За любовь, дружбу и таможенную службу. книга 5 вой

                ПОСВЯЩАЕТСЯ
СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ВСЕХ ТАМОЖЕННИКОВ
ПОГИБШИХ В ГОДЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.

За Любовь, дружбу и таможенную службу.    Книга 5.         ВОЙНА.

Глава первая. КАЗНА.

- За любовь, дружбу и таможенную службу, - поднял свой стакан Иванов Илья Степанович, старший по таможенному пункту пропуска на Восточной границе, - концерт в гарнизоне давно окончен, уже поздно, уже наступило 22 июня 1941 года.
В небольшой беленой комнате отдыха таможенной службы стоял деревянный стол, пару скамеек и несколько деревянных стульев. В комнате находился весь личный состав таможенного поста – восемь человек. Они провожали на пенсию Иванова Илью Степановича, вернее не на пенсию, а к новому месту службы, куда его вызвали три дня назад срочной телеграммой, за подписью министра торговли РСФСР. В комнате кроме таможенников находилась и Наташа, женщина лет 35, полька с голубыми глазами, короткой мальчишеской стрижкой и очень маленького роста – метр двадцать. Наташа была подругой Ильи Степановича.  Она  молча проплакала весь вечер, она понимала, что со своим другом Ивановым, которого при людях она называла уважительно Илья Степанович, а один на один ласково Ильюшей,  больше никогда не встретиться.
- За любовь, дружбу и таможенную службу, - все практически залпом выпили до дна. Этим  тостом открывали вечер. Этим же тостом и закрывали стол. А между этими тостами пили за таможенную службу, за товарища Ленина, за товарища Сталина, за Иванова Илью Степановича, 1887 года рождения, который до мозга костей был таможенником. Всю свою жизнь  посвятил таможенной службе и последние три года, с 1939 года, работал здесь старшим таможенного поста. Практически его  создавая, обустраивая, лелея и таможенный пост  Северо-Западной границы Советского Союза превратил в красивую конфетку в обвертке. Когда приезжали различные комиссии и проверяющие, все оставались довольные. Они видели здесь работу и совмещали возможность просто отдохнуть. Личный состав здесь также работал с 1939 года. Домой в отпуск отпускали очень редко. Людей не хватало. Работали за двоих, а иногда и за троих. Поэтому к ним чаще приезжали их семьи, дети. И весь таможенный пост был просто очень большой дружной семьей, во главе которой был Иванов Илья Степанович.
Сейчас Глава семьи их просто покидал - должен ехать к новому месту службы.
Все встали, молча не спеша подходили к главе семьи, брали свои кители с необычными погонами таможенников, фуражки. Обнимали Илью Степановича,  по-русски целуясь три раза :
- «с богом, всего самого доброго, увидимся, до встречи, с богом »,  выходили из комнаты.
В помещении осталась лишь Наташа,  она молча сидела и ничего не трогала со стола.
За этим столом сидели часто, отмечали праздники, проводили собрания, говорили о жизни. Наташа очень часто присутствовала, молча сидела в уголке, подавала чай с польскими ватрушками, которая пекла здесь же в русской печке. Когда все мероприятия заканчивались, сразу вскакивала и как воробушек,   бегала  наводя порядок. Расставляла стулья, убирала и мыла посуду, расставляла ее по местам. Очень бережно убирала хлеб, в деревянный ящик для хлеба, накрывая его белой салфеткой, которую еженедельно стирала и долго-долго гладила. «Где хлеб, там порядок. Где порядок, там жизнь» - очень часто говорила она. Еду на тарелках никто не оставлял.
Она появилась в помещении таможенного поста в конце 1939 года, в середине декабря, когда всю округу завалило снегом. Отец  с которым она жила в семи километрах от этой станции на ферме сильно заболел и она прибежала на таможенный пост. Она пришла за помощью.  От большого количества снега  провалило  крышу и нужна была мужская сила – поднять бревна, очистить от снега строение и поставить крышу вновь. Она прибежала в лаптях, на ногах носки из собачьей шерсти, ситцевом летнем платье и шубки из лисьих шкур. Смешная. Взъерошенная. Очень красивая своей молодостью с мокрыми-мокрыми глазами.
- Дяди железнодорожники, помогите, у меня папа в жару лежит, надо срочно крышу починить, а то дом тепло не держит, папа не выздоровит.
Ей кто-то ответил, что мы не железнодорожники, а таможенники, и нам не когда, надо станцию и переход от снега расчищать..
Тогда она упала к ним  в ноги :
- Чует мое сердце, говорит мое сердце, что таможенники, таможенники,- это новые люди в наших краях, на земле. Я про них ничего не слышала, но таможенники, таможенники, - слова таможенники она повторяла несколько раз и очень медленно, сразу было видно, что таможенников она видела первый раз в своей жизни и такое слово никогда раньше не слышала, а теперь пыталась его правильно произнести и выучить,
 - «Мое сердце говорит, что именно Вы таможенники мне и поможете, Вы люди России, Вы все можете и Все умеете и не имеете права мне отказать в просьбе – от Вас зависит жизнь моего папы, от жизни моего папы зависит Ваша честь и мое будущее. Вы должны мне помочь, иначе бог Вас не простит» .
Она это выпалила одним предложением. Все посмотрели на нее, откуда такой взъерошенный воробей.
- Хорошо дочка, пока от снега расчистят железнодорожное полотно, пройдет несколько дней. Заночуй у нас. Завтра с утра пойдем и поможем тебе.
- Нет, Нет сейчас, иначе папа замерзнет.
Ее тогда послушали, собрались и через полчаса вышли практически всем таможенным постом.
Дорога вначале  шла вдоль железнодорожного полотна, которое на два-три метра было засыпано снегом. Но направление движения было отмечено стоявшими через каждые сто метров деревянными шестами, поставленными в ноябре специально, чтобы отмечать направление пути. Затем прошли через кладбище и через лес к прудовому хозяйству. Из этих прудов таскали летом рыбу. За прудом стоял деревянный дом и несколько деревянных построек.
Здесь жил поляк Ватич , со своей дочерью Наташей.  Ватич занимался прудовым хозяйством, охотой, прочими сельскими делами. Он был молчалив, никого не трогал. Разрешал ловить рыбу в пруду, но просил не браконьерничать. Обменивал эту рыбу на станции на одежду и хлеб с продуктами питания.
Дочка жила с ним, во всем ему помогая. Ходили слухи, что многие к ней сватались, но она всем отказывала, говоря,
- Чует мое сердце это не мой жених.
Пока шли к фермеру  Ватичу девушка все рассказала про себя, что ее зовут Наташа, так звали ее бабку по материнской линии – мать она не помнит – умерла во время родов, но ее растил отец и эта бабушка Наташа.  Бабушка Наташа погибла на станции в 1920- х годах,  во время какой-то перестрелки. Бабушка меняла тогда рыбу на хлеб и ее нашли мертвой возле железнодорожного полотна. С маленькой красной ранкой прямо под левой грудью. Пуля попала прямо в сердце и там осталась. Ватич на руках принес ее тело домой. Наташа обмыла ее тело. Лицо у бабушки было все в морщинах, а тело молодой девушки, идеально чистое, ровное и молодое.
Ее похоронили на соседнем кладбище. Ватич сам, вместе с Наташей  рыли могилу. Обложили дно и стенки могилы ветками сосны. Накрыли тело скатертью и засыпали землей.
А ночью Наташе приснился сон: стук в дверь.
Наташа встала открыла дверь, а за дверью стоит бабушка Наташа и ей говорит:
 – Я ухожу, ты обмыла меня и увидела мое тело. Кроме мужа никто и никогда его не видел. Ты не должна была меня обмывать. Ты никогда не выйдешь замуж. Но будешь любить и будешь любимой. Моя душа не улетит на небо, а перейдет в тебя и будет помогать  твоему  сердцу,  как поступать. Наташа стала звать бабушку в дом, но  та  сказав последнее слово, --
- Прощай, - повернулась спиной и тихо ушла в лес. Наташа долго стояла у двери, затем зашла в дом, закрыла дверь и легла спать.
Наташа вскрикнула и проснулась. По ее телу растекалось тепло. Папа храпел за занавеской на печке. Луна смотрела в крошечное окно. Наташа встала, одела  шлепанцы  и подошла к двери. Дверь была плотно закрыта. Она сняла с гвоздя у стены черпак,  набрала из рядом стоявшей  кадушки воды. Хотела выпить, но почувствовала как от сердца исходят слова, что не надо ночью пить воду.  Она вылила воду, повесила обратно черпак , вернулась в комнату и легла спать. Утром проснулась от яркого солнца в комнате и щебета птиц. С тех пор она жила вдвоем со своим папой. Он ее очень любил, ни в чем не перечил,  а все сладости и денежные средства, которые появлялись в их доме, он тратил только на нее. Курил на улице. Не разрешал делать тяжелую работу. Не настаивал с ее замужеством. Сейчас у него жар. Наташа знает какие травки заварить и вылечить папу. Но у нее нет  сил починить крышу, не допустить холод в дом. И сердце ей подсказало не бежать в гарнизон, где стояла кавалерийская часть, в трех километрах от их дома, а  на железнодорожную станцию, в семи километрах, где она встретит людей, которые ей помогут, и с которыми она будет дружить. И  она продолжала говорить:
-  Мне уже тридцать с  небольшим.  Я все умею, и из ружья стрелять, и дом в чистоте содержать, и травами лечить, и словами нечистую силу от людей прогонять. Таможенники ей помогут, а она будет за ними ухаживать.
Таможенники если заболеют, она их травками быстро на ноги поставит. Таможенники ей  крышу поправят, а она рыбкой их вкусной угостит, она знает тридцать три способа приготовления рыбы, …..
С ее разговорами быстро дошли.
За три часа растащили провалившиеся от тяжелого снега доски. Заделали дыру в потолке. Подложили бревна. Заново покрыли доски и крышу все накрыли сосновыми ветками и связками сухого камыша. От снега сейчас закрылись. Холод больше в дом не войдет. А весной-летом они помогут полностью починить крышу.
Ватич все это время лежал на кровати и стонал  под тремя одеялами, которыми его укрыла Наташа. Глаза его были мутноватые и иногда из уголков его глаз скатывались слезинки. Их некому было вытереть. Они оставляли след на его щеках и постепенно собирались в мокрую лужицу на подушке. Со времен первой мировой и гражданской войн он все делал сам. Приходило много народа и всем, что-то нужно было. Все брали. А сейчас в его доме новые люди. Этим людям ничего от него не надо. Они пришли ему помочь, а он был бессилен и лежал на кровати. А слезинки все скатывались и скатывались. Он понял, что на земле он не один. Он подозвал Наташу, велел ей накрыть на стол, приказал из потаенного погреба за сараем принести бутыль с самогонкой  и поставить на стол. Надо накормить таможенников и оставить их здесь ночевать, в ночь идти опасно.
Таможенники от ночлега категорически отказались. Быстро перекусили вареной  картошки,  варенной рыбы. Выпили немного самогонки, подняв три тоста : - за товарища Сталина, - за поляка Ватича  и его дом, - За Любовь, дружбу и таможенную службу. Откланялись. Пообещали, что весной помогут крышу починить капитально. Поблагодарили хозяина за стол, за то, что всегда разрешал им рыбу ловить в пруду. Пожелали быстрого выздоровления  и ушли к себе на станцию.
Поздним вечером вернулись к себе домой, на таможенный пост.
С этих пор Наташа стала часто прибегать на таможенный пост. Всегда приносила с собой рыбу. Всех угощала. Стала готовить еду, убирать комнаты. И никто не заметил, как Наташа стала членом семьи. Ее  называли по- разному:  - Наташей, Дочкой,  Воробьем. Воробьем прозвали в первый же день, когда она  убирала со стола. Всех стала ругать:
-  Вы почему плохо доедаете еду? Почему оставляете еду на тарелках? Почему оставляете хлеб и хлебные крошки?  Настоящие паны любят себя и вокруг себя держат порядок. За столом  все доедают, ничего не оставляют. А если что и оставляют, то это уже не паны,  а свиньи в хлеву. Собачки и те косточки поели, а что не доели, то взяли и спрятали. В России говорят – хлеб всему голова. А вы свои головы оставляете на столе и не добираете свои богатырские силы, чтобы победить врага. Ничего на столе из еды не оставлять, чтобы я мыла чистые тарелки.
Наташа как завелась, так и остановиться не могла. Всем стало и стыдно и смешно. Девчонка почти первый раз в доме и начинает учить,  как и что есть.
- Ты чего так завелась, как воробей, из басни Крылова? Хочешь нам помогать, помогай  молча, а воспитывать нас дочка не надо, а то мы тебя съедим ,  - попытался ее успокоить Иванов Илья  Степанович.
