Морское воспоминание

Я бегу по горячей набережной, к босым пяткам липнет колючий песок и отшлифованная, но не менее зубастая галька. Если на такой скорости высунуть и широко раскинуть по подбородку язык, то он станет соленым, будто хлебнул морской воды. Но то воздух, горячий и густой, как свежесваренный  кисель, даже такой же вязкий и липкий.

Я бегу по раскаленным плитам, и в какой-то момент босые пятки начинают так неистово вопить, что жар отзывается сначала в ободранных коленках, перебирается щекоткой к спрятанному за тоненькой футболкой животу, а оттуда прямым рейсом до и без того обгорелого носа. Еще с десяток плиточных проемов и солнце пронзит меня насквозь.

Пожелтевшие от прилипшей пыльцы, мои ноги несут меня прямо к морю. И вот я уже стою в прохладной воде, откуда-то то из-под нее на меня смотрят остывшие алые пальцы моих красных ног. Руки болтаются на волнах, голова упирается в голубое небо.

"Рассказывайте, что море вечность отлеживает себе пузо на шламовой простынке! Вечность пережевывает прибрежную гальку, то и дело выплевывая ее обратно. Оно не спит, когда мы видим сны". 

Палящее солнце сушило мокрые волосы, оставляя на горячей макушке соляные бороздки, они касались бронзового лба и по нему извилистыми разводами уходили к оголенной шее и плечам.

"Море не умеет дышать, скажете вы, а я скажу – неправда, а я скажу, что вы не умеете слушать. Закройте глаза и прислушайтесь к своему глубокому дыханию, а теперь, если вы когда-нибудь слышали, как шумят о берег волны, вы поймете, что это одно и то же. В нас плещется соленая вода, которая иногда вытекает из трещин усталых глаз".

"Рассказывайте, что набережная для того, чтобы по ней ходили люди и глазели на море, придавленное ободком горизонта к мохнатому дну! «Сказки», - скажу я, и добавлю, что вы просто не умеете видеть. Откуда волны песка на раскаленных плитах? Едва ли он сыпется из карманов прохожих. С прогулочных бабушек, конечно, песка не станется, но и для их лет его здесь чуть больше, чем много. Следы его есть и на скамейках, в парках и даже, прошу внимания, на ржавых, скрипучих качелях-кораблях. Откуда в помятой траве диковинные раковины, причудливых расцветок и форм?  Отчего крыша старого ржавого корабля, грузно прозябающего на отмели, покрыта зелеными и бурыми лентами высохших водорослей?"

"Оно не спит, когда мы видим сны... гуляет по берегу, катается на веревочных качелях, пробует на вкус белоснежные цветы магнолии, шуршит подолом своей юбки среди кустов ежевики и только под утро возвращается в свою утоптанную колыбель, оставляя за собой илистые лужи и неплотное ощущение своего недавнего присутствия".

Я перестала думать о морских буднях, когда из-за гор подул резкий пыльный ветер. Темной краской по лицу полоснула закрывающаяся за солнцем дверь. Небо затянула большая тяжелая туча. Покуда воздух вокруг становился холоднее, черненное море теплело. А когда мягкий дождь стал врезаться в воду тяжелым ливнем, начало вскипать, покрываясь молочной пенкой.

Люди похватали мокрые полотенца, лежаки и зонтики и, волоча за собой своих детей, спящих родственников и собак, уносились прочь в сухие дома под крышами.

Мне же было так хорошо в этой контрастной с холодным воздухом воде, что выходить и уж тем более уноситься куда прочь совсем не хотелось. Грузные капли ударяли меня по лицу. Вода была и сверху и снизу, оставляя необходимое пространство воздуха для спокойного дыхания. Но что-то менялось, мне даже показалось, что вода, в которой я стою, вдруг прозрела и теперь смотрит на меня одним большим сине-зеленым глазом.

У меня перехватило дыхание. Море вздохнуло. Потянуло затекшие коленки, затем, кряхтя и пенясь, разогнуло широкую спину. К помятому пузу прилипли ракушки, морские звезды, усатые креветки и каракатицы. Недолго думая, море размеренным шагом вышло на берег. С неба все еще лил дождь, поэтому ему комфортно было передвигаться по уже не сухой и ничуть не горячей поверхности набережной.

«Так вот как это происходит…» - подумала я, прижимаясь спиной к обнаженному волнорезу, усыпанному гигантскими мидиями и озадаченными пучеглазыми крабами. Те, с минуту пощупав густой воздух за бока, ошалело разбежались по домашним щелкам.

И тут я поняла, что все вышли, а я осталась в комнате, в которой меня быть не должно. За спину щупала любопытная мокрая крабовая клешня, раздался сиплый крик буревестника, мне стало холодно.

Отделив себя от волнореза, я, расплетая ноги, медленно вышла оттуда, где по всем законам очевидного должна была быть вода. 

Деревья горбатились, хрустели косточками и артритными суставами. И без того сутулые кустарники олеандра сочными розовыми цветами клонились к серому асфальту. Вечер и земля покрылись сладковато-горьким запахом свежего перегноя. Я поднесла ладошку к лицу и широко зевнула. Рот наполнился морским соком.

"А ведь мне никто не поверит", - подумала я, оглядываясь по сторонам в поисках надежного доказательства. В нескольких метрах от меня, среди морских ежей, барахтающихся барабулек и прозрачного слоя медуз на некогда дне лежал красивейший красный коралл. Я с трудом отковыряла его и понеслась в парк.

Влажная земля проседала под ногами, теперь во рту появился горьковатый привкус дикой ромашки, набухшей от влажного темно-синего воздуха. Повиснув на каменных фонарях, электрическим зеленым цветом били в глаза глянцевые листья магнолии. Берег наполнился сладковатым запахом амброзии и терпкой лавровой вишни. Мои пальцы опустились глубоко в мокрую осоку, нащупали мягкую, рыхлую почву и надежно закопали туда находку до более сухих и людных времен.

Напоследок я оглядела пустующий ров, в котором лишь пару часов назад плескалось море. На его поверхности мускусные чайки с диким усердием выклевывали остатки чего-то съестного, а утки-нырки тщетно долбились черными головками в плоскую мелкую почву.

Ветер тем временем широкой кистью разогнал мокрые тучи, на небе загорелось медовое закатное солнце. На мою макушку упал его еще горячий вечерний осколок. Я крепко сжала это чудо в холодном кулаке, вспоминая о долгой дороге домой.
 
- Можно я сегодня останусь, - спросила я вдруг вслух, испугавшись своего чужого голоса. Из кустов на меня посмотрел чей-то сине-зеленый глаз.

- Тебе уже давно пора домой.

* * *