В феврале

В феврале.

(все придумано, любые ассоциации и совпадения абсолютно случайны)
 

*****
 

  Она сидела у окна, смотрела на проезжающие машины, автобусы, дребезжащие трамваи, обклеенные яркой и глупой рекламой. Еще раз придирчиво взглянула в зеркало. Поправила челку. Она очень не любила прически, "задействующие лицо", но волосы скрывали морщинки на лбу. В последние месяцы у нее было очень много свободного времени, от его избытка в голову пробирались всякие глупости, например, мысли о старости и скорой необходимости пластики.
  Но, сейчас ее заботило совсем другое. Она высматривала в уличном потоке его машину. Давно так не волновалась, давно так не ждала, как сегодня. Конечно же, никто об этом никогда не узнает, но этим пасмурным утром что-то пошло не так. Впервые, за многие годы, она не восприняла его сообщение, как само собой разумеющееся, наоборот, ждала, когда же он будет оnline и нервничала, как школьница перед первым поцелуем. Обычно, подобные проявления слабости раздражали, но, не сегодня, не в это хмурое утро. Она скучала, очень скучала по его рукам, по его улыбке, делающей весь этот мир уютным и беззаботным, по смеющимся светлым глазам, по волосам, сбивающимся на лицо. Она знала, что ему практически нереально вырваться к ней сейчас, но так этого хотела, так надеялась. И он, как обычно, снова осуществил ее желание. Он умел это делать, всегда, даже, когда она сама не знала, чего именно хочет.
  Заметив что-то на улице, радостно улыбнулась, схватила клатч, отложила, взялась за зеркало, снова за клатч... Под окнами проплыл большой черный джип, медленно, с грацией зверя, вынужденного сдерживать свою силу и скорость. Через мгновение она вздрогнула уже в дверях от звонка собственного телефона, совсем забыв, что он понятия не имеет об ожидании у окна. Переведя дыхание, просчитав до двадцати, что бы успокоить сердцебиение, что так и не удалось, ответила:
- Привет.
- Привет, Звездочка. Я во дворе.
- Сейчас спускаюсь.
Нажала на отбой, в последний раз критично взглянула на свое отражение, уже в большое, висящее у входной двери, зеркало и вышла в подъезд. Ее совершенно не заботило потенциальное производимое впечатление на других, хотя, постоянный самоконтроль давно стал ее частью для самой себя,но сегодня эта черта куда-то испарилась, будто растаяла с дымкой тумана на рассвете. Она понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, как спешащий подросток, и совсем не подумав, что может просто оступиться и сломать тонкие длинные каблуки.


******


  В этот раз он поставил машину прямо напротив подъезда, в центре на удивление пустого двора, и почему то не курил, просто стоял, прислонившись к бамперу. Она изо всех сил попробовала пройти несколько разделяющих их шагов максимально эффектно, но, после пары первых, чуть ли не бегом бросилась ему на шею. Он шагнул ей навстречу, подхватил, покружил немного и медленно поставил на ноги, не отрывая взгляда от серых глаз.Ее руки соскользнули с его плеч и остановились на груди, почувствовав удары бьющегося сердца сквозь грубую вязку джемпера.Он плавно и сильно прижал ее себе, и очень неуверенно, будто вопросительно, коснулся идеально накрашенных капризных губ. Она провела ладонью по плотной шерстяной вязке, его сердце, казалось, собралось вырваться вслед за этим движением. Тихонько ответив на его поцелуй и, на секунду замерев, в следующее мгновенье она уже сошла с ума. Грязный серый февральский день перестал существовать, как, впрочем, и вообще все и везде.