- Не знаю я ни каких башен Крылова, и воробьев из его башен. Я знаю местных воробьев. Может из его башен они и бесхарактерные, но у местного воробья  есть характер.  И я как воробей из этих мест с характером повторяю, что настоящие паны любят себя. А вам досталась честь называться таможенниками. Местные паны ничего про таможенников не знают, а вы про панов знаете, поэтому вы лучше их. Поэтому ничего не оставлять на тарелках, все доедать. А меня воробьем какого-то Крылова не называть. Я вам не дочка, а местный воробей с характером. Не будете доедать, пока не доедите этого, нового ничего на стол не поставлю!»
Все укатывались со смеху. Только Иванов немного смутился :
-« извини дочка, извини не дочка , а воробей с характером.»,  - он подошел к столу взял  свою тарелку на которой остался недоеденный рыбий хвост , посмотрел на нее и замер посреди комнаты. Он не знал, что делать с этой  тарелкой.  Он покраснел, как первоклассник, стыдясь спросить у учительницы.,  а что теперь делать с этим недоеденным рыбьим хвостом ? Весь таможенный пост уже смеялся, вот так дочка-воробей, даже их начальника ввела в краску. Наташа поняла, что смеются над этим прекрасным человеком Ивановым  Ильей   Степановичем и смеются из-за нее.
Наташа подскочила к нему, схватила из его рук тарелку и направилась в сторону умывальника. От  резкого движения юбка ее разлетелась в стороны и зацепилась за край стола. Она подумала, что в продолжении веселья кто-то схватил ее за юбку. Она резко размахнулась, плашмя тарелкой  решив ударить обидчика  и  повернулась на сто восемьдесят градусов. За ее спиной никого не было. Рыбий  хвост  от ее движения полетев с тарелки со звоном приземлился прямо Иванову на лицо, на нос и там остался. Новая волна смеха вновь разлетелась по комнате. Наташа подбежала к Иванову, испуганно стала снимать сего лица рыбий хвост :
-« Извините, извините меня, - а затем опомнилась – сами во всем виноваты, доели бы все, оставили бы тарелку чистой, не было бы этого.»
Все долго, долго смеялись.
Иванов почувствовав тепло ее рук на своем лице, поймал себя на мысле,  что Наташа ему нравиться и в нем разгорается необузданное желание быть с ней. Он стал гнать эти мысли, она годится ему в дочки.
Но после этого все доедали, ничего не оставляли на столе.
Но прозвище Воробей за Наташей так и сохранилось.  Все привыкли к ней. Она стала неофициальным членом их коллектива. Всегда очень бойкая, подвижная, живая.

Только сейчас Наташа сидела  молча за неубранным столом. Ее было не узнать. Из девочки подростка, которым она впервые появилась на таможенном посту, молодой женщины, которой она стала от дружбы с Ивановым Ильей Степановичем она превратилась в зрелую женщину, а по ее вискам стала пробиваться седина.
- «Ильюшенька,  мой дорогой таможенник, мое сердце говорит, что это наш с тобой последний вечер. Наша с тобой последняя ночь. На этой земле у нас с тобой больше вечеров не будет. Будет только на небесах.»
- « Перестань, что ты такое говоришь. Давай приберем, я тебе быстро помогу и пойдем спать, у меня завтра поезд в 8.00 на Москву. Стоянка всего три минуты.  Я приеду в Москву, определюсь с новым местом службы, обоснуюсь и заберу тебя к себе. А ты за это время уговоришь отца чтобы он тебя отпустил. Мы будем жить с тобой  долго и счастливо. Отец состарится заберем его к себе, нянчить наших детей.»
- «Нет Ильюшенька, не будем убирать, давай чуть-чуть выпьем и в этой жизни я хочу тебя последний раз обласкать.»
Она сама достала из своей сумки бутылку водки «Астраханская. Пшеничная. Высший сорт.»  Иванов был два года назад в Красноводске, на Каспии, возвращался через Астрахань. Привез оттуда ящик этой водки. Очень она ему понравилась. Мягкая. Вкусная. Из зерна высшего сорта. С сургучной печатью. Пили ее только по настоящим праздникам: на Новый год,  на день рождения товарища Ленина и товарища Сталина, на Первомай, на день таможенника, на день Октябрьской революции. Эту последнею  бутылку Иванов решил подарить поляку Ватичу,  поблагодарить за дочку. Иванов решил твердо до праздника Октябрьской революции забрать Наташу и пожениться с ней. А потом, чтобы у них обязательно были дети.
- «Давай Ильюшеника выпьем за наше с тобой Любовь, Дружбу и Таможенную службу», - она ударившись своим стаканом  с его стаканом выпила до дна, крепко взяла его за руки и повела в спальню.
Маленькие ее ручки, тонкие пальчики налились звоном и  металлическим скрежетом вцепились в его медвежью ладонь и больше не отпускали, пока они не опустились на кровать.
Кровать стояла посередине в небольшой комнате. Один угол комнаты занимала русская печка. Другой угол занимал деревянный шкаф под документы и посуду. Сейчас печка была  холодная и не испускала тепла. Шкаф был освобожден от посуды и от книг с  бумагами. Посуда  осталась на столе. Книги и бумага разошлись из шкафа в связи с отъездом их хозяина.
В комнате стоял один стул, на котором водрузился рюкзак Иванова, готовый к погрузке в поезд. Все это наводило тоску и подтверждало, что это последняя ночь людей в этой комнате. И лишь часы на подоконнике  стучали – время идет, жизнь идет.
Наташа подняла ему руки вверх, захватила с низу его рубаху и выкинула ее вверх, обнажив его туловище. Также молча и быстро через голову скинула свою юбку, блузку, нижнею рубаху и стала его целовать укладывая его на постель. Она целовала ему лоб, щеки, губы, грудь, живот. Она скатывалась ниже и ниже. Его тело все трепетало, а глаза не могли оторваться от ее красоты. Нежная, юная кожа, шелковистые волосы, божественные прикосновения рук и расслабляюще-возбуждающие прикосновения ее губ по каждому волоску его почти двухметрового тела. Он трепетал. Пытался обнять ее руками. Она отбрасывала его руки подальше вверх от себя, за его подушку, за спинку кровати. И продолжала его целовать, руками скинув его брюки, нижнее белье. Лаская своей девичьей грудью его открывшиеся участки тела. Он не мог больше сдержаться. Силой опрокинул ее на спину и стал ее целовать, ласкать, целовать Она не сопротивлялась, а лишь вздрагивая  извивалась как сиамская кошка от прикосновений его рук, ног, губ. Теперь он скатывался по ее телу вниз, а когда его язык соприкоснулся с его губами, она возбудилась каждым своим волоском. Каждая ее клеточка желала  его. Она опрокинула его обратно на спину. Помогая  себе рукой  взобралась на него. И как наездница в седле поднялась над ним со своей девичьей грудью человеческим счастьем.
Раздался взрыв. Свист и снова взрывы.  Находившееся за ее спиной окно рамой  и  тысячью мелких осколков стекла полетело на них. Она упала на него. Ее грудь прижалась к его груди. Ее руки упали вдоль его тела. Он обеими руками обхватил ее и прижал к себе. Но вместо ее спины была кровь, куски горячего стекла, металла и снова кровь.
- «Девочка моя!», - с диким, звериным криком он прижал ее к себе. Не обращая внимания на кровь, стал переворачивать ее  на спину. Вся спина была в кровоточащих ранах. В шею вонзился металлически-ржавый гвоздь от выбитой рамы.
Наташа была мертва. Ее открытые голубые глаза смотрели вверх на него. Он прижался своими губами к ее губам. Ладонью закрыл ее глаза.
-«Девочка моя! ». Вокруг станции рвались бомбы.
- « Девочка моя!» Он старался перекричать гул взрывов. Его взгляд  упал на часы. Они показывали 3. 55 утра . Часы  стояли . Они остановились.
Он ее приподнял. Одел ей юбку. Одел ей блузку. Накрыл ее лицо своей рубахой. Поправил ее тело на пустой кровати. Схватил свою одежду и выскочил через пустой  оконный прем на улицу.
На улице, на станции, рвались снаряды, горели вагоны, метались люди.
Господи - это война.
Иванов имея опыт гражданской войны, до крови прикусил себе губы. Главное не поддаваться панике. Поправил  штаны, Китель. Быстрее в Бомбоубежище, в укрытие. За станцией,  еще в 1939 году вырыли вместе с пограничниками бомбоубежище – огромный погреб. Вдоль стен и сверху заложили бревна дуба. Сверху двухметровый слой земли, на которой посадили березки. Березки за эти два года  сильно подросли. Иванов сам их поливал. Вода через землю и щели между бревнами стекала вниз, в бомбоубежище. Другие жаловались, - зачем поливать, мы будем воевать на другой территории. Но Иванов стоял на своем. Будем воевать на другой территории, но у противника самолеты, с которых он будет бомбить станцию. Поэтому станции необходимо бомбоубежище, а березки укрепят землю и хорошая маскировка.  Мелкими перебежками, иногда по- пластунски  быстрее к бомбоубежищу.
Небо все черное, самолетов, как галок зимой в городе, - летят, летят, летят бомбить Минск, Киев, Смоленск. Одни самолеты сверху, другие снизу.
Которые снизу - бросают бомбы на нас, на станцию.
На бомбоубежище нет больше берез, они горят. Нет входа в бомбоубежище, одна огромная воронка.  Много мертвых тел. Минутой раньше прибеги он сюда, он лежал бы мертвым среди этих мертвых тел. Что делать? В воронку, в эту груду мертвых, истекающих кровью тел. Отсюда оглядеться. Немецкие самолеты летят низко. Бросают бомбы. Бьют из пулеметов вокруг, но не по железнодорожным вагонам, не на железнодорожные пути. Вагоны и пути им нужны целыми.
Не узнавая себя, как зверь загнанный в угол и увидевший щель в этом тупике Иванов заорал не своим голосом:
-« Всем под вагоны. Всем под вагоны». Он бросился к вагонам, по пути хватая людей и орать им :
»Всем под  вагоны». Не видя и не чувствуя огня, грохота взрывов рыбой метнулся под вагон и очутился не на грязном, промасленном пути железнодорожной ветки, а на зернах злаков.
Сыпучие зерна пшеницы ручейками стекались из стенок пробитых вагонов вниз на землю. Зерна  образуя горки растекались в обе стороны. Как здорово. Как хорошо. Он руками стряхнул со своего лица зерна злаков. О ужас,  на руках его кровь.  Кровь Наташи.
 Что делать? Это война?
Лежать и ждать, когда прекратят бомбить станцию. Что делать потом?
Стоп. Собрать личный состав. Забрать из таможенного помещения таможенную казну. Казна не должна достаться врагу.
Иванов пополз под вагонами, вдоль железнодорожного состава в сторону таможенного поста. Под вагонами были люди.
- «Кто таможенники за мной. Кто таможенники за мной». Людей было много. Их трясло. На соседнем пути стоял Пассажирский поезд «Москва-Берлин» .  Люди ехали в Германию на работу. Туристов уже давно не пускали в сторону Европы. Люди ехали туда работать, а их немцы стали бомбить. Теперь они прятались под вагонами от немецких бомб.
Иванов работая локтями, руками, ногами прокладывал себе путь вперед в сторону таможенного поста :
- «Таможенники за мной». Людей трясло, они были одержимы паникой, но видя и слыша  Иванова приходили в себя. Они ползли за ним. Веря ему, что он их надежда. Он знает, что делать. Он освободит их от всего этого кошмара.

                Они доползли до их здания. Остановились напротив. Из здания были выбиты все рамы, окна, двери, но здание стояло, а бомбы продолжали падать вдоль здания, вдоль железнодорожного состава. Из вагонов сыпались зерна пшеницы. Эта пшеница вывозилась из Советского Союза в Германию. Германия бомбила Советский Союз. А люди укутывались в эти зерна, прячась от осколков разрывающихся бомб. Сколько это продолжалось ? ……
Стало светать. Первые лучи солнца еще не показались, но переходящая от темноты к светлеющему небу природа как будто говорила – сейчас покажутся солнечные лучи. И самолеты на небе исчезли. Наступила тишина, прорезаемая воплями   раненых  и треском огня.
Иванов выскочил из  под  вагона.
-«Все таможенники за мной», - их было восемь. Все они прощались с ним  и теперь они были рядом, повинуясь его воли и его приказам..
Все за мной , в помещение таможенной службы. Дверей нет. Внутри битые стекла и дым.
- « Слушай меня, у нас десять минут, от границы до станции три километра, танки дойдут сюда  через пятнадцать минут.  Забрать все свои личные вещи – главное документы и форму.
