Совесть нации

В девяностых, ныне ругаемом на все лады десятилетии Российской истории, в обществе появилась интересная прослойка. Часть представителей интеллигенции ушла в бизнес и в короткий период добилась там определенных успехов. В отличие от других, эти люди не стали набивать себе карманы и прожигать жизнь на далеких островах в теплом море, они вполне искренне захотели помочь своей стране в основном по части развития культуры.

Именно тогда появляются частные музеи, на средства меценатов начинают издаваться книги по культуре и искусству, возникает «обратный ход», когда из заграницы в Россию стали возвращаться культурные ценности, вывезенные в XX в. сначала эмигрантами, ради хлеба насущного, потом спекулянтами и жуликами.

По частной инициативе открываются журналы, выпускаются газеты. Далеко не все учредители изданий думали при этом о сверхприбылях, кое-кто искренне хотел помочь брошенной государством на произвол судьбы культуре.

Бобров был из этой категории. В молодости он активно сотрудничал в газетах и журналах своего региона, писал исторические очерки и рассказы, знал всех представителей литературной богемы.

Большинство из них после окончания перестройки влачило жалкое существование. Редко кто был на плаву и трудился по своей литературной специальности. Большинство подрабатывало, кто где: учителями, корректорами, «литературными неграми», трудилось на стройках и в кочегарках. Выживали, как могли.

Были среди этих представителей и упертые личности, которые из последних сил цеплялись за старые советские льготы, по которым члены Союза писателей, имели право посвятить себя только литературному труду.

С принятием закона об общественных объединениях граждан членство в Союзе стало номинальным, никаких льгот, обычная общественная организация. Всеми силами писатели культивировали понятие членства, типа только они являются истинными наследниками великой русской литературы и тщательно оберегали свою «поляну» от всех, кто имел собственное мнение. О таланте речь вообще не шла.

Абсурдность тезиса о собственной исключительности, часто произносимого личностями маргинальной внешности, поступков и весьма сомнительной гениальности, очень веселила Боброва, который не был стеснен в средствах и при желании за пару ящиков водки мог легко купить себе расположение спивающихся членов региональной писательской организации и получить на вполне законных основаниях, он же автор исторических рассказов, заветный членский билет.

Можно было добиться признания и по другому. Бобров дружил с Василием Черновым, классиком, проживавшим в их городе и тот с большим одобрением отзывался об исторических рассказах предпринимателя. Еще один известный поэт, Виктор Коротыгин, как то пришел к Боброву в офис, вытащил из портфеля бумажку и со словами: «вот тебе моя рука,», протянул ему рекомендацию в члены союза писателей.

-Ну что ты, Вениаминыч, зачем?- удивился Бобров,- мне это не нужно.

-Ошибаешься,-ответил Коротыгин, -патроны в этой обойме заржавели, но само ружье еще в годном состоянии и может стрелять. Я даю тебе эту рекомендацию с тем, чтобы ты встряхнул это болото!

Бобров рассмеялся, поблагодарил и положил рекомендацию в ящик письменного стола. Давать ей ход у него не было никаких намерений. Предприниматель думал о другом, он хотел создать независимый литературно-краеведческий журнал, где бы смогли печататься все здоровые творческие силы.

Серьезная занятость по бизнесу и ряд других проектов не позволили ему занять место редактора нового журнала и Бобров пригласил на эту должность своего давнего знакомого, поэта Кудрявого. Тот как раз в это время оказался не у дел, был цинично выброшен с ответственной должности в областной администрации. Нет, он не воровал бюджетные деньги, как другие, он просто имел свое мнение, за что и поплатился. Бывшие друзья покинули Кудрявого, и когда Бобров предложил ему должность редактора нового журнала, тот с радостью согласился.

Издание быстро набирало популярность и было удостоено поощрительного гранта федерального издания по культуре.

Однажды Кудрявый пришел к Боброву в кабинет. Секретарша, надев белоснежный кружевной передник, принесла им чай с печеньем.

-Хорошо ты живешь,- с нотками зависти сказал Кудрявый, я так не смог.

-Сам и виноват,- без злобы ответил Бобров, когда был при должности, надо было укреплять тылы, помогать дружественным организациям, чтобы потом было куда уйти. А ты что делал? Ублажал врагов, чтобы меньше гадили, вот и остался с носом.

-Зато я сохранил свое честное имя,- гордо ответил Кудрявый.

-Ну тогда все в порядке,- улыбнулся Бобров,- бедность не порок, а честь всегда с нами.

-Я к тебе зашел вот по какому делу,- начал Кудрявый,- я тут послал несколько номеров журнала московским писателям и ты знаешь, журнал им очень понравился, некоторые хотели бы писать, конечно если ты готов платить им достойные гонорары.

-Не готов,-отрезал учредитель,-у нас журнал некоммерческий, мы рекламу не печатаем, опубликовать-опубликуем, но без денег.

-Ну как знаешь,- пожал плечами редактор,- и еще, добавил он, отхлебнув чая,- писатели предлагают организовать презентацию журнала в Центральном доме литераторов (ЦДЛ), обещают собрать творческую аудиторию. Мы расскажем о журнале, поэты почитают стихи.

-Отличная идея,- оживился Бобров,- будем готовить презентацию.

Через неделю Кудрявый снова был в кабинете шефа и доложил, что получены подтверждения, назначено время презентации в одном из залов ЦДЛ, а после того-банкет.

