Ремесло

   «Не пишется… - слышатся стоны  молодых. - Нет вдохновения».
  Я отвечаю на это сочувственной улыбкой.          Вспоминаю, что и сам думал так когда-то. Правда, не жаловался, но всё же иногда вздыхал. Неловко было на вопрос доверчивых друзей: «Что ты сейчас пишешь?» ответить: «Ничего». Надо сказать, что я и не очень от этого страдал. Не пишется - и не пишется. На свете много других радостей. К тому же, писателем, в полном смысле этого слова, я себя не считал. Столько высокого было заключено в этом слове, такие величественные примеры вставали в воображении при имени «писатель», что относить себя к этому сонму небожителей душа не осмеливалась. «Ни дня без строчки» Юрия Олеши, наделавшее много переполоха в молодёжных кругах, удивляло своей почти фантастической дерзостью. Кто из мальчиков моего поколения всерьёз верил, что это возможно? Такой труд был равен рабству на литературных галерах. Кто из нас хотел рабства? Творчество приносило только радость освобождения от осаждавших желаний, было естественной сублимацией переполнявшей нас жизненной силы. Был, правда, соблазн понять это так, что он писал по строчке в день, находясь в состоянии творческого застоя, депрессии,  вызванной социальной несвободой, прямым давлением после абсолютно несоветской повести «Зависть». Сочувственное изображение «маленького человека», всех этих макаров девушкиных, мармеладовых и иже с ними сменилось злой пародией  омерзительно злых ничтожеств у М. Зощенко, М. Булгакова в «Собачьем сердце» и Ю. Олеши в «Зависти». «Три толстяка» стали попыткой  проскользнуть, вернуться в литературу через малозаметные ворота сказки, если не с заднего крыльца, то через боковую дверь. Что отчасти и удалось. Недовольство властью, неродственность миру «толстяков» чувствовались и там, но всё было завуалировано условностью кукольно-балаганного театра.
  Сказка, кстати сказать, мне не нравится. Она надуманная. И фигуры в ней ходульные, олицетворение определённых человеческих свойств, а не живые образы.
  Но вернёмся к главной теме. Время шло. От случайных, неожиданных вспышек, озарений, приносивших настоящее счастье, пора было переходить к серьёзному ежедневному труду.  Большая повесть, потом роман  притягивали к столу всё настойчивее. Это было и обязанностью, и радостью. Встанешь из-за стола с чувством исполненного долга - и на душе хорошо.
  И я стал понимать, что писательство - ремесло. Такое же, как у каждого ремесленника: часовщика, золотых дел мастера, сапожника, горшечника и прочее. Ремесло требует постоянной сноровки. Художник пишет каждый день, дабы не утратить остроты взгляда и верность штриха и мазка, музыкант, чтобы не потерять гибкость руки и тонкости слуха, артист репетирует каждый день, чтобы не пропадали звучность голоса, красота обертонов, подвижность мимики. А как же? Вдохновенье… «Вдохновенье это такая дама, которая не приходит сама, а ждёт, когда её позовут».  (Чайковский).
  «Не о чем писать. Нет тем, не видно сюжетов»?  Среди тех, кто так думает,есть в высокой степени талантливые люди. Но наивные. Не ждите вдохновенья, друзья мои. Садитесь за стол, на пенёк, как поступал, например, Михаил Пришвин. Черкайте на салфетках, на манжетах, как делал Фёдор Тютчев. Пишите ни о чём. Душа никогда не бывает пуста. В неё всегда что-то происходит. А это и есть самое главное, а не сюжет и тема. Прислушайтесь к тому, что  шевелится в её глубинах, услышьте первые звуки, музыку, интонацию, мелькнувшую фразу, доверьтесь потоку чувств, и слова сами выведут вас на дорогу. И кто знает, что ждёт вас там!
Не всё получится вначале? Не всякое лыко в строку, не всякий звук - шедевр? Не страшно. Это только разминка, разогрев руки. А там пойдёт. Если, конечно, есть глубина, дар слова, способность творить.
  Тут я должен признаться, что немного слукавил, кое-чего не договорил. Чтобы писать невзирая ни на что: ни на скуку, ни на лень, ни на кажущееся бессилие, надо знать одну маленькую хитрость. Она состоит в том, что душа «должна быть готова к приятию впечатлений», говоря словами Пушкина. Это и есть источник вдохновения. А как это достигается, пусть каждому подскажет его внутренний голос. День неплохо начинать с молитвы, вслух или про себя, с просьбы о благословении свыше. Так поступали многие великие. Душа всегда должна быть немного выше быта, чувствовать боли, и скорби, и радости мира, но знать, что есть нечто более высокое.