Калмык Будгаев – берешь наше знамя и дежурные книги.
Гадиров, Кравченко, Пантелеев, Гардник – вы берете таможенную кассу . Пантелеев старший, Но вы все отвечаете за нее головой.
Завишкин,  ты продукты питания, соль, спички, хлеб, самогон.
Ты Симонян за мной, вскрываем таможенный сейф – с таможенными документами, печатями, чистой бумагой.
К себе в комнату за своми  личными вещами и к таможенному сейфу.
Иванов вскрыл таможенный сейф, большой, засыпанный песком металлический ящик. Из сейфа деревянный ящик с таможенными печатями – Симоняну.  Верхнее отделение, в нем сургучевая печать и пакет, на пакете, надпись «Вскрыть в случае «ВОЙНЫ». Пакет в рюкзак. Все из верхнего отделения таможенного сейфа в рюкзак. Рюкзак за спину и в спальню за Наташей.
Молодая, красивая, лицом вниз, а в теле  металлический гвоздь и множество осколков стекла. И запекшаяся кровь.
Иванов схватил со стола бутылку водки «Астраханская. Пшеничная. Высший сорт». Сделал большой глоток. Бутылку в карман рюкзака.
Наташу обернул простыней, одеялом и как мешок себе за спину, через плечо.
Наташу он им не оставит. И водку тоже. Наташу на одно плечо. Рюкзак на другое плечо. И из комнат, быстрее к выходу на улицу.
- Симонян за мной , все на улицу, все выдвигаемся в лисью нору.
Слушай  Симонян,  ты по национальности армянин или еврей. Фашисты евреев не любят. Мы им кассу таможенную отдавать не будем. Думай, что тебе делать.
Если нас поймают, нас могут оставить в живых, им рабочая сила потребуется, а тебя армянина или еврея сразу расстреляют. Думай, что делать? Может тебе не с нами, а родному бежать в лес,  там  где  ни будь  переждать, захорониться, пока Красная Армия не подойдет?
- Нет Степаныч, я с тобой, с таможенной службой. Немцы собак пустят. В лесу долго прятаться стыдно мужику. Степаныч, ты мудрый, опытный. Найдешь способ нас спасти. Я с вами.
- Все встречаемся возле лисьей норы.
Лисьей норой называлась землянка недалеко от пограничного столба, в тридцати метрах от железнодорожного полотна и в трехстах шагах от пограничного столба стоящего по правую сторону от железной дороги  уходящей за пределы Советского Союза.
Одной из функций таможенных органов,  после введения фактической монополии на внешнею торговли. и введения таможенной службы в рамках Управления в Министерство торговли Советского Союза, была статистическая деятельность. Надо было считать количество вагонов количество железнодорожных составов, которые выходили из страны. И ежедневно, еженедельно и ежемесячно передавать данные в Москву. В этих целях возле железнодорожного полотна должен находиться таможенник и вести этот учет. Будку поставить нельзя, у нас дружба с заграницей, а все время стоять на улице неудобно, холодно, сыро. Поэтому и вырыли эту землянку. В ней укрывались от непогоды. В ней отсыпались. В ней хранили небольшой неприкосновенный запас спичек, свечей, соли, сухарей, сала и самогонки с сухим луком. В служебных помещениях сухой закон – хранить спиртное нельзя. А здесь держали несколько бутылок самогонки и спирта.
Здесь было четыре лежака, как в купейном вагоне второго класса и печка буржуйка с запасом двух связок сухих дров. Во время охоты это было прекрасное место для отдыха.
Сейчас все направлялись туда, к лисьей норе. От станции, от огня и ужаса смертей.
Неся на себе Наташу,  Иванов вспоминал, как после этой истории с рыбьим хвостом, между  ним и Наташей проскользнуло какое-то чувство, чувство любви. А потом было несколько встреч. Они рыли эту землянку. Наташа помогала. И первый раз они вдвоем были именно здесь.
Иванов не чувствовал тяжести ее тела. В его висках била кровь. Он хотел к Наташе на небеса. На Земле надо делать дело – не допустить сдачи таможенной казны врагу.
Через тридцать минут они были возле лисьей норы. Здесь собрался весь личный состав таможенного поста:
Калмык Будгаев Александр Ильич,
Арменин Гардник Володя,
Заместитель Начальника таможенного поста,  парторг – Пантелеев Григорий Михайлович,
Украинец Кравченко Александр Кузьмич,
Азербайджанец – Гадиров Велоят,
Белорус – Завишкин Александр Сергеевич,
Секретчик – Симонян Вартан .
Все в сборе.
В  висках Иванова Ильи Степановича била кровь. Нельзя допустить потери таможенной казны.
- Товарищи, - это война. Враг, фашисты напали на нашу с Вами землю.
Нам выпала большая честь носить звание таможенника – человека Государства. Таможенное дело имеет тысячелетнею историю и не знает ни одного случая предательства. И мы докажем, что таможенник – это настоящий человек государства. По - другому не имеем права.
-  Сейчас всем привести себя в порядок.
-  Казну в землянку.
- Завишкин – твоя задача, на дерево, и смотреть в оба, сторожевое охранение.
  Смотри, чтобы никто к нам не приблизился.
- всем остальным в землянку. Землянку прикрыть от посторонних глаз.
Иванов положил тело Наташи в нескольких шагах от входа в землянку под раскидистую ветвями сосну. Солнечный диск уже стоял над землей и лучики солнца пробивали себе путь к сырой земле под сосной, чтобы согреть эту землю и высушить ее после ночной темноты. На эту землю, еще полностью не обласканной лучами солнца  он и положил тело Наташи. Солнечные лучи упали на окровавленное одеяло, в котором и находилось тело Наташи.  А по углам падения этих лучей Иванов понял, время уже часов 9 утра 22 июня 1941 года. Надо спешить. Спешить делать дело, как уберечь казну.
Он спустился в землянку.
Здесь все его ждали.
Грязные, оборванные. С серыми лицами, но живые. Живые без единой царапины. Все сидели на нижних скамейках. При его входе встали.
- Командир давай выпьем.
- нет,  сначала определимся с казной.
Он присел возле входа  на связку с дровами.
Достал из вещевого мешка пакет. Пакет толстый, большой. С обеих сторон сургучные печати. Надпись «Министерство торговли» с гербом СССР и надписями таможенный пост,  ….,   вскрыть только в случае войны. Особо секретно. И подписи Министра торговли и ответственных лиц Особого отдела НКВД».
Иванов достал из вещевого мешка охотничий нож и стал вскрывать пакет.
- Что ты делаешь, может это еще не война, а просто провокация. Давайте подождем.
- Нет, это война. И промедление смерти подобно.
Иванов вскрыл пакет. Достал из него стопку документов.:
И стал бегло выборочно читать вслух.
- Руководителям таможенных подразделений:
• Произвести эвакуацию служебной документации.
• Произвести ревизию и эвакуацию средств таможенной идентификации
• Под персональную ответственность руководителям таможенных постов лично организовать отправку в Главное таможенное Управление города Москвы денежные средства и материальные ценности. Доставку осуществляют лично руководители таможенных постов и сдают под роспись в главное хранилище Министерства финансов.
• Срок доставки и сдачи материальных ценностей семь дней со дня начала войны.
• Парторгам – Заместителям начальников таможенных постов организовать работу личного состава таможенных постов в условиях военного времени.
- Вот это и все. Кратко и понятно.
В землянке стояла полная тишина. Все молчали.
- Что будем делать товарищи ? Ваши предложения - ?
Все молчали. Все ждали, кто первый нарушит тишину.
Молчание прервал Пантелеев Григорий Михайлович, таможенник со стажем, 1990 года рождения,
- Я как парторг нашего таможенного поста, как коммунист, считаю, что мы как руководители таможенной службы очень хорошо понимаем, что такое дисциплина и преданность делу партии и делу служения народу. Необходимо без промедления, без обсуждения выполнить все пункты данной директивы.
- А как мы будем это выполнять?
- Ты видел вся станция разбита?
- Все небо черно от самолетов.
Началось бурное обсуждение. Все заговорили сразу. Не слушая друг друга. Говоря больше для себя, чтобы со словами выпустить пар от последних переживаний и страха безысходности  положения в которое они все попали.
Всех остановил Иванов,
- товарищи, давайте по одному, по порядку, кто как сидит. Будгаев Александр начинает,  дальше по часовой стрелке. Только один вопрос, что нам делать с казной?
Калмык Будгаев Александр Ильич, высокий, красивый, спортивного телосложения, сочетающий в себе два качества: образованность и «голубые крови», - знает три иностранных языка, читает наизусть Пушкина и энциклопедию по сельскому хозяйству и одновременно взрывной необузданный характер,  по любой мелочи готов схватить нож и наброситься на любого. Все боялись с ним выпивать. От алкоголя у него просто сносило «крышу»,  любая выпивка с ним заканчивалась дракой.
- Раз парторг говорит, а в бумаге прописано надо вывезти,  значит надо вывезти. По железной дороге нельзя, поэтому надо подождать здесь три дня, пока Красная Армия не подойдет. А можно к военным, в конную Бригаду, к Буденовцам, попросить у них лошадей, и на лошадях вывезти, но сперва  надо подождать. У меня все, давай Гардник продолжай.
     И он толкнул плечом рядом сидящего  Гардника.
     Гардник Володи: невысокий, плотный армянин, служил, в таможенных органах недавно. Он пришел в Министерство из строительства, сначала экспертом по непродовольственным товарам, но так как  очень плохо разговаривал  по-русски, его отправили на границу, на таможенный пост. Его отличала от других высокая порядочность и постоянное присутствие чувство вины, что он никогда не может позволить себе плохое слово.
- Простите, я считаю, надо сделать так, как скажете Вы товарищ Илья Степанович. С вами мы сделаем все правильно  и вы нас выручите. У меня все.
Все посмотрели на Пантелеева. У всех появился вопрос, почему Начальник не говорит, а слушает подчиненных. Зная его металлический характер сидящие  в землянке не понимали, почему он молчит. Может он испугался войны?  Раньше он очень редко спрашивал мнение подчиненных, а тем более выносил что-либо на обсуждение.
- Гадиров, продолжай, твое предложение, - очень резко сказал Иванов. Он прочитал этот вопрос в глазах подчиненных. Он действительно испугался войны. Он не знал, как спасти таможенную казну от врага. А в висках била кровь. Время идет, что делать? Как спасти таможенную казну?
Азербайджанец Гадиров  Велоят, среднего возраста,  среднего телосложения отличался от других своей красотой в одежде и опрятности. Щеголь в таможенной форме, и сейчас успел  до входа в землянку чисто умыться и убрать всю грязь с сапог.
-  Куда мы пойдем? Как потащим это на себе ?  На станцию нельзя.  Надо к  пограничникам или к буденовцам. Сдать им все под расписку. Попросить у них оружие. И в месте  с ними решать, что делать.  Здесь немцы нас найдут, примут за оборванцев  или партизан и расстреляют. От сюда надо уходить и передавать казну под расписку офицерам Красной Армии. У них оружие, крепости. Они пошлют  телеграмму в Москву и товарищ Сталин для этого случая вышлет им самолет.
Дальше продолжил секретчик   Симонян Вартан Александрович - Петр Степанович, все печати и штампы у меня  с собой. А вот журналы сгорели. Вы подтвердите, что все сгорело? Мы ведь с Вами вдвоем были в комнате, где они хранились. Там выбиты все окна и деревянный шкаф с бумагой, журналами загорелся. Пока мы лежали  под вагоном с зерном не было возможности потушить огонь. Вы подтвердите, что все сгорело?,- и он пристально посмотрел на  Пентелеева,  ожидая ответа. Сразу было видно, что его сейчас интересовал именно это вопрос.
- Да я это видел, а что делать с казной?- вопросом на вопрос ответил Пантелеев.
- С казной, - все переписать, составить описи, и по ведомости передать командирам ближайших воинских частей. Пограничникам или буденовцам..
А в Москву, в таможенную службу передать эту ведомость. А можно все разделить между всеми по равному весу и в вещмешки и лесом на себе это выносить.   Нет этого делать   не надо. Вдруг болото или фашисты, лучше по описи все передать командирам Красной Армии или в районную партийную организацию.
Его перебил Пантеелев, я как парторг, считаю, дальнейшее обсуждение недопустимым. Есть директива. Ее надо только исполнять. Пусть даже если нас убьют ее надо исполнять. Ценности казны в вещмешки и срочно в Москву.
Слова, нас убъют, не понравились никому. Все загудели сразу.
- Дождаться Красной Армии,
- Переждать,
- передать ,…
- спрятать.
Говорили долго и с эмоциями.
Лишь Иванов Илья Степанович молчал.
