Я прощаю вас, скобари! Глава 2
С некоторых пор тишина стала верным спутником Паши. Можно даже определить более точно, с каких… С тех самых, когда его отец и сам он поняли: ему никогда не кочевать, не гонять стадо оленей по бескрайней тундре, не заготавливать пушнину, то есть, не заниматься теми промыслами, которые испокон веков давали пищу и кров его предкам. Ловко метнуть аркан, прицельно выстрелить подростку мешала смазанность очертаний, расплывчатость форм окружающего мира, туманообразная пелена, застилающая взор и порождаемая всем этим неуверенность, почти беспомощность перед простыми обыденными делами, которым коряки обучаются с детства. Долго не верилось, что поправить ничего нельзя. Но врач в районной поликлинике, у которой пришлось бывать неоднократно, однажды объявила, по-мужски утапливая указательным пальцем дужку своих очков на переносице: «Детская миопия. Нужны «вторые глаза».
Отец посмотрел на нее обреченно, на что она не стала отвечать долгими объяснениями, а коротко успокоила, определив судьбу мальчика окончательно:
- Это ничего. Это просто близорукость. Поносит очки годков до восемнадцати-двадцати, потом снимет.
Отстраненный, оторванный от семейных проблем и хлопот, летом Паша часто уходил в абсолютно белую зимой и серо-зеленую летом тундру, бродил там без цели, слушая тишину. Здесь, вдали от небольшого поселка или яранги (жилище коряков), когда отец на какое-то время брал его с собой, где не слышно собачьего лая, топота копыт не знающих покоя оленей, ему не доставляли уже беспокойства его неловкость, его неумение заниматься всем тем, чем занимался отец, что составляло и суть, и смысл самого существования его семьи. Небольшого роста, наверное, в маму, хотя и отец великаном не был, он ощущал себя былинкой, которую вдруг налетевший ветер может закинуть далеко, хоть на самую высокую гору. И, может быть, как раз именно в этом его сила и могущество…
Но о таком говорить никому нельзя. О тайнах не рассказывают. И вообще говорить ничего не надо. Лучше молчать. Всегда молчать. Вот ведь небо его ни о чем не спрашивает. И река не спрашивает. И земля тоже не спрашивает, молчит!
Так Паша учился у природы безмолвию.
Зачем говорить, когда и без слов все понятно? Зачем говорить, когда слова так часто доставляют горечь? Даже, казалось, обыкновенные рассуждения отца, не обращенные лично к нему, воспринимались им как незаслуженный упрек:
– Чавчэв (человек, оленевод) должен быть сильным, сила ему нужна, и смелость ему нужна. Хорошие глаза ему тоже нужны, чтобы глядеть...
Конечно, слова иногда необходимы. Когда, например, устраивались гонки на собачьих упряжках и оленеводы должны были показать, что умеют командовать лайками без остола (шест для управления нартами), только голосом. Участвующие в таких соревнованиях хорошо выученные собаки должны понимать каждое слово своего хозяина… Но все это важно для отца. Это пусть он командует собаками и что есть мочи кричит своим оленям: «Гыыч, гыыч, гоов-гов!», а они слушаются его. Ему же, Паше, совсем не надо ни кричать, ни говорить. Он лучше будет думать. Только мысли, только воображение, свободные от физических недостатков, делали его сильным, равным с другими.
Родители давно привыкли к странностям и угрюмости сына. Но его неприспособленность, непригодность к суровым условиям кочевой жизни не давали им покоя. Они-то знали, что так продолжаться не может. А тут еще появились на свет два пашиных брата, с которыми не посидишь сложа руки… И вот на семейном совете, где говорил один лишь отец, Паша, как всегда молчал, а мать сходила с ума от непрерывного плача близнецов, было решено, что ему надо ехать в приморье, тем более, что только там он сможет окончить среднюю школу, так как в их родном селении пределом образования была четырехлетка. Через пару дней, погрузив на нарты тушу оленя, глава семейства отвез Пашу к своему не слишком близкому родственнику, в большой поселок городского типа.
– Пусть он хорошо учится. – Заключил отец, пожимая руку соглашающемуся с ним двоюродному племяннику со старинным русским именем Кондратий, как будто именно от него зависели пашины успехи в учебе.
А успехи не заставили себя долго ждать. Некоторая рассеянность и несобранность подростка не помешали ему быстро догнать и перегнать своих сверстников почти по всем предметам. Даже русский язык, который стал для Паши теперь основным, не вызывал у него особых затруднений.
Исправно два раза в год навещавший его отец теперь даже не сомневался: его сын станет большим ученым человеком. Не случайно же он часами просиживает над этим странным серым ящиком с экраном, в котором то появляются, то исчезают какие-то яркие картинки и много всего написано…
Одноклассники, сначала недоверчиво, а иногда и с насмешками относившиеся к пашиной мечтательности и замкнутости, постепенно перестали обращать внимание на его комплексы. Именно они-то своеобразно и как нельзя кстати дополняли черты их чудаковатого, но давно оставившего их позади товарища. Может быть поэтому никто не удивился, когда выяснилось, что Паша хотел бы продолжить учиться в далекой Москве. Сначала, конечно, он робко сказал об этом отцу, но шила, как говорится, в мешке не утаишь, и вскоре о таком редком и похвальном желании с придыханием делились между собой учителя и завистливо роптали сверстники, судьба абсолютного большинства из которых стать рыбаками была давно предрешена.
Учиться в российской столице, но где?.. Задача не из простых. В сто первый раз перелистывая справочник для абитуриентов и перебирая в своей голове самые разные варианты, Касаткин совсем приуныл. Но однажды его словно озарило. Он наткнулся в интернете на биографию человека, которого заставляли уважать не только погоны с четырьмя желтыми звездами, но само лицо. От внимательных и заботливых глаз этого большого начальника веяло чем-то необъяснимо теплым, знакомым, даже родным, хотя где-то в складках, обрамляющих нос и нижнюю губу, точь-в-точь таких же, как у отца, была в то же время скрыта решительность и воля. Как и Паша, министр родился в семье, связанной кровными узами с народом, заселившим лишь небольшой уголок его необъятной родины. И поэтому от осознания важности и масштабности дела, которому он служит, почему-то щемило сердце.
Выбор был сделан. Рано повзрослевший, познавший горечь своей непригодности ни для кочевой жизни в тундре, ни для охоты или рыболовства юноша раз и навсегда решил, что он тоже будет спасать людей. Пусть не физически, ведь для этого нужна сила, как у отца. Он будет помогать им по-другому – лечить потерявшие покой от наводнений и пожаров, войн и землетрясений души. Никакие подернутые призрачным ореолом загадочности танцы шаманов, претендующих на подобную роль, никакие их снадобья и пришоптывания не могут сравниться с безграничными возможностями великой науки, о которой впервые Паша узнал все из того же интернета. Он станет психологом.
Свидетельство о публикации №216021702513
Альбина Святогорова 10.10.2018 19:38 Заявить о нарушении
С уважением,
Евгений Николаев 4 10.10.2018 12:25 Заявить о нарушении