Пастыри Глава 35

Когда луч, вырвавшийся из Великого кристалла, ударил в Нерил, она вначале не почувствовала ничего. Потом осознала, что кроме ослепительного света ничего не видит, не слышит и не ощущает собственного тела. Это испугало её. Ещё немного, чувствовала Нерил, и начнётся паника, но затем она увидела, что стоит на своём месте перед кристаллом, жадно глотая воздух, а Хранители смотрят на неё, одобрительно кивая. Сколько продолжалось посвящение, Нерил не знала – время как будто перестало существовать на том отрезке самого себя.
    
Она ожидала, что почувствует нечто особенное после обряда – прилив сил, изменения в разуме, да хоть просто головную боль, но ничего подобного. Видимо, недоумение отразилось на её лице, потому что Аш засмеялся, подошёл к ней, пожал руку и сказал:
- Не сразу. Всё не сразу.
И, ссутулившись, побрёл небрежной, старческой походкой к двери, будто выходил не из зала Кристалла, а из столовой.
    
Белазар похлопал её по плечу и направился следом за Ашем. Лаакан задержался, и Нерил теперь стояла, не зная, что делать, чувствуя себя неловко. Она уже много раз пыталась заговорить с Верховным, но Лаакан избегал контакта как мог, внезапно вспоминая о важных делах и неожиданно сворачивая в боковые коридоры Глубины, стоило только Нерил показаться на пути.

- Я должен завершить посвящение Хранителя, - внезапно произнёс он, стоя к ней вполоборота. – Маги не выбирали преемника, я не проходил Отречения, следовательно я связан со Вселенной как Верховный и им остаюсь, - Лаакан говорил таким тоном, будто Нерил с ним спорила.

- Хорошо, - ответила она.

- Мне нужно передать тебе знания.

- Что ж, я готова.

- Это несложная процедура, но в нашем случае она приобретает интимный характер. Я счёл правильным тебя предупредить.

- Приступайте, Верховный, - Нерил надеялась, что Лаакан расслышал в её голосе скрытую обиду.
    
Он подошёл к ней и приложил ладони к её вискам. Его руки слегка дрожали.
- Закрой глаза, - сказал он, и Нерил закрыла, чувствуя, как от его близости учащается сердцебиение, просыпается мучавшее её столько месяцев желание.

Лаакан придвинулся ещё ближе, так, что она могла ощущать даже сквозь одежду тепло его тела. Она даже не сразу поняла, что происходит, когда информация легко, словно прозрачный ручей, стала проникать в её разум. Образы, слова, факты, лица вспыхивали перед её мысленным взором и оседали в сознании, готовые служить Хранителю. Ничего прекраснее этих минут не было в жизни Нерил. Они с Лааканом будто стали едины, неразрывны. Она ощутила, как глубок, как полон разум Верховного, а его дыхание щекотало ей кожу. Когда Нерил открыла глаза и увидела, что Лаакан уже отнимает руки от её лица, что ещё секунда и волшебство развеется, её горло сжал болезненный спазм.

- Нет! - хотела крикнуть она, но голос ослушался.

Лаакан опустил голову и уже развернулся, чтобы уйти. Послав к дохам самоконтроль, страх и всё на свете, Нерил схватила его за рубашку, потянула к себе. Он поднял руки, пытаясь освободиться, но её пальцы были сейчас так же сильны, как её отчаяние.

- Нет, не уходи от меня! – заговорила она, задыхаясь. – Поговори со мной! Ради Творцов, сколько можно!

- Нерил, отпусти, - пробормотал Лаакан. Его лицо выражало крайнюю степень беспомощности, будто его поймали в силки.

- Не отпущу, пока ты не поговоришь со мной.

- О чём нам говорить? Всё решено.

- После того, что у нас было, вот такой конец?! Я не верю.

- Нерил, столько времени прошло, тебе уже пора остыть.

- Остыть? – Её губы дрогнули. – Сиюминутная блажь остывает, но не любовь.

