Нить Ариадны. Глава 10. Дурында

ГЛАВА 10. ДУРЫНДА

============== Спектакль
Два дня дети не отходили от Риты ни на шаг. Игры и развлечения были забыты, ведь должны же они показать Рите деревню – две длинных улицы и третья, короткая, за прудом. Речку, где в светлой воде мелькали быстрыми тенями маленькие шустрые рыбки. Лесную дорогу, вдоль которой горделиво стояли пшённые грибы, или пшённики, которые Рита называла польскими (Настя с Костиком с ней спорили: какие же они польские, если у нас растут?) и которые по вкусу напоминали боровики (белые грибы). Поле за лесом, где растёт рожь и васильки (Рита набрала их много и сплела Насте венок, а Костику поясок)

А главное – детям не терпелось похвастаться перед деревенскими своей девятнадцатилетней сестрой, которая как по волшебству превратилась из чужой и незнакомой – в свою, и которую язык не поворачивался назвать взрослой: она умела играть во все игры и никогда не уставала.

 Так продолжалось два дня. А на третий Настя с Костиком посмирнели, поскучнели и наотрез отказались разговаривать с Ритой и её матерью. Рита не стала выяснять причину такого поведения: накануне вечером Христина увела детей в дальний конец двора и долго говорила с ними. Настя и Костик вернулись с виноватыми лицами, словно их отчитали за что-то, смотрели на Риту исподлобья и даже Златика оставили в покое и не подходили, хотя – Рита видела – им хотелось поиграть со щенком… Рита пожала плечами и ничего не сказала ни Христине, ни детям.

Одна Маринка не пожелала участвовать в «спектакле», и стоило Христине её отпустить, сейчас же подбежала к Рите и залезла на колени. Но не тут-то было: Христина перехватила девочку поперек живота и не обращая внимания на её протестующее «Пусти, хочу, Рита», отнесла за занавеску, откуда раздавался отчаянный рёв, прерываемый ласковыми обещаниями Тины: «Не плачь, золотко моё, нешто тебе с баушкой плохо? Баушка тебе сказку расскажет, и морковочку сладенькую дасть, и на коленочке покачает…». Но Маринка была непреклонна: «Рита… Хочу к Рите!»

- Да чем она тебя приворожила, эта Рита! Не успела приехать, как заколдовала всех. Ребенок от плача разрывается, а ей хучь бы что. У ней и глаза-то разные, голубой да серый, не к добру это… Сглазит, не то. Не ходи к ней, золотко…
Не в силах слушать этот бред, Рита ушла на сеновал.

============ Игра в шпионов
Христина была к ним по-прежнему приветлива, кормила Златика разболтанным в миске яйцом, накрошив туда хлеба, и с улыбкой смотрела, как он ел, смешно хлопая языком и дочиста вылизывая миску. «Вот молодец, и миску за собой вымыл!» - похвалила щенка Христина и, потрепав его по лохматой башке, ушла в огород.

Лида с Ритой уходили после завтрака в лес или отправлялись на луговину за щавелем и луговыми опятами, которые здесь называли говорушками. Настя с Костиком больше с ними не просились. На Ритино приглашение мотали головами: «Не-ее, мы с вами не пойдём, у нас дело есть». Рита с удивлением обнаружила, что Настя с Костиком за ними следили.

Наскоро позавтракав, испарялись из избы и, прячась за сараем, ждали, когда Рита с мамой и Златиком выйдут из дома. И неслышно крались за ними вдоль кромки леса, изредка мелькая за кустами. Рита  всё время их слышала, и ей было обидно: следят, будто они шпионы!
- Да брось, не обращай внимания, они же просто играют! – защищала детей Лида. Но Рите не нравилась такая «игра».
- Идите к нам, не прячьтесь! Мы давно вас видим, - звала детей Рита. В кустах шуршало и трещало – поняв, что они обнаружены, Настя с Костиком отступали на «запасные позиции».

