  "А! - решил Кудрявый, - Я-то трезв, а пьян этот молодчик..."
  Он кивнул лейтенанту и хотел уйти, но блюститель порядка остановил его жезлом, не известно откуда взявшимся.
  - Минуточку, не уважаемый! - произнес он противным голосом, и при этом на губах появилась желтая пена, а глаза соединились у переносицы, - А ну-ка покажите мне паспорта!
  "Да он ненормальный! - догадался Захар, но спорить не стал и вынул из портфеля билет члена ДОСААФ и проездной билет на автобус.
  Лейтенант внимательно изучил документы, рассматривая их со всех сторон и возвратил владельцу.
  - Можете идти, куда глаза глядят, - он скорчил такую рожу, что Захар был готов тут же плюнуть в нее остатками алкогольной московской слюны.
  Оставив сумасшедшего полицейского, он прошел на вокзал, чтобы узнать, где можно остановиться на ночлег. В помещении вокзала была такая же пустота, что и на платформе. Один дворник что-то ворошил в углу.
  - Товарищ, - окликнул его Захар, но когда тот повернулся, наш знакомый едва не упал: дворник пожирал здоровенную мышь и размазывал кровь по лицу и фартуку. Он приветливо улыбнулся и принялся плясать вприсядку.
  Захар вылетел на платформу, словно пробка из шампанского и едва не свалился на рельсы... Безумный лейтенант оседлал столб с вокзальными часами.
  - Помоги, друг! - прокричал он, - Нужно стрелки перевести, - но Кудрявый не слышал его, так как был уже далеко.
  На площади он увидел такси.
  "Фу, - с облегчением вздохнул Захар, - наконец-то я смогу уехать от всего этого сумасшествия."
  Он сел на заднее сиденье и с опаской взглянул на шофера, внешность которого не вызывала никаких подозрений; молодой человек выглядел абсолютно нормальным и весьма приветливым.
  - А что это у вас за помешанные на вокзале? - осторожно поинтересовался Захар.
  Парень ухмыльнулся и загадочно произнес:
  - Да есть тут у нас! - и добавил, - Куда поедем?
  - В гостиницу, - совершенно успокоился журналист и откинулся на спинку.
  Машина тронулась довольно резко, но задом. Глаза Захара округлялись, становясь кошачьими. Он молчал, потому что ужасная догадка закралась в мозг и плела сеть заговора против разума.
  "Волга" мчалась по молчаливым улицам и проспектам задом наперед. Неведомая страна казалась до невероятного близкой и родной.
  Неожиданно автомобиль затормозил возле строения, напоминавшего средневековый замок.
  - Сколько я вам должен? - прошептал Захар.
  - Девять десять! - принимая правила игры, водитель понизил голос и протянул Кудрявому доллар, - Сдачи не надо.
  Захар в растерянности стоял у дверей с надписью "Гостиница Потенциал" и смотрел вслед убегающему такси, когда его похлопали по плечу...
 
  III
 
  Пожилой швейцар в светло-серых кальсонах и валенках проводил Захара в его апартаменты. Его рассматривали официантки гостиничного ресторана с лицами потенциальных дебилок. На них красовались пыльные холщовые мешки с прорезями для рук, ног и головы. Они, ничуть не стесняясь, тыкали пальцами в приезжего, хихикали и показывали языки. Швейцар тщетно искал ключ по карманам. Пришлось вышибать дверь топором, болтавшимся у него на поясе.
  - Со всеми удобствами, - шаркая носом, сказал швейцар и поскакал по лестнице на одной ноге.
  Совершенно потрясенный журналист прошел в номер. Здесь он не нашел ни выключателя, ни туалета, ни водопровода. Даже кровать с постельными принадлежностями отсутствовала. Голые стены без окон, пол и потолок - вот все, что было в номере "со всеми удобствами". Захар устроился в углу, подложив под голову портфель. Но не успел он почесать за ухом, как послышались шорохи и чьи-то шаги. Пока глаза привыкали к темноте, Захар ощутил запах мочи, исходивший из противоположного угла. Вскоре помещение наполнили другие гадкие запахи.
  - Эй, вы! - закричал Кудрявый, как можно более грозно, и хулиган поспешил ретироваться.
  В такой вони спать не было никакой возможности. Захар вышел в коридор и закурил. Из соседнего номера появился сухопарый джентльмен в черных семейных трусах и рваной майке.
  - Разрешите прикурить, - галантно поклонился джентльмен и откусив горящий кончик сигареты, стал тщательно пережевывать его.
  Кудрявый не выдержал и схватив в охапку дурака-соседа, запихнул его в свой дурно пахнущий номер, а сам нырнул за распахнутую дверь...
  Он проспал бы и до двенадцати, но требовательный стук разбудил его ровно в семь.
  Светало.
  С трудом поднявшись, Захар впустил ранних визитеров. На пороге стояли три полицейских идиотского вида в потрепанных и залатанных во многих местах мундирах и цилиндрах. Кроме них присутствовал ночной джентльмен и еще два товарища. Один из них был судебным исполнителем, он держал в руках различные бланки с гербовыми печатями, а вот кто второй, оставалось загадкой.
  Неизвестный субъект сделал реверанс и издал звук, напоминавший шипение змеи.
  = Я - следователь прокуратуры Томин-Знаменский, - заявил он после некоторого молчания, - Вы застигнуты en flagrant delit.
  "Ну вот, начинается. Знатоки!" - подумал Захар, но следователь нахмурился и начал быстро-быстро моргать и подергивать плечами.
  - Не стоит иронизировать, гражданин Безволосый, тем паче в вашем положении!
  - Во-первых я - не безволосый, - обиделся командировочный журналист, - Моя фамилия - Кудрявый! А во-вторых, какое-такое "мое положение"?
  - Нам лучше знать, гражданин Безволосый, - не обращая внимания на замечание, Томин-Знаменский протянул журналисту его паспорт, в котором значилось: Безволосый Захар Васильевич.
  Захар не стал возмущаться. Он ждал дальнейшего развития событий. Следователь прокуратуры поковырял пальцем в носу, затем почесал за ухом и продолжал:
  - Вы обвиняетесь в незаконном хранении трупа.
  Волосы поднялись от услышанного, и Захар плюхнулся на табурет, которого раньше не заметил.
  - Поднятые*, пройдите сюда.
  "Судебный исполнитель" и джентльмен в трусах схватили портфель Кудрявого и начали рыться там, вытаскивая и швыряя на пол части человеческого тела. У Захара отвалилась челюсть, а глаза остановились, и ужас в них был столь же натурален, как фантастические слоны на картинах Дали.
  Московский журналист мгновенно узнал останки вчерашнего привокзального лейтенанта и потерял сознание.
 