- Я прошу тебя…

- Нет, это я тебя прошу! Прошу сказать, глядя мне в лицо, что у нас больше никогда, никогда… - Она не смогла договорить. Мысль об этом была слишком страшна. Настолько, что её глаза вмиг наполнились слезами, а ноги задрожали.

- Да, Нерил, никогда, - произнёс Лаакан бесцветным голосом.

На мгновение ей показалось, что пол уходит куда-то вниз.
- Я так не хочу, нет, не хочу так, - забормотала она.

Её руки, сжимающие ткань рубашки, вцепились в неё ещё сильней. Нерил показалось, что она сейчас упадёт замертво, но вместо этого, уже вовсе потерявшись в происходящем, она привалилась к Лаакану и со всей силой последнего порыва впилась в его губы. Он снова поднял руки, собираясь оттолкнуть её, но что-то внутри Верховного сдалось. Забыв о защите, его ладони крепко сжали её плечи.
    
Через минуту церемониальное одеяние Нерил с лёгким шорохом упало на древние плиты, превращаясь в любовное ложе.
    
Спустя час они лежали в ворохе собственной одежды, глядя в потолок, и никто не решался заговорить. Наконец Нерил произнесла:

- Ты до сих пор злишься на меня?

- Я уже давно на тебя не злюсь, - ответил Лаакан со вздохом, - просто думал, будет лучше всё прекратить и не давать повода для новых публичных скандалов. К тому же ты молода, у тебя ещё будет столько страстных романов…

- Что ты такое выдумываешь! Мне не нужен никто другой. Да, ты старше, ну и что? Другие просто убого мыслят, раз для них наша разница в возрасте страшное преступление!

- Узнаю Нерил, - Лаакан улыбнулся.

- Ты теперь снова будешь избегать меня? – спросила она, боясь услышать ответ.

- Это уже не важно, - отмахнулся он. – Стоит признать, что и мои чувства остались прежними. Бежать от них глупо.

- Так значит… - лицо Нерил засияло.

- Но втайне от всех, как и раньше. Нам нужно ещё больше осторожности – в Глубине мало пространства, все друг у друга на виду. Будь крайне осмотрительна, и я буду тоже.

- Не беспокойтесь, Верховный, - ответила она, воспаряя от счастья, и подумала, что, пожалуй, ещё никто не занимался любовью в зале Кристалла.

***

Среди сырых теней Глубины и мрачных силуэтов магов, то ныряющих в эти тени, то вдруг возникающих из них, Маркус бродил, словно призрак в потустороннем мире. Он не понимал, что с ним происходит и почти не спал, мучимый тревогой, нарастающим чувством ожидания неведомо чего и страхом, вызванным неясной природой его состояния. Если же удавалось уснуть, Маркуса посещали странные, пугающе реалистичные видения. Он видел огромную гору, всю зелёную от устилающего её леса, а на вершине – четыре гигантские статуи, лики которых теряются в рассеянных, туманных облаках. Запах влажной листвы чувствовал он в этом сне, смешанный с множеством других, незнакомых запахов. Потом Маркус будто оборачивался и перед глазами вставали странные, тонкие, чудовищной высоты башни, словно иголки торчащие среди других, небольших, зданий; сотни, а может миллионы огней – неподвижных и проносящихся молниеносно по каким-то подвешенным в воздухе жёстким лентам, похожим на причудливые дороги. Сон, наполненный этими образами, повторялся снова и снова, и не приносил отдыха. Маркус просыпался – часто среди ночи – разбитым и растерянным.
    
Казалось, другие маги тоже стали замечать странности в его поведении, особенно после одного случая. Тогда Маркус сидел вместе со всеми в комнате, переделанной под общий зал, и вёл самую обыденную, непринуждённую беседу. Внезапно его голову словно объял жар, перед глазами поплыли цветные пятна. Не закончив фразу, он вскочил с дивана и крикнул: «Четыре столпа!», а потом всё вдруг прекратилось, и Маркус понял, что стоит в тишине, пожираемый вопросительными взглядами онемевших от изумления товарищей. Пошутив, что, кажется, грибы, выращенные в Глубине, обретают интересные свойства, он поспешил ретироваться, но едва укрывшись от чужих глаз, испытал такой приступ паники, что едва не бросился к Лаакану, рыдая, как младенец. Чудом сдержавшись и немного придя в себя, он поплёлся к Шинне. Она испугалась, увидев, какой он бледный и мокрый от пота, но привести лекаря Маркус не позволил. Он интуитивно чувствовал, что тот здесь бесполезен. Взяв с Шинны обещание хранить случившееся в секрете, он провалился в сон, лёжа у неё на груди, а когда проснулся, увидел перед собой Белазара.

