Сорок дней в пустыне

Виктор Матюк

Сорок дней в пустыне

Ну, и выпала грешнику задачка, оставить пачку сигарет и впредь в течение сорока дней
На курево наложить запрет, деньги кончились в заначке, не приходится рассчитывать на подачку,
Осталась только пачка дешёвой и приторной жвачки в дырявом кармане,
В повседневном балагане будущее видится в тумане, ничего нельзя предвидеть заранее!
Ухожу в безлюдную пустыню, авось, там расстанусь с собственной гордыней,
Останавливаюсь у заповедного входа, впереди уйма разухабистого народа,
Природа успела свои зубы мне показать, да и мои нервы прилично шалят!
Буду сорок дней жить наедине, жутко и страшно мне, холодный пот на челе,
Там край земли, но этот путь все великие люди неспешно до конца прошли,
Вот и я на данном отрезке жизни стал невыносимым и капризным,
Сам не знаю, что со мною? Держу хвост трубою, но грех бежит следом за мною,
Пыль по стезе клубится, некому открыться, авось, былое никогда не повторится,
Грехи разложены по полкам, одни идут пешком, другие мчатся на двуколке,
Тьма вокруг, святость отбилась от слабеющих рук! Душу раздражает каждый звук,
Стоит задумать о жизни чуть-чуть, как тьма сгущается вокруг, глаза смотрят тупо в пол,
Исчез над головой святой ореол, протёрт до дыр старенький камзол, и только боль в груди
Приказывает с проторённой стези стремглав сойти! Надо подниматься и неспешно идти,
Безвестность впереди, там - дикая пустыня, здесь - зелёная равнина,
Я же посредине, между двух зол, немощен и квёл, всё, что искал, до сих пор не нашёл,
Натолкнулся на всеобщий произвол, возможно, сгущаю краски, что-то шепчу для острастки,
Уши, как у Чебурашки, висят до земли, они всю стезю дочиста подмели, собрали все слухи,
Теперь у подъезда две шепелявые старушки взяли грешника на мушку! Сами сидят за шторкой,
И наблюдают с пригорка, как тьма и мрак окутывают близлежащий глубокий и сырой овраг,
Поросший осотом, там правда людям выходит боком! Даже пророк и тот стоит поперёк горла,
Дыхание в зобу давно уже спёрло, уже утро настало,
Я же не хочу вылизать из-под стёганого одеяла, разве хочешь - надо,
Такова плата за давнишние грехи! Встать бы с нужной ноги, дабы люди свои
Чем-то подсобить смогли! Кто тебя оценит? Если у тебя нет денег, значит, ты – бездельник,
Бери в руки веник или метлу и выгребай мусор в каждом углу рано поутру!
Заперты все двери на замки, в путь - дорогу провели местные бабы и мужики,
И был таков, без слёз и лишних слов я побрёл туда, куда глаза глядят,
Не возвращаться же назад, коль всюду тьма и сущий ад?! Тополя над головой шумят,
Тусклые звезды по небосводу едва скользят, мне же захотелось праведником стать, но как?
Трое суток надо шагать, трое суток не спать, чтобы до истины рукой достать,
А потом недосыпать, с грехами по ночам я буду воевать, надеяться и ждать,
Что божья благодать спустится наземь в той безлюдной пустыне,
Где во все времена хранились православные святыни! Не хлебом единым жив человек,
Намедни растаял пушистый белый снег, время ускорило бег, злости ни на кого давно уже нет,
Не оставаться же мне с грешниками другими, и не следовать в толпе следом за ними,
Коль душе нужен покой? О быте не думают бога любя, уж лучше опосля пенять на себя,
Чем сейчас, погрузившись мысленно в порочную связь мирских утех, взять новый грех на душу!
Дальше будет тяжелее и хуже, там лютый холод и злая стужа, песок, ветер и замёрзшие лужи,
Дом остался вдалеке, крест зажат в правой руке, пришлось дом покинуть налегке,
В одном изодранном до дыр пиджачке в крупную полоску, он выглядит не броско,
Нет модной причёски на голове, лишь на щеках горит румянец, ну, наконец, иду той дорогой,
Что должна привести грешника к пенатам божьим! Почти целые сутки
За мной по едва заметным следам бежали местные проститутки, не заходя в местный храм,
У меня и у них, баб с виду наивных и простых, с утра не было ни крошки в желудке,
Старик позволял себе прибаутки, легко отпускал шутки, а бабы следом безмолвно шли,
Не замечая никого на том многотрудном пути, и вот дошли до ручки, после очередной взбучки,
Взявшись за руки, немного отстали, что-то вдогонку седому мужику громко прокричали,
Но преследовать его перестали! Он плохо жил, не с теми бабами дружил, но интим не забыл,
Хотя к утру не оставалось ни мощи, ни сил, он хватал воздух ртом, чтобы не остаться за бортом!
Теперь он бодро шёл прямиком, перед ним бежали молодые прачки,
Толкая впереди себя большие тачки с грязным бельём, вдруг дорогу им преградил бурелом,
Но им такая преграда – ни по чём! Тяжёлым выдался денёк, зло встало людям поперёк,
Солнце затмил холодный серый смог, голос фанаберии в его душе давно замолк,
Всему – своё время, всему - свой срок! Зажав свою волю в узду, он накликал новую беду,
Но не стал искушать судьбу и потому ему нынче ни к чему тащить на своих плечах суму!
Он пошёл налегке, в холод и стужу сбежал в одном пиджаке с модным котелком на голове,
Серебряный крест до сих пор зажат в правой руке, вот только крупная слеза на правой щеке
Сбивала мысли с толку, он завтра с раннего утра поднимется чуть свет, чуть заря
И будет до позднего вечера в стогу сена искать маленькую иголку,
Одежда сброшена на верхнюю полку, его бытие – тленно,
Жизнь – второстепенна, одно в ней неизменно: Бог и Вера, трудна для осознания духовная сфера!
Добравшись до безлюдной пустыни, он неспешно вошёл в божий храм,
Встал посредине, дабы немного умерить собственную гордыню,
Небосвод синий-синий был издали похож на белоснежный иней,
Он с материнским молоком впитал в себя, что грешить ему никак нельзя,
Но та пора ушла, и вместе с собой унесла два его белоснежных крыла,
Пришлось краем грязного рукава вытереть скудный пот с высокого чела,
Направившись в тридесятое царство, где нет запаха лекарства, а былые мытарства
Остались во тьме дремучей, по такому случаю, пустая голова спутала мысли и слова!
Христос сорок дней прожил в пустыне, и не только он единый так избавлялся от гордыни,
Алый цвет рябины и небосвод синий остался в памяти толпы безвинной, словно запах винный!
Он – не демократ, но жидковат, по большому счёту – хват, но сам тому не очень рад,
Ему бы поднять детородный орган свой над городской стеной, пусть народ хмельной
Малость полюбуется избранной им стезёй! Бог ты мой, он и мужчина, и герой, голый и босой,
Сам не свой, когда вспоминает девяносто первый, тут же бабьи бредни треплют ему нервы!
Он ест прошлогодние консервы, такой в семье был сервис, бог и тот сбился с ног,
У него дотошный священник просит как милостыню горсточку медных денег,
Но вместо них получает огромный веник, он и для грешных, и святых,
Но я – не самоубийца, чтобы с жизнью навеки в безлюдной пустыне проститься!
Хочу к богу на рандеву пробиться и пытаюсь к звёздам присоединиться,
Им тоже ночами не спится, здесь такая чехарда творится с раннего утра,
То холод, то жара, но нет нигде душевного тепла! Только тлен и мишура и больше нет ни черта!
Унылая пора – очей очарованье, человеческое обаяние не приводит ни к чему, вот потому
Один на огромном валуне с утра сижу и думаю горькую  свою!