  IV
 
  Захар очнулся в помещении, отдаленно напоминавшем зал суда. Он сидел на скамье подсудимых. Ржавая цепь была обмотана вокруг шеи и прибита к стене. Руки и ноги сковали тяжелые кандалы. По правую и левую руку от Кудрявого (хотя теперь он именовался Безволосым) расположились конвойные в средневековых доспехах и с автоматами Калашникова наперевес. Их пьяные лица были бестолковы до безобразия. Впереди находились столы, где чинно восседали: секретарь, адвокат и прокурор. Они процентов на 80 не дотягивали до нормальных людей. Внезапно секретарь завопил, как-будто ему прижгли что-то между ног:
  - Суд идет! Corpus Delicti!
  Конвойные стали шататься из стороны в сторону, издавая невыносимо-противный скрежет своими латами. Прокурор вскочил на стол, адвокат бросился наутек, но его за шкирку втащили назад.
  Захар попытался встать, но кандалы и цепь не пустили его. Наконец появились судьи с выпученными желто-красными глазами, в чалмах и среднеазиатских халатах. Они высунули языки и трясли головами, давая понять, что имеют такое же отношение к юстиции, как лошадь к попугаю.
  Захар зажмурился, все еще полагая, что спит, но это было явь. Однако говорить что-либо в свою защиту было бессмысленно.
  Главный судья открыл большую книгу в золотом переплете и заикаясь, начал читать.
  - Ма-ма-ма мы-мы-ла ра-ра-му... Мы-мы-ла ра-ра-му... мы-мы-ла ра-ра-му... мы-мы-ла ра-ра-му...
  "Народный заседатель" справа дал ему оплеуху и залился соловьиным свистом, но судья продолжил:
  - Мы-мы-ла ра-ра-му...Мы-мы-ла ра-ра-му...Мы-мы-ла ра-ра-му...Мы-мы-ла ра-ра-му...Мы-мы-ла ра-ра-му...
  Поднялся прокурор и жестом приказал судье замолчать, на что тот не отреагировал и читал
  - Мы-мы-ла ра-ра-му...Мы-мы-ла ра-ра-му...Мы-мы-ла ра-ра-му...Мы-мы-ла ра-ра-му...Мы-мы-ла ра-ра-му...
  Не обращая на него внимания, прокурор достал свою речь и выпалил без запинки: - Гражданин Безволосый Захар Васильевич проник на территорию нашего государства - центр всемирной науки и культуры, гласности и демократии, - без специального разрешения. Пользуясь попустительством таможенного контроля и органов охраны правопорядка, он стал заниматься преступной деятельностью и похитил расчлененный труп лейтенанта полиции Г.Петровича, и спрятав его в своем портфеле, перебрался в номер уважаемого гражданина нашего города - товарища З.Петровича, поместив последнего в место общего пользования, а попросту говоря, в туалет. По совокупности совершенных преступлений путем поглощения более менее предлагаю назначить меру наказания гражданину Безволосому Захару Васильевичу - гуманную смерть через дробление черепа отбойным молотком.
  Захар рванулся всем телом, но не мог пошевелиться и к своему удивлению и ужасу обнаружил, что потерял дар речи.
  А в зале суда началась настоящая вакханалия. Ввалилась когорта дебилов-свидетелей и идиотов-охранников, вместе с законниками, лихо отбивавшими чечетку и распевавшими песни...
  Журналиста поместили в специальную камеру, где он должен был ожидать исполнения приговора: Dura Lex, Sed Lex.
 
  V
 
  Сидеть Захару пришлось не долго: тридцать пять лет. За это время многое изменилось в мире, в стране Петровичей. Сменялись правительства, происходили военные перевороты, землетрясения, наводнения. Одни догмы рушились, торжествовали другие. Сотни тысяч людей болели, выздоравливали, умирали в роскоши и нищете. Иные сходили с ума.
  И вот однажды утром на вокзале появился дряхлый старик с длинными всклоченными волосами и развевающейся по ветру бородой, в рваной полосатой пижаме, босой... Странный блеск глаз выдавал в нем умалишенного. Он бежал на Восток со словами:
  _ Не виновен! Не виновен! Труп мне подкинули! Не виновен...
 
   1990
 
 
 
  -------------------
  *читай - понятые