- Ты болен? – спросил Хранитель с тревогой, глядя то на него, то на дочь.

- Нет.

- А другие так не думают. Ты всех напугал, теперь маги в каждом углу шепчутся о том, что проклятье добралось до Делакарона.

- Это не проклятье! Никому ничего не грозит, - горячо возразил Маркус, поднимаясь.

- Откуда тебе знать? – спокойно, но сурово проговорил Белазар.

- Папа, пожалуйста, оставь его в покое. Видишь, ему нехорошо…

- Как раз это я вижу прекрасно! Если болезнь уже здесь, на севере, мы должны знать.

- Дай ему отдохнуть!

- Шинна, ради Творцов, помолчи!

- Я не стану молчать! Это касается и меня. Перестань допрашивать Маркуса. Он… так много работает и почти не спит. Разве тебе самому легко? А Маркус очень чувствительный, хоть и скрывает это, - и она многозначительно взглянула на возлюбленного, который хотел воспротивиться такому описанию, но, увидев её умоляющие глаза, покорился и выдавил смущённую улыбку.

- Да, переживания и стресс меня скоро совсем изведут, - пробормотал он.

Белазар окинул из обоих взглядом, полным подозрения, но всё же потянулся к ручке двери и вышел, раздражённо жуя ус. Шинна обернулась к Маркусу.

- Расскажи мне! Или я больше не смогу тебе доверять. Как мне любить мага, у которого сплошные тайны от меня?!

Маркус растерялся. Действительно, как долго можно любить кого-то, гадая, что у него у  него в голове и каков он на самом деле? Он похолодел от мысли, что Шинна разочаруется в нём.
- Хорошо, я… я расскажу.

Они сели рядом на низкую деревянную кровать, подобные которой были теперь у всех в Глубине, и Маркус стал говорить. Поначалу он выжимал каждое слово, но потом они стали рваться из него потоком. Он описывал свои чувства, страхи, догадки – на самом деле Маркусу давно нужно было с кем-то поделиться.

- Так ты правда не понимаешь, что с тобой? – спросила Шинна, когда он закончил.
Маркус отрицательно покачал головой.

- А если это всё-таки…

- Нет, это не болезнь. Проклятье тут не при чём.

- Когда мы жили в Хитуме, я видела много умирающих магов, и их болезнь начиналась с таких симптомов, какие сейчас у тебя.

- Это не она. Я просто знаю и всё.

- Я боюсь за тебя! – едва не плача воскликнула Шинна. – Ты разве не понимаешь?

- Понимаю, - ответил Маркус, смягчаясь. – Думаешь, я не боюсь за тебя и за нас обоих? Да постоянно. Где эти избранные? Когда они вернутся? Вернутся ли они вообще? У меня одни страхи да вопросы в голове… Наверное, как у всех. – Он подошёл к Шинне и обнял её. – Я совершенно точно, на все сто уверен, что это не проклятье. Это так же верно, как то, что Аш тайком читает любовные романы и окропляет скудной старческой слезой их самые душераздирающие страницы.

- Правда читает?!

- О да. Мне как-то не спалось и я среди ночи застал его в общей комнате с книгой, сморкающегося в платок. Сначала он пытался отвертеться, начал говорить, что у него старческая бессонница и насморк от пыли, но я заверил его в дружеском участии, и Аш признался, что любовь всегда трогала его и восхищала больше всего остального в мире, поэтому ему нравятся такие романы. Особенно теперь. Он находит в них радость, успокоение и чистоту, которых сейчас так не хватает.