Они эту казну собирали с 01 июня 1941 года. Первого числа каждого месяца они пассажирским  поездом Берлин – Москва передавали таможенную казну в Москву.
Официальных таможенных платежей, как до Великого Октября, как до 1929 года не было. Была монополия внешней торговли. Экспортно-импортные операции совершало только государство. А контрабанда сохранилась. Таможенные органы и он, и его соратники осуществляли борьбу с этой контрабандой, и все сдавали в эту таможенную казну:
 Хохол Кравченко в поезде Москва-Варшава обратил внимание, что поезд от Москвы до таможенного поста идет сутки. Во всех вагонах уменьшенное количество печного угля и дров,  и в вагонах тепло.  А в одном из вагонов прохладно и количество дров очень большое. И лежат они как-то по-другому не стопкой, а связками. А проводник с бегающими глазами, все время угощает печеньем. Разобрали дрова, а за ними православные иконы. Проводник стал объяснять, что это хлам, мусор для растопки печи. А Симонян,  как эти иконы увидел, так и встал перед ними на колени, хотя и еврей. Оказались иконы старинные и стоят больших денег.
Азербайджанец Гадиров обращает внимание на дипломата, который в своем портфеле вместо бумаг везет Астраханскую воблу. – Французов буду угощать, - говорит и поднимает свой портфель как гирю, едва, едва. А Астраханская вобла, жирная, вкусная, но легкая. Вскрыли портфель. Стали смотреть воблу, а вместо рыбьих пузырей золото, золотые изделия. Взвесили, а там целый пуд – 16 кг. золота.
А Симонян   не просто секретчик,  а таможенный умелец. Пройдет по вагонам один, ничего не открывая и не разбирая, а затем возьмет с собой помощников и подойдет к какой-то стенке вагона и говорит.
Снимайте ребята обшивку потолка вагона. Там контрабанда – книги, 1840 года издания.
Разберите вагонный тен для кипятка, а в нем редкоземельный минерал.
Изымайте ребята у этого проводника подстаканники  под чай – они из чистого серебра.
Калмык Будгаев, прибегает к Иванову, надо срочно досмотреть скотный вагон военного эшелона. Нельзя досматривать таможенникам военные эшелоны. Нельзя даже в них заходить. А Будгает стоит на своем. Вывозят лошадей и одну корову. А коровьего дерьма больше, чем лошадиного. Так не бывает. И Советские кавалеристы на станциях убирают скотское  дерьмо. А здесь оно навалено, как специально. Надо вызывать НКВЭДешника, а он далеко. А поезд должен уходить. И Гадиров в белой рубашке, чистейших брюках и сияющих солнцем туфлях начинает разгребать коровье  дерьмо. А Иванов сдерживая крики военных не пускает их в их собственный же вагон.
Военные командиры хватаются за свои пистолеты, но Гадиров достает из коровьего помета золотые царские червонцы.
Белорус Завишкин из вагона ресторана, из  корзины с сухим луком достает золотые ювелирные изделия: кольца, серьги, брошки. Сухой Лук должен связками висеть, а здесь он лежит в ведрах для угля. Разве настоящий повар так поступит.
Сейчас все это называется одним словом – Казна. Таможенная казна и ее надо спасать. Спасать это деревянный сундук. Внутри сундука таможенная казна собранная эти таможенниками. Имеют таможенное чутье и сноровку. Преданные своему таможенному делу и Советскому народу обсуждают , что делать с таможенной казной.
Ни у кого и намека не появилось,  присвоить, забрать, украсть, зарыть.
Полтора часа шло обсуждение.
Иванов встал.
- Товарищи слушайте мой приказ:
  Сейчас вместе все описываем. Аккуратно складываем, упаковываем.
  Роем для Наташи могилу. И вместе с Наташей все хороним в землю.
- Да ты, что Иванов, в какую могилу, - не выдержал, Пантелеев, - в предписании написано, обеспечить доставку в Москву.
- Да в могилу нельзя, не положено.
- Сейчас лето, быстро пойдут трупные черви, как потом доставать.
Зашумели все сразу.
- Да мне папа говорил,-  встал Гадиров, - все свое забирай с собой. Обратной дороги может уже и не будет.
- А в России говорят, своя ноша не тянет.
- Фашистов испугался.
Иванов поднял руку к потолку, призывая всех замолчать.
- Товарищи, это приказ. В Москву надо переправлять, но мы в тылу врага.
Пограничников и ближайшие воинские части подверглись массированному  удару с воздуха и сейчас туда пойдут танки противника. Фашисты нас с этим поймают, казну отнимут. Поэтому казну зарываем здесь рядом.
- Иванов, что ты говоришь. – теперь встал уже, Пантелеев, - Красная Армия со своими самолетами и конницей, при поддержке танков быстро нас освободит и уйдет воевать на территорию противника. Тебе поставлен приказ переслать казну в Москву, а ты его в могилу, да кто ты такой?
Со вчерашнего дня ты в командировке и здесь не командуй. Мы найдем дрезину и сами,  по железной дороги вывезем таможенную казну в Москву.
- Нет, другого решения здесь не может быть, - снова продолжил, Иванов, - мы спрячем казну в могилу, сверху положим тело. Кто ее раскопает, увидят мертвое тело и испугается. А мы  пойдем,  добудем для себя оружие и будем помогать Красной Армии. И я здесь командир, так как вчерашний приказ – это приказ о командировке, а не о моем увольнении. Из-за войны я не уехал и поэтому я здесь остаюсь вашим командиром - начальником таможенного поста. Если немцы нас поймают с казной – сразу нас к стенке, а казну заберут. А  так без казны мы солдаты. Если кто продаст, то его все равно убъют. Предатели никому не нужны.
Правда, она как колосья - дорогу к солнцу всегда найдет.
Иванов говорил долго. Но его уже не слушали. Все согласились. Это правда.
Тащить на себе тяжелый и дорогой груз смерти подобно.
Здесь отсиживаться - они не предатели.
- Хватит Иванов, говорить. Давай дело делать, - перебил его Будгаев.- я уже подсчитал, мы больше пользы принесем, если сделаем, как сказал Иванов.
- Наша задача, помогая Красной Армии, быстрее разбить врага, дойти до своих и вернуться назад за таможенной казной.
- Может нам следует добраться до конного корпуса, он от нас недалеко, - сказал Будгаев, - и им передать казну, а в могилу, вместе с покойницей прятать казну, нас Будда не поймет.
- Нет Будда, как раз нас поймет, по буддизму, умей себе отказывать в эмоциях, удовольствиях и через труд, вседозволенность в труде, а не в желаниях путь  к совершенству.  Делай работу,  как считаешь нужным, принимай решения и делай дело во имя счастья всех остальных людей и бог нас простит и поможет. Кавалеристам передавать не будем. Чем они могут помочь? Против них танки и самолеты. Их задача воевать, а не нашу казну сторожить. Вы видели возле станции, пограничные здания и бомбоубежище все разгромлено. Прямые попадания. Враг готовился и просчитал все свои первые удары. У кавалеристов мы можем попросить только лошадей. Но никаких других просьб им не говорить. О казне знаем только мы. И эту информацию надо передать в центр,  нашим и никому другому. Это тоже приказ.
- А может нам здесь с казной переждать?  К вечеру Красная Армия придет, и все решится само собой.
- Нет. Красная Армия сегодня не придет. Фашисты ударили неожиданно. Мы их удара не ждали. Ночью вагоны с зерном в Германию провожали и сидели на концертах расслабленные. А они нам неожиданный удар в морду.  Бац. Как в боксе – и мы в нокауте., - Иванов, со злости резко махнул кулаком в воздухе. -  Красной Армии, надо после нокаута в себя придти. Они сюда через неделю-другую вернутся. Мы им должны помочь. Если мы им не поможем, а будем отсиживаться в этой яме, то партия нас спросит, почему мы здесь дрожали ?  НКВД нас к стенке как врагов народа поставит. Нет товарищи, господа таможенники, -  делаем как я сказал – выполняем мой приказ. За дело товарища Ленина, за дело товарища Сталина, во имя нашей Победы.
После этих слов Иванова все согласились. Быстро перекусили.
Открыли таможенную казну. Туда складывали ценности.  На дне сундука десяток пустых мешков и деревянная коробочка с катушками серых ниток и десятком иголок.  Здесь же лежала простая ученическая тетрадь в клеточку, куда делались записи, какого числа и кем в этот таможенный сундук были положены ценности. Краткое их описание:  количество, цвет, формы и примерная стоимость. Правда по стоимости всегда фигурировала запись :»Стоимость будет определена дополнительно».  Никаких замков. Работали, жили  вместе и весь таможенный пост был просто дружной семьей с общим делом – таможенным делом. В первый  день каждого месяца Симонян Вартан  приглашал свободного от смены и вдвоем они делали опись содержимого сундука. Составляли общую ведомость. К каждому предмету делали отдельную табличку и укладывали в отдельный мешок. Затем мешок зашивали и накладывали на него сургучевую таможенную печать. Потом все мешки упаковывали вместе в новые мешки, снова зашивали и опечатывали.
Ведомости подписывали у Иванова Ильи Степановича, складывали в конверты, которые также опечатывали.
Первого числа каждого месяца передавали  поездом  в Москву.
Сейчас делали все тоже  самое, только все вместе.
Быстро описали, упаковали. Закрыли сундук.
Симонян  представил Иванову три экземпляра акта описи:
Общее количество – 1186 предметов ( портсигары, кольца, серьги, цепочки, медальоны):
 из них – 836 золотых, примерным весом 45 кг., стоимость будет установлена дополнительно;
320 – серебряных, примерным весом 28 кг., стоимость будет установлена дополнительно;
20 – книг, 1840 года издания, - бесценный товар.

Иванов бережно взял акты, наложил резолюцию – «Утвержаю. 22 июня 1941 год.». Это  один из результатов их работы за 21 календарный день. Господи помоги нам. Помоги, чтобы мое решение оказалось  правильным и казна не досталась врагу.
Один акт положили в сундук. Сундук закрыли. Замка не было и никогда о его необходимости даже не задумывались. Сейчас его не хватало.
Нашли под лежаком , в сундуке с инструментами несколько ржавых гвоздей.
Ими и забили сундук. По одному акту взяли себе Иванов и Симонян и вышли из землянки на улицу. Стали смотреть место под могилу. Солнце стояло уже высоко. Но под деревьями еще сохранялась роса. И песчаная почва была влажной.
Иванов подошел к телу Наташи. Открыл ей лицо. Оно было бледно белым. Встал на колени. Нагнулся и поцеловал ее в лоб. Лоб был уже холодным.
- Спасибо тебе девочка моя. И прости меня. Мне надо думать о живых.
Место искали не долго. Рядом  со старым кленом, стоящем одиноко среди сосен и берез, который словно являлся центром этого леса и центром земли.
В Лисьей Норе было две лопаты. Стали копать по очереди.
Иванов измерял шагами расстояние до железнодорожного полотна по прямым углом шестьсот двадцать шагов. До пограничного столба на юго-запад восемьсот шагов. До Лисьей Норы на юг – шестьдесят восемь шагов.
И кругом тишина. Почему вдоль железнодорожного полотна еще нет фашистов?  Здесь нет автодорог. Лес, овраги, бурелом для диких зверей. Танки здесь не пройдут. Эта тишина страшит. Война будет долгой. И решение он принял правильное.  Решение принято. Назад к переживаниям возвращаться нельзя.
Надо думать о живых. Эти мысли пронеслись в голове старого таможенника в одну минуту, а может полчаса. Время превратилось в какое-то неосязаемое существо. Без света и темноты. Без солнечных лучей и скользящих теней.
Могилу вырыли глубокую. Кто-то предложил сделать могилу по мусульманским обычаям с боковой нишей. И туда спрятать таможенную казну. Но Иванов видел эти могилы в Астраханской губернии.  Могильники ямной культуры. Раскопанные через сотни лет после захоронения. Кости и драгоценности. Черепа животных, людей и червленое савраматское золото. Он не археолог, он таможенник. Он даст России свой ум, интеллект и обогатит Россию, а Сарматское золото он лучше посмотрит в Астраханском музее, а здесь он выпьет остатки Астраханской водки за упокой души Наташи.
Сундук – таможенную казну, поставили на дно могилы. Сверху накрыли старым тряпьем. Затем засыпали сантиметров сорок земли. Землю утрамбовали бревнами.
Открыли лицо Наташи. Ее голову немного приподняли. Голова была очень тяжелая. Омыли лицо водой из бутылки. Причесали волосы. Сверху на голову повязали платов. Руки скрестили на груди вместе. Руки были тоже очень тяжелые. Они не хотели ложиться вместе, а уже остывшие разлетались, как крылья в разные стороны. Их связали между собой на груди тела. Затем развязали. Тело аккуратно упаковали как младенца  в конверт из одеяла. Положили рядом с могилой.  Молча, все по очереди поцеловали тело девушки в лоб. Встали. Иванов встал рядом с телом .
