Forever 17
"Ты приходишь ночью, бездушный и кровожадный.
И ты не слышишь, как люди говорят, что ты живой мертвец.
Тебя никто не остановит, пока ты не получишь того, что хочешь.
Кто знал, что твое спасение принесет столько вреда другим?"
-Our last night
Здесь воняет сыростью, а на бетонном полу темные пятна, оставленные какой-то непонятной жидкостью. Впрочем, я догадываюсь, что это такое. В заброшенных домах нет туалетов, поэтому люди вроде меня облегчаются прямо на пол.
У полуразрушенной кирпичной стены, прямо напротив меня, сидит какой-то незнакомый парень. Он несет полную чушь и попутно вкалывает себе в руку шприц. Проходит совсем немного времени и он начинает покачиваться вперед-назад. Парень звонко смеется и изо рта у него течет слюна.
Он себя убивает. Медленно и мучительно. А я на сто процентов уверен, что скоро его труп будет валяться в куче рвоты, дерьма и мочи. И, скорее всего, об этом пареньке никто не вспомнит. Прямо как обо мне.
Смех его становится все громче, все невыносимее. Я больше не могу это слушать. Ощущение, будто барабанные перепонки вот-вот разорвет.
Вспоминаю о маленьком подарочке от Ната. Сую руку в карман и несказанно радуюсь: несмотря на большую дыру, косяк не выпал из кофты. Достав изрядно измятую, совсем коротенькую «сигарету», я поджигаю ее.
Подношу ко рту и жадно-жадно затягиваюсь. Наркотик забавно потрескивает, а язык моментально немеет. Ощущение неприятное, но мне плевать. Главное, чтобы крэк помог мне пережить этот гребаный час.
Не знаю, возможно ли такое, но несмотря на противно громкий смех наркомана, я четко слышу тиканье своих изрядно замученных годами наручных часов. Сколько я их ношу? Лет пять? Шесть? Зачем вообще я ежедневно затягиваю на правой руке их потрепаный кожаный ремешок? Чтобы помнить о счастливой семье, которую я потерял? Чтобы помнить о человеке, которым я был?
Мне трудно думать.
Это из-за крэка. Пусть его хватает всего-то на двадцать минут, но он дает мне возможность чувствовать себя не так уж дерьмово. Вот только размышление становится чем-то невозможным.
В мыслях у меня будто завелся паучок, что неугомонно сплетает нити в сеть: множество слов путается в ней, тщетно пытаясь собраться в предложения. Мне ненавистно это ощущение. И мне, наверное, стоит винить в этом Руби. Но нет, я не могу.
Руби... Она - единственный человек, которому нравится то, чем я стал. Впрочем, есть ли творцы, не любящие своих созданий? Меня мучает дурацкое чувство, словно совсем скоро Руби сделает что-то непоправимое. Она сделает это с моей помощью. А у меня язык не повернется ей отказать. Жаль, что я готов пройти все круги Ада ради Руби. Жаль, что она не готова на то же самое ради меня.
Нет, это невыносимо. Мне нужно избавиться от всего, что напоминает о прошлом. Я со всей силы ударяю запястьем о стену. Раздается треск стекла. Тихий. Особенно по сравнению с раздражающим меня смехом. А часы разбиваются, некоторые осколки их настолько мелкие, что, упав на бетонный пол, покрытый слоем пыли, они смешиваются с ней, почему-то сразу напоминая мне дешевые блестки. Я зачем-то сгребаю в ладонь эту грязную смесь. Сжимаю ее со всей силы. Какой-то осколок впивается в кожу. Раньше я сказал бы «больно», но сейчас... сейчас это как раз то, что мне нужно.
Боль. Вот что мне нужно.
Парень у стены смотрит на меня с нескрываемым страхом. Он больше не смеется. Наступает тишина. Идеальная тишина. Колкая, оставляющая наедине с голосом в моей голове. Я знаю, кому он принадлежит. Это Руби.
