Белый офицер

1


Музыку! Командир приказал! Держать дух! Гвардия вперёд! - доносил ветер обрывки фраз.

- Ты глянь, глянь, Митька - как выползли-то! Со всех щелей прут.Тараканы поди.            
   Дед сдвинул ружьё. Митька поправил свой проломленный козырёк.

- Шинельки у них какие, гляди-ка! Сейчас мы им баньку-то истопим! Веничков наломаем. У архангелов отмоются,- молвил дед, кривя улыбочку разодранной ещё при Александре губой.

   Митька был рад, что именно здесь и сейчас он горделиво, с участием поправляет фуражку. Дед наконец-то взял его на вылазку. Теперь он не деревянный солдатик, которых сам выстругивал ржавым ножичком втихую у калитки барского дома, а самый настоящий партизан. Только думал ли он, что по ту сторону дядечки тоже не деревянные и ружьишки-то у них как есть огнестрельные? Тогда Митька только ухмылялся.

   За городом нарастал туман, нарастал и натягивался. Был он ясен, а точнее было ясно то, что туман этот не так призрачен и бестолков, как хаос и сумятица, царившие в головах горожан. К этому можно добавить ещё и страх. Страх перед тем, что ждёт и что уже происходит.
   Горожане прятались по домам. Дворовые собаки переставали тявкать. На мостовой можно было спокойно увидеть распластанное мёртвое тело лошади или человека - случайного прохожего, возничего, служивого... Холодные долгие ночи, тревожный рассвет - только это оставалось для горожан безмолвным.

   Повсюду тихо. Залпы гремели чаще в тёмное время. Вдали громыхало или под окнами, это уже было не важно. Жильцов поглотил страх, невозможность что-либо изменить или что-то сделать теперь.

   В одном из залов уцелевшей городской усадьбы проходили строевую. Пол блестел, когда сквозь тучи сияло солнце. Здесь раздавались глухие кашли под чёткий монотон командующего.Серые шинели юнкеров бросались в глаза своим контрастом, выделяясь на фоне зального блеска. Усадьба давно не отапливалась. Сапогами солдатики били браво и по уставу. 
Немногочисленные пары сапог отбивали последний лоск.

-Направо-о! На месте-е! Шагом арш!

   В зале поменьше, ничуть не заглушая солдатский гвалт, звенел штабной телефон. Было адски накурено. Через пять минут дрязга трубку сняла жирная бледная рука с перстнем на мизинце.

- Да-с, Слушаю-с. Докладывайте-с.
  Трубка прижалась к уху. В носу зудело. Как перышком по ноздре...

На том конце уже слышалось:
-Где подкрепление! Где гвардия? Где, я вас спрашиваю, черт возьми!?

- Ничего не можно сделать-с, - шмыгая носом мямлил жирный штабной.

-Ах, не можете, тогда вышлите водки, водки юнкерам, чтобы стояли! Это фронт, господин штабная крыса!

   Губки штабного сузились бантиком. Зрачки расширились. Секундное отупение лица... С размаху на стол крякнула трубка.

2


   Женщина сидела в плетеном кресле и курила дамский мундштук. В одной пролетарской газете она вычитала, что никотин убивает лошадь и тут же вспомнила скорченное личико своего бедного Николя в тот самый день, когда запала клавиша верхнего Си у пианино на их загородной даче.
   Анастасия подавала супругам некрепкий чай непременно на веранду, не позже пяти вечера. А Николай так противно прихлёбывал из блюдца дачного сервиза покойной мамочки, что супруга чуть не плакала.

   Ей послышался шорох. Совсем близко. Тонкие стены хлипкой избушки позволяли слышать шорохи со двора.

   До упомянутых событий в этот низенький домик егеря захаживал с охоты чуть ли не сам государь император, таковы были слухи. Горницу освещал крохотный огарок восковой свечи. Доносились звуки пения. В узкое окошко глядела полная луна, перебивая свет от тусклой свечки.

