Письма к Марусе Климовой

Тепла её ладоней.

А почему ты три года молчала и не говорила мне об этом? Почему вообще ты не говоришь об этом? На земле 7 миллиардов людей и все разные. Почему я должен соблюдать приличия? Приличия в чём? Да замужем. Да дети. Я лишь пишу стихи. Я откровенен. А ты хотела бы что бы я лицемерил? В этом заключаются приличия? Или экзальтироваться. Типа такой мужчина - айсберг. Нет, не айсберг. Такой какой есть. Почему меня нельзя воспринять буквально, таким какой я есть? Узнать меня. И воспринимать. Не заочно Зная меня. А главное я не ухожу от ответственности. Поговорите со мной. Постарайтесь понять меня. Я же вас понимаю. И люблю. Я не павиан дрочащий... в зоопарке..
Обиженный ребёнок? Возможно. Возможно кинутый ребёнок. Поговорите. Узнайте. Виднее будет.
Я приехал в эту страну и меня сразу атаковали. И её, ранее приехавшие недалёкие жители, и собственная жена, и социальная служба. Я держался как мог и терпел всё. Я жил на улице, когда меня предала жена и никто за меня не вступился. Я мог закрыть жену минимум на года три. Она, ссука, меня порезала, пребывая на антидепрессантах. Но тогда небыло бы у детей вообще никакой матери. А социальная служба мне объяснила, что это нормально,можно бросить семью, детей, что так и надо себя вести в Израиле. О каких нормах каких приличий идёт речь? Я никого не преследую, никого не режу, не жру антидепрессанты, никому ничего не навязываю. Я пишу стихи. И я откровенен. За что ревновать? Даже повода нет. Тем более я готов ко всему в любую минуту. Меня можно просто взять и пристрелить, к примеру. Я не скрываюсь. Дел-то на 15 минут. Никто не может упрекнуть меня в игре не по правилам. Мне эти правила социальная служба Израиля очень хорошо растолковала. И детям моим, прицепом. Я три года бьюсь над тем, что бы исправить ту моральную катастрофу, которую они походя навязали моим дочкам. Один. В свою очередь ты когда-то говорила о Настиных достоинствах. Вот и хотелось бы спросить,- а где они? Есть один человек. Беспредельно доверяющий себя только ей. Одной. Чувствующий себя подавленным ситуацией, обстоятельствами, правилами этой страны. По стечению обстоятельств, не в состоянии покинуть её. Не находящий понимания у окружающих в силу разных причин.
Ревнует. Я бы многое отдал, за то, что бы он ревновал. Объективно нет повода. Настя никогда не предаст и не подставит его. И он это прекрасно знает. Если сейчас присутствует ревность, значит она фальшива. Не фальшива их семья. Не фальшивы дети. Не фальшив я. И я более не фальшив, чем её окружающее. Никто из её окружающих не вник, не поучаствовал. Все отгородились. Почему не понять меня? Почему не поговорить? Если на то пошло, я больше подвожу себя а не её. Если на то пошло, то я заведомо проигравший везде. Если на то пошло, то никто не может упрекнуть меня в том, что мои стихи не имеют художественную ценность. Если на то пошло, то я, возможно, единственный русскоязычный современный поэт пишущий здесь и сейчас обо всех вас, презирающих, безучастных, отгораживающихся, не от меня, от откровенности. Потому, что все вы любите так же как и я, доверяетесь любимому человеку так же как и я, но скрываете это и притворяетесь, оправдывая это страхом перед бескультурьем, непониманием. Страхом нарваться на хама, довериться мрази. А я не хам и не мразь. Я поэт. И влюблённый человек. Немного затравленный. Немного загнанный. Никто не может упрекнуть меня в неискренности описываемых мною чувств, в отсутствии рифмы, в отсутствии метафоры. Я создал историю. В сегодняшнем Израиле. В сегодняшнем Тель Авиве. В сегодняшнем Яфо. И я дарю вам всем историю любви, на вынос мозга, на остановку сердца. И рассчитываюсь за это самым дорогим, что есть у человека. Жизнью. Блять. Своей жизнью. И никто из вас не хочет это ни понять, ни принять. И вы пинаете меня походя, приводя в доводы нечто надуманное, не стоящее моей жизни, моей рифмы, моего чувства и доверия. Почему я доверяю вам? Почему я люблю вас такими какие вы есть? И почему вы, мои современники, блять, прячитесь от меня, избегаете, приводя ничтожные доводы. Я ничего не нарушил. Я поступаю не хуже того, что объяснили моим маленьким дочкам в социальной службе Израиля, м а л е н ь к и м.. С поправкой на понятия. Я мог бы и не делать этой поправки, но я её соблюдаю. Я начал диалог с Настей с "Портного".. стих мой.. Начал, когда она сетовала на неактивность фейсбучной публики и отсутствие хорошего портного. Прошло три года. Я не подох. Я здесь, среди вас, скользящих мимо, трусливых, высокомерных. А я пишу о том, как люблю вас. А вы продолжаете скользить мимо. И каждый, в итоге, получит своё. Вы, своё скольжение в безвременье, и спокойную жизнь. Он, варение в бессмысленной ревности. Она, тайную, тщательно скрываемую любовь к нефальшивому поэту. А от меня, от моей беспокойной ненужной жизни, останется хотя бы книга стихов. Неправильных сонетов. И читать вы будете меня и про меня. Про мою любовь. Про моё откровение. Про моё одиночество. И будете многое понимать про себя. Свою трусость. Своё недоверие. Свою глупость.
Почему я так пишу? Меня так учили. Не врать. Не притворяться. Говорить правду, как есть. Социалистический реализм называется. И потому я более незащищён, чем вы. У вас есть хотя бы лицемерие. Вы же потом будете говорить, что были лично знакомы со мной. И помогали мне.. загнуться. И я не искал "Антибукер", Нобелевской премии, какого-то признания и положения в литературном мире. Я ждал её расположения.., её признания.. ..тепла её ладоней.