  Всегда покорно следующая за ним, позволяющая себя любить, она неожиданно для себя, властно, с истерическим надрывом просто залила его то бешеной, то нежной страстью. Наверное, она просто перестала бы жить, если бы сейчас лишилась его губ, сильных и таких ласковых рук, сжимающих ее поясницу, Совершенно свихнувшегося стука его сердца под ее ладонью. Легкой щекотки на лице от его растрепавшихся мягких волос.
  Из сумасшедшего забытья их вывел нервный звук клаксона. Какой то белой машине срочно потребовалось проехать, а для этого нужно было сначала выехать перегородившему двор джипу. Они не сразу оторвались друг от друга, делая это медленно, осторожно "доцеловывая", не отрывая взглядов широко распахнутых глаз. Она чуть пошатнулась, пытаясь отступить от него на шаг, и, удерживая, он прижал ее еще сильнее.
  Водитель помешавшего им автомобиля, скорее всего окончательно распсиховавшись от бесплодности бесперебойного давления на сигнал, вроде бы собрался уже выйти и самостоятельно сдвинуть наглый джип и его владельца. Она, покраснев и смущаясь, как школьница, которую впервые застали с сигаретой, мягко отстранилась от него. Он улыбнулся ей своей счастливой, такой обещающей и доверчивой улыбкой, которую она так сильно любила. Поправив волосы, распахнул машинную дверцу. Она снова чуть пошатнулась. Была странная слабость в коленях, будто вся земля, кружась, куда-то уходила из-под ног. Он поддержал ее и не отпуская руки, дождался, пока она, совершенно правильно и красиво села в салон, чуть не испачкав свои шелковые брюки-юбку об низ автомобиля.

  Он молчал. Она тоже ни чего не говорила, хотя обычно, в первые часы они наперебой делились мыслями, новостями, просто эмоциями, будто было мало бесконечной переписки и всегда неожиданных и долгих телефонных разговоров ни о чем. Оба старательно не смотрели друг на друга. Он делал вид, что крайне сосредоточен на дороге, она курила и смотрела в окно. Проехали мимо вокзала, свернули к участку набережной, миновав гостиницу и концертно-выставочный центр, выехали на мост. Она прикурила две сигареты. Одну протянула ему. Он взял, не поворачиваясь. Оба переживали момент внутренней неловкости, но, почему то, не хотели останавливать эти ощущения. Было так тепло и комфортно молча ехать рядом, точно зная, что будет впереди, но делая вид, что это неизвестно.
  Проспект был на удивление почти пуст, очень скоро показались вышки НПЗ, то есть ее город медленно оставался позади, а впереди ждал его город, наполненный шумом, бесконечными ночными огнями, суетой и спешкой. Город, который она так ненавидела за многие разочарования и любила за то, что в нем была счастлива, когда то редко и давно, невероятными усилиями и постоянным враньем и своим, и чужим давались минуты этой странной любви, а в последние месяцы слишком часто и спокойно, словно перевернулась страница в книге их жизней, но, пока только страница, до новой главы было еще очень далеко.



*****



  Он съехал к неработающей заправке, остановился. Она повернулась, поймала его взгляд, в котором увидела легкий ласкающий штиль, уверенный и спокойный. Что в ее серых глазах, меняющихся в оттенке в зависимости от бесконечной череды эмоций, увидел он, осталось неизвестно. Коснулся ее лица, скользнул по волосам к шее, сильные, с немного огрубевшей от многолетней игры, пальцы слегка дрожали. Остановился у воротничка-стойки "китайского" платья-туники, перешел к плечу, скрытому под шелком. Он всегда был таким - полунамеки в движениях, сводящие с ума, доводящие до панически скрываемой несдержанности, до полной потери реальности. Он никогда не был прямолинеен или груб, всегда оставаясь за линией, на дистанции уважения и, будто трепетного обожания, не переступая этот порог физически даже в мгновения самой близкой невероятной нежности, оставляющей опустошение в душе, синяки на коленях и бешеный стук счастья в сердце.