   Через мгновение скрипя приоткрылась дверь. Она уже не сидела раскинувшись в кресле. Женщина затушила мундштук. В это роковое для всех время можно было ожидать всего, особенно в такой убогой, одинокой избушке, далеко за окраиной города, у линии фронта. Женщина встрепенулась...

- Nicolas n'aspirait pas l'air de Paris depuis l';poque.
- Il faut qu'on s'y arrive plus fr;quente, Poline.*

   Незнакомый человек смотрел вслед, смотрел на неё. Дама чувствовала его взгляд. На одной из парижских улиц она почувствовала этот взгляд. В какой-то момент та неловко обернулась и запомнила его лицо...

   Женщина задула свечу, забыв про звучавшую музыку. Здесь она продрогла от холода и сквозняков, домик продували ветра, но сейчас её плед висел на периле кресла.

   В наполовину открытую дверь втиснулись спина, затем затылок. Ещё с секунду при свете луны она видела только спину и затылок... Фигура обернулась.

- Кто здесь?

   Сидя в парижском кафе в фарфоровой чашечке женщина мешала ложечкой кофе, чашечке со следами собственной помады, закинув глаза на облупленный потолок заведения. Через чистое стекло витрины кафе она смотрела на суету парижан.

- Николя, я хочу домой...

_______________
*- Николя, сто лет не дышала парижским воздухом.
- Надо чаще выезжать сюда, Полин.

3


  Залпы, глухие залпы огня вдалеке светились зарницей...

  Пятилетний мальчик у крестьянской хаты, стоя на копне вспаханной земли, достал и натянул рогатку. На весеннюю влажную землю без звука упала маленькая птичка.

- Я тебе! - мозолистым пальцем погрозил сгорбленный старичок с  широкого пня...

- Никлудов моя фамилия.

- Полина Григорьевна Мищерская, по мужу Боненфанц. Руки Мищерская не подала, а только странно улыбнулась.

- Никак не ожидал здесь увидеть прекрасную незнакомку, - он окинул взглядом помещение, а затем её. - Все светские дамы сейчас где-нибудь трясутся у камина в компании сторонников за запертыми дверьми, пережидая очередную ужасную ночь. А здесь... Не ожидал.

   Первое, что заметила Полина и не могла не заметить, это - офицерский мундир, немного помятый и запачканный, должно быть непременно с передовой.

   Не для паузы продолжила:

- Я слышала звуки стрельбы. Это не по вам ли, Никлудов?

  На этот раз Полина Григорьевна улыбнулась как-то более угрожающе. У Никлудова возникло стойкое ощущение, что эти саркастические улыбки каким-то образом отшлифованы и наработаны ею. Никлудов ухмыльнулся и что-то отметил про себя.

   А в углу шипел побитый немецкий грамофон, донося переливистый баритон Савского.

- Я тоже когда-то солировал в местном театре. Мой диапазон резонирует три с половиной октавы, - хрипел фразу Никлудов. Его крахмальная улыбочка вдруг рассыпалась, лицо стало серьёзней.

- Меня вызывали на бис, мне давали ведущие партии в крупных городах, Полина Григорьевна... Крах был неминуем, нас загнали. Мне это дорого обошлось там на передовой. И вы сами должно быть прекрасно это понимаете!

  Он опустил голову.

- Вы оставили ваши фланги, вы бежали, вы офицер, вы оставили ваших солдат...- тут Полина заплакала. - Никлудов, Николаша бежал от Петлюры к другим, его поймали недалеко отсюда, у леса. Он попытался пролезть между двумя белоствольными березками в поле..

  Никлудов подошёл к столику, его рука потянулась к огарку, чтобы зажечь свечу, но тёплая рука Мищерской остановила действие. Он удивлённо посмотрел на неё.

- А вам откуда известны такие подробности, миль пардон?

- Доложили. Не ваше дело, Никлудов! Вы противны мне, вы мерзкий трусливый щенок, поджавший хвост. Когда там...

   Они уже стояли близко к друг другу. Их руки опирались на столик. Никлудов прижался к ней сзади. Касания... трепетные касания...