Вокруг огромные камни преткновения, мелькнёт надежда на спасение,
А потом былое озарение исчезнет через краткое мгновение, словно полночный свет,
Что-то было, глядь, а его давно уж рядом нет! Исчез едва заметный след,
Здесь нет стен каземата, но и к былому нет возврата, но душа ни в чём не виновата,
Брат не отвечает за брата! Знаю, что истина простая на пятки грешнику наседает,
А бог все грехи сполна узнает, и он их никому всецело не прощает, по-другому не бывает!
В глуши, без мрака и заточенья сорок дней прошли, как краткий миг, я совершенства не достиг,
Считай, уже старик натянул на лысую голову молодёжный парик и делает вид, что его стезя
Давно уже пролегла невдалеке от степного ручья, пустыня здесь, скудная пища есть,
Но него есть! Голодно и холодно по ночам, невдалеке трезвонит златоглавый храм,
Служба начинается по утрам и тянется до глубокой ночи, монахи не смыкают очи,
Молятся за себя и за Творца, Ему принадлежат их души и сердца! Есть торжество,
Нет вдохновенья, есть слёзы и обрывки жизненной прозы, нет ни ласки, ни любви,
Но остатки людской болтовни грешникам сродни, они болтаются по хилой груди,
Устав от трепотни, присядут в уголке, но оставшись наедине, смотрят на миражи на стене!
Бога умом не понять, он обещает людям благодать, но где её сыскать? Вблизи ничего не видать!
Тьма и мрак повсюду, жужжание пчёл на том пути, по которому сюда я шёл, тот путь был тяжёл,
Пришлось увидеть произвол, и вот тот заветный предел,
Который краем своего рваного подола грешника слегка задел!
Он моргнуть даже не успел, слава богу, что остался жив и цел,
Как мираж ускользнул через половую щель, он даже не заметил входную дверь!
Взгляд уперся в пол, ему привычнее смотреть на женский подол, глаза унылы,
Им опостыли тесноты бытия, зачем сюда явился я? Чужая земля – не для меня!
Монахи ушли на сенокос, им нечем кормить коров, волов, овец и коз,
Пришлось и мне задуматься всерьёз о рабской судьбе и доле, о горе и неволе!
Шапка сгорела на воре, он еретик что ли? Стону от боли, голова болит, лысина блестит,
Но дивный вид открывается в миг вечернего заката, здесь не сквозит, но мысли о разном,
Напоминают борьбу Веры с едким сарказмом! Три кита моей психологии звучат так:
Авось, небось, и накось - выкуси и больше Бога ни о чём серьёзно не проси,
Исподволь проветри на природе свои изнеженные мозги, в них мысли мои
Пытаются оторваться от матушки-земли, словно молодой дьякон от пожилой попадьи!
Боже, прости за словесные грехи! Неисповедимы Твои пути! Грех покоя душе не даёт,
А время к отъезду медленно идёт! Птицы кричат, птицы кричат, что люди норовят
Сделать первый шаг навстречу небу, и верят всем небесным постулатам слепо!
Жизнь проходит нелепо в стенах мраморного склепа, он без окон и дверей, не видно даже людей,
Мысль не укладываются в голове моей, почему рядом нет закадычных друзей?
Пустота в душе моей! Никто другой не шевельнёт рукой, чтобы вселить в душу покой,
За ним как за каменной стеной, пришлось и мне те сорок ночей спать на сеновале,
Могло быть хуже, мог наедине в сыром подвале, время терпит, оно может подождать,
Когда утихомирится ветер? Нервы шалят, им надо куда-то спешно бежать, а мне плевать
На их причуды, в холод и в стужу бога не обессужу! Тяжкому грузу не бывать, надоело ждать
Грядущую благодать, главное, палку не перегнуть и вовремя воздуха глотнуть,
Пусть слёзы катятся как ртуть, в том и суть, что хочу все долги богу вовремя вернуть!
Встарь израильский царь создал новый для себя календарь, он переборол тоску и печаль, 
Показал народу грядущую даль, яркий свет ударил в глаза, яснее стала видна та стезя,
По которой толпа неспешно шла через пустынные веси и города, но так здесь было не всегда!
Потом была Голгофа, стали терять свою стройность чужие строфы,
Густые волосы покрыли брови после пролитой наземь крови,
Кровь другого мира стала для его последователей подобием святого эликсира!
Люди с чёрными волосами и горбоносыми носами толкались около его жилища часами,
Поджидали на улице и в божьем храме грядущего Мессию,
Он впервые доказал жрецам различных муз: коль ты взялся за гуж,
Будь силён и дюж, тогда и ты сбросишь со своей спины тяжкий груз рока и судьбы!
Увы, трудно отбиться ночных искушений, в те редкие мгновения
Истина являлась в ином облачении! Сознание пребывало у неё в плену,
Трудно было убедить всезнающую толпу, что нельзя измерить её глубину, ширину и толщину,
Жизнь кувырком летела ко дну, рушилось всё, пришлось задуматься всерьёз,
Сразу ставал вопрос: «А дальше что?» Не безгрешен никто, то-то и оно!
Нелегко жизнь прожить грешно, проходит всё, но в памяти остаётся кое-что,
Она, как прокисшее молоко, делает вид, что прежняя жизнь самую малость горчит!
Как дальше жить? Как быть? Мозоли на руках, огромные дыры на изношенных башмаках,
Всё – тлен, всё – прах! Только горькие слёзы на очах напоминают о былых грехах!
Этот мир построен на людских костях, он без грешников вконец бы зачах,
Только всеобщий страх двигал толпу навстречу запаху хмеля в конце апреля,
Трудно давалась грешнику наедине прожитая неделя! Молва людская никогда не утихала,
Она наставляла на истинный путь много повидавшего нахала, она разрослась и не умолкала,
Пока истина над головой подобно радуге не засияла! Потеря любая на новый грех понукает,
Но и он человеческий разум в противном не убеждает! Можно молитву читать с акцентом,
И получить весомые дивиденды, в такие моменты смотришь исподлобья на суть земного бытия,
Вдали мелькает твоя полночная стезя и вдруг потухла путеводная звезда, она горела всю ночь,
И ты был не прочь Богу помочь воду в ступе толочь! Вот такая ты сволочь, ханжа городская,
Истина святая вдали изредка пролетает и о себе подобно сердечной боли невольно напоминает!
Ветер двери с петель срывает, во все углы задувает, голод истощает силы, но вырастают крылья
У грешного и потешного естества, чья тропа давно пролегла вблизи одинокого степного ручья,
Там молодость грешника прошла, но он забыл святые каноны земного бытия! К чему клоню я?
Круглая земля с прежней скоростью вращается, не каждый миг в жизни надолго запоминается, 
Что-то в лучшую сторону меняется, а что-то утяжеляет мирские заботы, иной раз жить неохота!
В глазах синяя поволока, но нет от неё никакого прока, дьявольский коготь расцарапал локоть,
А мужская похоть пытается стройную женщину в темноте за интимные места легонько трогать,
Но мысли те – преходящи, нет любви настоящей у тех, кем движет в жизни дьявольский грех!
Один – за всех и все – за одного! Жизнь похожа на дерьмо, сильно воняет оно и что?
Нос не воротит никто ни дома, ни в метро, коль бесцельно житьё! Проходит всё,
Пройдёт и ощущение это, что близок конец света, приближается рассвет,
Сил сопротивляться соблазну нет, первым божественный свет вскользь заметил
Продувной холодный северный ветер, он развеял дым и пепел, день стал ясен и светел!
Конец неволе, съеден пуд соли в течение сорока дней, грех был изгнан взашей
Из памяти людей, кому как не мне пришло время вспомнить о давнишней тяжбе:
Ни людям, ни себе, надо идти по старой стезе и постоянно вновь доказывать себе,
Что ты готов в жизнь воплотить свои мечты, и навести мосты между светом и тьмой,
Но споры рока с судьбой не проходят стороной! Бог ты мой, мне мой разум велит
Праведно жить, но страсть бурлит, она на ушах стоит, но этот миг от неба будет скрыт!
