И вы, есть те, добрые самаритяне? 32

Роман-эссе, на скорую руку, навеянный последними публикациями новостей в сетях инета, где одни видят в президенте врага, другие - друга. Выбирать каждому самому, но на кону будущее России...
=========================================================

И в Ганине взыграла злость и отчаяние, и хотелось обернуться и выстрелить в этот голос, но, -
– "А ты что, решил раньше других пистолетом завладеть? Ну...тебе уж повезет, мне теперь чихать...";
– "...Нужен мне твой пистолет, как однорукому третья нога. Это только дешевой бездарной швали нужно, ты себя как к оной сам причисляешь? Хотя тебе теперь насрать кем и каким ты помрешь, как и остальному люду тоже. Был дураком и не нету больше, кто вспомнит хоть через пять минут? А уж что шалупонь о тебе думает лучше и не оглашать. Ты знаешь есть поговорка, на тот свет всегда успеешь, но что оставишь после себя? Может у тебя потомки по полкам пищат, о которых ты сам не удосужился узнать?", - как бы нехотя выдал голос, и цена пистолета упала почти до нуля. А что он имеет за цену помимо пистолета? И Ганин безразлично выместил душу, -
– "Ну да, пистолет конечно ценность, хотя мне это вроде как памятный подарок за преданную службу. Только кому эта преданность, даже задарма нужна? Пистолет – вот да, вот это ценность, это вещь! А я сам – кусок дерьма, что пока не дает истинной ценностью завладеть другим. Ранее по службе, мне бы голову сняли за утерю оружия или чтобы оно досталось посторонним...А теперь... теперь пусть достанется всем врагам Польши, и хоть меня объявили врагом, и это теперь никому не докажешь, что все наоборот, но хочу чтобы пистолет достался именно врагам Польши, во имя кого меня свои командиры предали";   
– "Все верно говоришь, ибо преданными бывают только собаки, но люди – никогда. Люди бывают верными, но не преданными. Ты не обратил внимание что преданность и предательство – слова очень похожи? И тебе это на раба ничего не напоминает? Ну раз ты уже такой пофигист, это даже не вопросы, а так, размышления вслух. Может тебе помочь нажать на курок? Я могу. И даже могу выполнить волю, чтобы пистолет похоронили вместе с тобой как символ твоей преданности. И он никому не достанется, хоть какое будет тебе утешение после смерти. Тебе ведь разницы нет на ком душу сейчас отвести, а после смерти душа тебя уже покинет. Не на ком отводить станет. А так хоть легче нажать на курок", - столь же апатично выдал глухой голос в потемках из-за спины. И Ганин хотел было уже обложить в протест, но, -
– "А черт дери, в сути ведь верно, что преданным был и в предателях оказался. Но тут и хозяину не угодил, и пойми тут как, или быть преданным хозяину, но по уставу, и все равно ему в чем-то вдруг не угодить? Да леший их поймет хозяев этих и они и сами не хотят что бы их слуги понимали. Поймешь – значит плохой слуга – вон со двора. Ведь в этом перевернутом мире ни честным ни преданным быть – никому не надо, только ради того, чтобы крайним тебя выставить можно было. И на деле, быть как слуга – никогда никому не угодишь. Но ведь этим скотам и титулы до фонаря, а даже наоборот – раз офицер – на тебе самую большую собаку. Все навыворот, наизнанку. С того они и сами стали и титулы свои и богатство свое терять – что при всем видимом величие – скоты они все бесчестные и так и им и надо. И чтобы корчились в аду вечно на том свете. Если бы я им изменил... а так как грязную собаку и невесть из-за чего, вернее кого... Погоди! Так ты вроде по голосу и есть тот солдатик от русских? Это выходит из-за тебя я все потерял";
– "Не из-за меня, а все только из-за себя. Из-за своей дурости и высокомерия. Из-за того, что свято верил, что такого преданного служку любой хозяин с руками и ногами возьмет и что цены тебе в таком амплуа нету. Так ведь? Так и только так. Сколько гонору ты тогда на КПП показал, аж выше крыши, словно сам королем Польши был. А как затвором ловко круто и страстно щелкал... что у народа от такого зрелища, аж изжога началась. Ты на себя-то хоть раз смотрел со стороны, чудовище? Преданный он королям и с того презирающий все быдло. Такого тебя иудеи себе и лепили, втуляя в твою тупую голову всю ложь и блажь, ради того, что бы ты им служил преданнее чем собака, что бы себя считал великим и праведным – а всех кто ниже рангом – чернь. Или не так? Ты ведь тогда за стволы схватился не от исполнения приказа, а только из-за того, что я, боевой воин, не дрогнул перед твоей дутой властью. И ты проиграл, как всегда проигрывают такие, кто возомнят себе на сопливой блажи суперменов, а не деле пальцем ткни и рассыпятся в пыль, как и сейчас ты тут с