  Для нее всегда было загадкой, над которой уже давно перестала биться, как человек, в котором не было ничего из того, что ее всегда стабильно привлекало в мужчинах, наоборот, сочетающий абсолютно все, что ей не нравилось, как он мог так долго сводить ее с ума? С первого прикосновения, кажется миллионы лет назад, до этих сегодняшних секунд, и она точно знала, что через любое время не изменится ничего. Ничего в паническом счастливом стуке сердца. Может произойти все, что угодно. Свадьбы, разводы, болезни, холода и потеря связи, можно даже забыть, но при первом же мгновении случайной или предрешенной судьбой встречи, сердце вновь остановится, что бы через секунду забиться вновь только для него.
  Что в двадцать лет, что в сорок, она знала где-то в глубине сознания, что и в восемьдесят и в сто, он будет точно так же сводить ее с ума, даря мгновения бесконечного счастья. Она точно знала, сколько бы времени не прошло и что бы не случилось, он всегда станет вдавливать педаль в пол, что бы хоть на пару минут, но приблизить их встречу, что бы быстрее заглянуть в глаза, быстрее закружить в объятиях и быстрее утопить в бесконечной убивающей и воскресающей нежности собственной страсти, или, может быть, даже любви.


  Он всегда боялся потерять ее. И часто терял. По стечению обстоятельств, по глупости, по собственным принципам, диктующим необходимость поступать и чувствовать правильно, по пусканию собственной жизни по течению, на "пусть будет, как будет", приведшему к моменту, когда стало уже слишком поздно что-то менять, по собственной ревности и глупой принципиальности, по желанию сделать ее счастливой и полному неумению когда-то видеть сквозь ее вечную маску и игру... Он очень боялся ее скуки. Того, что однажды она вновь уйдет, не оглядываясь и не считая нужным ничего об"яснить до самого последнего момента, когда он уже будет не в силах что-то изменить и исправить. В этот раз они были впервые долго вместе, впервые не наступил холод, которого ждали оба, и впервые, он давил на газ каждое свободное мгновение даже ради встречи в полчаса. Уезжая и прощаясь на пару месяцев, он возвращался через несколько дней, ничего не об"ясняя никому вокруг. Никто и не спрашивал. Кто-то начал часто его "сопровождать" и напоминать о себе, словно следуя бесконечно древней женской мудрости, кто-то просто ждал, когда пройдет это непонятное никому состояние, кто-то, наверное о чем то догадывался, кто-то вообще ничего не замечал... Но даже он сам не смог бы сказать куда приведет его вечная история, и что будет дальше... Единственное, что он знал - ее легкий вздох и теплые сухие без помады губы, все остальное было, но где-то далеко, параллельно, само по себе. Ничего было не нужно, кроме этих бесконечных падений с ней. И, где-то в глубине, на стыке сердца и сознания, он знал, что так было всегда, с первого мгновенья, с первого взгляда. И так будет. Что бы не происходило с ней и с ним, все между ними так и останется. Его тайной, ее тайной, их миром только для них.

  Когда он от нее оторвался и, переводя дыхание, чуть ослабил сжавшие чуть ниже талии пальцы, она тут же придвинулась ближе к нему. Руль слишком сильно задевал спину, но почувствовалось это только сейчас. Не зная о банальной причине этого движения, и почти теряя сознание от ее легкого и плавного прикосновения, убирающего назад его непослушные, влажные от пота волосы, он осторожно занялся красивыми "китайскими" застежками, вопросительно ловя ее взгляд. Тонкий горький аромат кожи ударил в голову, окончательно стерев еще колеблющуюся грань реальности. В какой то момент она вцепилась в его плечи, отдавая так им любимый чуть слышный вздох и улавливая весь жар его кожи, чувствуя каждый удар сердца и отвечая всей нежностью, какая только есть внутри.
  Когда остановился их последний, уже тихий, полный благодарного счастья поцелуй, за стеклами порхал неспешный снежок и уверенно клонилось к закату невнятное февральское солнце. Она убрала назад его вновь сбившиеся мокрые волосы, он поймал ее руки в свои и тихо коснулся губами запястья.
- Солнце, мне нужно одеться, - она улыбнулась, осторожно высвобождаясь.
Он наблюдал за ней, откинувшись на сиденье, с легкой задумчивостью в светлых глазах. Неожиданный вечерний луч , преломившийся в зеркале, упал на ее лицо, выделив чуть заметные шрамы, оставшиеся ей от прошлой жизни, жизни после него и до него, и моментами с ним... Шрамы, заставляющие замирать от боли и бессильной ярости.
- Я готова, - она обернулась к нему с задорной, слегка лукавой улыбкой и искрящимися в полумраке салона глазами.
Он передернул плечами, прикурил пару сигарет, протянул одну ей, чуть опустил стекло с ее стороны и не спеша тронулся с места. Вырулив на дорогу, через пару метров остановился.
- Что такое? - она вскинула брови, жест, который когда-то, еще в школе, подсмотрела по телевизору у одной из американских актрис и долго, месяцами отрабатывала у зеркала, доводя до полного сходства с оригиналом, этот жест давно стал естественным.
- Звезда моя, тебе не кажется, что чего то нам не хватает? - его глаза смеялись и в них просто скакали чертенята, обещая приключение и, как минимум, скорость, будоражащую нервы.
- Так добавь,- она улыбнулась с вызывающим лукавством, после которого он всегда был готов на любые "подвиги", совершенно не оглядываясь на последствия.
Он усмехнулся, пощелкал по экрану "бортового" компьютера, а через секунду уже до предела выжал газ, четко под первые звуки одной из своих песен, которые она просто обожала.