Она в моих мыслях и во всем, что я делаю. Кажется, я давно стал дешевой машинкой на радиоуправлении, а пульт в руках у нее.
А меня нет. Просто нет. Конечно, тело мое существует, но зачем оно, если нет души? Зачем нужна кожа, сердце, мозг и прочие штуки, не дающие мне сдохнуть, если я им не хозяин? Фактически, есть человек по имени Джеймс Хамфри, но человечности в нем - ноль. Давным-давно он стал машиной, действующей по прихоти молодой девчонки. Но он не всегда был таким.
Я не всегда был таким.
Глава 1
«Я вошел в дом, полный лжи, но не понял этого,
Ведь милые лица скрывают грязные секреты.»
-Our last night
Девятнадцатое июня. Столбик термометра давно преодолел отметку в тридцать градусов по Цельсию. Но солнце и не надумывает останавливаться, с каждой минутой заставляя ртуть подниматься все выше и выше. Пусть лето и является моим любимым временем года, подобную жару я ненавижу. А может, небесное светило всего лишь помогает привыкнуть к Адскому пеклу, в которое непременно попадет весь наш грязный городишко?
Негодование льет через край, и я начинаю пинать все, что только оказывается на моем пути: камни, окурки, банки от колы и прочее дерьмо, из-за которого Рэйнвуд нередко называют «большой помойкой». Одна из жестянок, что я пнул, отлетела прямо под ноги идущему навстречу пешеходу. Тот об нее споткнулся и тихо-тихо выругался себе под нос, так и не осмелясь поднять на меня взгляд.
У нас здесь любая ругань может привести к кровопролитной драке, или, чаще всего, убийству. Помню, однажды, какая-то девчонка назвала козлом парня за то, что он шлепнул ее по заднице. Так этот извращенец девчонку в подворотне выждал, до полусмерти избил да еще и изнасиловал. Новость эта расползлась по городу с какой-то библейской скоростью, и уже утром о девушке говорили все: кто-то ее осуждал, кто-то жалел. Бабули, что вечно собирались в нашем доисторическом кафе по утрам, только качали головами, приговаривая: «Бедняжка! Как же она жить дальше будет?». Мамы запрещали своим дочерям выходить на улицу, как только солнце заходило за горизонт, а молодые ребята говорили что-то вроде: «Молодец, парень! Так и надо этой хамке. Меньше будет оскорблениями бросаться!». Мнения у населения, в общем, разделились. А сама девушка, естественно, в полицию заявлять не стала (очень мудрое решение с ее стороны). Иначе бы насильник ее снова нашел и добил. Сказка у нас, а не городок, как вы понимаете.
Несмотря на то, что меня обычно не вытащить на улицу летом, сегодня я пересилил самого себя. Даже заставлять никому не пришлось. А причиной сего «героического поступка» являлся день рождения моей горячо любимой подруги - Эйприл (да, Джеймс, ты - полный неудачник, дружащий с девчонкой). Хотя мне, честно признаться, идти по такой жаре ни капли не хотелось.
Я увидел знакомый белый заборчик и —о боги! —добраться мне до дома Эприл удалось живым (пусть и в состоянии, близкому к картофелине, брошенной на раскаленные угли). Двор был пуст, и если бы не громкая музыка, доносившаяся из дома, можно было подумать, что хозяева и вовсе отсутствуют.
Я открыл дверь и столкнулся с Эйприл лицом к лицу. Она, кстати, была одной из девчонок, которыми сейчас кишит тамблер: чокер, пучки и пять слоев штукатурки.
—Я увидела тебя в окно, —улыбнулась она. —Хотела открыть, но совершенно забыла, что ты у нас парень невоспитанный и войдешь сам, да еще и без стука.
—Скажи спасибо, что я открыл дверь не с ноги, Эйприл Рид, и дай мне уже поздравить тебя с днем рождения.