Все мы проходим через царство тьмы, боимся темноты, и ждём полыхание утренней зари,
Пусть допекают комары, пусть мошкара не даёт покоя до утра, а потом холод сменяет жара,
Я буду счастлив беспредельно пожить от многоголосой толпы отдельно, здесь такая красота,
Сбылась, наконец, моя давнишняя места: отброшен тлен, покинута суета, неужто навсегда?
О, да! Мои года – моё богатство! Грех продолжает за подол пиджака из последних сил цепляться,
Дождь начал срываться, близость божества раскрыла крепкие узы былого родства,
Кругом пошла седая голова, вроде и не было интереса к матушке-природе, седые пряди
Разбросаны по исписанной корявым почерком последней странице общей тетради,
Позаимствованной у бабы той, что считалась верной женой! Как оказалось, я – не её герой!
Жизнь была не в радость, приторной оказалась ночная сладость, но артезианский кладезь дум
Поднял крик и шум, он не захотел поклоняться двум господам и прислуживать по ночам там,
Где балом правят стыд и срам! Там пробираюсь с грехом пополам сквозь заброшенный хлам,
Снегом припорошенный, но грех мчится по пятам, я же живу в эти дни без надрыва,
Хотя ураганного ветра порывы приносят запах вина и пива! Где-то бродит Мефистофель,
Его не вижу профиль, но чувствую дыхание чужое, незримая тень весь день спорит со мною,
Утром поднимаюсь с больной головою и ничего не могу поделать с собою!
Откуда здесь взялись эти подлые черти, они пугают грешника грядущей смертью,
Он устал от земной круговерти так, что ему уже не страшна ни тьма, ни мрак!
С виду – не дурак, но в его душе – сплошной бардак! Как рыба об лёд бьюсь,
К познанию истины небес стремлюсь, кажись, немного тороплюсь, это мину или плюс?
Утром сажусь на огромный камень, воздух свеж и туманен, вид пустоши необычен и странен,
За небо уходит край чужой дороги, до крови избиты босые ноги, нет погоды и что?
Здесь тебя не обласкает никто! Ты был приятным мужчиной, нынче чело избороздили морщины,
Пришлось наяву убедиться, что нынче нечем гордиться, в свой будуар бегут девицы,
А мне ночами дивный сон снится, что я ласкаю взглядом их пышные ягодицы!
Прошло то чудное мгновенье, забыто былое наслаждение, душу посетило смятение,
Лопнуло её терпение, её родня в пятом колене с пеной у рта доказывала неспроста,
Что жизнь без Веры в бога и вправду наивна и пуста, а без Господнего креста тлен и суета
Охватят своими ручищами знакомые с детства места! В час ночной миражи спорят со мной,
Сердце бьётся глухо, вокруг ходят разные слухи, кто-то шепчет мне на ухо,
Что грех гуляет за спиной, а я мимо него прохожу стороной, словно сказочный ковбой!
Сума торчит за спиной, я же словно связной между небом и землёй, священный код едва шепчу,
Ночами очень плохо сплю, всю ночь, как истукан торчу посреди каменной пустыни,
Рядом нет ни одной рабыни, забыт на время кручины огромный фолиант, богом данный талант,
Один скромный дилетант нацепил на шею красный бант, взял под мышку сломанные костыли,
Скользнул глазами поверх родимой земли, и попытался назад вернуть досужие мысли свои!
Он прожил сорок дней в тиши, купил у бога прощение за последние гроши, отсиделся во ржи,
Над головой летали ласточки и молодые стрижи, с виду они хороши, но глубже копни
И ты забудешь сокровенные мечты, оказавшись среди вечной мерзлоты!
Увы, ты один среди пожухлой ботвы и впереди не видно ни зги, жизнь хороша, но не в конце,
Когда морщины появляются на лице, сиплость в гортани и нет ни копейки в дырявом кармане!
Никто впритык не видел зло, но оно на землю пришло и вот лопнуло железное звено,
Любовь к добру, судя по всему, не привела толпу ни к чему, она разбередила стонущее сердце,
Отсюда всё пошло, народ стал жить неказисто и грешно, глубокие морщины покрыли чело,
Всё обойтись могло, но не исчезло зло, мир не зажил наново, гости незваные из города Иваново
Внезапно в сельскую обитель всем скопом нагрянули! Подняли трезвон,
Но грех плевать хотел на колокольный звон, доносившийся со всех сторон!
Старую мелодию едва доиграл патефон, там солировал саксофон, кому та музыка мешала,
Вся страна устала повторять забытые фразы сначала? Жизнь не проясняет ничего,
Закончилось сладкое житьё, неубранным осталось крестьянское жнивьё, ё – моё,
Смотрю вверх, там грешный человек не хочет видеть злосчастную смерть!
Я готов заново втянуться в русский быт, но не могу забыть тот ужасный свист
От неприятельских пуль, их перекрикивал орудийный гул! Южный ветер из-за лысой горы подул,
Зашатался подо мной старенький стул, я в овраг тут же сиганул,
Находясь в состоянии стресса, мигом отправил богу срочную депешу,
Попытался грешников осудить, но их нельзя казнить! Их надобно простить,
И на время в сельской местности поселить, пусть их быт будет какими-то рамками ограничен,
А каждый человек станет самокритичен! Мы же грешно живём, со временем в ногу идём,
Наш язык стал помелом, мы же движемся напролом, чтобы потом бить Богу челом,
Но зачем же врём Ему, искушаем рок и судьбу, с годами старимся, но сильно не печалимся,
Таким до смерти останемся! Рок в неудачах был зол, от божьей кары ещё никто не ушёл,
Нельзя чинить произвол на своё усмотрение, хватило бы терпения пройти терны преткновения!
Мой запал к истокам знания пристал, и он не иссякал, я истину более пятидесяти лет искал,
Прилично устал, но решил твердо, что человек гордый не станет перед бесом унижаться,
Пришло время с грехами навсегда расставаться! Разорваны крепкие узы, я на службе у Музы,
Дома осталась железная кровать, мне здесь не на чем спать, можно, сидя на камнях,
О сути бытия потолковать, всё – тлен, всё – прах, надо вставать с колен,
Не получив от бога ничего взамен, а зачем? Истина выпорхнет из сизого тумана,
Будет выглядеть наивно и странно, словно измятая страница любовного романа,
Нынче я на мели, в небе громко курлычут пролетающие в ночи чёрные журавли,
Только в час ночной обретаю временный покой, а за душой глухой крик и вой,
Пыль клубится по дороге столбовой, неужто я – изгой? Чужой среди своих,
И свой среди чужих, чего я в жизни достиг? Оставил много обещаний пустых,
Но остался при интересах своих, бог ужаснётся, когда к грехам невзначай прикоснется!
Бес открыто смеётся, лают бродячие собаки и не подают мне лапу! Хватит заниматься мотовством,
Есть отчий дом и куст белой сирени под открытым настежь окном, вокруг дома тянется ограда,
Невдалеке пасётся общественное стадо! Мирное время прерывает артиллерийская канонада!
Мало того что-то постоянно гнетёт грешное естество, возникает препятствие одно, а потом другое,
Нет нигде душе покоя! Прошло время золотое, повсюду запах псины, она исходит от гордыни,
Бес кружит над головою, о чём-то спорит с молнией шаровою, быль поросла дикой травою,
Эхо гудит за спиной, оно малость затихает в час ночной, но днём вновь пылает ярким огнём,
Душа затосковала, ей горя было мало, так вновь без спроса вошла в открытую дверь
Незваная любовь, словно дева курносая! Что делать грешнице теперь?
Как ей избежать новых потерь? Куда бежать? О чём размышлять? Действовать наугад?