*****


  В Москву въехали уже в сумерках, под нескончаемые переливы столичных огней. Он внезапно свернул к обочине и остановился.
- Все хорошо? - испуганно спросила она, быстро придвинувшись к нему.
- Все замечательно, так хорошо, что так просто не бывает, - в любимом взгляде продолжали прыгать чертенята, делая его намного моложе, словно включая машину времени, - просто я...
Он не стал договаривать, перегнулся к ней, через секунду уже целуя им же закусанные губы, целуя сразу требовательно, до боли, без всякого намека на неуверенность и свои обычные "робкие вопросы"...
  На ведущее к его дому шоссе выехали уже совсем поздним вечером. Поднялись в лифте, в прихожей он, как обычно, очень галантно и одновременно естественно помог ей снять легкое, не по сезону, пальто. Притянул к себе, поцеловал и вышел, что бы отогнать джип на стоянку.

  Она покурила на балконе кухни, прошла в ванную, включила душ. Даже не проверяя наличие на вешалке ее/его рубашки и своей любимой банной косметики с ванилью и апельсином. Конечно же, все было на своих местах. Когда она выбралась из под горячих струй на пушистый коврик, на глаза попалась стоящая ближе к стене с полотенцесушителем коробочка с закрепленной сверху запиской. Присев, прочитала и улыбнулась. Он писал, что сквозняк рядом с полом вреден для столь оберегаемых ею и всегда тщательно накрашенных ногтей на так нравящихся ему ножках. Она заинтересованно подняла картонную крышку. Он знал о ее нелюбви к домашней обуви, поэтому она даже не представляла, что именно найдет. Его вариант видения тапочек оказался безупречен. Изящный, очень высокий, узкий сбоку и широкий, если смотреть сзади, каблук, небольшая платформа, открытые пальцы и изящная, мягкая застежка, при этом, туфельки были невероятно пушистыми и очень уютными. Он умел удивлять. Всегда. Даже, когда она привыкла к сюрпризам и ждала от него чего-то, он все-таки умудрялся совсем неожиданно удивить.
  Выйдя на кухню, сварила кофе. Его уже очень долго не было. Слишком долго. Но, она не волновалась. Совсем. Значит, с ним все было хорошо.
 Подняла крышку своего ноутбука, ждущего ее там же, где она его оставила, но заботливо подключенного к зарядке. Принесла с подоконника пепельницу с сигаретами и удобно устроилась на кухонном диванчике, вытянув еще влажные после душа ноги. Щелкнул замок, хлопнула входная дверь. Через пару минут он уже был на кухне.
- Знаешь, я подумал, что ты хочешь чего-то интересного на ужин, - он поставил на стол пару бумажных пакетов и коробочку с логотипом ее любимой кондитерской.
- И чего же я такого хочу? - она лениво потянулась, встала, подошла к нему, обняла за шею и ласково поцеловала, заметив, что новая обувь идеально корректирует разницу в их росте. Он ответил ей, потом подхватил и посадил на стол, рядом с пакетами. Он всегда легко управлялся с ней, будто девушка весила не больше гитары, и, почему то, рядом с ним она казалась совсем миниатюрной, совсем хрупкой, хотя никогда не страдала излишней "стройностью".
- И это тоже, Звездочка моя, но позже, сейчас мы просто поужинаем, в смысле поедим, - он откровенно смеялся, - но сначала я в душ.
Он поправил ее еще невысохшие волосы, легко поцеловал и резко развернувшись, вышел, обдав ее одуряющей смесью из Givenchy, крепких сигарет и чего-то еще, неуловимого, но идеально дополняющего шлейф запаха.
