Cпасти 14-ю дивизию! Рассказ

 СПАСТИ 14-ю ДИВИЗИЮ!
РАССКАЗ
Имя полевого командира Джаглан Саида в первые годы Афганской войны было широко известно, особенно – на востоке страны. Он был кадровым офицером правительственной армии, дослужился до подполковника в 14-й пехотной дивизии, стоявшей в провинции Газни. Саурскую революцию Джаглан Саид встретил с радостью и готов был защищать ее завоевания. Но с приходом в 1979 году к власти в ДРА Хафизуллы Амина, когда  по стране прокатилась волна репрессий, одной из жертв которых стал и его сын – чиновник  связи  в Газни, Джаглан Саид решился на крайнюю для офицера меру – дезертирство.
Впервые о нём я услышал в разведотделе армии, куда  частенько наведывался по своей должности – начальника артиллерийской разведки, и где успел обзавестись друзьями. Весной 81-го именно там я познакомился и с тремя молодыми столичными подполковниками, прибывшими из ГРУ для выполнения функций резидентов в восточных провинциях Афганистана. А с одним из них, назвавшимся Олегом, у меня вскоре сложились дружеские отношения. Хотя в Кабуле он появлялся нечасто, проводя большую часть времени в Газни и других городах региона, где у него была агентурная сеть, доставшаяся ему от предшественника.
Как-то я, возвратившись с очередной операции на севере, заскочил по пути в разведотдел, где Олег, очевидно, уже заканчивал рассказывать коллегам о душманском курбаши, предложившем переговоры с «полномочным представителем» советского командования. Об этом ему доложила агентура, и он с воодушевлением сразу же помчался в Кабул.
– И представляете, мужики, - продолжил Олег свой рассказ, прерванный моим приходом, - ни один из «полномочных» не счел нужным и даже возможным свой контакт с «этим душманом». А моя информация об этом майоре, закончившем нашу академию Фрунзе, похоже, никого не впечатлила. В итоге генерал Дунец поручил – подумайте только!  – мне пойти на эту встречу с Джаглан Саидом...
Поскольку большую часть рассказа я не слышал, пришлось дополнительно расспрашивать Олега. Обычно немногословный, как и надлежит офицеру ГРУ, на этот раз он охотно отвечал на мои вопросы. Чувствовалось, что он с уважением относится к этому противнику и не прочь превратить его в своего союзника. Особенно нравилось резиденту, что его будущий партнер на переговорах хазареец. Не представитель господствующих в Афганистане пуштунов или таджиков, а выходец из самой бесправной и забитой народности страны. Правда, был он сыном племенного вождя, а тот с детства определил его на военную стезю, отдав в  военный лицей с семилетним обучением. Затем было Кабульское военное училище, служба на офицерских должностях, учеба в Москве, снова служба в родной ему 14 пд. Все эти данные я увидел в только что заполненном Олегом формуляре – он всерьез, видимо, надеялся на длительное и плодотворное сотрудничество. Там же я прочел и настоящее его имя – Саид Мухаммад Хасан. А «джаглан» в переводе с дари означает звание «майор», так что это его бывший позывной стал именем. Хотя президент Тараки и присвоил ему позднее очередное звание…
Когда шел к концу второй год пребывания в ДРА Ограниченного контингента советских войск, и начиналась уже замена офицерского состава, мне самому довелось встретиться с Джаглан Саидом … на поле боя. Недавно назначенный начальником штаба 40-й армии генерал-майор Тер-Григорянц возглавил подготовку операции по вызволению 14-й пд «зеленых», как зачастую называли мы правительственные войска ДРА. Мне в этой операции предстояло руководить действиями артиллерии, но, как разведчик, я первым делом отправился в разведотдел. Олега на этот раз там не оказалось, но ребята из отделения информации «просветили» меня и насчет дивизии и о делах Джаглан Саида.
Все предложения его, доставленные Олегом, были командованием отвергнуты что называется с порога. А предлагал он ни много, ни мало, а полное сотрудничество с нами, требовал же лишь убрать ненавистного ему и большинству населения губернатора Газни, а его самого поста-вить во главе 14 пд. Со своей стороны Джаглан Саид обещал лояльность к кабульскому правительству Бабрака Кармаля и гарантировал наведение порядка и установление мира в провинции. Изучая в разведотделе полученную информацию и раздумывая о предстоящей схватке с Джаглан Саидом, я пришел к выводу, что той весной была упущена реальная возможность перехода от конфронтации к сотрудничеству с вооруженной оппозицией. Ведь это был далеко не последний человек в ее рядах: впоследствии, при формировании в Бамиане «правительства» он был назначен «министром» обороны. Но Россия всегда была богата дураками, не знавшими чужих языков и обычаев, что особенно важно на Востоке…
Не встретив понимания со стороны «шурави», Джаглан Саид сам взялся за реализацию собственных планов. К осени 81-го он сумел постепенно переманить на свою сторону значительную часть личного состава своей «родной» дивизии. Кабульскому руководству с большим трудом удалось хоть как-то восстановить ее боеспособность: не одну «операцию» по прочесыванию окрестных гор и кишлаков провели афганские «коммандос», при поддержке советских подразделений, с единственной целью – призыва в состав 14 пд местной молодежи. Нередко они заканчивались и боестолкновениями с отрядами моджахедов, тоже нуждавшимися в пополнении. Нередко  попавших в плен «духов» также зачисляли в состав пехотных подразделений, наиболее остро ощущавших кадровый «голод».
