Находчивые синички

Одно время я работала на четвертом этаже здания  со старыми, деревянными окнами. Зимой при проветривании в кабинет  через открытую форточку влетали синицы. Сотрудники в  соседних кабинетах гнали птичек, как могли, швыряли в них бумагами и тряпками, приговаривая - птица  в комнате дурная примета, к  смерти. А в  нашей комнате народ собрался незлобивый, не выдумывающий  нелепостей, мы прикармливали воробьёв и синиц, и не мешали птичкам греться. Забавно было утром наблюдать, как стайка из десятка воробьёв, шести или семи больших синиц и пары синиц-гаичек сидит на верхушке клёна и ждёт, когда откроется створка окна, и мы насыплем на подоконник хлебные и сырные крошки, семечки, положим маленькие обрезки сырого сала. Когда мы отходили от окошка, самая смелая синица садилась на створку распахнутой форточки, потом перепрыгивала в проём и наблюдала за перемещениями людей. Наконец убедившись в нашей безопасности,  синица впархивала в комнату и садилась на кульман. За кульманом уже давно никто не работал, он стоял в качестве перегородки. Желтогрудая синица рассматривала меня, то одним, то другим глазом, крутила белощёкой головой то в одну, то в другую сторону. Я делала вид, что не замечаю гостью. Птичка звонко свистела и в помещение влетала другая шустрая синичка, её подруга или друг. Бойкая парочка начинала прыгать повсюду. Они пили воду из тарелок под цветочными горшками, хватали яблочные семечки, которые я для них специально оставляла. Прижмет синица семечко лапкой к цветочному горшку, а клювом, как пинцетом вынимает ядрышко. При этом синичка выстукивает джазовый ритм по гулкому керамическому боку горшка и звонкой, фарфоровой тарелке. Пока одна синица следила за обстановкой, вторая прыгала на шкафы, на столы, обследовала люминесцентные лампы, искала засохших насекомых.
Как-то я положила на стол несколько макаронин, поджаренных на сливочном масле. Синица сама покушала, а потом понесла макаронину к окну, да налету выронила и  с растерянным писком кинулась искать, нашла минуты через две и вылетела в форточку к ожидавшей еды стайке.
В Иркутск в конце декабря пришли сильные морозы, ночью температура была ниже минус тридцати градусов. В комнату согреться влетали уже четыре синицы, порой по утрам они даже стучались в окно, чтобы я быстрее открыла.
Люминесцентные лампы, которые любили осматривать синицы, были накрыты пластиковыми прозрачными футлярами, чтобы не слепили.
Однажды вечером две синички не улетели из комнаты, а остались на ночь, спрятавшись в футлярах ламп. Утром, когда мы пришли на работу и включили свет, синицы выпорхнули из футляров, а когда рассвело, улетели в  форточку к остальным. К вечеру находчивая парочка вернулась и  опять осталась на ночёвку в футлярах ламп. Так и ночевали  синицы в служебном кабинете всю неделю.  А в пятницу, вечером пришлось мне забраться на стол и постучать по  футлярам веником, чтобы выгнать синичек. С обиженным писком птички упорхнули в форточку. Я надеялась, что они ночью не замерзнут, а заночуют вместе со своим семейством на чердаке над кабинетом, где прятались всю зиму голуби, воробьи и другие синицы. Конечно на чердаке холоднее, чем в служебном помещении, но всё равно плюсовая температура.  Не могла я их оставить, за субботу и воскресенье птицы в запертой комнате точно погибнут, им нужен днем полёт на воле.
В понедельник я шла на работу с некоторым беспокойством. Вернутся ли птички? Вернулись! И снова ночевали в комнате до пятницы. А в следующую пятницу потеплело, и синички перестали оставаться на ночлег.
Пришла весна, и синицы больше не влетали в комнату для обогрева. И вдруг уже в апреле в форточку влетела черноголовая синичка-гаичка, привычно выпила воды из блюдца  и звонко запела, долго щебетала, выводила причудливые трели, наверное, прощалась или благодарила за гостеприимство.