- Это грустно.

- Напротив. У Аша есть своя вселенная, где его душа обретает свет. У большинства же нет такого места даже в воображении – вот что грустно по-настоящему.

В дверь постучали.
- Кто? – спросила Шинна.
- Я, - ответил детский голос.
Шинна выбралась из объятий Маркуса и впустила сестру.
    
Алика вошла и сразу повернулась к нему.

- Ты никогда не приходишь ко мне просто поиграть, - сказал он с усталой улыбкой, уже зная: сейчас что-то произойдёт.

- Я Прорицатель и выполняю своё назначение, - ответила девочка серьёзно. – Но если ты хочешь, попозже можем и поиграть.

- Какое назначение? – вмешалась Шинна.

- У меня есть сообщение для него. Раньше, когда я пыталась прочесть информацию о Строителе в межизмерении, что-то мешало. Похоже было, что я иду и упираюсь в стену. Но сегодня я услышала вибрации Вселенной, она сама позвала меня, и знания стали мне открыты. Наверное, это Творцы решили, что пора ему узнать больше, чтобы не мучился.

- Я в порядке, - вставил Маркус.

- Это не так, - отрезала Алика. – Я чувствую тебя всегда, и ты всё время страдаешь.

Маркус оторопел.
- Как ты чувствуешь меня?

- Ну просто. Я и их чувствую тоже. Они уже близко.

- О ком ты говоришь? – спросила Шинна.

- О Проводнике и Зачинающей, конечно.

- Значит, они возвращаются! – радостно воскликнула Шинна. – Мы будем спасены?

- Такая информация не была мне открыта, - ответила девочка уклончиво. – Я должна поговорить со Строителем. Сейчас.

- Хорошо, - ответил Маркус, - говори.

- Знание только для тебя.

После секундной заминки Шинна поняла и направилась к двери, стараясь, чтобы выражение лица не выдало обиду – она вдруг почувствовала себя лишней в этой истории и в жизни Маркуса.

- Она ощущает себя лишней, - уведомила его Алика, едва Шинна закрыла за собой дверь.

- Эм… И что же делать?

- Откуда мне знать? Ты её парень, а не я.

Пока опешивший Маркус пытался найтись с ответом, девочка заговорила снова:
- На четыре столпа обопрётся новый мир. Трое прошли через Катарсис, трое слушали шёпот небесных сфер, впустив в себя Творцов, и возвратились иными. Вы обновлены, очищены, избавлены от смерти. Вы единственные хранители равновесия в этой вселенной. Цель целей. Пастыри миров. И душа четвёртого уже готовится прийти на эту планету.

- Значит… Я не болен, - растерянно выдавил Маркус. В его голове образовался какой-то вакуум, а мыслей было так много, что они просто оцепенели от тесноты.

- Да. Ты изменился, но ещё не привык.

- Если меня будет так таращить всю жизнь, я не привыкну никогда. – Алика промолчала. – Слушай, - продолжил он после паузы, - меня кое-что смущает. Кто этот четвёртый?

- Не знаю.

- Ладно… А что там было сказано насчёт избавления от смерти?..

- Это я могу сказать. Четыре столпа бессмертны.

Челюсть Маркуса медленно поползла вниз. Он изумлённо моргал, глядя на невозмутимое лицо Алики, и пытался осознать, что сейчас услышал.
- Я тоже… бессмертен?

- Конечно, ты ведь столп.

- Звучит ужасно.

- Бессмертие пугает тебя?

- Меня пугает, когда меня называют столпом, - вяло отозвался Маркус. Мысли уже снова взвились роем. – Алика, я не помню в Пророчестве ничего подобного. Говоря откровенно, я и с Тёмным знаком, но и там многое по-другому. Почему?

Девочка сжала губы.

- Со школьной скамьи каждый знает, что Прорицатель всегда владеет информацией о глобальных, фундаментальных событиях, связанных с его миром. Так ответь мне!

- Нет бытия, которое не переполняли бы вопросы.

