На валах Старой Рязани. Глава 18 окончание

На улице у крыльца терема Ратьшу ждал Первуша, постукивая ногой об ногу, чтобы не замерзнуть — морозец жал. Увидев своего господина, меченоша почти подбежал к нему, спросил:
- Куда мы теперь, боярин?
- В запасе с нашими людьми князь повелел нам быть, - ответил Ратислав. - Да еще чернецов с окрестных монастырей, тех что владыка вооружил, велено себе под руку взять. Потому, ступай, узнай, где их разместили, найди их начальника и гони сюда в княжью гридницу, чтобы в одном кулаке всем быть. Да забеги в гридницу, кликни наших сотников. Пусть  ко мне явятся, доложат о том, сколько воев осталось, здоровых и раненых. С оружием что, с конями.
Увидев, что Первуша с любопытством поглядывает за спину боярина, где встали трое новиков, навязанных Ратиславу князем, Ратьша пояснил:
- А это подкрепление наше, - усмехнулся. - Отдаю их под твою руку.
Оглянулся, посмотреть, как княжич воспримет такой поворот. Тот повел   себя вполне спокойно. Молодец!
- Вот сразу и бери их с собой. Пусть к службе привыкают.
Первуша заулыбался. Он, конечно же узнал сына Великого князя.
- Ну, пошли, - это уже отрокам. Он еще раз улыбнулся, как это умел: по доброму, располагающе. - Пошли службу исполнять.
Они только что не рысью, двинулись к палатам, где засел рязанский тысяцкий, который должен был знать, где обосновались чернецы-воины. Уже на ходу Первуша подозвал Воеслава, что-то сказал ему, махнув рукой в сторону гридницы. Должно быть послал парня передать Ратьшин приказ сотникам - явиться для доклада.
Ратислав собрался снова подняться на стену, посмотреть, как там татары. Однако только он собрался к коновязи — хотел проехать на свободной лошадке до восточной стены, именно там осадников было больше всего — как увидел спускавшегося с крыльца Гунчака. Половецкий хан явно  направлялся к нему. Что ж, подождем. Гунчак подошел. Облачен он был в русскую кольчугу двойного плетения, с оплечьями и зерцалом, прикрывающим грудь. В русский же остроконечный шлем. Не иначе Великий князь расщедрился, выдал из личных запасов. Чем же это взял его хитрый степняк? На поясе у него, впрочем, висела изогнутая сабля в не слишком богатых ножнах. Видно, биться ей Гунчаку было сподручнее. Бедра и голени ничего не защищало. Ну, это понятно — не в конный бой идти, на стене стоять. Сам Ратьша тоже кольчужные ноговицы надевать не собирался. А вот кольчугу и шлем наверное надеть надо — быть убитым, или пораненным шальной стрелой, пока разглядываешь врага, было бы обидно.
- Здравствуй, воевода, - улыбнувшись, поприветствовал половецкий хан Ратьшу.
- И тебе здравствовать, - не слишком ласково отозвался тот.
- Великий князь велел мне при тебе быть, - улыбка Гунчака немного под увяла.
- Знаю, - кивнул Ратислав. - Юрий Ингоревич, сказывал, хочешь татар бить? Верно то?
- Верно. Любить их мне не за что. Я уж тебе о сем сказывал. Иль не веришь мне?
- Не скажу, что совсем не верю — обижаться на татар у тебя причины и правда имеются, но и опаска относительно тебя остается. Сам должен понимать.
Гунчак пожал плечами, невесело усмехнулся и кивнул.
- Так что пригляд за тобой будет, - продолжал Ратислав. - Потому, не обижайся.
- Понимаю, - еще раз кивнул половец. - Какие уж тут обиды.
- Вот и ладно. А пока при мне будешь. Ты же с татарами Булгарский Биляр осаждал?
- И не только, - криво улыбнулся Гунчак.
- Вот-вот, - кивнул Ратьша. - Значит все повадки и приемы их в осадном деле должен знать. Так?