Мне побыстрее хотелось отделаться от нее стандартным «С днем рождения! Будь счастлива, слушайся родителей!» и скорее войти в прохладный дом. Я было потянулся к ней, чтобы обнять, но девушка сделала шаг назад.
-Даже не вздумай, Джей. Я красилась целое утро, а ты весь мокрый! Полезешь с объятиями — обязательно испортишь мой макияж.
—Он все равно тебе не помогает.
Эйприл нахмурила светленькие брови, пытаясь придумать, что бы ответить. Мне нравилось, когда она так дела. Это выглядело забавно.
—Давай я просто выколю тебе глаза дрелью. —Она была явно довольна своим ответом.
—Я даже заплачу тебе за это. Нет сил моих видеть твое лицо.
—Когда-нибудь я обязательно убью тебя, Хамфри. —Она скорчила злобную физиономию, сощурив бледно-голубые глаза и сжав губы в одну тонкую полоску. —Когда-нибудь, но точно не сегодня. —Напущенная злость на ее милом личике сменилась улыбкой.
Эйприл отошла в сторону, освободив мне тем самым проход. Ее гостиную я видел в разных состояниях и нынешнее уж точно было одним из безобидных: люстра была не разбитой, на все еще чистом диване сидела влюбленная парочка, зажав между большими и указательными пальцами горлышки бутылок. Несколько парней и вовсе расположились на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж.
Эйприл подошла ко мне с двумя пластиковыми бокальчиками в руках. Один девушка протянула мне.
—В этот раз гостей больше, —заметил я. —Не жалко потраченных денег?
—Вот это все, —девушка обвела пальцем гостиную, —окупается. К тому же, сегодня у нас халявная выпивка.
Я нахмурил брови.
—Я заскочила в магазинчик к Мерфи, —начала объяснять она. —Ты же знаешь, он парень хороший и в честь дня рождения можно у него и пиво бесплатно получить, и даже...
—Контрацептивы?..
—Вообще-то, я хотела сказать «виски»... Но и это тоже можно.
Мы засмеялись.
—Ты ведь останешься? Поможешь мне потом убрать здесь все?
Я хотел было сказать "конечно", но Эйприл прервала меня возгласом:
—О Господи! —Я даже вздрогнул. Девушка ударила себя ладонью по лбу. —Я совсем забыла, Джей, совсем забыла!
Я перепугался, подумал, что она скажет что-то действительно важное.
—Я же обещала тебя кое с кем познакомить!
Не успел я хоть что-нибудь сказать, как Эйприл схватила меня за руку и потащила на верх. Она заставила парней на ступеньках встать, и быстро поднялась наверх, покачивая бедрами.
Вообще, я догадывался, куда она меня ведет: обычно на втором этаже, в комнате Эйприл веселилась группа ребят — более-менее близких ее друзей.
Дверь в комнату открылась, и мы оказались будто в другом мире. В едва освещенной темно-синим светом комнате то и дело мелькало множество разукрашенных флуоресцентными красками лиц гостей. Все это напоминало... кашу. Да, одну живую, местами разноцветную, кашу. Зрелище вроде бы и красивое, но пугающее. Только попробуй втиснуться в эту «человеческую кашу» — ребра сломают. Тем не менее, Эйприл это не остановило. Она потащила меня через всю комнату. Я, кажется, сильно наступил кому-то на ногу. Несчастный выругался, но из-за громкой музыки первого слова я не расслышал
Впрочем, по последующим «в рот» можно было и догадаться. Эйприл резко остановилась, я врезался и в нее («Мистер Грациозность 2016», ей богу).
Девушка повернулась ко мне лицом.
—Так, приготовься... —Она положила свои руки мне на плечи.—Думаю, тебе понравится, —крикнула она как можно громче. Девушка была полна энтузиазма.