  Как только послышался шум воды, она спрыгнула со стола и раскрыла пакеты. В последнее время она очень капризничала в еде. Точнее, ей ничего не хотелось. Вопрос с ужином решался прогулкой по супермаркету, по принципу, может, попадется на глаза что-то, чего захочется. Даже обертки от любимых конфет с вишенкой в ликере больше не шуршали на каждом шагу, а тортики резко сменились эклерами со сливками, строго из определенной московской кондитерской, при чем дело было не в позерстве, а именно во вкусе. В пакетах оказались роллы. Разные, наверное, сет, с каким-нибудь непроизносимым названием, не имеющим никакого отношения к Японии. Она была крайне равнодушна к "японке", искренне любила китайские салаты, которые они обычно и заказывали. Достала из пакетов пластиковые ланч-боксы, палочки, салфетки, соус, васаби и маринованный имбирь. Взяла телефон, быстро сфотографировала. Быстро, потому что обещала ему не делать никаких снимков, пока он рядом. Когда то он сам приучал ее к необходимости некоторого эксбиционизма, но, наверное, у него были причины для этой просьбы. Хотя, он часто перестраховывался, стремясь сохранить ее в тайне от всего мира. Это было не так уж и важно, совершенно не веря ему, она всегда абсолютно ему доверяла и слепо верила в него, такой вот парадокс.      Сфотографировав один из ланч-боксов, оказавшийся на столе рядом с еще не поставленной в воду розой, она осталась недовольна, кадр вышел темным, наверное из-за уже зажженных свечей, но переснимать не было времени. Конечно, это был небольшой обман с ее стороны, но он прекрасно знал, что она именно так и поступит. А она знала, что просмотрев ее страничку и инстаграмм, он лишь улыбнется. Вся ее "мышиная возня" его забавляла и вызывала только ласковую мечтательную улыбку, всегда. Правда, она не переходила грань, а когда переходила - делала это, не подвергая его опасности, и он об этом не знал. Может и догадывался, но не знал.
  Выложила снимок, и поняла, что действительно хочет роллы. Очень. Вот просто очень-очень. В очередной раз он точно знал, что придет в ее капризную голову, знал намного раньше, чем она сама.
  Шум воды стих, через минуту он уже был на кухне, в своем любимом мягком белом халате, с полотенцем, на ходу вытирая волосы. Через мгновение полотенце полетело в угол диванчика. Она села, поджала ноги, обхватив колени руками и забыв про телефон, все еще сжимая его в пальцах. " Господи, как же ты хорош, ведь нельзя же так, ведь до слез...",- думала она, пристально его рассматривая. Он внимательно посмотрел на нее, присел, забрал телефон, отложил на край стола, к ноутбуку.
- Любовь моя, что то случилось? Что с тобой?
- Все хорошо, - она грустно улыбнулась и погладила его мокрые волосы, - просто ты такой... Такой домашний сейчас.
- Это плохо? Тебе не нравится? - он растерянно улыбнулся, пряча в уголках глаз напряжение.
- Нет, это не плохо, это прекрасно, - она уже взяла свои эмоции под контроль, - давай уже ужинать, кстати, как ты догадался, что я хочу роллы? Я же их не люблю. И что тут с чем?
- Просто знал, что ты их хочешь. А что с чем, сейчас станем определять.
Они много смеялись, производя препарирование подозрительных, на его или ее взгляд роллов, просматривая на свет пластинку водорослей, что бы определить, нори это или какая-то еще, чье название ни один из них не вспомнил.
- Звездочка, а почему ты игнорируешь десерт?
- Я про него забыла совсем, дашь тарелку?
Он встал, достал тарелку и протянул ей.
- Радость моя, я так думаю, ты будешь шоколад, а не чай?
- Именно, ты всегда правильно думаешь, - она наблюдала за ним сквозь почти опущенные ресницы, и при этом была похожа на очень довольную жизнью, холеную и избалованную кошку.