При этом  Джаглан Саид, никогда не отсиживавшийся в тылу, оставался неуязвимым. Лишь однажды напоролся он со своей личной охраной на одну из засад, устроенных вокруг Газни специально для него командиром 191 мотострелкового полка, в одиночку удерживавшим всю провинцию. Был захвачен и доставлен в полк его «Лендровер» с простреленными шинами и двумя «цинками» автоматных патронов, да еще на заднем сиденье валялась шинель с генеральскими погонами. Сам же Джаглан, ставший уже генералом «армии» моджахедов, сумел уйти буквально на четвереньках, будучи ранен в обе ноги, от малоопытного лейтенанта – начальника засады.

В начале сентября укомплектованная менее, чем наполовину 14 дивизия отправилась в дальний поход: сопровождать большую колонну с боеприпасами, продовольствием, обмундированием и горючим для гарнизонов Хоста и Ургуна. Расположенные у самой границы с Пакистаном, эти исконные пуштунские города постоянно подвергались атакам моджахедов при поддержке пакистанских регулярных войск. Ежегодно с первым снегом там закрывались горные перевалы, отрезая оба города от Афганистана. А Пакистан – вот он, рукой подать! И все дороги туда открыты, в цветущую долину. Уж так постарались когда-то британские колонизаторы…
Кружным путем, понеся большие потери, в том числе – и дезертировавшими, дивизия прорвалась в Ургун, и … оказалась там в западне. Сзади засели преследовавшие ее «духи» и «паки», а выход на прямую дорогу – на Гардез и Газни – наглухо закрыли отряды Джаглан Саида, поклявшегося на Коране не выпустить ее из города. За две недели пребывания в Ургуне ряды 14 пд поредели еще больше – дезертирство росло с каждым днем, и не только среди солдат, но и среди офицеров. Реальной стала угроза полной потери соединения – не мытьем, так катаньем стремился Джаглан Саид прибрать ее к рукам.
И тогда генерал-майор Мухаммед Рафи, возглавлявший в Кабуле министерство обороны, обратился через Главного военного советника за помощью к командующему 40 армией генералу Ткачу. Потому и разработку операции по спасению 14 дивизии начали в аппарате ГВС, а завершали уже в штабе армии. Генерал-майор Тер-Григорянц после окончания академии ГШ был назначен в Ташкент, на должность замначштаба ТуркВО, однако несколько месяцев провел в Кабуле, возглавляя окружную опергруппу, созданную после упразднения Ставки маршала Соколова. Так что новичком он в Афганистане не был, когда его внезапно назначили вместо генерала Панкратова начальником штаба армии и тут же «бросили» на внеплановую «операцию по спасению».
А представителем ГВС назначили его земляка, генерала инженерных войск, и в основу операции эти два армянских генерала положили хитрость, а не силу. Тем более, что сил им выделено было не много: 191 мсп без одного батальона, оставшегося на охране района, батарея РСЗО «Град» из шиндандского армейского реап да поддерживающая авиация из Газни и Кабула. А основным инструментом военной хитрости стала дезинформация противника, которую солдатская молва сразу же прозвала «армянским радио».
Еще до выхода полка из-под Газни, где он тогда дислоцировался, была  допущена «утечка» информации о направлении его действий: вместо выбранного на завершающем участке полного бездорожья, где нас никто не мог ожидать, противнику был «доведен» типичный для «шурави» удар в лоб. Совершив более чем стокилометровый марш, полк сосредоточился в районе кишлака Султани, откуда одна дорога, главная, вела прямо на Ургун, а другая, малозаметная, впоследствии вовсе исчезающая, шла в обход гористого плато, поросшего редколесьем, и тоже выводила к цели, но с противоположной стороны.
С занятием исходного района под Султани, артиллерия и авиация провели интенсивную обработку ущелья, через которое шла главная дорога, продемонстрировав намерение войск штурмовать его. Об этом же наглядно свидетельствовало и построение предбоевого порядка полка. А что разведка душманов непрестанно следит за нашими действиями – сомнений у командования не вызывало. Еще при подходе к Султани дважды рвались фугасы под шедшими впереди колонны танками, первый раз под тралом, а второй – непосредственно под гусеницей, что вызвало некоторую задержку колонны. И похоже было, что оба заряда только что поставлены. Сопровождавшие нас «вертушки» засекли пару ишаков, навьюченных дровами, и НУРСами расстреляли их вместе с погонщиками-минерами. А уже перед самым кишлаком был обстрелян с ближней сопки БТР командира полка, съехавший с дороги, чтобы пропустить колонну.