Она не хнычет, что-то химичит, не мычит и не телится, ему самому не верится,
Что по пустыне сизый туман по утрам стелется! Душа требует тишины, хотя разговоры не слышны,
Не жизнь, а малина, но в миг единый в провалах старинного алтаря возникает свет от фонаря,
Сознание искажено до безобразия, ещё ни разу я так не был одиноким,
Но не забыты ни распри, ни склоки, иногда о себе напоминают былые пороки!
Они приходят на запах, словно дикие собаки, прыгаю на церковную ограду спереди и сзади,
Их сторонятся мужики и бабы, хотя все они на передок слабы! Я же смотрю через раскрытое окно
На полыхающее вдалеке казино, там народа полно, рекой льётся красное вино, бог - далеко,
Соблазны - рядом, они, как звериное стадо приносят чужую жизнь дьяволу в жертву,
И, судя по всему, прячут бумажные деньги в измятом от времени  конверте!
Хотите - верьте, не хотите – не верьте, что наш общий долг перед небесами
Определяет не бог, а мы сами, увязнув по уши в грехе и сраме! Я же мысленно странствую,
Пытаюсь отбросить привычки мещанские, но мало толку от намерений пустых, каждый миг
Уходит в безвестность мирская жизнь! Чего я достиг?
Сущую ерунду, от себя бегу и засыпаю прямо на ходу,
Истину по белому свету ищу, буром пру на рок и судьбу,
Но это им ни к чему! У них свои заботы, мне тоже скучно без работы,
Авось, осмелюсь проникнуть через монастырскую стену, попытаюсь открыть нижнюю челюсть,
Дабы пару слов инокам на прощанье сказать, не стану врать и их во всех пороках всуе обвинять,
Попытаюсь на ноги встать! Мне бы комфорт для творчества создать! Ядрёна мать,
Куда девалась сила слова? Выбора нет иного, как снова и снова застыть в ожидании вечного зова!
Жду до полвторого, выбора нет иного, как верить року на слово, он сам сидит в глубокой яме,
Обвешенный путами и цепями и обливается прощальными слезами! Колокола звенят над нами,
Нет толики слюны, чтобы под сиянием холодной Луны тихо зализывать свои сердечные раны!
Моя богиня слеплена из красной глины, у неё глаза ледяные, они чуточку косые, слова разбитные
Несутся по тёмному и глухому околотку, там на каждом углу продают задёшево палёную водку,
Если хватит мощи и силы, призову на поклон к богу половину Росси! Там люди с виду чумные,
Голые и босые, сидя в кожанам кресле, грешат повсеместно и это небу досконально известно!
У небес нервы стальные, под тучами летают молодые стрижи, попробуй что-то ты им докажи,
Они привыкли жить в пустынной глуши, где нет ни одной живой души!
Жизнь движется по извитой спирали, неспешно исчезли прежние идеалы,
Мы же о них мозоли на ногах и руках натирали, чуточку умнее стали,
Но мало сеяли и плохо жали, суть бытия помимо своей воли нехотя искажали,
Любовь к стране родной встала предо мной огромной каменной стеной,
Человек любой, будь он даже последний изгой, не станет идти по дороге столбовой,
Он пойдёт по линии кривой, бес ополчится против нас, появится дерзкий страх не только за себя,
Но и за тех, кто несёт писчее перо наперевес, долгим будет процесс постижения сути бытия,
Это уж точно знаю я! Короли и шестёрки, дамы, тузы и семёрки выброшены судьбой на задворки,
Я же от безделья поседел, но избавиться от скуки так и не сумел, на огромный камень присел
И заунывную песню робко запел! «Шумел камыш, деревья гнулись, мы под роком прогнулись
До земли, попытались забыть свои грехи, но, увы, теперь греемся у чужого костра,
Нам бы дождаться утра, а там, как карта ляжет и что нам небо прикажет?!»
Мы верили судьбе, но не доверяли себе, под пижамой утром ранним прятали шрамы,
Не дай бог их увидит старенькая мама в златоглавом божьем храме!
Её реакцию нельзя предвидеть заранее! Лезу в карман за словом,
Хочу быть вновь и сильным, и здоровым, но под покровом ночи из орбит вылезают очи!
Мозг обесточен, быт и вправду был порочен, никто не прожил жизнь без червоточин!
Даже птичка без усилия не снесёт яичка, в армии полная обезличка,
У каждого свои лычки, а в тюрьме – погоняло и клички! Бог стоит на страже
И помогает разгильдяем даже, заменить бы смирение покоем, но не умирать же стоя
В это время непростое! На дворе выступила мгла, перед очами вновь высокая стена,
А из окна пещеры видны дикие звери, они ходят по пожухлой траве, высоком бурьяне,
Злые все, огромными клыками угрожают мне, но бог на моей стороне! Так кажется мне!
Прислушиваясь к шороху дождей, думаю о жизни своей, никто не гнал меня взашей,
Я спокойно входил в любую дверь, но не мог протиснуться сквозь половую щель!
Был смел и удачлив, в меру драчлив, но ни в коем разе не труслив, дым от церковных кадил
Грех до конца не победил, он чуть-чуть поостыл, бог кое-что ему простил, свои вожжи отпустил,
Я же не до конца понимаю, что творится в пустынном крае? Тяжко вздыхаю,
Себя на кресте распинаю, но без повода не стенаю, снаружи - одно, внутри - другое,
Дело святое вспомнить забытые надежды и желания, чтобы им сказать: «До скорого свидания!»
За высокими монастырскими стенами любуюсь холодными вечерами золотыми колоколами,
Мне было как-то непривычно раскаиваться перед господом публично! Бес смотрит цинично
Через открытое церковное окно на грешника одного и не говорит ему ничего!
Люди грешат в городе и в селе, так было и будет испокон веков на этой земле,
Тут ни убавить, ни прибавить, но как себя заставить – жить и не лукавить?
Духовный мир от зла был ограждён ещё с тех давних времён, когда мы не знали многих имён
И наш отчий дом считался крепостью для всей семьи,
Намедни по закуткам разбрелись досужие мысли мои,
Их список длинен, над ними белый иней, никто не под запретом,
Каждая мысль при случае за себя ответит! Прожито более половины века,
Ты был человеком, но стал обычным барыгой, который сидит ночами над книгами
И много общается с людьми, пытаясь проникнуть в суть земных проблем, но не затем он родился,
Чтобы ход его мыслей мигом исказился! Хлеб пресный лежит на камне отвесном,
Человек честный не позволит себе корочку хлеба своровать на чужом столе!
В тепле, но не в обиде на тех, кто легко берёт на душу грех! У людей глубокой Веры
Имя божества наизнанку выворачивает души и сердца! Этому процессу нет ни края, ни конца!
На всё воля Творца! Вдруг тоска стремглав охватила худого старика, он глянул на мир с окна
И увидел над головой грозовые облака, но гроза мимо прошла, как не вспомнить былое,
Где же подевалось счастье земное? Его, как кот наплакал, о чём предвещал известный оракул!
Люди сходят в тень по одному, одни искушают рок и судьбу, другие надолго садятся в тюрьму,
Я же жить грешно больше не могу, отвергают тлен и суету, а зачем нужна жизнь без перемен?
Человек живой не должен быть ограждён кирпичной стеной от замысловатых тем земного бытия,
Вблизи грядущих перемен должна пройти его стезя, вблизи глубокого степного ручья
Вознесу я Господу хвалу, а потом в сторону тут же отойду, встану на больные колени,
Да, я - божий пленник, пусть каждый мой современник в свершениях имеет несметный счёт,
Добрые дела долго будет помнить неугомонный народ! Среди шумной толпы я в первом ряду,
Не сужу и не осуждаю тех, кто пристроился с краю, ибо чётко знаю, что нет здесь сказочного рая,
Есть красота земная и ночная темень, в темноте не видна благоухающая зелень, ржу, как мерин,
Но в себе, как прежде не уверен! На исходе день, вот смутная тень, вот чудный сон,
Вот крик, вот стон, невдалеке звучит знакомый с детства баритон, ему вторит старый саксофон!