Рита терялась в догадках, что же такое сказала Христина детям и  зачем они придумали эту дурацкую игру. Или её придумала Христина? Нет, не может быть… Рита вспомнила их первый день, и неприязнь Тины, которая исчезла после того, как Лидия Степановна с Ритой вручили ей «городские» подарки и привезённые с собой деньги.

Вещи Тина спрятала в сундук («Чего их трепать зря, полежат покамест»), а деньги пересчитала, разглаживая в пальцах каждую купюру, после чего завязала в тряпицу и убрала в сундук. Колбасе обрадовалась («Ой, куды мне столька? Мы здеся и не видывали такой: душистая, скусная… Как же донесли-то, много так…» - и убрала в подпол, отрезав детям по куску и сунув в рот колбасный хвостик.

Порасспросив льнувшую к ней Настю, Рита узнала, что  письмо, которое они с матерью считали потерявшимся, благополучно дошло до Выкопани и было вручено почтальонкой Христине со словами: «Глянь-ка, из самой Москвы пришло, и Кремль нарисован на конверте!».

Водрузив очки на долгий нос, унаследованный от матери-гречанки (Ритин нос, с которым  была та же беда, одноклассники называли коромыслом, шнобелем, рубильником и даже паяльником, за что Рита на них обижалась и подолгу не разговаривала), Тина долго читала письмо, напряжённо шевеля губами. Настя помогала ей в «трудных» местах.

- Что же ответ не написали? Мы так ждали! – огорчалась Рита. – Ты бы помогла бабушке, бабушка бы тебе диктовала, а ты бы писала… - И услышала:
- А бабушка сказала, не надо им ничего писать, авось не поедут. А вы все равно приехали, - радовалась Настя, обнимая Риту.

Значит, Тина их не ждала. Не захотела видеть. Даже на письмо не ответила, сделала вид, что не было никакого письма: авось, не приедут… Но почему? Они же не с пустыми руками приехали, столько всего привезли! И деньги привезли. Почему же она так – с нами? За что?

Тина ничем не дала понять, что ей неприятен их приезд, расспрашивала племянницу о житье-бытье, о Полине. Горевала, что не смогла приехать на похороны. Лидия Степановна махнула рукой: «Да будет тебе, не приехала так не приехала, главное, что помнишь…». Христина вытерла глаза подолом длинной юбки и горестно всхлипнула:
- Эх, Полька, Полька… Ох и красивая девка была! От Альки моей мужики глаз оторвать не могут, муж девять лет не налюбуется, ни в чём отказа нет, а Полинка-то красивше была, прям загляденье…

- Врёт! – гневно думала Рита. - Она всё врёт! Притворяется!
О письме и о том, что она услышала от Насти, Рита матери не сказала…

Посреди недели приехала Хариклия, посмотрела на зарёванную сопливую Маринку и, не отвечая на вопрос матери, какого лешего её принесло среди недели и почему она не привезла хлеб (магазина в Выкопани не было, и за хлебом приходилось ходить за три километра, в Шарыпино),  буркнула: «Как знала… Третий день душа не на месте. За Мариночкой приехала, как знала, что она тут  слёзы льёт. Она в садике и то не плакала, а у тебя, мама…» - и не договорив, махнула рукой и наскоро поцеловав восьмилетнего Костика, попрощалась: «Поеду я».

- Куда ты на ночь глядя? Ты горячку-то не пори, ночевать оставайся, а я утром  лошадь у председателя возьму… Подумай, как ребёнка три килОметра на себе потащишь? - увещевала Тина строптивую дочь.

Хариклия сверкнула глазами, обронила: «Сама дойдёт, не маленькая, четвёртый год пошёл» - и решительно шагнула к калитке, волоча за собой ревущую Маринку (девочка неожиданно воспротивилась матери и вцепилась в бабушкин передник, за что была безжалостно отшлёпана, и теперь бежала за матерью, не успевая за её шагами и захлёбываясь слезами).