- Мы провожаем в последний путь нашу любимую полячку Наталью ……..
Она первой отдала свою жизнь в борьбе против фашизма. Война будет очень долгой и трудной. Для меня ты была невестой. Для таможенной службы России другом и внештатным сотрудником. Для своей семьи, для нашей Родины дочерью. Мы клянемся, что таможенная служба, таможенники останутся верны своему долгу. Мы не очерним чести таможенника, таможенной службы и приложим все свои знания, опыт и силы в деле борьбы против фашизма.
Иванов посмотрел на своих друзей . Они стояли рядом. Грязные. Черные лица. Сутулые. Но у всех были ясные глаза. Глаза без слез, но с ясными взглядами .  Они готовы сражаться. Они готовы воевать против фашизма. Они не струсят, не подведут. Они победят.
- Клянемся, - Иванов посмотрел каждому в лицо, в глаза.- Клянемся, -  и все негромко , но четко произнесли, - Клянемся, клянемся, клянемся.
- Спи спокойно Наташа, пусть эта земля будет тебе пухом, а память о тебе на всегда останется в наших сердцах.
Больше никто ничего не стал говорить. Верхний угол  конверта захлопнулся накрыв лицо Наташи. Ее молча положили на дно могилы. Сверху на конверт положили еловых веток. И все вместе, кто руками, кто лопатой засыпали могилу. И сверху могилы небольшой холмик. Холмик земли. Из еловых веток сделали небольшой крест.. Никаких надписей делать не стали.
- Разобъем фашистов. Казну достанем. Тело перезахороним на сельском кладбище возле собора и поставим настоящий памятник. Спи спокойно Наташа, прости, что так. Надо думать о живых. Я думаю, что ты нас поймешь и простишь. – с этими словами Иванов крест вогнал в холмик в начале могилы.
Похороны были окончены. Было 12 часов дня 22 июня 1941 года.
Что делать дальше?
Запомнить место могилы.
Вытащили из Лисьей норы все самое ценное.
Лисью нору завалили ветками и засыпали вход землей. Сверху положили дерн с травой.
Привели себя в порядок. Умылись. Побрились. Почистили одежду и сапоги.
- Товарищи, мы сейчас возвращаемся на станцию. Там фашисты. Я никому ничего не приказываю. Как сложится  наша судьба я не знаю. Война пришла на нашу землю. Война будет долгой. Нас возьмут в плен. Мы живем в двадцатом веке, в правовом мировом государстве. Сталин с Гитлером подписывали пакт о Дружбе, пакт о ненападении. Но Гитлер нарушил этот договор. Как будут с нами обращаться в плену я не знаю.  Поэтому каждый принимает решение сам. Либо идет со мной на станцию, либо лесами  вместе с частями отступающей Красной Армией пробивается к своим. Задача каждого остаться живым и сообщить дежурному таможенного комитета о месте захоронения таможенной казны, - очень медленно Иванов произнес этот монолог, осматривая своих друзей таможенников.
- Командир, а зачем нам на станцию, в плен. Как мы оттуда вырвемся?
Лучше в лес и лесом к своим.
- Нет, если мы придем на станцию, мы гражданские служащие. А если нас поймают в лесу, то мы для фашистов переодетые солдаты или партизаны. И нам больше шансов пойти на тот свет.
- Иванов, а что ты испугался? Твоя мещанская сущность дрогнула? Боишься воевать ?
- Нет не боюсь !!! Наша задача донести информацию до центра о таможенной казне. На те деньги, которым мы обеспечиваем сохранность можно купить два-три танка, или два – три самолета. И с их помощью уничтожить сотню фашистов. А воевать партизанскими методами, это укусы комара. Кто раньше, мы их или они нас укусят первыми. Я не настаиваю, я повторяю каждый принимает решение самостоятельно: со мной на станцию, или без меня  в лес. Но задача каждого остаться в живых пока информацию о таможенной казне не передадим в центр! На этом дискуссии прекращаем.
- Иванов мы с тобой,
- Командир мы с тобой на станцию, - почти одновременно заявили все таможенники восточного таможенного поста.
- Раз со мной,  значит  мы сделали все правильно. Спасибо.

Глава вторая : Война.

До станции шли молча  Шли по деревянным шпалам.
Боялись обсуждать,  как там на станции ? Ни одного поезда.
Ветерок как дирижер руководил оркестром листвы. От леса шла легкая музыка июньской свежести,  Муравьи вокруг своих муравейников, выглянувшие из – за деревьев лоси и трекочущие на деревьях галки создавали классический спектакль жизни. И только находящееся на небе солнце, бросая на таможенников свои горячие лучи, твердило впереди вас ждут трудные испытания. Этот спектакль не для вас. Вы вне спектакля жизни. Вас ждет война.
Приближение станции дало о себе знать запахом гари и скрежетом гусеничной техники.
И вот из-за деревьев показались первые строения станции и разветвления железнодорожных полотен. Что их ждет впереди?  Иванов почувствовал легкий холодок в груди и дрожь в ногах. Он посмотрел на товарищей. Они были бледны.
- Мы гражданские служащие и к военным не имеем никаких отношений. Нас не тронут. Действуют международные законы по отношению к военнопленным, а мы таможенные служащие. Поэтому идем на станцию. Война это временное явление. Все будет хорошо.- Иванов подбодрил товарищей.
Их заметили со станции. Вагоны с зерном стояли на путях. Под вагонами и вдоль них работали советские солдаты. Они были босяком и без ремней. Они уже были пленные. Они лопатами загребали рассыпанное из вагоном зерно и ссыпали в мешки. Досками забивали пробоины на вагонах. За их спинами стояли фашисты с автоматами в руках . Тела убитых штабелем лежали на месте бомбоубежища. На всех подъездах к станции стояли фашистские танки. Танков было много. Над главным  станционным  здания развивался фашистский флаг со свастикой. И везьде стоял говор. Иностранный говор. Русской речи нигде не слышалось. Зачем они сюда пришли?
Они направились к своему таможенному домику. Из их здания к ним навстречу вышел немецкий офицер. В черной форме. Со свастикой в петлицах.. Это был  Гайден Браун – проводник немецкого экспресса Берлин-Москва-Берлин. Он появился на этом маршруте месяца три назад. Лощенный,  с белыми руками. Он всегда навязывал немецкие сувениры: галеты, конфеты, чай и открытки.  Таможенники всегда отказывались, но он предлагал, а затем  оставлял их  на скамейках станции. Его вагон несколько раз перепроверяли, искали причину его любезностей. Но все было идеально. Чисто. Ничего лишнего и постороннего. Из личных вещей только фотоаппарат и пару чистых фотопленок. На вопрос:
- Зачем ему фотоаппарат ?
Всегда отшучивался, - хочу встретить красивую русскую девушку. Ее сфотографировать. Фото показать маме. Если мама одобрит, то тогда женится на этой девушке. Пока девушку не встретит, будет возить с собой фотоаппарат.
Его широкая искрящаяся улыбка обратилась к ним:
- Господа таможенники , как я рад встрече с Вами. Я устал вас ждать и уже хотел объявить ваш розыск. Милости прошу в ваше помещение.
Таможенники повиновались. Они молча стали входить в свое помещение.
Гайден Браун что-то прокричал по-немецки недалеко  стоящим от здания фашистским солдатам. Те на его слова, вытянулись по стойке смирно. В такой стойке его выслушали и затем бросились в рассыпную. Один из солдат встал возле входной двери. Другой  с обратной стороны здания. Остальные выгрузили из грузовика серый ящик и вслед за таможенниками внесли этот ящик в помещение таможенного поста. В комнатах здания был наведен порядок. Пол подметен, мусор вынесен. Шкафы и мебель стояли на своих местах.
- Господа, не стесняйтесь. Проходите, присаживайтесь. Вы у себя дома. Я без вашего разрешения дал команду здесь навести порядок. Дверей нет, но они нам и не потребуются. Ночевать мы будем в другом месте. А сейчас пообедаем и поговорим. - Браун обратился к таможенникам , а улыбка счастья не сходила с его лица.
Немецкие солдаты открыли ящик и из него стали выкладывать на стол продукты питания: шпроты, колбасу, хлеб. Поставили три бутылки шнапса и чистую посуду.
Браун подошел к столу. Открыл бутылки и разлил прозрачную жидкость по стаканам. Двое солдат профессионально открыли консервы, порезали хлеб и колбасу. Разложили по тарелкам и удалились.
- Давайте таможенники выпьем за любовь, дружбу и таможенную службу! Я очень рад, что вы все живы и здоровы. За Вас ! – Браун не дожидаясь реакции остальных выпил до дна, - вы не представляете как я рад встречи с Вами.
Все посмотрели на Иванова. Что делать ? Выпивать или нет?
Иванов первым взял стакан и выпил до дна. Сел за стол и принялся энергично закусывать. Все последовали его примеру.
Браун снова разлил по стаканам. Все посмотрели на него.
- Таможенники у меня к вам один вопрос  и одно предложение.
Где таможенная казна, где ваш сундук с таможенным доходом? Это вопрос.
Иванов посмотрел ему в глаза. – Ты ведь все про нас знаешь, мы все отправляем в Москву. Здесь у нас ничего нет.
- Вы все отправляете в Москву, но сундук у вас должен быть на месте. А его нет. Где он? Где документы о последних отправках? Вы его спрятали ? Я не заставлю, я найду способ получить от вас правду. Вы мне сами все расскажите. Но я хочу выпить за Вас. Я очень рад, что вы все живы. Вы мне нужны здоровыми и невредимыми.  Мне нужны такие помощники как вы. Я пью за вас! – он на одном дыхании опрокинул стакан, выпив все до дна.
- Сегодня вы мои друзья, я пью за Вас. С завтрашнего дня я начинаю вас вешать по одному. Вы не военные, расстреливать не буду, а буду вешать по одному в день. А остальные будут зрителями.  Иванова последним на восьмой день. Если у него есть совесть, пусть помучается. Ваши жизни значит не стоят того барахла,  которое вы где-то спрятали в лесу.
-  Мы ничего не прятали, все отправляем в Москву. А в лесу просто прятались от бомбежки. Ты нас повесишь, а затем придет Красная Армия  и большевики повесят тебя.
-  Наша славная армия великого фюрера войну закончит за два-три месяца. Ваша Красная Армия вон расчищает железнодорожные пути . – он подошел к оконному проему и указал рукой в сторону станции, где пленные красноармейцы под дулами немецких автоматов копошились на станции, разбирая ужас авианалета.  Вид за окном был удручающий.
Наступила небольшая тишина.
- Ладно, у каждого из вас сутки обдумать свое положение и также принять мое следующее предложение. - Гайден Браун сел на стул во главе стола и продолжал:
- После падения Франции в моей стране было создано специальное подразделение по работе с культурными ценностями. Курируют это подразделение первые лица моей страны. Я в этом подразделении занимаю ответственный пост. Наша задача создать единую книгу культурного достояния. В этих целях мы ищем по всему миру предметы культуры. Их описываем и создаем условия для надлежащего хранения и доступа к ним представителей культурных наций.  Вы, таможенники России предотвратили массовый вывоз культурных ценностей из России во времена гражданской войны и непманов. В результате предметы культурного наследия осели по России. Часть в музеях, а часть в личных владениях  отдельных граждан, которые хотели вывезти их из России, но испугались вашего профессионализма и просто спрятали эти драгоценности по своим чердакам и подвалам. Я предлагаю Вам хорошую работу. Вы вступаете ко мне в подразделение. С моими людьми разъезжаетесь по разным округам и городам России. Ищем эти предметы культурных ценностей. Их описываем. Оцениваем. Часть вывозим в Германию, а часть продаем на аукционах. С каждой проданной на аукционе  вещи, каждый из Вас получает свой процент. Ваша жизнь будет охраняться. Ваше финансовое состояние увеличиваться. Вам обеспечена достойная старость в любом уголке мира, в любой стране. Как в русских сказках вы сейчас стоите на распутье. Либо завтра вы будете повешены, либо как жирные коты барахтаться в масле и сметане.
- А зачем мы вам? Изымать. Продавать вы сможете и без нас,- Иванов обвел всех взглядом. Не должны его люди поддаться на эту уловку фашиста.