- Самосохрение, Полина Григорьевна, есть первый принцип любого животного существа, тем паче человека.

  Проходили секунды.
- Среди моих принципов есть очень важный принцип, Никлудов... - она посмотрела в его глаза. - Это честь, моя честь и честь моих близких..

- Самое дорогое слово для меня, Полина Григорьевна, это - Се...

- О, молчите Никлудов! - еле прошипела Полина. Никлудов тоже не мог говорить, хотелось мычать, но он продолжил.

- Семья самый исключительный момент в человеке, его тыл, его броня! Что есть сам по себе человек? Что-о? Всего лишь одинокий сухой листик на ветру, который оторвался от ветки и далеко улетел. Полина... Оторвался... Далеко... Улетел...

   Звуки стрельбы нарастали, становились всё ближе и громче, заглушая немецкий грамофон. Никлудов отошёл от Полины или отлез, как получивший своё. Застегнул оставшиеся пуговицы, последний раз осмотрел помещение и выбежал наружу.

4


   Полчаса в душном метро, двадцать минут в забитом автобусе, десять минут пешком. Нина, ты всё внесла? Нина, ты всё заполнила? Ещё и этот мокрый снег, блин, скорей бы под крышу! Ха, там снова... ещё и книжки таскай... каждая по три кило, не меньше... мужики-то не ходят... хоть одного разгребателя на полку найти... одни старухи...

- Нина, где тебя носит? У нас много работы сегодня!

   Очумевшая тётка выбежала на лестницу.

- Автобус в пробке!

   Нина почувствовала себя ответчиком на суде. Жвачка застряла в горле.

   Вбежав по небольшой лестнице, Нина  увидела огромную кипу книг, книжек, бумаг...

- Точно макулатура... Целый Эверест обложить хватит. Разрыли всё ж библиотеку Грозного - подумала Нина.

   Эту очумевшую тётку, что стояла наверху, звали Зинаида Егоровна.

- Зайди ко мне, как в себя придёшь!  - сказала опоздавшей тётка.

  После двух часов монотонной работы в пыльной комнате Нина ещё не пришла в себя, но зайти к Егоровне отважилась.

- Надо бы подслатить старуху, - смекнула Нина и вытащила из рюкзака импортную шоколадку.

   Через какие-то минуты она уже сидела в чистом, светлом кабинете, где не было ни одной книги, зато на столе стояла фирменная дорогая оргтехника.

- Ниночка, вот ты у нас работаешь уже не первый год. Какие выводы ты для себя сделала по работе? Нравится ли тебе здесь? Не скучно ли тебе с нами? - начала старуха.

   Нина уже подготовилась к подобным вопросам. Концец года, надо окончательно выбить мозги.

- Ну, я тут... разгребала... то есть смотрела... изучала... штудировала...

- Понимаешь, деточка, - длинные высушенные пальцы Егоровны нащупали шариковую ручку. - Наша работа на первый взгляд незаметна, монотонна, скучна, зато какой вклад мы вносим в развитие отечественной культуры, как мы помогаем жить людям...

  После длительного монолога старухи Нина училась говорить и работать как обезьяна.

- Напомни мне, что ты сдаёшь у нас к последним числам месяца?

- Зинаида Егоровна, белых офицеров вот уже сдаю, - Нина быстро вспоминала оставшуюся азбуку. - Вот среди прочих интересных наткнулась на одного офицера... кажется его фамилия Хлудов или ник другой.. А... Ник-Людов, Никлюдов...

- Деточка, Хлудов это один из ключевых персонажей пьесы Булгакова "Бег", - шариковая ручка наматывала круги.

- Инициалы Е.Л., вступил в ряды Армии Врангеля. В апреле 1919 был расстрелян за дезертирство своими же в возрасте.. - под столом Нина загнула пальцы.. - 36-37 лет..

- Да, не густо... Ладно, иди работай, - хрустнула фольгой шоколадки Егоровна.- И не забудь про дверь за собой, милочка.

2015 г.