*****



  Он сварил им обоим шоколад с ванилью, без сахара и молока, как она любила. Поставил чашки на стол и улыбнулся ей:
- Не хватай, очень горячо. Я сейчас вернусь.
Разумеется, она тут же схватила телефон. Он вернулся с книгой в руке. Он вообще любил читать, но ему всегда не хватало времени.
- А теперь двигайся, а лучше встань, - увидев в серых глазах растерянность, пояснил, - я сяду в угол, а ты окончательно превратишься в кошку, на которую сейчас просто невероятно похожа, вот просто в любой миг начнешь мурлыкать, хоть тарелочку со сметаной ставь.
Она рассмеялась, а через минуту уже удобно вытянулась на диване, используя его колени, как подушку, и попыталась дотянуться до эклера. Он подвинул к ней тарелку. Она хитро улыбнулась, мурлыкнула и стащила пирожное.

  Он читал вслух, попутно так же не забывая об эклерах и шоколаде. Под звук любимого голоса, такого родного и знакомого до ноты, она незаметно заснула, доверчиво прижавшись лбом к его животу. Он отложил книгу в сторону, открытыми страницами вниз, очень тихо, что бы не разбудить, погладил ее по волосам. В это мгновение он любил ее до острой рези в сердце, и, осторожно, поддерживая ее голову, подвинулся, встал, бережно поднял свое сокровище на руки и отнес в комнату. Уложил, закрыл золотистым пледом. Она улыбнулась во сне и закуталась еще. Разбудить ее и куда-то увезти через несколько часов было выше его сил, а одна только мысль ее оставить и уехать просто убивала.

  Он взял свой телефон, ждущий хозяина у синтезатора в беззвучном режиме и вышел на кухню, аккуратно прикрыв дверь. Сначала он хотел позвонить, но передумал, написал сообщение, отослал и отключил аппарат, правда, до этого еще заглянул в сеть, на свою страницу и на пару других. Положил телефон на подоконник, поднял книгу, заложил страницу, закрыл ее ноутбук, вернулся в комнату. В голове не было ни одной мысли, сердце полностью отключило мозг. Сейчас он был счастлив. Он поступил неправильно и причинил боль близким родным людям своим поступком и своим сообщением, но он был счастлив. В следующие минуты уже заснул, обняв ее с чувством, что наконец то все на своих местах, все так, как и должно быть.