Я надеялся, что ее слова окажутся правдой. Действительно надеялся. Но когда Эйприл отошла, я оцепенел. Буквально не мог пошевелиться. Вдохнуть. Моргнуть. Возникло такое чувство, как в детстве, когда я «от нечего делать» давил большим пальцем на кадык.
«Когда-нибудь я обязательно убью тебя, Хамфри. Когда-нибудь, но точно не сегодня», —обещала Эйприл. Она соврала. Она это сделала. Она заставила меня вспомнить Руби.
На диване перед нами сидела девушка с раскрашенным оранжево-зелеными красками лицом. Она сидела, закинув ногу на ногу, и, держа в руке пластмассовый стаканчик, улыбалась.
Я не дышал. Смотрел ей в глаза, и понимал, что не ошибся. А ведь я так хотел ошибиться.
Да, это точно была Руби. Ее можно было узнать по этой улыбке, больше похожей на оскал. И если обычно улыбающиеся люди выглядят довольно доброжелательно, то она выглядела устрашающе.
Я понял: она меня узнала.
Эйприл смотрела то на нее, то на меня, томясь в ожидании. Она все ждала, пока хоть кто-то из нас что-нибудь произнесет. Руби приподняла руку с пластмассовым бокалом в ней и, сказав одними губами «Приятно познакомиться», опустошила его.
Я нервно сглотнул. Улыбка с лица Руби не пропадала. Казалось, хоть язык ей вырви, выражение ее лица не изменится.
Девушка похлопала ладонью по свободному месту на белом диване, приглашая меня присесть. И пусть расстояние между мной и диваном было в несколько шагов, казалось, что я шел вечность. И садился вечность. И пытался выдрать из глотки хоть слово целую вечность.
Сажусь, не отважившись смотреть в глаза ни Руби, ни Эйприл. Наконец-то вдыхаю и вдруг слышу недовольный возглас. Поднимаю глаза и вижу: моя подруга стоит с действительно злобным выражением лица. Я пробегаю по ней глазами и понимаю, в чем дело: на светло голубом платье расплывается темное пятно, а рядом стоит растерянный парень с уже пустым пластмассовым стаканом. Это даже развеселило бы меня, будь все в другой обстановке.
—Я на секунду,—обращается она к нам после, наверное, сотни оскорблений, брошенных в сторону парня, и скрывается в "человеческой каше".
Что? Нет! Только не сейчас, не здесь, не наедине с Руби. Господи, за что?
—Расслабься, Джей, она не узнает, что мы знакомы, —слышу я очень близко ее голос и вдруг прихожу в себя. Осознаю, что Руби подвинулась ближе и теперь шепчет мне прямо на ухо. Отодвигаюсь, смеша ее там самым.
—И как ты тут оказался?.. Я имею ввиду, Эйприл крутая девчонка, не так-то просто было подружиться с ней.
Ясно, у Руби все еще осталась эта привычка... Завязывать дружбу с кем-нибудь... состоятельным (а семья Эйприл была вполне себе состоятельная, особенно сравнивая с моей), чтобы позже использовать это в своих целях.
—Я с ней сплю, —сухо отвечаю я, резко подняв голову и посмотрев ей в глаза.
—Скучала я по твоим шуточкам, Хамфри!—Она легонько ударяет меня по плечу. Да она же в стельку пьяная!—Как ты поживал без меня? Скучал?—продолжала она.
О, я поживал прелестно. Но нет же, нужно врываться в мою жизнь и рушить ее. Опять.
—Вполне сносно,—отвечаю я,—а как поживала ты?—на автомате выдаю я, пусть мне и абсолютно плевать.
Нет, тебе не плевать.
Ее язык заплетается, когда она отвечает: "Прекрасно", и выходит что-то вроде: "Пркрастно".