-А без банкета нельзя?- нахмурился Бобров, который с юности бывал на писательских вечеринках и хорошо представлял себе что там бывает.

-Нет, банкет обязательное мероприятие вечера, без этого писатели не согласны.

Бобров вдохнул и махнул рукой: «Ну банкет, так банкет!»

Через месяц они с Кудрявым отправились в Москву. Каждый имел по большой сумке. У редактора лежали пачки журналов, разные номера за последние месяцы для друзей- писателей. Бобров нес груз поважнее. Писатели очень просили привезти им местных продуктов: мясных деликатесов, настойки на северных ягодах.

-Они там в Москве соскучились по настоящему русскому, все импорт, а там одна химия,- сочувственно говорил Кудрявый.

-Конечно, теперь провинция Москву не кормит, не те времена,- ответил Бобров, который хорошо помнил «колбасные поезда» конца 80-х, когда провинциалы штурмовали столичные магазины, скупая мясо и масло, часто своего же производства, которое, минуя местные рынки, оправлялось в Москву, утолять голод столичных жителей.

ЦДЛ встретил гостей пустым холлом. Охранник сказал, что еще рано и писатели раньше обеда не появятся.

-Можно мы оставим здесь наши сумки?- спросил Кудрявый.

-А что там?

-Материалы для презентации журнала.

-Оставляйте конечно.

Они поставили сумки в углу в гардеробе под носом у охранника и отправились по делам, каждый по своим.

В 15 часов, как и условились, Бобров вернулся в ЦДЛ. Там его встретил расстроенный Кудрявый.

-Ты знаешь, из сумки пропало 4 бутылки клюквенной настойки.

-Как пропало? Там же охранник!

-Он говорит, что ничего не видел, никто не подходил. Он сам выходил в туалет пару раз, может тогда?

-Так здесь чужие не ходят, неужели писатели украли алкоголь?

-Ты знаешь, разные люди бывают,- пробормотал Кудрявый, которому было неудобно за собратьев по перу.

Настроение у Боброва оказалось испорчено. И дело совсем не в том, что ему было жалко клюквенной настойки, она все равно предназначалась на пропой писателям, не этим так другим, противен был сам факт кражи из сумки и не где-нибудь, а в святая святых- Центральном доме литераторов.

Вскоре подошел организатор.

-Так, вы приехали, вижу. Для банкета все привезли, давайте отнесем в буфет. Там пока приготовят.

-У нас проблема,- сказал Кудрявый, украли «клюковку», прямо из сумки в гардеробе.

-Какая жалость,- с грустью сказал организатор,- ну ничего не поделаешь, дайте денег на водку, я организую, тут есть один начинающий поэт, он сбегает. Хороша конечно «клюковка», но придется давиться «Абсолютом».

Бобров поморщился, но выдал требуемую на водку сумму. Они прошли в зал, стали готовить творческую встречу.

-Сначала выступишь ты, Володя,- сказал организатор Кудрявому,- потом поэты будут читать стихи, а потом пройдем в буфет.

-Подождите, а когда мне будет предоставлено слово?- спросил Бобров.

-А вы, товарищ, сидите, отдыхайте, слушайте, что будет говорить писатели, вы свою задачу выполнили.

Бобров побагровел:

-Нет, так дела не делаются, сначала пусть редактор скажет несколько слов о журнале, а потом я сам расскажу о концепции издания и наших творческих приоритетах, и только потом поэты будут читать стихи.

-Пожалуй так и сделаем,- примирительно сказал Кудрявый, он вообще был конформистом и не любил конфликты.

Презентация прошла нормально. Бобров произнес речь и к немалому удивлению окружающей поэтической массовки говорил интересно. Какая то безумная тетка по имени Полина кричала о гибели русской культуры, поэты предрекали апокалипсис..

Потом все присутствующие расписались на афише и организатор с гордостью вручил ее Боброву «на добрую память». После окончания встречи все спустились в подвал, где в буфете был накрыт стол. И началась пьянка.

Бобров не пил, он смотрел как набирались писатели и ему было противно. На столе он обнаружил только три бутылки и не хорошего «Абсолюта», а «водяры» попроще. «И тут умудрились украсть, даже у себя», - с горечью подумал предприниматель. Он был почти в одиночестве, чужой на этом празднике халявы.

Уже в конце вечера, когда надо было собираться на поезд. Он увидел знакомого поэта Карманова. Тот сидел около большой урны и молча пил.

-Иди за стол,- сказал ему Бобров,-зачем же у помойки?

-Ты не понимаешь,- покрутил пальцем у себя перед носом Карманов, это самое чистое место во всем ЦДЛ!

На следующий день в офисе секретарша спросила шефа, куда повесить афишу с автографами поэтов.

-Никуда, -махнул рукой Бобров,- порви или лучше- сожги.

-Мне негде сжечь!

-Тогда заверни, я буду дома разжигать камин, пойдет на растопку.

Тем же вечером в своем уютно особняке Бобров принес дров, настрогал щепочек, порвал афишу творческого вечера с автографами наверное известных писателей и поэтов и растопил ей камин. Он твердо решил, никогда больше его нога не переступит порога ЦДЛ, где кучкуются вороватые писатели-алкоголики, почему упорно называющие себя «совестью нации».