- Все не все, но кое что видел.
- Ну, мы-то в этом деле их вообще пока не видали. Так что будешь объяснять, все, что они делать будут. И что придумать могут.
- Постараюсь, - серьезно кивнул половец.
- Тогда так, - Ратислав на мгновение задумался, потом продолжил. - Сейчас поднимемся ко мне в светелку, там в бронь облачусь от греха. А потом на восточную стену поднимемся, посмотрим, как там татары, чего делают. А ты мне объяснишь, вдруг я чего не пойму.
Гунчак еще раз кивнул.
- А пока... Кстати, ты уже завтракал сегодня?
Половец, было, задумался, но Ратислав ждать не стал, предложил:
- Пока зайдем в гридницу, пожуем что-нибудь, а то у меня с ночи маковой росинки во рту не было.
- Я тоже не ел, - вспомнил, наконец Гунчак. - Так что с удовольствием поддержу тебя в сем деле.
- Тогда сделаем так. Ты сразу идешь в гридницу, заказываешь девкам еды на двоих, а я в бронь облачусь и спущусь к тебе. Эх, Первушу отослал некормленого, - добавил Ратьша с досадой. - Ладно, вернется — накормим. Аль, сам о себе позаботится, не маленький, чаю. Ладно, ступай.
Ратислав поднялся к себе, облачился в доспех, отчищенный и смазанный уже меченошей, опоясался мечом. Подумав, натянул подшлемник, взял шлем, но надевать пока не стал. Спустился в гридницу. Гунчак сидел за боярским столом. Дворовые девки споро выставляли перед ним тарелки со снедью, кувшины с питьем. К трапезе половецкий хан пока не приступал — ждал Ратислава. Ратьша уселся рядом со степняком, не чинясь, налил в чашу, стоящую пред Гунчаком, ставленного меда, плеснул себе, чокнулись, выпили, принялись за еду. Ратислав поел быстро — снедало беспокойство: что там татары. Половец по обычаю, ел не спеша, потому боярину пришлось ждать:  торопить гостя — верх невежества. Хотя, а был ли Гунчак гостем? Подумав, Ратша решил, что теперь, после приговора Великого князя, наверное — да. Как только Гунчак закончил с едой, Ратислав в нетерпении вскочил с лавки, хлопнул половца ладонью по оплечью.
- Теперь на восточную стену. Чаю, оттуда татары на град полезут.
- Пешком пойдем? - Гунчак тоже поднялся на ноги.
- Поедем, конечно, - усмехнулся Ратьша, помня нелюбовь степняков к пешей ходьбе. Они до соседней юрты, до которой всего-то и было с сотню саженей и то верхом добирались. - Поедем. У коновязи свободные лошади всегда стоят. А своих пока седлать не будем — чего их томить. Кстати, князь Юрий дал тебе коника?
- Из своей конюшни, - Гунчак не сдержал довольной улыбки. - Конь — огонь. Чудных статей.
- Хорошо. Пошли к коновязи.
Взяв оседланных коней, которых конюхи всегда держали у коновязи для срочных нужд княжьих людей, они проехали Столичный город поперек по широкой Спасской улице и добрались до Исадских ворот — один из двух проездов в восточной стене. Проездная башня здесь была самая могучая из воротных башен Рязани. Мощнее даже Пронской. В три боевых яруса. Два нижних яруса, как и стены, были сделаны из засыпанных землей и камнями клетей. Третий ярус — срубной. Наверху боевая площадка, накрытая четырехскатной крышей с чередой бойниц и заборол. Верхний ярус выступал над нижними обламом для кругового подошвенного боя. Проезд шириной меньше двух саженей запирался двустворчатыми воротами из толстенных дубовых плах, обитых листовым железом. На внутреннем выезде имелись точно такие же ворота. В середине проезда путь перегораживала кованная из толстенных прутьев, опускающаяся сверху решетка. Мост через ров был разобран. От него остались только опорные быки.