- Во как! Вы поглядите на неё, как она умеет! На мать озлилась, а на дите выместила. С ума съехала девка, - плюнула вслед дочери Христина. – Матери своей дитё не доверяет. Больно умная… А подумала бы умом-то своим, что на мне скотина, да огород, да детишков двое… Где ж мне за дитём-то малым ишо смотреть? Ему ись без конца надо, ему стирать надо, готовить, а работать мне когда?! – злилась Тина. – Пусть её! Сёдни забрала, в воскресенье обратно привезёт… Мне и энтих двоих хватает…

Рита слушала Христинины причитания и с горечью думала: «Ей хватает – своих внуков. А мы лишние. Мы не нужны…»
 
=================== Бе-бе-бе-эээ!
Катастрофа случилась в субботу. Не приехала, как обещала, с утренней электричкой Томка. Настя с утра не находила себе места, выбегала без конца во двор – не идёт ли мама. Даже завтракать отказалась: «Мама приедет, я с ней вместе поем».

Напрасно взрослые убеждали её, что ничего страшного с мамой не случилось –   приедет с двухчасовым поездом. Наверное, в магазин побежала с утра, гостинцев Насте купить, вот и опоздала на поезд. А она как маленькая – плакать, «где мама?»

Взрослые весело смеялись над Настей, не понимая обрушившегося на неё страшного детского горя: мама не приехала. А вдруг она вообще не приедет? И Настя будет жить одна… С бабушкой, но всё равно одна!

- Бе-бе- бе-эээ, рёвушка-коровушка! – дразнил сестру Костик. Ему-то хорошо, он с мамой. Тётя Аля ему привезла машину с кузовом и жестяную красивую коробочку с леденцами. И маленькую Маринку привезла. А Настина мама к ней не приехала.

- Томка всегда так... Вечно фортель какой-нибудь выкинет. Она по жизни такая, - непонятно говорили взрослые. А для Насти это была беда. Рита видела отчаянье девочки и не знала, чем ей помочь. Впрочем, кажется, знала!

- А знаешь что? Пойдём с тобой маму встречать! – предложила Рита Насте. – Вот она обрадуется! Сумки ей поможем донести, и узнаем, что мама тебе купила! – искушала Рита девочку. Настя недоверчиво смотрела на неё щёлочками распухших от слёз глаз.

Рита взяла её за плечи и дружески улыбнулась:
 - Только сначала ты перестанешь плакать и умоешься. И позавтракаешь, это обязательно, а то мама подумает, что тебя бабушка не кормит, и расстроится.

- Ага! И по заднице надаёт, чтобы не зря ревела, - подсказал Рите вредный Костик, и Настя уставилась на брата злыми глазами. Ещё вчера они были друзьями – не разлей-вода, а сегодня – враги. Дети всегда жестоки.

- А Костика, за то, что дразнится, мы с собой не возьмём, одни пойдём. – Рите захотелось наказать мальчика, которому доставляли удовольствие слёзы сестрёнки.

Костик перестал смеяться и насупил брови – обиделся. Ну и пусть!
Настя, у которой, словно по волшебству, высохли слёзы, весело напевала: «Мы пойдём с тобой вдвоём, маму мы встречать пойдём! Подожди, я велосипед возьму, в сарае!» - сорвалась с места Настя. Напрасно Рита её уговаривала:
 - Дорога вся в колдобинах, куда по такой на велосипеде? Да и как я тебя догоню? Я же пешком, а ты на колёсах…
- Не хочешь, как хочешь, я одна поеду, а ты оставайся! – вероломно отказалась от неё Настя.
- Куда? Ты куда? А как же я? – крикнула Рита, но Настя, оседлав велосипед, хлопнула калиткой и через секунду уже мчалась по дороге. Рите её не догнать…

- Оставь ты её, пускай едет. Никуда она не денется, мать встретит, сумки довезёт на багажнике. Томка жрать здорова, вечно авоськами обвешается и прёт как лошадь, - с неприязнью сказала Аля, и Рита вдруг поняла, что Томку не любят - ни мать, ни сестра. Вот и Настю отпустили одну в такую даль, Рита бы не позволила… Ещё она хотела сказать, что сумки Тома тащит на всех, а она, Алька, даже хлеба не привезла. Дети обходились сухарями, а Христина обёртывала каменно-твёрдую буханку мокрой тряпицей и ждала, когда хлеб отмякнет. И только тогда могла есть…

Рита многое хотела сказать Хариклии, которую когда-то обожала и готова была защищать от всего света. Но ничего не сказала, молча вышла на крыльцо, торопливо завязала шнурки на кроссовках и побежала догонять Настю. Аля пожала плечами: вольному воля. Златик тоже её предал, остался дома с матерью.