- Вы нам  очень нужны. Во - первых у вас профессиональное чутье к поискам и обнаружениям. Во-вторых вы прекрасные эксперты. Вы сможете без всяких экспертиз определить ценность вещи. Определить возраст иконы и химический состав портсигар. Сможете определить  из чего сделана посуда: из железа или серебра. В третьих вы прекрасные оценщики . Сможете дать цену любому товару и подсказать какому потребителю это продавать , в какой стране?  В - четвертых вы прекрасные реставраторы. Вы из хлама соберете вещь и дадите ей новую жизнь. В - пятых вы очень образованные люди. Вы обладаете масштабным мышлением. Вы знаете экономику и при этом грамотные юристы. Вы золотой фонд мира.  Благодаря вам Россия из нищей сельскохозяйственной страны  превратилась в высоко индустриальную державу. Народ России после голодомора сейчас питается лучше всякого другого народа. Ваши магазины заполнены промышленными и продовольственными товарами и каждый имеет на своем столе масло, мясо.
- Это достижение труда всего народа, каждого труженика, - перебил его Иванов,- мы достигли результатов,  так как честно работали, а не отнимали как фашисты.
- Нет результаты вашей страны, это организаторский труд ваших таможенников. Вы сохранили таможенный тариф Дмитрия Ивановича Менделеева, принятый на вооружение царским правительством в 1893 году.
Вы обеспечили централизованную работу банков и государственного управления от Москвы до каждой деревни в годы военной интервенции. Вы работали по двадцать четыре часа в сутки во всех государственных учреждениях и министерствах, работники которых разбежались после 1917 года. Я знаю про тебя Иванов все. Это тебя принимал Сталин, когда вы задерживали наши противогазы, которые мы поставляли в Персию в 1940 году. Наши специалисты разрабатывали целую операцию. Подделывали документы. А вы неподкупные таможенники,  провели блестящую операцию, осуществили контролируемую поставку и все наши противогазы изъяли в Баку. Утерли нос нашим специалистам. Вы интеллект мира. Вы нам нужны.
Вы соглашаетесь сейчас мне помогать, работать вместе со мной. А я забываю про ваш сундук с таможенной казной.
- Есть вопросы профессионализма, а есть вопросы чести и принципов. Таможенник предателем никогда не был и не будет. Рано или поздно мы все помрем. Но нам поставят в России памятник и принесут цветы, а тебя фашистскую падаль проклянут. Нам с тобой не по пути. – Глаза Иванова налились кровью, а кулаки сжались.
- Сядьте господин Иванов, никто вас не призывает продать свою честь. Вы никого не будете убивать, никого не будете репрессировать. Вы будете просто нашими консультантами и экспертами. А я вам за это буду платить хорошие деньги. А культурные ценности обретут новую жизнь и им мы обеспечим хорошие условия хранения.
- Мы Вам поможем разыскать культурные ценности,  а вы нас к стенке. Зачем мы вам старые, - не удержался калмык Будгаев.,- за что вы будете нам платить, - ведь российские культурные ценности бесценны.
- Нет, убивать вас я не буду. Зачем прощаться с курицами, которые могут нести золотые яица.  Россия большая. Городов в ней много. Евреев, которые попрятали по своим загашникам ценности тоже хватает. Наверняка еврей Симонян  некоторых знает и если хочет жить то мне о них расскажет,- на лице Брауна снова засветилась широкая улыбка, - настоящие культурные ценности будут выставлены в лучших домах германской империи, а остальной хлам будет продаваться исключительно под моим руководством. Вы не представляете,  сколько макулатуры мы изъяли у русских эмигрантах  в Париже, и им же за их золото эту же макулатуру продавали. За книги Пушкина, Лермонтова, Некрасова они отдавали все свое состояние. Это барахло  руководство великого немецкого народа не интересует. А мы с вами будем продавать на биржах Лондона,  Нью-Юрка.  Обиженных здесь не будет. Денег на всех хватит.
- Нет нам с тобой не по пути, мы не помощники тебе. Мы лучше будем рыть землю вместе с нашими солдатами и месить навоз,- снова встал Иванов, которого начинало уже тошнить от этого разговора.
- Нет, вы очень грамотные,  чтобы работать как обычные военнопленные. Либо вы помогаете нам. Либо с завтрашнего дня я начну вас вешать в день по одному. Кто согласится, тому обеспечена чистая работа, хороший доход и в старости место смотрителя в каком-либо музее германской империи. Ты Иванов за всех не отвечай. У вас впереди еще длинная  ночь в одиночных комнатах казарм бывшей Красной Армии.- Браун встал, снова поднял стакан со шнапсом, - За любовь, дружбу и таможенную службу! - выпил и вышел из помещения.
Таможенники остались одни. Зачем они пришли на станцию? Что у них впереди? На эти вопросы пытались найти ответ,  сидя за столом. На улице солнце стало уходить за горизонт. Стали появляться сумерки. Вокруг таможенного домика стояли часовые. Пленных красноармейцев увели со станции. Усталость дня и крепость шнапса сказалась. Успокаивало и общее единогласное решение. Брауну помогать не будем. Ночью постараемся бежать. Надо уцелеть и донести до Москвы информацию, где таможенная казна. Среди таможенников предателей не было и не будет.







Книга пятая . Глава вторая . ВОЙНА. (продолжение).

Браун разбудил уснувших таможенников.
- Хватит спать. Собрать все вещи. Больше вы сюда не вернетесь. Выходите на улицу.
В помещение опять вошли фашистские солдаты. Они вновь открыли свой тяжелый ящик. В него сложили остатки пищи со стола. Грязные тарелки отдельной стопкой сложили в отдельный мешок. Мусор и пустые бутылки вынесли из помещения на улицу.
Таможенники вышли на улицу. Их осветили фонариками. Поставили в ряд. Двое фашистов вывернули у них содержимое карманов и рюкзаков. Забрали ножи. Остальное разрешили взять.
Подвели к грузовику. Это был большой, тяжелый, обтянутый тэном немецкий грузовик. Возле него ждали минут десять, пока фашисты погрузили вынесенный из здания таможенного поста ящик.
- Сейчас покатаемся на немецком тяжелом грузовике L4500А, который предназначен для перевозки грузов и людей по любому дорожному покрытию, - начал говорить калмык Будгаев, трогая свежую серовато-зеленную краску на досках кузова грузовика.
- Назад. Молчать. Стоять. Не разговаривать, - резко осек его один из фашистов. Сказал он это на русском языке.
Все замолчали.   
Таможенников  посадили вглубь кузова. У края кузова двое фашистов с автоматами наперевес. Все молчали. Настроение было подавленное,  зачем пришли на станцию. Надо было лесом выходить на восток.
Иванов переглянулся с Будгаевым.  Они поняли друг друга без слов.
При первой возможности надо бежать. Уничтожаем этих двоих, что сидят с нами в кузове. Затем Брауна и водителя. Захватить машину и на ней прорываться к своим.
Будгаев схватился за живот. –
- Ой  болит, болит. Сил никаких нет.-
Он перелез через сиденья и к одному из фашистов.
- Товарищ красноармейский фашистский официр, живот болит. В туалит хочу. Надо срочно остановить машину. Сил никаких нет.-
С этими словами он опустился на пол автомобиля возле фашистского солдата.
- Молчать. Сидеть. Никаких туалетов. Скоро приедем.-
На четком русском языке проорал фашист, и ткнул Будгаева  дулом автомата.
Калмык скорчившись от боли калачиком расположился на полу возле фашистского солдата.
- Хорошо пан красноармейский фашистский официр  Я постараюсь потерпеть. Только я первым буду выходить. Мне очень надо. А откуда пан
красноармейский фашистский официр так хорошо знает русский язык.
- Молчать, Никаких разговоров, - заорал солдат, - сидеть тихо.
- Хорошо, хорошо, только я обкакаюсь   вам будет плохо дышать.
Можно я закурю, - не унимался Будгаев,  он понимал, что они нужны немцам живые.
- Никакого курения, иначе всех расстреляю, - снова заорал солдат.
- Как скажете, товарищ пан красноармейский фашистский официр.
- Никакой я тебе не красноармейский официр. Меня зовут  Гигаев Павел.
Я родом из Ставрополья, слышал про Ставропольский Черный Крест.
В царские времена туда моих предков сослали. И там жили такие как я .
Вся Русь нас боялась. Мы настоящие сыны России. Я красноармейцев, большевиков и их приспешников от Ставрополья до Краснодара на всех сучьях вешал и кишки вырезал. И наше время пришло снова. Снова буду вешать и кишки вырезать. Ты гниль поганая у меня будешь первым.-
Лицо фашиста Гигаева  налилось кровью. На толстом  животе  затрещала куртка, вот-вот оторвутся пуговицы.
Все в машине молчали, что будет дальше.
Даже другой фашист прижав к себе автомат был сер. Видно он тоже не переваривал  Гигаева, хотя они служили вместе. Видимо эти отщепенцы были набраны на службу Брауном.
Машину тряхнуло на повороте. Все подпрыгнули на скамейках. В сотые доли секунд Будгаев вскочив с пола автомобиля налетел на Гигаева. Грудью прижал его  к тену автомобиля. Двумя  руками обхватил голову фашиста и резким движением крутанул ее на сто восемьдесят градусов. Фашист что-то нечленораздельное рявкнул и  тяжело упал на дно автомобиля.
В это мгновение Иванов налетел на второго фашиста. Двумя руками вцепился в его горло и начел душить. Ногами и всем телом  Иванов навалился на фашиста не давая ему подняться. Но фашист был крепок, своими руками захватил кисти рук Иванова и стал отжимать Иванова от своего тела. В это время Будгаев подскочил к ним, обеими  руками обхватил голову фашиста и резким движением рук скрутил ему голову. Второй фашист тяжелым мешком упал на дно кузова машины. Все уставились на  тела фашистов. Они были мертвы. Из под обоих потекли ручейки мочи. Умерший человеческий организм самоочищался.
Будгаев разжав пальцы рук Брауна взял его автомат:
 -  немецкий автомат  - MP-38, по немецки  шмайсер, но сделал его немец по фамилии Фольмер.  Очень удобная штука пистолет-автомат. Компактная и эффективная. Может стрелять, а может быть дубинкой, так как весит почти пять килограммов. Очень эффективен в ближнем бою. А для дальней стрельбы у фашистов на вооружении есть карабин М-98.
Будгаев осмотрел оружие, отсоединил и поставил обратно на место магазин – рукоятку, передернул затвор – хорошее оружие,  тридцать два патрона, все на месте. Но и наш автомат пистолет-пулемет Дегтярева ППД-40. тоже хорош, только  на вооружении они у пограничников. А пограничников наверное всех перебили.
- Ладно тебе, не беги впереди батьки в пекло. Надо тех в кабине кончать.
- Проще простого.
Будгаев раздвигая таможенников пробрался в глубь машины, к кабине, - смотрите за нами никого нет.
- нет никого, мы едем в конную бригаду, а основная трасса на Минск осталась севернее.
- хорошо.
Будгаев стал стучать прикладом автомата по задней стенке автомобиля.
- Надо остановиться, надо остановиться. Людям плохо, людям плохо.
Надо остановиться.
Из кабины раздались какие-то возгласы, водитель и Браун что-то говорили в ответ.
Но Будгаев их не слушал.,
 - Надо остановиться, надо остановиться.
Машина затормозила, съехала на обочину и остановилась.
Будгаев дал одну очередь из автомата сначала в сторону Брауна, затем в сторону водителя.
- Теперь все на дно автомобиля и тихо залечь.
Иванов перескочив через невысокий задний  бортик кузова выскочил из машины и бросился к кабине.
Прошла минута, пока он добежал до кабины со стороны Брауна. Он резким движением распахнул дверцу автомобиля.
Браун и водитель были мертвы. Они лицом уперлись в переднею панель, а сзади по шеям обеих текли ручейки крови.
Сразу было видно, что Будгаев был профессионалом.
- Все из машины в лес. Оружие и продукты забрать.
Никто не заставил себя долго ждать. Выскочили все быстро. С оружием и вещмешками фашистов.
- Что делать с этими, - Иванов обратился к Будгаеву.
- Забирайте оружие. Что Вам еще нужно, документы, одежда? Машину я сожгу. Нам на ней ехать опасно. Надо лесом выбираться.
- Хорошо, - Иванов с трудом разжал руки Брауна и вынул из них пистолет,  это был кольт. У водителя был карабин, который лежал сзади на сиденье, - оружие я взял, от этих туш мне больше ничего не надо. А ты машину сможешь поджечь, чтобы следа от нее не осталось и от этих отморозков.
- Не переживай командир, все сделаю, давай к нашим ребятам в лес.
Там встретимся.
Иванов чувствуя радость снятого напряжения и первой победы,  до боли сжимая металлические детали трофейного оружия бросился в лес к своим братьям-таможенникам. Они опять на свободе, они испугались, испугались в правильности его решения. И они победили.  Подчинились его решению. И сейчас проведя разведку – победили. Важен результат. Результат через сложности, но без потерь.