- Но нет вопроса, на который не существует ответа, - он взял Алику за руку. – Пожалуйста, скажи. Что-то не так с этими пророчествами, да?

- Ты не услышишь того, чего хочешь, - ответила она, вырвала руку из его ладони и ушла, оставив Маркуса наедине с тревожными предчувствиями.

***

Дни в ожидании тянулись нестерпимо медленно, но когда Мехес оглядывался назад, он видел, как быстротечно время. Иногда его мучила ностальгия по спокойным, мирным временам, когда каждый рассвет обещал прекрасный день, а сам он был уважаемым членом Совета при Верховном маге. Но те времена прошли, и Мехес решительно отворачивался от навязчивых картин прошлого. Вот он здесь, в сердце сражения за лучший мир, за освобождение магов от бессмысленного бремени в лице человечества, и какую судьбу назвать великой, если не эту?
    
Однако бездействие Лаакана нервировало его. Лагерь людей залит кровью, маги едва не уничтожили отщепенцев и балансировали на тонкой грани, не говорящие об этом, но внутренне уже готовые довести дело до конца. Так где же, дохи его побери, доблестный Верховный? Почему отсиживается в своём дворце? Это так на него не похоже. Мехес ломал голову, прикидывая, как разузнать, что происходит в обители врага. Советоваться с Палеттой он не решался – его паранойя расцвела пышным цветом, щедро удобряемая видимым равнодушием этой женщины. Она не задавала вопросов, перестала дёргать его и чаще молчала. Мехес был уверен, что в её голове уже созрел какой-нибудь хитроумный план. Нехотя, но он всё же признавал: Палетта умнее и опытнее него, а её хладнокровию позавидовал бы и кусок стали. Даже когда стало понятно, что Клэда, её родная сестра, не приедет из Нагаира – а объяснением этому могла быть только смерть, - скорбь Палетты выразилась лишь в кратковременной потере аппетита. Обстоятельства изменили её личность. Из раздавленной, поникшей беглянки она превратилась в жёсткую, изобретательную и безжалостную магессу. Но может, именно такой она и была всегда, ведь Мехес не знал Палетту до трагических событий в Хитуме, зато много слышал о её отце.
    
В любом случае он перестал ей доверять. Ему казалось, стоит оступиться, и она юркнет на его место, стремительно, беззвучно, подобно змее. А оступиться было легко. Особенно сейчас, когда сторонники Мехеса уже начинают проявлять нетерпение. Лидер обязан действовать или хотя бы создавать видимость, а войско не должно простаивать, иначе оно начнёт распадаться на личности, каждая из которых станет думать. Обязательно  в нём объявится какой-нибудь честолюбивый наглец, и тогда только и жди, когда к твоему порогу придут и потребуют ответов. …Которые «внезапно» окажутся у Палетты. Да, власть хрупка… Тем дороже она стоит. Мехес так ожесточённо стал обдумывать план, что даже ложился спать позже, а вставал раньше – дабы не тратить время зря. Через несколько дней он пришёл к заключению, что в сложившейся ситуации наилучший вариант – действовать в одиночку. Пора уже разрубить этот узел. Мехес сам отправится к Лаакану и спросит, куда делось его хвалёное человеколюбие, спровоцирует что-либо предпринять. Убить его не посмеют - это противоречит принципам противника, потому он готовился к вылазке без страха, а чтобы утаить всё от Палетты, решил совершить её ночью.
    
Ирония заключалась в том, что Палетта не вынашивала никаких планов и была так же сбита с толку, как Мехес, чем и объяснялось её кажущееся спокойствие, на самом деле бывшее полной растерянностью. Как ни старалась, она не могла придумать ничего достаточно безопасного, а рисковать жизнью, конечно, не собиралась, ведь если убивали они, кто гарантирует, что Лаакан не способен на то же? Безумные времена превращают в дикарей даже святых.
    