Взвод разведки, составлявший «личную гвардию» подполковника Кравченко, на всех парах кинулся на своих «брониках» ликвидировать вражеское гнездо. Но лавры достались не разведчикам, а снайперу-хакассу, постоянно ездившему на командирском БТРе. Как только машина остановилась, он, растянувшись на броне, приник к оптическому прицелу своей винтовки. Расстояние до цели было не меньше километра, но таежному охотнику хватило двух выстрелов: возвратившиеся вскоре «гвардейцы» доложили, что за камнями лежат два «духа» и оба – с дыркой в голове, а в подтверждение вручили командиру полка два древних, видавших виды «Бура».
Наутро слетали мы на Ми-8, с обоими армянскими генералами во главе, в Ургун. Ознакомившись на месте с обстановкой, поставили задачу командованию дивизии: готовиться к выходу из города через ущелье, что было встречено без энтузиазма. И лишь старшему советнику был доведен истинный план выхода из окружения – во избежание утечки информации. К вечеру вся колонна была выстроена на улицах города в направлении к ущелью. А для поддержки боевого духа афганцев в Ургун вертолетами была переброшена рота десантников из 103 вдд, составлявшая резерв руководителя операции. С рассветом десантники распределились по одному на каждый БТР, что не позволило в дальнейшем ни единому аскеру дезертировать.
В канун решающего броска была организована разведка боем – также в целях дезинформации противника. Разведрота полка имела задачу прощупать оборону душманов на глубину до пяти километров в сторону ущелья. Пошли разведчики налегке, в спортивных тапочках, почти как на прогулку. Но перед этим по ущелью вновь отработала авиация, а непосредственную огневую поддержку осуществлял артдивизион полка. Однако такого плотного огня, каким «духи» встретили роту, никто из разведчиков еще не видал. И ротный взмолился по радио, продвинувшись едва на три километра: «Дайте приказ на отход!..» Поскольку цель разведки была, в общем-то, достигнута, генерал Тер-Григорянц разрешил отвести роту на исходное.
Помимо всех этих демонстрационных действий, немалую роль выполняла и так называемая радиоигра. Специально отобранные и проинструктированные радисты в штабе и подразделениях как бы невзначай выбалтывали друг другу маленькие секреты. И время показало, что расчет на прослушивание душманами наших радиопереговоров полностью оправдался: Джаглан Саид поверил, что мы будем штурмовать его позиции…
И вот настало решающее утро! Точнее, был серый октябрьский рассвет, когда роты, глухо урча моторами, двинулись в сторону, противоположную Ургуну. В то же время артдивизион открыл огонь по засеченным накануне огневым точкам перед ущельем, а 14-я пд получила приказ начать движение … в обратном направлении, в сторону горного плато. Советский полк змеился по гористо-лесистому бездорожью, через каждые 2-3 километра оставляя заставы – взвод  пехоты на БТР – для обеспечения обратного выхода, вместе с афганцами. Артиллерия частично осталась под Султани, в готовности воспрепятствовать огнем переброске душманских резервов к нашему маршруту, а частично выдвинулась к узловой заставе, где всякие дороги заканчивались вообще.
Дальше уже полковые саперы прокладывали колонный путь среди скал – с помощью бульдозера, взрывчатки и «такой-то матери». К полудню авангард полка, которому предстояло стать арьергардом и принять на себя главный удар остервенелых от неудачи «духов», пробился через мелкосопочник и вышел в Ургунскую долину. Перед нашими взорами открылась великолепная панорама города и его окрестностей. А серо-зеленую долину как бы прочерчивала темнеющая цепочка машин: это 14-я дивизия, выйдя за городскую черту, остановилась в ожидании «шурави», не решаясь без нас втягиваться в свои родные горы. Появление в долине советских БТРов вдохновило афганских командиров, и колонна дивизии довольно резво двинулась им навстречу, предвидя скорое свое спасение…
Еще почти пол-суток вытаскивали мы злополучную дивизию из «мешка», но полностью дезинформированные «армянским радио» душманы прозевали наш маневр и серьезного противодействия осуществить не сумели. Потери афганцев не превысили полдесятка аскеров, а у нас был лишь ранен один десантник. И снова 14-я дивизия ускользнула из рук Джаглан Саида! А он сам  впоследствии отказался от противоборства с советскими войсками и сосредоточил свои усилия на соперничестве с отрядами других партий в борьбе за власть в своем родном Хазаристане…