Старик и курица

День, обретая свои очертания, наконец, совсем распластался по земле и стал похож, на когда-то бывшую белую, а нынче  грязную, стиранную перестиранную и штопанную перештопанную скатерть.
Резкий ветер, беснующийся снаружи вторые сутки,  забрасывал в маленькое оконце, кособокого строеньица слипшиеся комья снега и натужно свистел в щелях плохо подогнанной рамы, стараясь протиснуться в избу.

Издали изба была больше похожа на сугроб, чем на жилье. Из трубы не вился дымок, а  в окнах не маячил огонек. В углу за остывающей печкой на провалившейся кровати сидел старик. Его глаза в темноте плохо различали предметы, находящиеся в комнате. Но он и не пытался что-либо рассмотреть,  просто сидел, не шевелясь, устремив взгляд в седеющую пустоту.

Вторые сутки за  кряхтящими от напора ветра стенами избы властвовала пурга. Дров осталось мало, и поэтому старик старался расходовать их бережливо. В пургу выходить из избы было не только опасно, да и невозможно. Для того чтобы откопать снежные завалы привалившие дверь потребовался бы целый день и много усилий. А вот сил у старика давно уже ни на что не было. Вот и сидел он вторые сутки, не ложась, так как был уверен, что если приляжет, хоть на минуту уже больше не встанет. В прочем это его не особенно удручало, так как  здравым рассудком он понимал, что конец  неизбежен, отчего был готов к нему. Но где-то в глубине души все, же надеялся еще пожить.

Для чего? А кто ж его знает, для чего люди стараются продлить свою жизнь, при этом убеждая, и себя и окружающих, что «живут» и после смерти. И там, мол, жить даже лучше чем в явном мире. Не будучи ни фаталистом, ни набожным человеком старик, тем не менее, предпочитал умирать в кругу семьи, но где теперь его семья. Жена как два года уже дожидается его на погосте, а дети… Дети, их у него было двое, давно поменяли страну как место жительства и более десяти лет он ни о первом сыне, ни о втором ничего не слышал. Жена наверно оттого сначала и слегла, отказали ноги, а затем тихо и сошла в могилу. Пока было о ком заботиться, старик хорохорился, думая, что все ему нипочем. Но его Машеньки  не стало, и он потерял смысл в жизни, жил  так лишь по инерции.

День все не расцветал и не расцветал, так и грозился,  не раскрасившись опять провалиться в ночь. Наверное, как обычно и закончился бы очередной беспросветный день, но в  какую-то минуту старику показалось, что в противоположном углу, рядом с дверью кто-то или что-то зашебуршало. Не поворачивая головы, он прислушался. Но лишь ныл за окном зануда ветер, лишний раз, напоминая ему,  о его старика беспросветной и унылой жизни.

«Хоть бы уж прибрал, что - ли, что зазря потешаться-то» - подумал он туда же в пустоту, куда и был направлен его взгляд. У дверей опять что-то зашевелилось.
«Крысы, никак опять появились?» 
Крысы не подавали о себе ни каких знаков, поди ты, с самой весны, когда собрались всем своим табором и убрались на «летние квартиры» в поля, поближе к разнотравью и кореньям. У старика-то после смерти жены провианта стало меньше, а запасы те и вообще иссякли. Новых не заводил, считая это ни к чему.  Летом, то еще дачники в округе были, приезжали на сезон, но вот уже с первыми белыми мухами съехали и видать окончательно. Да и что тут в зимнюю пору делать, разве, что вспоминать. Но старик того не любил, вспоминать. Он вообще устал от жизни, хотелось покоя…

Из угла, где до этого слышалось шевеление, раздался звук цокающих шажочков. Будто кто-то, стуча коготками по полу, шел в середину комнаты.
«Вот серые, обнаглели», - проворчал старик « не могут дождаться, страх потеряли».
Повернувшись, он взял с тумбочки, что находилась у кровати спички и, чиркнув одну о коробок, старался поднять ее над головой пытаясь осветить комнату. Комнату не осветил, а пальцы обжег, только и выхватил свет ближний угол, да отражение на стене кривого очертания выступа печи.

Можно было бы конечно плюнуть на не прошеных гостей, но как-то уж больно они себя навязчиво вели, продолжая цокать коготками по полу: «Ходят и ходят». Старик вновь зажег спичку и, нащупав стеклянную банку, в которой должен был быть огарок свечи, зажег последний, дабы тот оказался на месте. Зажег свечу и, выставив банку впереди себя старик, с трудом поднявшись, двинулся из запечки, в комнату.
В средине избы на полу в отсвете свечи сидела обыкновенная белая курица. Она, попав в свет, замерла, лишь поворачивая из стороны в сторону голову стараясь сфокусировать на приближающемся старике свой взгляд. Свет мешал ей, и она просто села на пол.

«Откуда же ты тут сердешная взялась»- вслух произнес старик. Услышав его голос, курица резко вскочила и шарахнулась в сторону из-под света. Старик…, как бы мужчина не был бы дряхл и немощен он все равно всегда остается охотником. И сиганувшая в темный угол птица возбудила в стрике охотничий инстинкт. Он вдруг почувствовал, что должен поймать эту откуда-то вдруг так неожиданно появившуюся дичь. И то, что данная дичь уж ни как не могла быть дикой, он просто в своих размышлениях опустил. Тем более, что вторые сутки почти ничего не ел, если не считать сухаря и куска колотого сахара, размоченных в воде.
 