В одну из ночей, удостоверившись, что все спят, Мехес тихо выскользнул из дома и направился к дворцу. Осенняя прохлада с заходом солнца крепла, превращаясь в холод, явственно пахнущий декабрём. Мехес ёжился под тонким пальто; пар, слетающий с его губ, стекленел в колючем воздухе, стекал на пустую дорогу, словно уставший фантом, и таял под шелест удаляющихся шагов. Нигде не было видно ни души, но Мехес всё равно двигался крадучись, прижимаясь к стенам домов и оградам. В паре окон он по пути заметил свет, так что осторожность не была излишней.
    
Ночь окружала его. Ночь перед концом света. Одна из многих, среди которых каждая может оказаться последней. Он подумал об этом, и ледяная дрожь на миг превратилась в удовольствие, молчаливые тени зданий, чёрные абрисы деревьев показались чем-то фантастическим. «Я чувствую. Я вижу», и другая мысль: «Надолго ли?». Вроде он был уверен, что ему ничего не грозит. Его противники ещё не перешли черту, не познали, как это легко – отнять жизнь, как просто отдать приказ убивать – будто расстёгиваешь верхнюю пуговицу рубашки. Однако когда-то они все были непорочны, даже Палетта. Даже Хуго и Лиа, которая первой осмелилась взглянуть соплеменнику, так сказать, вглубь. Пусть не Лаакан, не Маркус, но кто-то может счесть физическое устранение Мехеса наиболее простым способом окончить вражду. И, возможно, будет прав.
    
Он увидел тёмную громаду дворца издали. Его полуразрушенные башни, гордые пики которых превратились в изъеденные разрушением пустые каменные цилиндры. В свете луны они выглядели жутко и печально, словно умирающая старуха, но немое осуждение застыло над ними грозовой тучей. Это была обитель знаний, разума, мудрости, дружбы; теперь она стоит, накренившись, обесчещенная насилием и гордыней. Мехес ощутил её скорбь, но она коснулась его души, будто ветер поверхности океана. Он давно взял за правило не предаваться сантиментам.
    
Достигнув наконец дворца, он легко перебрался через остатки ограды, тоже пострадавшую во время «осады», и оказался во внутреннем дворе. Никогда ещё Мехес не видел его таким пустынным. Никто больше не поддерживал климат, и деревья – всегда зелёные – торчали из земли, подобные голым зловещим скелетам. Мехес ступал по плиточной дорожке, а под его ногами утомлённо вздыхали пожухлые листья. Скамейки пустовали, хотя раньше даже среди ночи нет-нет, да наткнёшься на парочку студентов или бессонного гуляку. Не горели фонари, не вскрикивали птицы, изгнанные вестниками зимы впервые за многие сотни лет. Мехес вскарабкался на возвышенность, образовавшуюся после того, как дворец сначала взмыл в воздух вместе с земляной глыбой, а потом вернулся на место, подошёл к первой двери. Когда он потянул за толстую изогнутую ручку, дверь легко поддалась и открылась с негромким скрипом. Здесь, в коридоре, тоже было темно. За столом привратника сидела ночь. Мехесу стало немного не по себе, но он и не думал отказываться от принятого решения. Сердце его забилось чаще не от страха, а от предчувствия встречи. Он миновал коридор и решительно толкнул высокую резную дверь, ведущую в холл.
    
Тишина окутала его теперь со всех сторон, как мягкий кокон. Через большое окно, огибая бархат занавесей, в комнату сочился холодный свет луны. Серебряные пятна на пыльном полу, изрезанные тенью от рамы, напомнили Мехесу облезающую чешую на теле мёртвой рыбы, и мага передёрнуло. На стене справа всё ещё висела студенческая стенгазета, поблёкшая и нелепая, а рядом темнела глубокая трещина – от пола до потолка. Чёрно-белая среди ночных теней пальма пряталась в углу, и её крона была похожа на спящего паука. Мехес подошёл к ней, задумчиво коснулся поникших листьев. Растение явно не поливали уже давно. Он соединил ладони, поднёс их к окаменевшей земле, затем развёл, и сотворённая им сфера, мерцающая синим, излилась на сухую почву долгожданной водой.
    