*****


  Он впервые за долгое время проснулся сам по себе, а не потому что, было куда-то нужно. Сквозь стекла светило солнце, причудливо играя на ее светлых волосах. Она спала и улыбалась. А счастье и гармонию в его душе не могло пошатнуть даже четкое понимание, что он смог украсть у этой реальности лишь несколько часов, совсем скоро все будет так, как нужно, так, как правильно. Она чуть слышно прошептала его имя и открыла глаза. Светлые, лучистые, почти что голубые сейчас. Значит, она тоже была счастлива.
Он притянул ее к себе и стал целовать, то тихо, чуть касаясь, то сильно, как волны, бьющие скалы и вновь, спокойно и ласково, как океан целует покорный песчаный берег. Она жмурилась в лучах света и шебурашила его пушистые волосы. Вдруг резко отстранилась.
- Солнышко, сейчас что, уже день?!
- Наверное да, я понятия не имею, сколько времени.
- Но ведь тебе же...,- она не договорила, испуганно взглянув на него.
- Никуда мне не нужно. Только на кухню, что бы сделать тебе твой ристретто.
Она еще какое-то время смотрела непонимающими глазами, потом обвила его за шею, попыталась перевернуть. Он рассмеялся и опрокинул ее на спину. Кофе оказался не столь уж и необходим.
  Это было чудесное утро. Они пили кофе, блуждая по сетям с телефонов, обоим кто-то что-то писал, они наперебой рассказывали друг другу, что и кто именно, за окном сошли с ума воробьи, распевая во все горло, словно были соловьями в мае. Он что-то играл на гитаре, посматривая на ее реакцию, она влюбленно слушала, не отрывая взгляда от сильных нервных пальцев на струнах. Когда он отставил гитару, она, понимая, что нужно как то помочь ему все таки отвезти ее и вернуться к своей обычной жизни, весело спросила:
- Солнышко, а как ты смотришь на то, что бы съездить пообедать?
- Очень даже позитивно я на это смотрю, начинай собираться, Звездочка, и придумывай, куда ты хочешь и что ты хочешь.
- Я очень даже хочу чего-нибудь творожного, может запеканку, со сметаной и сгущенкой, и с орешками, а не с изюмом. Ну, что ты на меня так смотришь, сам спросил, - она чмокнула его в нос и понеслась в ванную.
Он тоже умылся, быстро оделся, осторожно поцеловал ее, отвлекая от важного занятия наведения красоты и вышел за машиной. Когда он вернулся она уже была готова.


*****


Кафе, благодаря поисковику, нашлось сразу же, к тому же оно оказалось удобно расположено, по пути к нужному выезду из столицы. Он составил ей компанию по с"еданию запеканки и задумчиво пил чай. Она выбрала черничный кисель.
- Девочка моя, - он крайне редко обращался к ней так, только когда был серьезен, - скажи мне, ты не хочешь поторопиться с оформлением документов?
- Солнце, да оформлю я этот паспорт когда-нибудь. И российский переоформлю, наверное, даже успею к своему дню рождения, если не к своему, то к твоему точно успею.
- Я говорю не о паспортах, хотя, это просто, как только совпадет время работы ваших бюрократов и мой к тебе приезд, я отвезу тебя и сдам с рук на руки паспортистке. Я говорю об оформлении твоего развода.
От неожиданности она подавилась. Прокашлявшись, ничего не ответила. Снова он не спросил.
Из Москвы выехали молча, она мечтательно смотрела в окно, он о чем то думал и курил.
- Солнце, знаешь, чего мне сейчас хочется?
- Не поверишь, не знаю, - он обернулся к ней, погладил по волосам, держа руль левой рукой и мельком посматривая на дорогу.
- Рождества.
- Елку, мишуру, фейерверки, подарки и грог у камина?
- Не совсем, сказочный теплый снегопад, лошадей, закат в березовой, запорошенной снегом аллее, с фонарями, сквозь ветки похожими на луну.
Он внимательно посмотрел в ее глаза, усмехнулся:
- Как скажешь, любовь моя, рождество, так рождество, лошади, березы и фонари скоро будут, а вот со снегом сложнее.
- Ты же все можешь, - она лукаво улыбнулась, с легким вызовом, сводящим его с ума.
Включила музыку, откинулась на сиденье и закрыла глаза.
Наверное, она задремала. Потому что очнулась от запредельно нежных и скорее всего уже долгих прикосновений его губ.
- Вот ты и проснулась. Открой глаза, я же слышу, что ты уже не спишь.