Старик, подняв над головой банку, стал медленно обходить по кругу  избу. Курица металась по избе, за ней стараясь не суетиться, двигался старик. Ему уже представлялся наваристый бульон приправленный луком. Правда откуда у него возьмется лук он не думал, просто с луком вроде должно быть вкуснее.
Ни лука ни картошки у старика не было, в этом году он не стал сажать ни того ни другого. Пробивался подаяниями соседей дачников. О том,  что он будет делать после того как последние уедут  в город, он не думал. Какое-то на него напало безразличие в отношении собственной судьбы, что он вообще что-либо перестал делать. И дровяные запасы то пользовал те, что заготовил еще года два назад. Раньше хоть валежник и топляк по берегу реки собирал а нынче… Да, что там нынче, не собирался он жить не собирался дожить до Нового года. Так бы и случилось, если бы вдруг не появилась, откуда и взявшаяся курица.

«Как же я забыл, ведь вроде как сегодня последний день уходящего года» - подумал старик, остановившись, чтобы набраться сил для дальнейшего броска в погоне за курицей. Курица не чувствуя погони так же притаилась.  Сколько времени прошло  с начала охоты, старик не знал, но свечка в банке догорела и погасла. В кромешной тишине раздался голос: «Вот те  раз и без света, и без курицы, неужели так и без супчика годовать придется?». Проговорив это, он двинулся на ощупь к кровати за печкой, там,  где он помнил в ящике, были свечи. По дороге два раза ударился о стол  и стул, опрокинув его на пол, чуть сам не растянулся следом. Сил потратил немало и в погоне за курицей и пока добрался до кровати. Присел передохнуть, прежде чем вновь снарядиться в погоню за вожделенным ужином. Присел, но от слабости повело, и он не заметно для себя прилег, и уже непроизвольным движением натянув на плечи угол ватного одеяла, провалился в забытье. И сон не сон и не явь.

И снился ему или грезился сон. Свет! Много света проливается из большого во всю стену окна. Там за окном сидят люди за столами. Столы уставлены всевозможной едой и бутылками с напитками.  Расставлены столы буквой П, а в середине стола сидит пара- жених с невестой. Жених щекастый круглолицый, глазки маленькие уже довольно набравшийся из окружающих бутылок, галстук съехал набок, размахивает руками, что-то видать говорит. С наружи не слышно, что говорит, да и музыка играет, только вот невеста как-то понуро сидит. Голова опущена,  фата вперед съехала, прикрыв ее лицо.

Со стороны жениха родня сидит, вся сплошь мордастая, упитанная. Видать зажиточная. Со стороны жениха подружка и рядом с ней маленькая старушка. Платок на плечи спущены, обнаженная седая голова склонена набок, а рука прижата к груди. Сидит этот «божий одуванчик», в глазах слезы. Видать невесту жалеючи, переживает.
Спит старик и видит, как вдруг во всеобщем веселье замешательство какое. А  невеста глаза полные слез подняла, и засветились они. Только и выдохнул во сне: «Машенька моя!».

Вдруг свет погас, но, ни звука, будто кто в кино и свет и звук выключил, а когда картинка мимо проплывала, мельком брошенный на вновь включенный свет взгляд приметил, что за столом  все вдруг повскакивали, руками машут, а невесты на месте, то и нет. Сбежала и или умыкнули, то всем неведомо. Да и нынче не многие ответ на этот вопрос знают.

Так и прожил он со свое Машенькой душа в душу почти  шесть десятков лет. Год всего и не дожила до шестидесятилетнего юбилея жена.
Старик от всего виденного даже как-то согрелся, пошевелившись, лег поудобнее. Сколько и спал, не знает, только сквозь сомкнутые ресницы в глаза стал свет пробиваться.

Не открывая глаз, подумал: «Сплю еще или нет?», и тут же,- « Вот те надо же,  Новый год встретил лежа..Это верно как встретишь так и проживешь, тьфу ты», не окончив фразы опять зашевелился. Почувствовал какую-то тяжесть в области груди, даже немного правая сторона тела занемела. Но вставать не хотелось, было тепло и, уютно. Глаза приоткрыл, скосил глаза вдоль одеяла.

На правой стороне груди прямо на одеяле сидела курица, та, что ловил старик еще вчера. Сидела и смотрела ему в лицо, как бы ожидая, когда он проснется.
«Вот зараза!» - улыбнулся старик. Потешно стало, вчера ее съесть хотел, а сегодня вместе просыпаются. Зашевелился, курица проворно поднялась на ноги, но не спрыгнула на пол, а кудахтнула. Так будто о чем-то предупреждая. Старик понял, посмотрел на то место, с которого она поднялась, и понял, что не зря посмотрел. Так бы и встал не заметив. На месте же где до этого сидела курица, находилось новенькое беленькое яичко.

«Вот окаянная!», пронеслось в голове старика и он, выпростав руку из под одеяла взял яйцо в руку. Жизнь уже не казалась унылой, да и день не особо начинался серый. Курица по-хозяйски не торопясь, спрыгнула на пол, и засеменила к дверям, туда, где стояло ведро с водой.

«И то верно» - произнес вслух старик, «пора подниматься, день вишь уже выстоялся, надо бы что-то поесть приготовить, чайку попить. Да и сердешной надо что-нибудь посмотреть, тоже видать давно ничего не клевала».
 Опустив ноги в валенках  (со вчерашнего не снимал) на пол, старик  постучал  ими друг о друга, и встав у подставка печи, принялся стругать лучину.