Рита долго бежала по пустынной дороге, но Насти не было видно. Наконец, силы её иссякли, ноги норовили перейти на шаг, сердце покинуло своё место в груди и переместилось в горло. Лицо горело от быстрого бега, дыхание рвалось, сердце тревожно билось, словно чуяло беду.

Отдохнув на ходу, Рита снова перешла на бег (она умела отдыхать не останавливаясь, на ходу, расслабив плечи, глубоко дыша и не вспоминая о ногах…). И скоро увидела далеко впереди чёрную точку. – Настя?! Рита побежала быстрей, хотя уже некуда было – быстрей…
Но оказалось, это была Тамара, с трудом волочившая четыре (!) объёмистых сумки – две, связанные бечевкой, оттягивали плечо, две другие в руках. Насти с ней не было.

- Томка! Ты с ума сошла, такие сумки!! А Настя где? Ты почему одна?! Ты её не встретила? – у Риты перехватило дыхание от  страшного предчувствия.
- Она встречать тебя… на велике… я ей говорила! Говорила, что нельзя одной, да разве она послушает… - задыхалась Рита, бессвязно выкрикивая Томке в лицо ненужные уже слова…

- Да не голоси ты, не на похоронах, - «успокоила» её тётка. – Аж побелела вся… Жива твоя Настя. В крапиву свалилась она, там такие заросли, выше головы… С велосипедом вместе. А кто виноват? Сама и виновата. Теперь сидит, ревёт. Ты не ходи к ней, она с тобой всё равно не пойдёт, обиделась. Говорит, это ты её подговорила – меня встречать, из-за тебя и упала…

- Из-за меня? – задохнулась от возмущения Рита. – Да она ревела полдня, аж до икоты! Тебя ждала. А Алька с Тиной, вместо того чтобы утешить, смеялись над ней, она от этого ещё сильнее плакала. Я с ней вместе хотела идти, говорила, не бери велосипед, она не послушалась…

- Будет она тебя слушать, - усмехнулась Томка. – У меня с ней разговор короткий – ремня всыплю, так сразу послушается. Говоришь, полдня ревела? Теперь ещё полдня проревёт - обстрекалась вся, там крапивища... выше головы, а она в самую гущину свалилась, а велосипед сверху. По пловцу и корыто, - подытожила Тома. – Пойдём, что ли? Сумку-т возьми одну, ты две-то не дотащишь, а я хоть руку менять буду… Мне бы сумки-то на велосипеде довезти - милое дело! Дак она, зараза, в руль вцепилась и не дала. Говорю, жрать захочешь, всё одно – домой придёшь. Ремнём накормлю досыта,  крапива шёлком покажется… Только приди домой, дрянь ты эдакая! – злилась Тамара на дочь.

Рите ничего не оставалось, как подхватить из её рук пудовую сумку и повернуть обратно, в Выкопань.

Настя не появлялась до самого вечера. Пришла не похожая сама на себя, руки и ноги распухли и покрылись крапивными волдырями. Щеки тоже были опухшие, странно одутловатые, докрасна обожжённые крапивой, в заросли которой она рухнула вместе с велосипедом, не удержав руль на ухабистой дороге…

==================== Дурында
Тина прикладывала к Настиным щекам листья лопуха (они вытягивают жар) и причитала по-бабушкиному: «Ты мой миль! Дорогунь мой, золотунь мой! Лопушок-от приложи к щёчкам, и всё пройдёт. Сильно болит-то? (Настя молча кивала, подняв залитое слезами лицо и тоненько скуля на одной ноте:«И-иии-иии…»)

- У кошки боли, у собаки боли, а у Насти не боли, у Настюши заживи! – наговаривала Тина бабушки Полиными словами, и Ритино сердце больно сжималось от жалости к Насте и к бабушке, которой не суждено увидеть, как выросла Настя, какие у неё косы, какие глаза… Настя не похожа была на свою родню, как и её мать. Потому её и не любят, думала Рита…

- У зайца боли, у медведя боли – беззвучно повторяла за Христиной Рита. И не сразу услышала, что Христина говорит о ней.