Хочется заново в жизнь влюбиться, где-то надолго приземлиться,
Снять шнурки со старых башмаков и вспомнить вновь ту любовь,
Что волновала душу и согревала кровь! Заела бытовая рутина простого гражданина,
Мне попросту непривычно отвечать на обвинения бога нетактично,
Пусть Всесильный бог легко переступает через мой порог и вдыхает знакомый с детства дымок,
Рот закрыт на замок, строк раскаяния давно уже истёк! О нём пишу между строк! Этот тот случай,
Когда звук певучий среди строк звучных исподволь напоминает о жизни кипучей,
Мутится старческий рассудок, ему бы раздвинуть дневную границу суток, он кричит и шутит,
Но страну вряд ли от сна когда-то разбудит! Крик вдали и возле, а после - мёртвая тишина
Доносится из настежь открытого с утра окна, везде - не паханая целина, здесь мира окраина,
Только даль небес едва-едва видна, но небо голубое, само собою, не дружит с темнотою!
Свет создаёт дивные картины, он входит в бедную лачугу и богатую квартиру,
Чтобы осветить пустые стены и сбросить наземь тяжкое бремя земного бытия,
Чуть свет, чуть заря неспешно вскакиваю со спального места я, стал я тише,
Прогибаюсь перед грехом всё ниже, и ничего кроме соблазнов не вижу!
Стою на скользком карнизе, а снизу кто-то смотрит впритык, как в бездну свалится старик?
Мифический образ небрит, он плохо говорит, как змея шипит, изредка издаёт звериный рык,
Как зло упредить и вновь свою жизнь не опошлить? Ныне без присмотра осталась гордыня,
Она присела вблизи святыни на платочек синий, над головой немало звёздный тел,
Слава богу, я – жив и цел и не стремлюсь попасть сходу в половую щель, пусть дует метель
И свистит ветер, только бы новый день был радостен и светел! Сорок дней прожито наедине,
Тягостно на душе, после ночного бдения ушли искушения, но половые инстинкты остались,
Они невдалеке всю ночь болтались без дела, только солнце за тучи село, как душу запела
На всю округу, призвала на помощь молодую супругу и что-то ей долго шептала на ухо!
В горле сухо из-за холода и жары, и много печали,
Мы же сами бурную жизнь на одиночество променяли,
Что искали, то нашли – неисповедимы Господние пути! Боже, не соврати, помилуй и прости!
Свет далёкой звезды чётко виден издали, но чей-то тихий шепот, а потом топот ногами
Напоминает, что правда не за горами! За забором плохо с деньгами, там ханжи и воры
Обложили толпу поборами, и не скоро откроют заслонку для кислорода, холодная погода
Почти уже полгода сгладила из памяти знакомые черты жестокой неправоты! Господи, не погуби!
Выбора нет иного, как отказаться от помысла дурного! Не хватает дождя грибного для омовения,
Камни преткновения шуршат под ногами, их разгребаю со своей стези двумя хилыми руками!
Судьба смеётся над нами, мне часто прошлое снится, мелькают знакомые с детства лица,
Раздвигают сальные ягодицы смазливые и страстные девицы, они работают в больнице!
Мне сон уже не нужен, я был в половину второго совиным криком снова разбужен,
Кажись, я и болен, и простужен, слава богу, не контужен! Зло прошло стороною,
Я же мысленно слежу за каждой строкою и готовлюсь к бою с неприятельской ордою!
Я родился под счастливой звездою, филин орёт, время медленно в темноте идёт!
Чужое проклятья уселось ко мне на запятки и щекочет пятки, хоть танцуй вприсядку
Или давай бесу взятку, но громко не ори и опосля ни говори, что не проходит боль внутри!
Не мне решать: кто прав, кто виноват? Бог видит, что страсти с людьми в ночи творят?
Эти слова неспроста Господь вложил в мои уста, пот капает с высокого чела, а гитарная струна
Была порвана ещё вчера, страсть сгорела дотла, молодость прошла, мне казалось,
Что немощь и усталость за огромными валунами полночи скрывались, потом путы разорвались
И наступила полная свобода для честного народа: как хочешь, так и живи, куда хочешь, туда иди?
Только забери вместе с собой все свои грехи! Мне не дано знать: кого могу на три буквы послать?
В натуре предчувствие бури готово снять три шкуры с плеч рано поседевшего бунтаря,
Поднявшегося на ноги чуть свет, чуть заря! В пору осеннюю было получено небес благословение
На добрые дела, осень прошла, её сменила холодная зима, нет прежнего тепла в душе,
Плоть заносит на крутом вираже! Обнажены грехи все, но их презрев,
Попытался я обрушить собственный гнев на статных дев, их не загонишь силой в хлев,
Они говорят слова нараспев, за струну страсти пожилого мужчину мельком задев,
Ведут отсчёт минувшим дням, девицы не в пример мужикам, умны не по годам!
Им привычен стыд и срам! Страстей ураган прошёлся по трухлявым пням,
Перекрыл кислородный кран, чтобы никто не был обязан нам ничем,
А зачем забывать суету и тлен? Не встать рабам с колен! Непреклонность воли не даёт покоя боле
Ни судьбе, ни доле! Ветер свищет в диком поле, он вдоволь нагулялся на воле,
Но от судьбы и доле ему не уйти, он ловит небес едва заметный знак, и верит им на слово,
Он не видит выхода другого, как разобраться, что и как и если что-то не так он скажет, что так!
Везде бардак, везде рожь плохо родится, она даже не колосится, сон чудный изредка приснится,
Дни, проведенные в ратном труде, не оставили ничего ни людям, ни себя, он прожил в нужде,
Ходил взнузданным в узде, но никогда не преклонялся горести и беде! На раны вылит йод,
Он приторный запах полдня издаёт и сладкий привкус еде придаёт, но время пройдёт
И всё испарится, вот только суть бытия никак не исказится, небосвод на шесть часов затмится
И вновь ярким светом озарится, наметив курс грядущим дня, с горем пополам, кручусь сам
Среди обломков прежних отношений, спорю с молодым поколением до остервенения,
Таким родился я и до сих пор не изменился, пару раз женился, первый раз поторопился,
Вовремя не остановился и попал на долгий срок в глубокий колодец или бабий острог!
Видит бог: прохудился мой сапог и оттуда в щель истёк липкий живительный сок,
А через строго определённый срок баба предъявила счёт: она не намерена делать аборт,
Вот такой компот, надо было кончать в задний проход или прямо в рот!
Белое молоко по половым губам медленно в половую щель текло,
Девица, как холодное стекло, бог далеко и что? Она одурачила парня своего,
Он пал смертью храбрых ни за что, лишь холодный пот покрыл его благородное чело!
Стон безмолвный прокатился по углам укромным, был он слишком скромным,
Чтобы бабе открыто сказать, что она ведёт себя как ****ь! Ей к таким словам не привыкать,
Она бы любого мужика смогла к стенке прижать, коль пришло время рожать,
Ей далеко за двадцать лет, а мужа нет, она была согласна даже на миньет,
Исчез ясный свет, в голову лезет разный бред! Закрома пусты, едва шумят зелёные кусты,
Но от мерзкой пустоты никуда божьему отроку не уйти!
Боже, за прежний грех прости и от новых бед отврати!
Неисповедимы, Господи, Твои пути! Я слишком мягким был,
Об отцовских науках в тот миг забыл, разум половой инстинкт заживо погубил,
Я же оргазм к своим губам слегка пригубил, а потом в неволе слишком долго с кандалами жил!