Я вздрагиваю. Руби дотрагивается моей руки ледяными пальцами. "Шагает" по ней указательным и средним пальцами, спускаясь от сгиба локтя до запястья. Резко поднимаю голову, встречаясь с ней взглядом. Она снова улыбается резко хватает пальцами мой все еще не опустошенный бокальчик. Молча, одним взглядом дает понять, что я должен отдать его ей. Ослабляю хватку, и бокал остается у нее в руках. Пусть опьянеет еще сильнее. Выпьет больше и пойдет домой. Свернет в переулок, где кто-нибудь изнасилует ее, перережет горло, а после скинет тело в реку. Если этого не случится, клянусь, я сам убью ее.
Нет, не убьешь, Джей. Кого ты обманываешь? Она слишком дорога тебе. Как бы ты ее не ненавидел (а ненавидел ли ты?), она остается неотъемлемой частью твоей жизни. Она — прошлое, на котором построено твое настоящее.
Руби подносит спиртное ко рту.
—Тебе, пожалуй, хватит. —Несколько капель падают на ее рваные джинсы, моментально расплываясь, когда я отрываю от ее губ стакан. Скорее, не я, а та мерзкая размазня, в которой еще осталась какая-то симпатия к этой девушке с разрисованным лицом.
—Эй, отдай!—Она ударяет меня. И уже далеко не потихоньку, а с агрессией, со всей силой.
Нет, я такого терпеть больше не буду.
Выливаю содержимое ей прямо в лицо. Она вскрикивает. Вслепую нащупывает мою футболку и быстро прижимает ее к глазам. Руби сидит так еще некоторое время. Ей повезло, что это пиво, а не, скажем, водка.
—Ты свихнулся, что ли?
Долго думаю, что сказать.
—Пора бы догадаться, Руби, что двенадцатилетнего пушистого мальчика уже нет.—Да, в моей голове это звучало куда эпичнее. Смотрю на нее и замечаю: краска размазалась по ее лицу. Боюсь представить. как выглядит моя футболка.
—Прямо-таки нет?Да ты бы сжег этот дом до тла за, скажем, мой поцелуй.—Она сощурила глаза, улыбнувшись одними губами. "Физиономия Моны Лизы", так сказать.
Закатываю глаза, пытаясь сделать вид, что она не права. Но она права.
—Ну все, хватит с меня.—Встаю и, хватая ее за руки, тяну за собой.
—Ты что задумал, а? Надеешься на перепихон в туалете? Учти, я еще не настолько пьяна. До такого состояния мне необходимо еще стаканов восемь, если тебе интересно.
—А сколько стаканов необходимо, чтобы ты заткнулась?—В ответ Руби демонстративно закатывает глаза.
Проталкиваю и себя, и ее через "кашу" и выхожу из комнаты.
Просто отвези ее домой и вернись, Джей. Не слушай ничего, что она говорит. Ради бога, не слушай.
—Где ты живешь?—обращаюсь я к ней. Руби приподнимает левую бровь устремляет взгляд на потолок, видимо, пытаясь вспомнить.
—О, я вспомнила, вспомнила! Лавджой-стрит!
—И года не прошло, надо же.
Просто отвези, отвези ее.
Она смеялась, говорила непристойности и клялась, что ее сейчас вырвет, пока мы ехали в такси. А косо поглядывающему на нас водителю и вовсе сказала: "Отъ...бись".
—Тормозни, эй!—Она вся встрепенулась, стукнула ладонью по боковому стеклу.
Таксисту, наверное, стало необычайно легко, когда мы вышли из машину. Ну, как вышли... Руби выползла.
Она возилась у двери вечность, пытаясь вставить ключ, в то время как я осматривался. Забор вокруг дома был низким, деревянным, окрашенным светло-голубой краской. Прямо к крыльцу дома от калитки вела выложенная камнем дорожка. Сам дом был отделан виниловым сайдингом такого же цвета, что и забор, наружу выходило два маленьких окошка в белых, несмотря на облупленную краску красивых резных рамах. Деревянная терраска вмещала в себя маленькую лавочку, а по обе стороны от дверей стояло два небольших горшка с засохшими цветами. Забота их хозяйке чужда.