И они обязательно победят. Русские по - другому  не имеют права.
В метрах пятидесяти от дороги, в зарослях орешника собрался отряд таможенников.  Все смотрели на Иванова.
-  Возьмите у меня оружие, оно нам пригодится.
-  А где Будгаев, куда он пропал. Он с нами или ему понравилось немцам головы скручивать?
- Сейчас подойдет.
- А чего он задерживается,  проводит ревизию фашистского барахла,  так нам от них ничего не надо. Покойничье пусть с покойничьим и остается.
- Сейчас сожжет автомобиль и подойдет. Что мы дальше делать будем?
Иванов осмотрел лица своих товарищей.
Они были серы и не бриты. Впервые не бриты за многие месяцы и годы.
Таможенная служба почетна и благородна. О ней не кричат и ее не хвалятся. Большая честь служить именно в таможенных органах. Его люди это знали, чувствовали, дорожили. Всегда были чисто выбриты, опрятны и аккуратны.
А сейчас грязные,  небритые,  но живые!
- Господа, товарищи, как сегодня утром, - Иванов обвел всех быстрым взглядом, - всем по одной минуте и быстро без обдумываний, высказать свое мнение, что мы дальше делаем?  Куда дальше двигаемся и что делаем?
В таможенном деле очень часто бывают ситуации, когда таможенное чутье подсказывает, что есть проблема, а обстановка успокаивает и расслабляет. Надо быстро принять решение. А где оно это решение? И только таможенные служащие умеют быстро принимать решение и правильное решение.
- Володя, твое мнение, - Иванов посмотрел на Гардника.
- Жаль, нет здесь хорошего магазина. Сейчас бы угостил Вас  Всех хорошим армянским коньячком. Зачем дорогой мой спрашиваешь.  Илья Степанович, ведь все уже решено. Отходим на восток. Ты Степанович передаешь всю информацию по таможенной кассе. Я нахожу хороший магазин,  угощаю всех коньячком. Настоящим армянским и идем бить фашистов.
- Пробираемся к своим,
- Бъем фашистов,
- Идем в сторону Минска и бъем фашистов.,…….
Заговорили все сразу
- Степанович, ты хорошо делаешь, что нас спрашиваешь, но этого не треба.
Наша задача донести до руководства в Москве информацию по кассе таможенной и  бить фашистов, - подвел итог Кравченко Александр Кузьмич.
- Раз Вы все так считаете, сейчас десятиминутный перерыв. Приводим себя в порядок. Затем выдвигаемся к бригаде буденовцев, добыть лошадей, запас еды и к своим,   на встречу Красной Армии.
У Иванова несколько минут назад уже созрел план дальнейших действий.
Он ждет Будгаева и слушает мнение своих товарищей, но план уже в голове, в мозгах.
Почему так долго нет Будгаева.
- Я выйду к дороге, почему так долго нет Будгаева.  Всем оставаться здесь.
Пантелеев старший.
Иванов двинулся к дороге. Как быстро сдают нервы. От машины бежал в лес переполненный радостью и счастьем. Через десять минут возвращается опять к машине взволнованный  и с огромным чувством страха.
Где Будгаев,  куда он пропал ,  поджечь автомобиль дело пяти минут, а здесь уже прошло тридцать минут. Если, что-то произошло, то была бы стрельба.  Нет стрельбы не может быть,  он Иванов унес все оружие,  Будгаев без оружия.  Но все равно должен был быть какой-то шум. Почему так тихо. Только птицы и ветер. Но птицы не на ветках, они летают и  галдят, а должны сидеть на ветках и в гнездах. Значит здесь что-то не так.
Иванов уже видел машину и бегом направился к ней. Где Будгаев?
- Стой, стой! Ложись! -  Откуда-то с боку выскочил Будгаев и повалил на землю Иванова.
В эту секунду прогремел сильнейший взрыв.  Машину на несколько метров подбросило вверх и ее охватил сильный огонь. Она как огромный факел вся запылала.
- Степаныч, ты в порядке, - к Иванову обратился Будгаев.
- Да в порядке, а ты куда пропал, почему так  долго возился с автомобилем.
- Да это Вы как зайцы убежали, а я осмотрел вещи этих  отморозков, содержимое автомобиля и подготовил ее к взрыву.
- Тебя не было тридцать минут, как минимум, а это все можно было сделать за десять минут. Ведь фашисты могли подъехать.
- Командир ты не прав. Ты дал команду убрать все улики. Поэтому делал все основательно. Машина у фашистов классная, ее так просто не уничтожить, поэтому я  немного повозился.
- Я тебе говорил фашистов, Брауна и его приспешников уничтожить, а машину просто поджечь.
- Да я так и сделал. У них кишки вырезал, башки  отрезал,  как старики учили, и бензином хорошо залил, чтоб сгорели  даже кости.
Будгаев при этих словах заулыбался.
- Калмык, ты чего улыбаешься. Меня от всего этого рвать тянет, а он улыбается. Тебе  не в таможне служить, а мясником работать.
- Так интересно,  попробовал на практике как туловище расчленяют. Теории меня учили, а практики не было. Теперь внукам смогу рассказывать как это все делать. Это же опыт.
- Это не опыт, это война. Тебя же могли убить. Пойдем скорее отсюда. Нашим про расчленении ни слова, а то они спать рядом с тобой не смогут.
- Хорошо как скажешь командир, белой нам дороги.
- Белой дороги, белой дороги, это ты для своих женщин оставь. Бежим от сюда.
Иванов оглянулся на автомобиль. Автомобиля уже не было, а только черный металлический корпус.
Как им повезло, что столько времени дорога пуста и никого нет. Слава Богу.
Иванов впереди, а сзади Будгаев таща на себе немецкий ранец бросились  прочь от дороги в глубь леса.
В голове у Иванова билась на волю  мысль -  Бог есть, а эту мысль он пытался гнать прочь, а она снова и снова теребила его душу, - Бог есть и Бог помогает таможенникам в их делах. Если дела и взаимоотношения с людьми строить по совести, то Бог будет помогать и бог помогает. А если делаешь серые дела и подлости с людьми, то Бог это не оставит без внимания и даст подножку. Именно по - этому  Бог сейчас им и помог. Не было ни одной фашистской машины. Ни одного фашистского солдата.
Слава Богу.
С этой мыслью Иванов выскочил к своим родным и любимым таможенникам. Все стояли рядом и смотрели на него  с Будгаевым.
- Водка есть, - Иванов осмотрел всех вокруг.
- Нет ни чего,
- Все осталось в таможне у фашистов,
- Нет, - заговорили все разом. В руках у них было только оружие, два автомата и  карабин.
- У меня есть, -  сказал Будгаев, - опуская на землю тяжелый ранец ,
- Вот из машины;  две фляги со шнапсом, колбаса, хлеб, галеты, шоколад и каталоги музеев Минска, Киева, Севастополя, Москвы, Петербурга.
Иванов взял обе фляги. Они были полные. С одной открутил крышку.
Другую флягу отдал стоящему напротив Пантелееву.
- Открывай.
- Может не надо сейчас, Надо уходить отсюда.
- Открывай, надо выпить. Уйти успеем.
Глаза Иванова заливала кровь, лопались глазные сосуды. Одна рука сжимала флягу со шнапсом,  другая сжалась в кулак так, что даже хрустнули суставы.
Пантелеев молча  подчинился. Таким Иванова ни он, ни другие таможенники никогда не видели.
Иванов стоял свирепый и гордый, красивый и хищный.
- Товарищи, я выпиваю этот глоток вина - За любовь, Дружбу. Таможенную службу и Господа Бога. Мы все живы и это благодаря Господу Богу. Смерть не страшна. Страшно когда Бог отвернется от таможенной службы. С помощью Божьей мы победим. Дорога у нас трудная, но Бог нам помогает и поможет. Слава Богу.- С этими словами Иванов сделал большой глоток из фляги.  Это оказался спирт. Горло сильно обожгло. Но это именно то, что нужно. Без закуски обжигающая жидкость пошла внутрь организма, в кровь и поставила на место мозги.
- Это спирт, - Иванов передал флягу стоявшему рядом Гарднику.
Пантелеев, грозный, большой мужик. Роста метр девяносто. Веса кило сто тридцать сделал маленький глоток из своей фляги и передал ее Симоняну.
- Степанович, ты правильно говоришь,- твердо сказал  Симонян, - За любовь, Дружбу, таможенную службу и во имя Бога, - и выпил большой глоток.
С этими словами все выпили чистого спирта и не закусывали.
Отказался только Будгаев.
- Я не буду. Очень хочу,  но не буду. Нас Чингиз-хан отучил выпивать. Мы у него личной охраной были, он наш царь.
Калмыку выпивать нельзя, если калмык выпьет, то он дурак.  Дурак собаку не боится, а фашисты могут пустить по нашему следу собак и нас догнать. Спасибо. Нам белой дороги, - с этими словами Будгаев отвел протянутую ему флягу со спиртом.
–А с этим что делать ? – Будгаев показал на горку книжечек о  музеях, лежащие  в вещмешке.
- Эту макулатуру сжечь. Это мертвый капитал. Она нам не нужна. Идем к расположению буденовцев с целью добычи лошадей и провианта. И на лошадях продвигаемся на встречу к Красной Армии. Наша задача донести до руководства таможенной службы место захоронения таможенной казны.
До еды никто не дотронулся.
Каталоги музеев подожгли по одному. Это были разные издания советских музеев, издания тридцатых годов. Описание музея, место нахождения, краткая информация. И к каждой книге  карандашные записи, перечень культурных ценностей хранящихся в этих музеях.
Из этих книжечек сложили костер, добавили сухих веток и все сожгли.
Легкий ветерок стал уносить  пепел в лес. Костер не заливали. Дождались когда ветер разнесет последний пепел с кострища  и ни останется  ни единого листочка, ни единого бумажного клочка.
- Вот сволочи фашисты, не просто готовились к войне, а подготовили  бригаду отморозков для изъятия культурных ценностей из России, без таможенной очистки и обогащения своей экономики, - изрек Гардник , нарушая тишину леса.
Иванов улыбнулся,  Гардник  как хорошо говорит,  не как человек с Кавказа, а как профессионал – таможенник. Правильная речь, правильно и профессионально поставленная. Для таможенного братства нет границ. Таможенник таможенника узнает по сказанным словам.
- Тронулись, в путь, - отдал команду Иванов, и через лес, раздвигая ветви кустарников  пошел на восток.
Все след в след  за Ивановым тронулись в путь. Шли быстрым шагом. Июньский лес просвечивался лучами теплого солнца. Солнечные лучи прогоняя прочь темноту теней от величественных деревьев русского леса звали вперед.  Воздух был наполнен запахом первых грибов, ягод и июньской свежестью. Белки прыгали по деревьям, а встревоженные птицы срывались с деревьев и перешептывались  между собой.  Стайка молоденьких воробьев, научившихся несколько дней назад летать,  устремилась за людьми.
Спасибо Богу, что Бог дал мне право служить в таможенных органах. Из всех видов государственных служб таможенная самая мирная, самая древняя и самая порядочная. И умирать не страшно, ведь испытал в жизни одно из самых  настоящих человеческих радостей – счастье служить в таможенных органах государственной службы.
Но надо думать о живых.
С этими мыслями Иванов шел вперед, а за ним шел его отряд настоящих людей – таможенников.
Дорогу знали хорошо. К ночи дошли до подразделения буденовского отряда.
Обычные казармы – три одноэтажных здания. Одно здание штаб и одновременно клуб,  два других здания спальные казармы. К одной из казарм пристраивали кухню – столовую. Рядом большой загон для лошадей и крытая конюшня. Объект расстраивался. Буденовцы  делали все сами. Подразделение насчитывало до пятисот штыков и около тысячи голов лошадей.
Сокрутов Василий Петрович,  пятидесятилетний командир буденовцев старался со всеми дружить. И с пограничниками,  и железнодорожниками, и с таможенниками. Вместе играли в футбол, устраивали скачки, зимой ходили на охоту. Заборов вокруг подразделения буденовцев не было.
- Нам заборы не нужны, - любил говорить Сокрутов, - они нам мешают ходить в атаку.
Но входить, въезжать на территорию подразделения можно было только через массивные дубовые ворота, которыми заканчивалась дорога,  ведущая к военному городку.
- Ворота – это главное для армейского порядка, - смеялся Сокрутов,- где ворота, там начинается двор, там должен быть порядок, так как это моя территория. Ворота – это начало дисциплины.  А где дисциплина, там порядок и победа. Победы без дисциплины не бывает.
Территория действительно всегда была чиста. Каждый день  убирался конный помет. Осенью выметались лужи, зимой вычищался снег. Это был своеобразный военный платц в лесу.