Жизнь детям посвятил! Притворялся мертвым, хотя оставался живым,
Прошёл медные трубы и Крым, потешался умением своим, был рядовым, стал капитаном,
Говорил ясно, но пространно, попытался ноги оторвать от матушки-земли, но они туда вросли!
Хотел запомнить всех, кто поднимал грешника на смех, не удалось, в горле застряла рыбья кость,
Пришлось бежать к врачу, потом поставил у алтаря огромную свечу, тот грех до сих пор влачу
На собственном горбу, мне, кажись, уже ни к чему вспоминать прежнюю жизнь! Она катится вниз,
Будущее ещё не потеряло смысл! Перед инфарктом была полная отставка, искажены факты,
Не хватило бабе такта с высокой поднятой головой встретить случай роковой за своей стеной!
Мой голос - вещ, но член – нужная в хозяйстве вещь, он остр, как самурайский меч,
И прекрасен при сиянии горящих церковных свеч! Заметь, он и впредь будет пытаться
С молодостью до рассвета состязаться и прежде, чем с любовницей расстаться,
Раздвинет солдатские цепи даже в мраморном склепе, ему уже ничто не светит,
Он ночами долго бредит, как в навязчивом сне, спит на холодном трухлявом бревне!
Успокойся! Страсть имеет дивное свойство - вызывать лёгкое нервное расстройство!
Спокойным быть при виде голой бабы вряд ли сумею, только те, кто лежали в Мавзолее
Были преданы великой идее, я же посадил бабу себе на шею, не живу, а балдею!
Учу неразумных уму – разуму, тащу вместе с ними дырявую суму по грязному околотку,
Они пьют палёную водку, я же в охотку ем атлантическую селёдку и без особых проблем
Вновь сую свой член в узкую половую щель, там – оттепель и весенняя капель,
В глубине слышна соловьиная трель, хотя снаружи – холод, голод  и стужа,
Можно поскользнуться на замёрзшей луже, но щель не становится уже к концу акта,
От этого факта мне голову вскружило как-то, после очередного полового контакта!
Я крикнул: «Караул! Подо мной шатнулся старенький стул, ветер с севера подул,
Я же себя праведником не считал, любил жёлтый металл, с чужими жёнами спал,
И вот во сне пред Господом предстал и что бы Он мне в тот миг не сказал,
Я твёрдо знал, что накал страстей меня гонит взашей со стези приличных людей!»
Темнеет! Солнце душу не греет! На пятки наступает ночь! Молодость уходит прочь!
Я - не первый и не последний, кого намедни даже перед обедней в постолы обула эта стерва!
Когда она не нашла меня, среди дыма и огня отыскала другого, ей верили мужики на слова,
Среди шума городского соблазнов много! Вот уляжется боль и тревога, заживут избитые ноги
И я вновь отправлюсь в дальнюю дорогу, завещанную богом, в поисках прекрасного слога!
В голове - кавардак, какой же я простак?! Как-никак уже старость видна из открытого окна!
О, времена! О, нравы! Грех от лукавого! Куртка грешника насквозь промокла, в каплях стёкла,
Он стоит под проливным дождём и думает думу о согрешении своём! Мысли приходят рывками,
Они раздвигают темень под облаками, на ногах и руках у старика огромные киллоидные шрамы,
О них он думает дома и в храме! Весна не за горами, в чужом предместье главенствует ночь,
Она до утра будет воду в ступе толочь! Здесь ни травинки, ни куста, ни цветка, ни деревца,
Повсюду валяется из-под зёрен мелкая шелуха, он отбудет свой срок от звонка и до звонка,
А потом его в путь-дорогу позовёт походная труба! Её зов слышен издалека!
Да, он – раб своей привычки, пришлось зажечь отсыревшие спички, чтобы тепло костра сберечь!
Голоден он, ходит ночью без кальсон, то есть без нательного белья, нет ни пищи, ни жилья!
Бог ему судья! Грудь держит колесом, разговаривает с судьбой в унисон, безумец он,
Его мысли зловещи, он смотрит странно на повседневные вещи, а ветер хлещет по щекам,
Вдалеке золотыми куполами сияет старый православный храм, служба заканчивается там!
Везде одни и те кресты, нет ни беготни, ни мишуры, он выстирал свои дырявые штаны,
Не осталось для питья даже малой капли дождевой воды! Как не суди и как не ряди,
Но ему пришлось признать свои грехи во время вчерашней исповеди! Уста пусты,
Да не грусти ты, глаза долу опусти, ты же пленник собственных снов, сам ходишь без штанов,
Но мечтаешь обрести страстную любовь! Допита миска фруктового киселя, тёмными стали поля,
Белым снегом покрылась земля, увы, даже сняв широкие штаны, не прыгнешь выше головы!
Хорошо б правду сказать свояченице в лоб, она живёт среди городских трущоб,
Снегом переполнен её большой огород, под забором лежит гигантский сугроб!
Сорван последний листок календаря в конце холодного января, промёрзла земля,
Но я иду по лезвию ножа! Жена знать ничего не хочет, пусть муж едва ноги волочит,
Она ему всю ночь голову морочит, как змея шипит, а муж, как партизан молчит! Чего она хочет?
Ласки и любви? Ты хотя бы вслух об этом ничего не говори! Грешно и срамно - жить полигамно,
Но всё равно нам не дано прикоснуться к тишине и увидеть божью явь наедине даже во сне!
Что нас в боге прельщает? Он счастье нам опосля обещает, и в храм приглашает,
Мои мысли разум к прошлому ведут, преодолевают непреступный редут,
Но не меняется суть былого, было слово и были дела, но слезам никогда не верила Москва!
Заперт вход в массивную дверь, была высокая цель и даже через половую щель ничего не видно,
Больно, стыдно и обидно за жилье на пять коек, там ты должен был усвоить жизненный урок,
Чтобы каждый параноик не делал тебе упрёк, что ты должен закрыть свой грязный рот на замок!
Сумасшедшие есть везде, их много в сумасшедшем доме, там блеск от никеля и хрома
Затмевает взгляд, жизнь надо как-то менять, но как? Чем рассеять тьму и мрак? Ты сходишь с ума,
Тебя пугает холодная Калыма, но, не поведя бровью, тянешься к суесловью,
Без предисловия выдвигаешь богу неприемлемые условия, и вот кончается твоя стезя
Невдалеке от ворчащего с утра небольшого, но говорливого степного ручья! Счастлив ли я?
Пока под ногами родная земля, даже холод лютого февраля, озноб, суля, принесёт миску киселя,
Поставит на стол и крикнет: «Прочь пошёл! Хватит чинить произвол над плотью и душой!»
Туман стелется густой над землей и ледяной водой, кругом покой, галдежа и бреда тоже нет,
Простыл их едва заметный след! На свете счастья нет, нужна огромная воля,
Чтобы вступить в открытый бой с судьбой и долей! Встать с ними наравне явно не по мне,
Я к божьему кресту прислонился, малость мой дух угомонился, перед любовницами извинился,
Им на прощание до самой земли поклонился, а потом стремглав взбеленился,
Стал валяться на пожухлой траве, странная мысль свирепствовала в голове!
Благословенный свет светит мне вослед, покоя нет,
Порывы ветра и дождя стороной не обходят меня!
Каждое движение в тягость, даже жизнь и та – не в радость, ждёшь пакость от друзей,
Былое время оживает в памяти твоей при первом шелесте зелёных камышей!