  Она послушно распахнула ресницы и обомлела, с губ сорвался беззвучный возглас восторга. Они были в конном парке, за стеклом стояли две лошади, вдали виднелся центральный корпус и конюшни, вокруг была хорошо освещаемая по вечерам и ночью березовая роща, но все это было ни чем, потому что за окном шел снег. Сказочно красивые, крупные, совершенно сошедшие с рождественских картинок белые хлопья кружились и падали везде, до куда хватало взгляда. Она, не веря в это чудо, открыла дверь, выпрыгнула из джипа, подставила ладони. Снег таял на теплой коже. Он подошел сзади, обнял ее. Какое-то время они молча стояли под снегопадом, потом она повернулась, обвила его за шею и жарко поцеловала, вложив в этот порыв всю свою радость, все изумление и благодарность, вместо любых слов, совершенно не нужных и не способных передать и части того, что творилось в ее сердце.
  Конечно же, это было случайным совпадением, но это было не важно, ни ей, ни ему, сломавшему все мозги, где взять в такое короткое время искусственный снег. Он сам был в радостном шоке от начавшегося снегопада, который не предвещал ни один прогноз.


  Они катались на лошадях, она успевала что-то строчить в телефоне, смеяться его шуткам, пускать лошадь в галоп, и, вновь переходить на рысь, чувствуя спиной его страх за себя. Потом они пили горячий травяной чай с медом и черникой, заедая его восхитительными брусничными пирожками. Потом курили на верхнем балконе. Она сделала несколько снимков, он ни слова ей не сказал. Он вообще вновь стал как-то задумчиво наблюдать за ее радостью, словно отодвинувшись до того момента, пока она сама о нем не вспомнит.
  Потом снова гуляли среди берез, кидались снежками, он ни разу в нее не попал, она радостно смеялась, попадая по нему и дразнила за промахи, он в какое-то мгновение запустил снежок совсем рядом с ее обувью, она попробовала убежать, он догнал ее. Они валялись в мокром теплом снегу и целовались до боли в скулах, ничуть не стесняясь забытых лошадей, поглядывающих на них с мудрой снисходительностью.

  Уже стемнело, когда она в последний раз сфотографировала березы, желая запечатлеть иллюзию луны, созданную фонарем. Стало холоднее, поднялся ветер и они заспешили к машине. Он усадил ее, помог снять заснеженное тонкое пальто, включил печку и отправился сдавать лошадей и расчитываться. Они были частыми гостями в этом парке, оба любили конные прогулки и вечера у камина в основном корпусе, с бокалом коньяку или вина, с караоке и долгим ощущением счастья. Особенно хорошо тут было поздней осенью, но как бы не хотелось, именно тогда они приезжали лишь пару раз.
  Когда они уже ехали по городу, сказочно начинавшийся снег стал настоящей непогодой из-за усилившегося ветра. Остановились у магазина. За несколько минут, пока их не было, машину подзанесло, да и добраться до нее сквозь стену ветра и снега в лицо было сложно. У нее засигналил телефон, она умудрилась что то написать в ответ и уронила аппарат. На глаза навернулись слезы. Он сгреб ее в охапку и держа одной рукой рядом с собой, второй открыл дверь и практически впихнул ее в салон, без всякой галантности. Захлопнул дверцу и отправился на поиски утонувшего в снегу телефона. И, что ее нисколько не удивило, нашел. Хоть и заняло это много времени. Позвонить со своего и определить, куда упал ее аппарат он не мог, потому что его телефон благополучно остался дома, на подоконнике.
  Привезя ее домой, он поднялся вместе с ней, что делал крайне редко. Посмотрел футбольный матч, она не поняла кто с кем играл, вроде "Зенит" с какими то португальцами. Потом, когда времени на возвращение, уже для того, что бы работать, оставалось совсем в обрез, он отвлек ее от переписки в чате. Осторожно поцеловал. Она была очень красива, как обычно, никаких лишних эмоций.
- Звездочка, я скоро вернусь. Раньше, чем ты думаешь. Даже раньше, чем смогу.
- Я знаю, - она привстала на цыпочки и чуть касаясь, поправила его волосы. Тут же отстранившись.
Через пару минут щелкнули обороты замка. Она закрыла глаза, сосчитала до двадцати, открыла их и продолжила переписку.


*****

История не закончена...