—Дай сюда.—Я отнял у нее ключи и быстро открыл дверь. Пропустив Руби вперед, я вошел в дом.
Зачем?
Воздух внутри был спертым, словно этот дом пустовал долгое-долгое время. А может, так и было.
Разбросанные по паркетному полу вещи, коробки от пиццы и бутылки от пива никак не вязались с самой Руби. Создавалось ощущение, что здесь живет, скорее, сорокалетний безработный мужик. А минимальное количество мебели, ободранные обои и отвалившийся зеленый кухонный кафель говорили о том, что с деньгами у нее туго.
Мы прошли на кухню, я налил в обцарапанный прозрачный стакан холодной воды. Нас разделяли несколько метров и столешница цвета малахита, стоящая в центре маленькой кухоньки. Я протянул Руби стакан, но она сложила руки на груди, не намереваясь взять его.
Ставлю стакан на гладкую темно-зеленую поверхность, прямо рядом с плесневеющим в чашке кофе. Отчего-то появляется непреодолимое желание посмотреть на Руби.
Она ведь все равно ничего не вспомнит, думаю я и смотрю.
Руби почти не изменилась. Глаза цвета зеленой пожухлой травы, обрамленные черным кружевом длинных ресниц. Я помню эти глаза. Столько лет прошло, а я помню.
—Чего вылупился?—Она наклонила голову в бок.
—Не видишь, что ли? Разглядываю тебя.
Она ничего не вспомнит, не вспомнит.
В кармане моих джинсов загудел телефон. Пришла смска. От Эйприл.
"Ты где, черт побери?"
Руби уходит в другую комнату, держась за стену, пока я отвечаю "Я у твоей знакомой".
Долгое молчание. Абсолютная тишина, прерванная лишь через несколько минут звуком уведомления.
"Оу-у, ну развлекайтесь, развлекайтесь"
Иди к черту, Эйприл Рид, тихо произношу я. Собираюсь потихоньку выйти из дома, уже дергаю за ручку двери, как кое-что меня останавливает. Точнее, кое-кто.
—Останься со мной, Джей.—Голос доносился откуда-то справа.
Нет, только не это, вырывается из моих уст.
Будто бы ты не знал, что так будет. Не знал, когда вместо того, чтобы просто покинуть комнату, ты продолжал говорить с ней. Не знал, когда садился в такси вместе с ней. Не знал, когда зачем-то заходил в дом вместе с ней. Ты не пытался избавиться от ее общества, нет... Ты хотел побыть с ней еще дольше.
Иду в комнату, с которой доносился голос. Застаю Руби гостиной, полулежащую на диване. Хочу стереть с ее лица размазавшуюся краску, чтобы она не спала со всей этой химией на лице.
Чтобы лишний раз прикоснуться к ней.
Хватаю удачно стоящую на кофейном столике бутылку водки. Сажусь рядом в шенилловым диванчиком, прямо напротив Руби. Хватаюсь за плед и наливаю спиртное прямо на него.
—С ума сошел! Это моя последняя!—Она пытается выхватить бутылку и выглядит при этом весьма жалко.
—С тебя уж точно хватит заливать в себя это дерьмо. Алкоголизм у дам, я слышал, неизлечим.
Пододвигаюсь ближе, веду смоченным куском пледа по ее щеке. Руби морщит нос и начинает резко моргать. Смотрю на плед, чтобы убедиться эффективности водки против краски. Провожу материалом по другой щеке. Волосы, бирюзовая краска с которой слезла уже до половины, убираю за уши. Она все так же сидит с закрытыми глазами. Провожу пледом по лбу, как вдруг Руби резко распахивает глаза, хватается за мою руку и впивается в нее ногтями.
—Я помню о твоем секрете,—едва слышно произносит она.
Свидетельство о публикации №216021701837