Таможенники подойдя к подразделению буденовцев остановились в лесу.
Ворота Сокрутова были снесены.  На территории военного городка стояли серые танки с фашистской свастикой и много мотоциклов. Над зданием штаба развивался фашистский флаг. Возле зданий и казарм было много фашистских солдат.  Везьде слышалась немецкая речь.
- Отходим, - дал команду Иванов, - в лес. Не шуметь.
Все молча  и быстро развернулись и стали снова уходить в лес.
Шли минут тридцать, пока Пантелеев не изрек, - Куда бежим, может остановимся, а то напоминаем куропаток.
Все остановились. Принялись искать место для ночлега. Отдохнуть, выспаться, а затем решать, что делать дальше.
Место для ночевки нашли быстро, под высокими  соснами. Наломали веток. Сели на них. Бросили жребий, кому ночью дежурить по два часа, а кому спать. Уселись кучкой. Костер решили не разводить. Достали недопитые фляги со спиртом и остатки еды, захваченные Будгаевым из сожженного автомобиля. С темнотой пришла ночная прохлада. Спирт пошел на пользу. Допили все содержимое. Прижались один к другому и почти сразу уснули. Тяжесть последних двух дней сказалась. Уснули даже те, кто должен был дежурить.
Под утро, еще до восхода солнца проснулись от рева самолетов. Все небо было покрыто самолетными стаями. Самолеты летели высоко, не касаясь верхушек деревьев. На крыльях отчетливо виднелась фашистская свастика.
Под днищами самолетов висели бомбы. Они летели бомбить русские города.
-  Юнкерсы – высотные скоростные бомбардировщики, скорость полета до шестьсот  пятидесяти километров в час, может в себе нести до четырех тысяч килограмм, а при необходимости даже до шести тысяч килограмм бомб и имеет до  четырех пулеметов, - стал комментировать  самолеты Будгаев.
- Слушай калмык, откуда ты все это знаешь, - спросил Гардник, и про пулеметы и про самолеты?
- Это моя жизнь, про нее тебе потом расскажу.
- Это, что значит твоя жизнь. Мы воздухом дышим,  хлеб едим. Я виноград выращиваю, вино делаю. Ты баранов  пасешь. Что это  значит твоя жизнь ? – не унимался Гардник.
- Я воин, а ты мирный житель.  Потом расскажу в чем разница. Сейчас надо думать, что нам дальше делать? – обратился Будгаев к Иванову.
Все устремили свои взоры к Иванову.
- Надо постараться украсть лошадей, добыть оружие и лесом пробираться к своим. – резким голосом ответил Иванов.
- А как это сделать?
- Вон сколько танков и фашистов?
- Они нас как куропаток перестреляют, куда соваться?
Все на перебой стали говорить.
- Вон  Будгаев воин, пусть он нам и добудет лошадей и оружие,- предложил Гардник, - а то поет нам калмык песни свои, - пусть  как цыган лошадей сворует у фашистов.
- Песни я не пою, мне их мама пела, когда я ее молоко  сосал. А песни она пела, что есть враги.  Врагов надо уважать  и побеждать. Если врагов бояться, то тогда надо спать на руках у матери.  Это слова из песни матери. – сказал Будгаев, и продолжил – есть у меня план.
- Что за план, говори.
- Кони как птицы. Они если ночью увидят движущийся свет, то про все забывают,  рвут все вокруг и мчатся на этот свет. Любое препятствие на своем пути разбивают. Для людей это страшно. Нельзя ночью  на машине ехать мимо табуна лошадей с зажженными фарами.
- А где мы возьмем автомобиль?
- Автомобиль не нужен, нужно добыть два мотоцикла и на мотоциклах гнать лошадей на фашистов.
- А как украсть мотоциклы и как ими управлять, - стал спрашивать Гардник, -
ты знаешь?
- Это проще простого. У фашистов сейчас эйфория.  Много гуляют и спят. Охраны почти нет. Надо только глубокой ночи дождаться.
- Скажи нам, а ты мотоциклом управляться сумеешь?
- Я умею, - сказал Пантелеев.
- Это как русские говорят,  проще пареной редьки , - продолжил Будгаев.
С этим планом все согласились. Вернулись к буденовским казармам.
Осмотрели всю территорию из леса. Над штабом развивался фашистский флаг. Возле входа в штаб стоял один солдат с карабином. Других дневальных никого не было. Пленных красноармейцев заставляли, недалеко от лагеря в лесу,  хоронить в общей яме убитых русских. На ночь загнали их в конюшню  Заперли деревянным засовом, охрану даже не поставили. Фашисты сами разошлись по клубу и казармам. До глубокой ночи кое-где еще слышались звуки губной гармошки, пьяный смех фашистских солдат. У входа в штаб осталось двое дежурных. Они расположились на крыльце штаба. О чем - то своем разговаривали. Никто из них не дремал.
- Это немецкая педантичность, - сказал Иванов, - немцы все делают хорошо,
Они спать не будут. Надо действовать.
Отряд таможенников разделился на три части.
Калмык Будгаев и армянин Гардник зашли с севера.
Пантелеев, Гадиров  и  Кравченко  с юга.
Иванов, Завишкин   и Симонян  лесом, к  дороге  ведущей к военному городку.
Ровно в три часа тридцать минут, одновременно начали действовать.
Иванов, Завишкин и Мергосян стали из леса вытаскивать сваленные временем деревья, сооружая баррикаду на дороге, чтобы фашисты потеряли время на дороге.
 Пантелеев, Будгаев и Гардник завели двигатели мотоциклов, которые стояли в разных частях платца.  На платце стояли танки, а за ними в начале лесной части мотоциклы, которых было много. Взять мотоциклы незамеченными оказалось намного легче, чем предполагалось. В замках зажигания оставались ключи.
Завишкин  и Пантелеев включили свет фар мотоциклов направили его в сторону лошадей мирно стоящих в загоне. Лошадей было много. Фашисты  их днем пересчитали,  накормили, напоили.   Они стояли рядом, стоя спали. И вдруг рев мотоциклов их разбудил.
Гардник и Будгаев открыли огонь из   автоматов по фашистам находящихся на крыльце штаба. Те не ожидав нападения,  упали от пуль.
Затем Будгаев прицелившись произвел несколько выстрелов в сторону лошадей, поражая их в мягкую часть тела, не трогая ног и головы. Лошади дико заржав, от полученных ран и боли сорвались с места, ударяя и увлекая за собой других лошадей.
Завишкин и Пантелеев свет фар направляя в глаза наиболее крупным лошадям, выводили их из равновесия. Лошади встали на дыбы,  и все огромное стадо сорвалось с места. Лошади наскакивая друг на друга, ломая деревянные изгороди ограждения понеслись на свет фар направленных им в глаза.  Завишкин  и Пантелеев погасили свет и бросились к пулеметам стоящих на колясках мотоциклов.
Гардник и Будгаев включили свет фар на своих мотоциклах, засветили с другой стороны платца,  зазывая лошадей в обратную сторону.
Завишкин  и Пантелеев открыли огонь из пулеметов по дверям и окнам казарм откуда стали выскакивать фашисты. Пули попадали в лошадей.
Поднялась невообразимая лошадиная паника. Лошади неслись по кругу по платцу. Вдруг раздался страшный взрыв. Страшный грохот В одном из грузовиков взорвались боеприпасы. Машину подбросило вверх и окутало пламенем. От взрывной волны  лошадей находящихся рядом с местом взрыва разбросало в разные стороны. Лошади дико ржали. Они неслись в бешенном состоянии, сметая все на своем пути. Между таможенниками и зданием стояла стена движущихся лошадей. Стрельба прекратилась.
Будгаев  дал очередь в воздух – это условный сигнал к отходу таможенников.
Все стали отходить в лес. Завишкин, Пантелеев, Гардник и Будгаев отходя завлекали за собой лошадей. Лошади боялись деревьев, но боялись и огня, который разгорался все сильней на площадке с фашистской техникой. Ветром и движениями воздуха, который формировался от дикого скача лошадей  огонь разносился на танки, конюшню. Начали вспыхивать емкости с топливом на танках и поочередно взрываться. Поэтому лошадям некуда было деваться, они подгоняемые людьми устремлялись в лес, ударяясь о деревья, раздирая себя сучьями деревьев. Стояло повсеместное ржание и вопли раненных лошадей.
Таможенники не видя, что делается на территории военного городка все глубже уходили в лес, увлекая за собой лошадей. Они шли к месту своего сбора, в лесу, в трех километрах отсюда, где оставили свои вещи.
Лошади почувствовав, заботу людей, которые уводили их от огня и стрельбы, успокаивались. Они все более доверялись людям и шли вместе с ними через лес. Летняя луна не была закрыта тучами и освещала им проходы между деревьев.
Сзади, со стороны военного городка раздалось множество выстрелов. Это фашисты  придя в себя,  наконец  выбрались из казарм открыли стрельбу по лесу. Пули били по деревьям. Для таможенников они были не страшны, они успели отойти глубоко в лес. Фашисты вели беспорядочную стрельбу и боялись ночного леса.
Через время раздались звуки заведенных моторов мотоциклов. Фашисты на мотоциклах выехали с территории военной части. Таможенники знали, что фашисты далеко не уедут. Завал на дороге их задержит на несколько часов.
Утром, когда солнечные лучи уже выгнали темноту из леса, таможенники встретились в условленном месте. Вышли почти одновременно. Стали обниматься и радоваться, что никто не пострадал. Ни единой раны, ни единой царапины и вторая победа. Победа с трофеями. Несколько десятков лошадей, немецкий пулемет с цинковым ящиком патронов к нему, который сняли с одного из мотоциклов.
 Отдыхать не стали. Возбужденные от  боя, осмотрели лошадей. Отобрали два десятка здоровых, без ран и царапин. Будгаев любя осматривал их. Заглядывал каждой лошади в рот и смотрел подковы. Остальных ветками отгоняли в разные стороны, формируя из лошадей несколько групп. Лошади расходиться не хотели. Они видели в этих людях добро, защиту и любовь от знакомой – русской речи.

Ровно две недели таможенники пробирались на восток не выходя из леса. Стороной обходили населенные пункты. Крупные дороги пересекали только по ночам. Водных преград не встречалось. Чем дальше шли, тем настроение становилось все мрачнее. Каждое утро по небу шли сотни самолетов со свастикой на крыльях и бомбами в сторону советских городов, а через некоторое время самолеты возвращались уже без бомб. Бойцов Красной Армии встречали только в лесу, которые отдельными группами или отрядами также лесами отходили на восток. Они больше походили на оборванцев, чем на солдат, практически все без оружия. Рассказывали практически все одно и тоже, о внезапном нападении авиации и танков фашистов,  о больших потерях и непонимании всего происходящего.  Бойцов Красной Армии подбадривали,  кормили. На эти цели зарезали пару лошадей. Из конины готовили казахский бишбармак – мясо отваривали большими кусками. Получалось сытно и вкусно. На этом все взаимоотношения с бойцами Красной Армии заканчивались. Расходились по разным дорогам.
В середине июля в лесу столкнулись с партизанами. Это были партийные сотрудники одного из райкомов,  которые рыли землянки для своей зимовки в лесу. Большевики готовились к боевым  действиям против фашистов в тылу врага. Они не собирались отходить на восток,  на   Красной Армии, они готовились к длительным боям в тылу врага. Это заслуживало уважение и вносило ясность в понимание происходящего. Война будет долгой и трудной. Война затянется на несколько месяцев, а может на год или на два, но победа будет за Советским Союзом. Эти люди – большевики, не занимались критикой предвоенных событий и действий руководителей партии коммунистов. Они понимали всю тяжесть происходящего,  понимали,  что люди поставлены в нечеловеческие условия и стоят перед выбором жизни и смерти. Эти люди,  большевики  готовились  к боевым действиям в тылу врага , свой выбор уже сделали. Они готовы отдать свою жизнь ради победы своей страны. И это заслуживает уваженье.
У партизан была рация, посредством которой Иванов пытался связаться с Красной Армией и передать в центр информацию, где зарыта таможенная казна, но на все вызовы центр не отвечал. Враг наступал очень быстро и отрыв таможенников от линии своих увеличивался с каждым днем.
Таможенники провели в лагере партизан пару дней. Зарезали на мясо несколько  лошадей. Калмык Будгаев  дал  рецепт  как засушивать мясо, чтобы оно не испортилось и было пригодно в пищу долгое время. Хохол Кравченко показал, как варить самогон и делать брагу из зерна, ягод, шишек. Помогли заготовить дрова для партизан.
Отдыхали и отсыпались, по вечерам долго у костра пели песни.
Расставание с партизанами было кратким.
Они снова двинулись в путь. Обходили населенные пункты. Дороги и речные преграды преодолевали по ночам.