Дорога ведёт под обрыв, к голове крест, приложив, руки на груди сложив,
Напеваю один и тот же старинный мотив, нету сил, нету мощи, хоть свищи, хоть кричи,
Но их нигде не найти! Душа скорбит и тихо плачет, невдалеке в красной рубахе палач маячит,
Это значит, что пора поднимать якоря, впереди незнакомые моря, бури и шторма,
Чтобы сойти с ума, нужно ум иметь! Закончилась вода, кончилась снедь,
Возникла нужда в хлебе и воде, прошлая жизнь прожита в нужде,
Седина в голове - бес в ребре! Появилась боль в левой икре,
Сорок дней живу в такой дыре, что приходится пищу готовить на костре,
Его зажигаю на заброшенном пустыре! Здесь жару сменяет холод в январе,
Стужа приближается ко мне, прижимается к изголовью, я же к ней с любовью,
А она ещё та шваль, ей нужна тоска и печаль! Здесь и вправду одиноко,
Нет ни соблазнов, ни пороков, только былые распри и склоки напоминают о себе порывами ветра,
Хотя с раннего утра вновь грядёт жара! Здесь не будет даже в день погребения
Ни свечей, ни церковного пения, к прошлому нет возвращения, не мил мне домашний уют,
Нигде тебя не ждут, на шее затянут жгут, тебе со всех причитается, но ничего не получается,
Люди свои долги не отдают, твоей кончины ждут, авось, сам собой решится денежный вопрос!
Момент лови, неисповедимы пути всеобщей страсти и любви! Все живут на жалкие гроши,
Я же стремлюсь к деревенской тиши, где даже в ночи шорохи листьев не слышны!
Ухожу от порывов ветра и зимнего дождя, но уходя, пеняю на самого себя, что зря
Покинул стены родного шалаша, ушёл чуть свет, чуть заря, но куда? В обездоленную пустыню,
Дабы утихомирить в душе полновесную гордыню, ныне от неё ничего не осталось в помине!
Только небосвод синий завис над головой, пришлось смириться с роком и судьбой,
Скромно наблюдаю за путеводной звездой, грехи ушли долой со стези роковой,
Стезя нигде не обрывается, никто с твоими планами давно уже не считается!
Хорошо б умерить в душе былой озноб и услышать правду, сказанную в лоб,
Что есть мимолётное счастье только между стройных бабьих ног, но бог не понял мой намёк,
Он потащил грешную плоть в высокий снежный сугроб, я в него по шею влез, оставшись без
Трусов и кальсон, читаю молитвы ветру в унисон,а в ответ слышу громкие крики и жуткий стон!
Пожухлая трава подо мною, кажись, я ничего уже не стою, мне бы с мечтой своею
Пройтись по давно забытой тополиной аллее, но сумею ли преодолеть препоны на своём пути?
Перед глазами песок, глина и камни, ночной пейзаж выглядит странно, с ним я постоянно
Спорю о бытии полигамном! Нет единобрачия, надоела жизнь собачья,
Свои пороки от бога не прячу, в ночи скромно с небо о холостяцкой жизни судачу,
Нет удачи и что? Материально не поможет никто, заберут последнее барахло из дома твоего,
Только в безлюдной степи оставляю досужие мысли свои на произвол судьбы,
Там нет даже стерни, израсходованы все сухари, где же взять глоток воды?
Я же сам искал вечную разлуку, мне небо протянуло руку и преподнесло науку,
Как преодолеть тьму и мрак без лишних слов и фраз? Мы – легкоранимы,
Жизнь браним мы без повода, но когда на пятки наступают холода, нам толпа нужна!
Пусть пряником выглядит кнут, нас по делу наказывают и бьют, многие безбожно пьют,
Но слёзы редко льют! Забудь всяк сюда входящий о жизни настоящей,
Вот вновь брызнет луч дневной, и золотой ореол зависнет над головой седой,
Раздвигаются леса и горы, но небо продолжит смотреть с укором на бывшего ухажера,
Ныне – одинокого мужика, на которого свалилась горемычная тоска!
Он преодолевает сложный путь, трудно постигает суть бытия,
Из-под его ног уходит благословенная  земля! Во бля!
Опять высокая стена, ни куста, ни деревца, даже шпана и та
Сбежала с этих мест, я же сочту за честь на краешке огромного валуна рядом с Музой присесть,
Путь вредна она, словно привередливая жена, но меняются времена, меняются нравы,
Не я пишу семейные уставы! Боже правый, огради от лукавого грешное и немощное естество!
Обездолено оно! Холодный ветер влетает в разбитое окно, на дворе ещё темно, мне всё равно,
Где и с кем, но зачем? Всё – тлен, всё – суета, лепота прошла, жизнь разделала под орех
Буквально всех, кто не ждал от неё весомых помех! В ответ - крики и смех, бессилен человек
Против искушений тех, что исходят с небес! Психология любого поддонка похожа на гребёнку
С едва заметными гребешками, они проходят между ушами неслышно, словно тонкое дышло,
Куда засунул, туда и вышло, вот только досужие мысли в воздухе повисли,
Словно на девичьих плечах новое коромысло! Мелькают перед глазами огромные числа,
Шума городского не слышно, кажись, Всевышний добрался до самого дна, лицо белее полотна,
А мысль твёрдой почвы лишена! В минуту же на душе становится ещё хуже, внутри и снаружи
Гуляет лютая стужа! То ли ещё будет?! Враждебная среда, но это – не трагедия,
А пролог к комедии, ты вновь валишься с ног, пытается войти в царство божественного духа,
Но вселенское ухо не слышит твоей болтовни! Увы, мы рождены быть счастливыми,
Но стали наглыми и не в меру ревнивыми! Свой идеал никто высоко не поднял,
А только за его ухом почесал, он ещё ниже стал, в ином облике тотчас предстал,
Иссяк запал, ни куста, ни деревца, одни слова, но не кружится голова у мужика!
Рвётся там, где тонко, вот-вот лопнет ушная перепонка,
И ты не без труда будешь слушать приговор Страшного Суда!
Вот так всегда сущая ерунда или нелепица вытирает пот с усталого лица,
Но время идёт, грехам потерян счёт, что же в конце тоннеля грешника ждёт? Свет или тьма?
Мои года – моё богатство! Позади остались мытарства, но контуры божьего царства
Обретают чёткие черты, неужто ты, бездомный арестант, погубивший молодость и талант,
Решил для себя, что жил ты зря, замкнувшись в стенах своих, утонул в грехах мирских?
Месяц скрылся за горным отрогом, зацепился за осину одним рогом, выходят боком
Мирские неурядицы и пороки, началось движение вспять, время – спать и на лаврах почивать!
Старик к любому повороту судьбы уже привык, он прожил полтора месяца в пустыне,
Отныне в нём появилось больше Твердыни, боль срубила под корень древо гордыни!
Он подошёл неспешно к алтарю, рассказал богу предысторию свою, что и к чему,
Даже я не пойму? На случай любой проследил, в какую сторону дует ветер за кормой?
Конвой остался за спиной, пусть слухи завистники создают, они нарушают семейный уют,
Они рождаются то там, то тут, от них через сорок пять минут остаётся лишь пустой звук!
Я к святости ещё раз на исходе пути приобщусь, у церковного алтаря остановлюсь,
Прочту молитвы, выученные за сорок дней наизусть, и пусть исчезнет тоска и грусть!
Не потерян к жизни вкус, плоть не лишена высоких чувств, никто не уязвим от греха,
Сыплется на пол мужская труха и нет ей ни края, ни конца, идёт борьба худого старика
И молодого херувима, земля вздыбилась под ними, мир не подвластен отроком двум,
Они подняли крик и шум, святость не идёт им на ум! Только Господь Всемогущий
Может справиться с удушьем, он всё знает о грядущем, мы же подходим к алтарю ближе,
Наклоняемся перед распятьем как можно ниже, твари бесстыжие ползут за нами по карнизам!
Оглядываюсь пугливо по сторонам, что судьба приготовила нам? Нет перспективы,
Звучат везде забытые мотивы, но страсти живые разбрасывают по воздуху силы,
Что накопили, но всё потеряли, чуть тоньше стали, люди смотрят с усмешкой на Орла и Решку,
Щёлкают кедровые орешки, но без спешки и укора выносят вердикт скорый!
