Небольшое путешествие по океану смысла

Смысл корабля, отправляющегося в плавание, рассекать носом воду, бороться с непогодой и бурями, чтобы достигнуть очередной гавани. И он не задумывается над смыслом своего существования. А если б задумался, то понял, что все одно погибнет. Зачем же ему отправляться в плавание и не проще ли гнить на верфи, лениво рассуждая об абсурдности существования? Вот если б подобным путем последовали, скажем, каравеллы Колумба, никогда в нашей памяти не остались бы их имена - "Нинья", "Пинта", "Санта-Мария". Они вроде бы сгнили, но фактически – живы, хотя это не эмпирический факт.
Древние говорили, что в «мире мертвых» душа жива, пока о ней помнят потомки. Мы помним даже о вещах. Хотя понятно, что, например, о дальних родственников не помнит никто, и души их угасают. Опять нам остается, как кораблю, в ленивом отчаянии гнить на верфи? Хорошо, что корабли не задаются смыслом своего существования. Мы тоже были когда-то лишены ставящего этот вопрос ума. Но он появился и стал творить вещи. Каждой он придумал назначение и смысл. А разве мы - вещь?
Была лишь душа, и зародилось тело. Разум развился потом. Так правомерен ли он судить о том, что было до его появления, что породило его, а сейчас является основанием для его жизнедеятельности? Яйцо же не спрашивает, зачем нужна курица, которое его снесла! Он же требовательно спрашивает! Разум берется судить даже о целой Вселенной, частью которой является сам, но объять ее фатально не может. Так кто правомерен говорить о смысле существования, тело? Скрипя зубами и напрягая мышцы, оно способно нас удивить своими возможностями, как и душа - озарениями.
Подобно бригантине, надежное тело рассекает бурные волны жизни, даруя попеременно душе страдания и радость. От ярких контрастов может возникнуть "разрыв" бытия. И разум в нем благоговейно умолкает, уподобляя нас древним, которые знали толк в искусстве удержания трансцендентального. На фоне этого удержания сияет смысл существования, и он не может быть достоянием ума!
Ум беспокойно мечется, выбрасывая в настоящее фрагменты прошлого: модели поведения, зазубренные "истины", воспоминания из жизни тела и даже модные напевы. Но он бессилен в "разрыве", где нет времени, нет слов. Выразить пребывание в "разрыве" он может только постфактум, взывая к индивидуальной истории, в которую хоть как-то бывает вплетена культура. Тогда он будет говорить о блаженстве, о просветлении, о достижении благодати. Но ко всему этому причастно тело.
Оно испытывает нагрузки при постах и многочасовых молитвах, при длительных занятиях йогой или повторении сур. Разум, аналогично змею, лишь искушает его, если не укреплен верой, что искомое и данное культурой возможно. Так что же обуздывает разум и заставляет нас стремиться к трансцендентальному? Душа, которая является частью того, что вне бытия, а именно смысла.
Она воспринимает этот смысл как нечто заданное ей изначально, а потому, лишенное напрочь индивидуальной истории, а значит, и Эго. Встреча со смыслом есть расставание с личным «Я». Когда его нет, разуму от индивидуальности достается лишь тело. Духовно продвинутый человек становится подобен ребенку. Показывая на свое тело, он может сказать: "Петя пришел" или "Маша пришла". И он будет прав!
Конечно, не все становятся юродивыми или отшельниками. Теряя индивидуальную историю, разум часто обращается к истории существования той практики, которая озарила человеческую душу, чем привела его к вдохновению. Таким образом, рождаются великие учителя. Они вещают не от своего имени, а от имени церкви, традиции, знания или пути. Подобно ветру, они наполняют паруса умов, помогая другим душам, хотя сами не нуждаются в вере.
Как и плывущая по волнам каравелла, тело перестает сознавать свою личную историю, но над ним все же парит луч света. Это сияет обретшая свою полноту душа. Она воскрешает тело из ада повседневности и круговерти мелких желаний, дарует ему отсутствие разложения после выполненной им миссии единения со смыслом. Можно сказать, душа делает из него памятник своему преображению.