Стена с напольной стороны города тоже отличалась устрашающей  осадников мощью. Глубоченный в три сажени и широченный — в десять саженей ров, крутой, политый, превратившейся в лед, водой четырехсаженный вал со стеной по его гребню. А стена была не просто стеной.
Когда-то давным-давно, когда Рязань только начала строиться, ее окружал простой дубовый тын. Но город рос и требовал более солидных укреплений и следующую стену делали уже из городней — состыкованных друг с другом срубов, заполненных  глиной, песком и камнями. Потом эту стену надстраивали, перестраивали,  углубляли рвы, насыпали валы. Стена и вал становились выше и толще, ров глубже. Эту стену три с лишним десятка лет назад разрушил и пожег Великий Владимирский князь Всеволод Юрьевич, отец нынешнего владимирского князя, прозванный Большим Гнездом.  Рязань тогда была разорена и сожжена. Ладно, население стольного града  владимирцы вывели из-за стен. Увели во владимирский плен и ее князей и вятьших людей.
По возвращении из плена, рязанцы восстановили город и стены, сделав их выше и мощнее прежнего. Сейчас высота стены здесь с  напольной стороны превышает четыре с половиной сажени. Толщина в ее верхней боевой части почти две сажени. Боевую площадку прикрывает двускатная крыша, обмазанная глиной и политая водой — защита от огненных стрел. Боевая площадка, так же как в башне, нависает над подошвой стены обламом. С внутренней части стены сохранились городни от стены старой,    оберегающие ее от распирания. К ним пристроены осадные клети, перекрытые деревянными накатами. Их уже обживают беженцы, собравшиеся в Рязань с окрестных деревень. Вон дымки поднимаются от временных очагов, вареной снедью пахнет.
Снаружи, с напольной стороны тоже для ослабления распора прирублена дополнительная линия городен высотой почти в половину высоты основной стены. Толщина городен больше сажени. С наружной стороны они надставлены заборолами, образующими боевую площадку, которая сверху прикрыта односкатной крышей, наклоненной в сторону поля и примыкающей к большой стене. Эта крыша тоже обмазана глиной и полита водой. Эти прирубленные городни образуют второй ярус крепостной стены. С боевой площадки этого яруса имеются проходы на основную стену для обороняющихся здесь воинов. Намертво запирающиеся на случай если враг сумеет сюда прорваться.
Имеется и третий ярус стены, самый нижний. Он сооружен из плотного дубового тына, вкопанного в сажени перед вторым ярусом и поднимается до трех четвертей его высоты. Промежуток меж тыном и ярусом так же забит глиной с песком, оставляя сверху площадку прикрытую частоколом высотой в рост человека. В частоколе имеются узкие прорези-бойницы для лучного боя. Имеются и проходы на второй ярус для защитников. А вот крыши третий ярус не имеет: боевая площадка выложена булыжником пересыпанным известью, образуя плотное покрытие.
Далее город с напольной стороны прикрывает вал и ров. Сухой ров, против осыпания, обложен толстыми жердями. За рвом, чтобы конница осадников не могла гарцевать близко у стены, засыпая обороняющихся стрелами, вкопана линия надолбов — заостренных, наклоненных в сторону поля не толстых бревен. Вкопаны они не плотно, так чтобы пеший мог протиснуться, а конь — нет. Идущая на приступ толпа осаждающих тоже будет продираться через надолбы по-одному, подставляясь под стрелы и камни, летящие со стены. Готовясь к осаде рязанцы вкопали впереди старой линии надолбов еще одну, саженях в тридцати.
Все это хорошо было видно с дозорной башенки, венчающей проездную башню Исадских ворот, на которую забрались Ратьша с Гунчаком. Но смотрели они не на стены, вал и ров, а смотрели дальше на опушку леса, стоящего сплошной стеной верстах в двух от стен Рязани, где за утро вырос громадный стан, пестрящий разноцветием шатров и дымящий бесчисленными кострами.