пистолетом у виска распыляешься, фиктивный герой. Ты иудеев рьяно защищал и был у них служкой, тех кто не только Польшу, а весь мир обокрал и развалил, а для иудеев, всяк кто ни еврей – как скотина, а не человек. Ты не офицер, а дешевая пешка. Сколько иудеи за историю войн разожгли, сколько миллионов душ было убито, сколько покалечено. Сколько эпидемий и болезней, сколько миллионов нищеты и умирающих от голода, когда богатые жируют. И это все и на твоей совести офицер. И не говори, что ты не знал кому служишь. Ты из тех, кто поставил себе цель – главное самому лично прославиться, добиться какого положения или власти и знал, что лучше всего это возможно при богатых и тех кто у власти, став им преданным служкой. А на народ и страну тебе было плевать. Вот такие частные собственники мир и развалили, и войны разжигали ради личной выгоды и нищету разводили ради того же. Ты всем невинно убитым и обездоленным скажи что это не так. Что ты честный парень...", - и послышался шорох уходящих шагов и тут Ганин обнаружил, что он все бессознательно жмет и жмет на курок и пистолет щелкает, но не стреляет!? Вот так, даже его пистолет ему изменил. Подарок за преданность... тьфу. И хмель, и злость, и отчаяние, и чувство ничтожества и отвращения ко всему – все слилось воедино в каком диком гортанном вое, типа да пропади оно все пропадом, ради чего вообще жил, -
– "Нечего на меня теперь все жертвы валить! Я лично никого не убивал и не обирал! Я верил в то, что служу стране... И я может не стал бы таким, если бы ни предки что пилили меня с ранних лет, ты должен, ты обязан, не осрами нашу фамилию и род...  И я теперь виноват что мир был такой!? Что каждый дрался за свой кусок хлеба и презирал другого... И если не правителям, то кому оставалось верить в этом мире?";
И тут боек сработал и Ганин не думая выпустил всю обойму в землю, а потом с отвращением зашвырнул пистолет в реку, подальше от берега. Его с выпивки ли или от нервов колотило и трясло. Его предали и бросили – все... он имел малую квартиру в правительственном секторе, и теперь потерял и ее, когда его выгнали, а предков, если честно он всегда ненавидел, за то, что его гоняли в детстве, натаскивали как собаку на добычу... и теперь он не знал куда иди и бесцельно бродил по вечерним улочкам, потерянный и апатичный. Он уже полностью разрядил свою душу и теперь ему в пору было умереть, умереть с тем миром, в котором он был офицером, в котором он себя чувствовал нужным и ценным, с тем миром который теперь рухнул и он должен уйти из этой жизни вместе в ним... так бы он и бродил, если бы в одном дворике, здоровая тетка не затащила к себе домой буквально за руку. Напоила чаем и уложила спать и ему снилось, что он уже покойник и бродит бесцельно на том свете среди руин былой роскоши мира, пачек потертых грязных денег, что уже отчасти обратились в труху, какие-то поблекшие поделки из золота, что покрылись серой плесенью и грязью, покореженные и потрескавшиеся краской шикарные лимузины и тут в грудах грязи, сора и хлама, вдруг увидел свой пистолет и он схватил его и все силился застрелиться... Чик... чик... чик... щелкал затвор в холостую, ибо скорее не было патронов, или как там у КПП, когда он чикал затвором против нежданных гостей и того поляка от русских, и он увидел снова в памяти того лицо и его коробило, с того, что он сам себе ни за что не хотел признавать, как он ему тогда страшно завидовал. Ибо тот солдат был абсолютно вольный человек...
...Чик-чик-тик... он вдруг обнаружил, что лежит с открытыми глазами, а щелчки бойка пистолета, это размеренное и спокойное тикание настенных часов в пустой комнате. Старых часов, у которых есть маятник. Марек вскочил на диване и осмотрелся, он не помнил как очутился в этой незнакомой комнате, скорее сработали вбитые муштрой в команде охраны, комплексы. Голову слегка ломило от излишков спиртного и сильных нервных переживаний прошлого дня. Наконец насилу он вспомнил ту женщину, что его за руку потащила за собой. Комната была старой как и обои на стенах, как и мебель и прочие аксессуары. Словно он оказался в прошлом. Тут он обнаружил и свою одежду, аккуратно сложенную на стуле возле постели, ибо он был одет уже в гражданку, чтобы не выделяться среди народа. Хорошо, что это был не его красочный мундир. Странно что в мундире он себя чувствовал королем, а гражданском одеянии – как ничтожество? Он прошелся по комнате разминая кости после сна, и тут, ему попался на глаза, на стене, большой портрет в рамке и его несознательно потянуло его рассмотреть. Это был относительно молодой парень, в берете десантника и в военной форме такого образца.