Скользнул по сводам церкви солнца луч, он и крепок, и велик, и судя по всему, могуч!
Прикорнул у церковной изгороди уставший за ночь старик, ему надоело жить наедине,
Он нуждается в бабьем тепле, ему вполне по силам справиться с одной,
Возможно, она станет ему верной женой! Народ сволочной пристроился за кирпичной стеной
И зрит в оба глаза, следит и спереди, и сзади, как баба, постепенно обнажаясь, стыдясь и каясь,
Слегка заикаясь, взяла счастье за короткий рукав, и преодолела реку страсти вплавь!
Мужик воспрянул вмиг, преобразился бывалый старик, от одного её прикосновения
Он готов к сражению, но он клонится туда, где его всегда поджидала чёрная полоса!
О, да-да! Она лишь иногда позволяла ему потрогать расщелину свою!
Я к тому невзначай клоню, что его член и велик, и грандиозен,
Но его хозяин чрезмерно религиозен, он и храбр, и грозен, но одиозен! Он разросся вширь,
Сбросил лишний жир, венами расцвечен, но и он – не вечен! Его мир уменьшен до щели половой,
Он наедине с самим собой наблюдает за реакцией женщин, никто здесь не святой,
Когда видит перед собой орган половой! В него бы погрузиться с головой, но я … того,
Подставляю члену своё мозолистое плечо, всё делаю для него, но ответных действий нет,
Меркнет солнечный свет! Вид голых сопок грандиозен, воздух морозен, старик – нервозен,
Ему бы что--то пожевать, но приходится и дальше горевать, болит печень, лечиться нечем,
Ах, ты! Мне бы глоток святой воды, но источник в часе ходьбы! Коньку бы смочить губы,
Но голос грубый с небес просит на себя со стороны взглянуть и резину дальше не тянуть!
Там за дальним поворотом едва держатся на петлях распахнутые настежь высокие ворота,
Не моя забота их чинить, но и я что-то смогу вместо них смастерить, я же в степь углубился,
От святых устоев немного отдалился, здесь скверно с едой, да и с водой нелады,
Потому старик седой нечасто ходит за ключевой водой! Он был принят на временный постой,
Как человек городской, увязший в суете мирской по шею, он с праведного пути сбился,
Слегка заговорился, но от греха не скрылся! Догорает солнечный закат,
Никого из живых вблизи не видать, окромя омертвевшего греха, с которого уже сыплется труха!
Ха-ха-ха-ха! Ага! Жизнь была в пустыне неплоха, но небеса могли бы сказать грешнику:
«Спасибо!» за развороченные глыбы огромных камней, либо скромно промолчать,
А не кричать на всю округу, чтобы он с испугу не забыл потревожить ранним утром супругу!
Про него сказал бы я, что Господь - ему судья, но не я! О, да! Вот так всегда безмолвствует душа,
Но внешняя среда утыкается в берег, раскалывается череп, в реке должен начаться нерест,
В голову лезет ересь, в наши дни стало много в воздухе летать неопознанной фигни!
Ты только ей моргни, как тут же будут сочтены дни твои, ты погрузишься во тьму,
И не будет дела никому до твоих проблем, а зачем вникать в чужие дела,
Дождь всю ночь льёт как из ведра, притихла мошкара, мир замер, я же время занял
У пронзительного ветра, он опосля унес у меня широкополую шляпу из тонкого фетра,
Вместо неё оставил на память полушерстяные гетры! Прежние грехи держу на весу,
Покинул свою ночлежку в степи, как головой не верти, но надо дальше идти, темень в лесу,
Я же дописываю при свече последнюю строку, силы берегу для последнего рывка,
Мощь и сила должна не оставить старика! Он стоит у лесного ручья, седая его голова
Вспоминает молитвенные слова, их передать по воздуху нельзя, уходит из-под ног стезя!
Кто-то против, я – за грешников тех, кто тащил на себя одеяло, нынче такое время настало,
Что плохо горят даже ветки сухие, времена лихие встречаются на скользком пути не впервые!
Как остановить звук литавр, я же – не кентавр, чтобы исправно думать про одно и то,
Что улеглось на самое дно и наблюдает, как зло выходит из дубравы навстречу лукавому!
Жизнь сложна, легко сойти с ума, в костре едва горят берёзовые дрова, мне мало тепла,
Я был под монастырским игом сорок дней и ночей, там не встречал алкашей и порочных людей,
Предал друзей, грех прогнал взашей со стези своей! Люди не врут, что нет ни друзей, ни подруг,
Среди сумеречных вод потускнел даже светлый небосвод, он выглядит неправдоподобно,
Как описать его подробно? Слова не вылетают дуплетом ни зимой, ни летом,
С первым утренним светом дождусь совета от молодого кадета, моя песня спета,
Но ещё не конец света! Жизнь одета не броско, она мне напоминает скрипящую повозку,
Уходя от предстоящих встреч, пытаюсь собственное «Я» от обезличивания уберечь,
Нельзя своим «Я» пренебречь! Дым от чужих сигарет напоминает про сорокадневный запрет,
Он страшится тишины, мысли горестны и грустны, но общим началом объединены!
Их у меня не отнять, они улеглись на общую кровать, и пытаюсь до утра горевать,
Перед ними много нерешённых задач, хоть плачь, но доедай свой калач!
Смутные фигуры у моего окна приобщила к себе белоснежная стена,
Они не двигаются с места, неизвестно, из какого они созданы теста, я же, веду себя как балбес,
Только мысленно готов выразить скромный протест против грешников всех, разгильдяев и повес,
Голова кружится, белый иней на неё вдоль и поперёк ложится, наступил и мой черёд побриться,
Пришло время заново преобразиться! Прошлое никому не отнять, хватит головой кивать
В сторону орлов других, им, как и мне, ночами не спится и дивный сон до самого утра снится!
Всё идёт по кругу, меняются болезни и недуги, возвращаются назад старые слухи,
Так же судачат у подъезда старухи, как и в былые времена,
Людская молва не выбирает выражения и слова, она носится по коридору,
Встрянет без спроса в разговоры, как снежный ком нагрянет в отчий дом,
А потом входит через оконный проём, неприятный баритон слышен за окном!
Вторая половина февраля, нет толку от снега и дождя, начать бы жизнь с нуля,
Но не получается, мысль с крючка в реку страсти стремглав срывается,
И праведная жизнь вновь завершается! Всё возвращается на круги своя,
Таковы законы земного бытия, а я расширяю свой кругозор, преодолеваю позор,
И выметаю из холодной избы весь мусор и сор!  Такая жизнь опостыла, в пуху свиное рыло,
Что было, прошло, но былье чертополохом не заросло!
Вновь прислушиваюсь к скрипу дощатого настила,
Бабы заходят в дом с крыльца и с тыла, одна меня уже погубила,
Теперь таращусь во тьму, грядущее в дыму, трудно самому разгребать полову!
Ничто не ново под Луной, я вновь возвращаюсь домой, не женатый и холостой,
Хвост держу трубой, но время бьёт отбой, я на судьбу не сержусь, грехов стыжусь!
Вхожу во вкус грядущих перемен, пытаюсь подняться с колен, но зачем?
Чтобы вновь увидеть тлен и суету, мне всё это ни к чему, просто не хочу: терять время попусту!
Судьба, зазря не мучь меня! Поднимай якоря и гони зло с моего тонущего корабля!
По ночам мне снится море, шапка горит на воре, он вскоре раздвинет поля, леса и горы,
Вдалеке его ждут просторы несказанные, речи пространные переведут свои стрелки
На газовую горелку, около неё сидит красивая и статная девка, говорят: она ещё целка!
Посредине – глубоко, по краям – мелко, не хочу загадывать далеко,
Ведь всё равно сбудется то, что сбыться должно!

г. Мариуполь
14 февраля 2016 г.
7:51