Дворец был огромен, и Мехес не знал наверняка, где могут находиться его противники, но Лаакан скорее всего спит в своих покоях. Он поднялся по перекошенной лестнице, прошёл пустыми коридорами, где ковры потускнели от пыли, а стены – от трещин и пятен отколовшейся краски. Кое-где окна были выбиты, а некоторые просто стояли нараспашку, и ночной ветер шелестел сухими листьями, усыпавшими пол. Перед комнатой Верховного Мехес на минуту остановился. Магия момента заворожила его. С этим местом была связана вся его жизнь, все честолюбивые планы и юношеские надежды. Было нечто символичное в том, что теперь он стоит фактически посреди развалин, а вокруг – осенняя ночь. Но за смертью всегда следует новое рождение, и он не позволит никому похоронить здесь свои мечты. Мехес хотел постучать, но вместо этого приложил ладонь к двери, чувствуя прохладу полированного дерева, нажал, и к его удивлению дверь приоткрылась. «Что ж, возможно Лаакан всерьёз считает, что ему нечего опасаться». Он вошёл.
    
В комнате всё было перевёрнуто вверх дном – видимо после осады. Мольберт, краски, кисти, книги и банки с чаем, попадавшие с полок, валялись в беспорядке на шахматном ковре. В спёртом воздухе стоял душный запах гуаши, каких-то специй и пыли. Тяжёлая бахрома, закрывающая вход в спальню, висела неподвижно, и за ней Мехес видел только тьму. Он подошёл и отодвинул бахрому. В постели не было никого. Недоумевая, Мехес потоптался у пустой кровати, а затем пошёл назад. Выйдя в коридор, он задумался – обилие пыли, сухие растения, бардак… Дворец выглядел так, будто в нём никто не обитал. Это встревожило его. Теперь уже не отвлекаясь на размышления, Мехес отправился осматривать другие части здания. Он бродил по дворцу, и тревога его росла – нигде он не обнаружил ни души. Во многих комнатах двери были открыты, а личные вещи брошены кое-как, словно уходящие спешили.

В конце концов, устав от бессмысленных поисков, Мехес возвратился в холл и обессиленно опустился на диван, даже не очистив его предварительно от пыли. Он думал, прикидывал, что же такое могло случиться и куда все подевались. Покинуть город незамеченными они не могли никак. Так в чём же дело? И тут его озарила догадка, настолько ошеломляющая, что Мехес подскочил: Глубина! Зал великого Кристалла! Ну конечно! Он бегом кинулся в Зал Совета – именно там, в задней комнате, находился вход в Глубину. Оказавшись на месте, он остановился, задыхаясь, переводя дух. Перед ним в полу переливалась в блекнущем свете луны дверь, инкрустированная драгоценными камнями, украшенная древними символами стихий. Она надёжно запечатывала узкий круглый спуск в недра земли, и если в Глубине кто-то укрылся, отпереть её снаружи было нельзя. Только те, кто находился сейчас там, в сумрачных подземных коридорах, могли открыть проход. Мехес в бессильной злобе зарычал, сжав кулаки. Теперь понятно, почему блаженный Лаакан не спасает своих людишек – он ничего не видит и не слышит, прячась под землёй, как жалкий крот. И что же дальше?
    
Близился рассвет, но Мехесу теперь было безразлично, что его маленький поход раскроется. Остыв, он рассудил, что всё вышло даже хорошо – главное, он узнал секрет противника, а информация на войне решает всё. Ладно, пусть сейчас маги сидят и трясутся возле Кристалла, но рано или поздно им придётся открыть проход, ибо спасительный обряд нужно провести в Глубине. Поскольку о смерти избранных ничто не свидетельствовало, разумно будет предполагать, что они вернутся, и вот тогда-то Лаакан вынужден будет распечатать дверь, чтобы их впустить. Если подготовить засаду во дворце, Мехес и его сторонники без особых трудностей смогут помешать закрыть проход, проникнут в Глубину и проведут собственный – кровавый – обряд. Нужно только дать бодрящего пинка своим осведомителям и ждать. Мехес почувствовал, как ёкнуло сердце – апогей его судьбы совсем близко.