- Вот ведь удумала чего, дура здоровая! Девчонку одну отправила, по такой-то дороге, на лисапете! Сама-то пешком шла, самой-то ничего, а девка сгоретая вся! – причитала Тина над внучкой. – Лопушок-то прикладывай, прикладывай, он холодненький,лопушок-то…

Тина обняла Настю за плечи, и девочка дёрнулась – больно! Бабушка откинула ей со лба чёлку, тихонько подула на обожженную кожу, заглянула в залитые слезами глаза:
- Мать-то пошутила про ремень-то, не тронет она тебя, баушка ей не дасть. Она табе всего привезла-то! Гостинцев-то… Конфетов леденечных, пряников мятных… Баушку-то угостишь? 

Настя молча кивнула, спрятала в лопух лицо и судорожно всхлипнула, успокаиваясь. От лопуховой влажной прохлады боль утихала, и становилось легче.

- А с Риткой  ты не дружись! Зачем ты с ней пошла? – укоряла Тина внучку, забыв, что полдня смеялась над  плачущей Настей, не накормила внучку завтраком и не остановила Алю, сказавшую «Да пускай едет, хоть сумки довезёт» - игралась бы с Костиком, дак и всё бы ладно было. А мать-то приедет, куды она денется. Нет, понесло тебя с этой дурындой на станцию! Не водись ты с ней, мой дорогунь, мой золотунь…

Рита вспомнила, как бежала по дороге, задыхаясь и глотая дорожную пыль, но так и не смогла догнать велосипед… Вспомнила равнодушно брошенное Алей «Да шут с ней, пускай едет». На глаза навернулись слёзы. Здоровая дура, с которой не надо дружить, это она, Рита. И дурында – тоже она.

Она же не знала о велосипеде, она хотела пешком. Шли бы с Настей по дороге через поля, пели песни на два голоса: Настя мелодию, Рита – втОру (она умела – вести втОру, у них с Настей получилось бы красиво…). Рита сплела бы Насте нарядный венок из ромашек и колокольцев, густо синеющих по обочинам, и нарисовала бы её – в васильковом венке, среди жёлтых ромашек (Рита умела рисовать, она много чего умела).

Так уж случилось – не было у Риты сестёр, ни родных, ни двоюродных,  только  рыженькая непоседливая Настя, которую Рита помнила совсем маленькой и которую Томка не очень любила. Зато Рита любила за двоих. Любила как дочь. Потому и бросилась за ней… и не смогла догнать!

- И чтоб больше я тебя с ней рядом не видела! – наставляла Тина Настю. – Она большая выросла, а ума как у маленькой, не нажила ума-то! Дурында городская. С собакой своей заявились, нужны они нам были…

От Христининых обжигающих как крапива слов Рите хотелось заплакать, но не было слёз… Уехать! И никогда не приезжать! Больше никогда… Не к кому ехать.

- Давай уедем, - только и сказала Рита матери. – Не нужны мы тут никому… - И Лида кивнула, соглашаясь: не нужны.

 ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ. КОГДА-НИБУДЬ

================== Когда-нибудь…
… И снова они шли по бесконечной как жизнь, залитой солнцем дороге, и васильки смотрели на них синими бабушкиными глазами. Дорога поднималась в восхитительный, неправдоподобно близкий горизонт, и там соединялась с небом. Но – не хотелось ничему радоваться. И они лишь отмечали равнодушным взглядом, как поёт в высоком небе невидимый жаворонок, колышутся под ветром тяжелые волны поспевающей ржи, кивают пушистыми головками синие васильки и упоительно сладко пахнет луговыми травами ветер…
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2016/02/16/1462