Рассказ 22. Первая встреча в гостинице

Рассказ 22-ой.

Первая встреча в гостинице

Я доехал до его гостиницы почти без проблем, улицы были относительно почищены. Правда, на въездах и выездах снежная мешанина, отброшеная в стороны с проезжей части, очень затрудняла движение. И буксовали при выезде, и заносило при въезде. Поставив машину на стоянку, я прошел в лобби. Было без четверти два. Справа располагались  ресепшн, в середине - проход к лифтовому холлу. А слева, за импровизированной каменной ог-радой виден был кафе-буфет и зал,  наполовину заставленный креслами с кофейными столиками. Потолок терялся где-то в вышине, а по всей высоте стен этого зала видны были галереи, на которые выходили двери гостинич-ных номеров. 

Выбрав один из средних столиков, где было посветлее, я разделся и сел лицом к буфету. На стол перед собой положил прихваченную фотографию, а сам стал листать почту, принимаемую на мой Ай-фон. Периодически оглядывая буфетный зал, я пытался вычислить своего друга, но это мне никак не удавалось. Ровно в два часа на мою фотографию легла сзади широкая тень. Я поднялся, и в этот момент кто-то навалился со спины, обняв меня за плечи. Упираясь щекой в мой затылок, он повторял, задыхаясь:

- Радик! Радик! Это ты!?

Вывернувшись к нему лицом, я взял его за локти и немного отодвинул от себя, чтобы лучше рассмотреть. На правой щеке темнела всегдашнее оспяное пятно. От черных его волос осталось чуть менее половины, и были они густо усеяны сединой. И весил он, на глазок, чуть поболе меня. В руках держал фотографию нас четверых у лабораторного стенда по машинам постоянного тока. 1965 – прочитал я на обороте. А имена наши были аккуратно стерты и практически не читались.

- Радик!- повторял и повторял Захар.

- Это я.- подтвердил я, за неимением иного ответа.

- Да, ты.- он согласился...

- Ну, значит – так!- и мы снова замолчали. О чём говорить, было ещё не ясно.

- Перекусим?- в качестве спасения я показал на кафе-буфет.- Время ланча.

- Да, я не против. С вечера ничего не ел, а мне уже колоться пора.- ответил он и помахал официантке.

- Инсулин?

- Да, к сожалению.

- У меня то же самое. Дважды коллеги мы с тобой.
За едой разговор не клеился. Трудно было оперировать непривычным име-нем, я боялся ошибиться. При расплате кредитные карточки мы вынули од-новременно и засмеялись. Официантка тоже улыбнулась и изобразила паль-цами ножницы, что мол попалам разделит. Когда закончили и это, мой друг обернулся и, посмотрев вокруг, спросил:

- Ты на машине?

- Да.

- Тут поблизости есть парк или что-то похожее.

- Боюсь, что там снега по колено. Вчера выпало 16  инчей, 40 сантиметров, если по нашему считать.

- А где мы сможем поговорить, Радик?

- Да, тут вот неподалеку торговый центр огромный, будем ходить туда сюда и разговаривать. Все таки под крышей. А устанем, там кафешек уйма, возьмем попить и посидим где-нибудь. День будний,  да ещё снег на дорогах, народу там много не должно быть. Если не хватит времени или что-то помешает, пе-реберёмся ко мне домой. Заодно и поужинаем. Сардельки с луком и кетчу-пом запоганим? Поросячьи! Под водочку! Или тебе вера не позволит?

- А тебе позволит?- и он, подмигнув, легонько ткнул меня кулаком в живот.

- Моя вера только сардельки в расчет берет, а вот с водочкой как-то ладит.

- Мне, конечно, сложнее. Ну, да - ладно, принято! А то я уже и забыл, что это такое на вкус! – разговор о спиртном всегда оживляет беседу. Мы поднялись, оделись и пошли к выходу.

- Так как решим? Может быть сразу домой?- мы уже стояли около машины.

- Пожалуй что, так и сделаем.

- Я только Зою предупрежу, что не один приеду...- и я набрал домашний телефон, но Зоя сказала, что сейчас у неё там Фил заканчивает инструктаж, поэтому она перезвонит позже.

- Что нибудь не ладно?

- Да нет, всё в порядке. Просто совпало так, что сегодня у нас в квартире сигнализацию охранная фирма устанавливает. Но они в течение получаса должны закончить.

- А чего вдруг охранная?- он явно насторожился.

- Да воровать стали последнее время по округе.- успокоил я.

- А где у Вас тут цветы продают? По дороге заскочить можно?...

- Заедем, заедем.

- А это у тебя что за транспортное средство? Тойота?

- Да, кроссовер, Тойота Венза.

- Четырехприводная?

- Нет, двух. Только передние ведущие, но мы в леса и горы особо не катаемся, а пенсионеру бензин экономить надо. Садись, пристёгивайся. А у тебя какая машина.- Я тронулся и выехал со стоянки.

- У меня БМВ, 535-й. Это в Москве, чтобы жене было на чем там кататься. Она много времени у матери проводит. Девяносто лет, уход нужен постоянный, вот они с сестрами, их трое, по одному месяцу и берут старушку на себя. А у меня там, ну, понимаешь где, у меня там та же марка, но модель 750.

- Это круто. Это тачка серьёзная.

- Так я ж профессор, в трех университетах преподаю. Приходится разъезжать, вернее летать с места на места.

- А где ты защищался, в Москве?

- Нет. Руководителя моего ты должен помнить – он аспирантом был, когда мы ещё студентами. Он у нас семинар по магнитным материалам вёл.

- Ахмад Прохер, что ли?

- Во-во! Он! А как ты догадался?

- А ты, как и он гистерезисными машинами занимаешься?- продолжал я, не отвечая.

- Да, но он сравнительным проектированием на викаллое занимался, как ты помнишь, у Тамояна, а я качанием ротора. То есть повышением стабильности вращения.

- Ни про хер, ни за хер!- так его Антон Михалыч в кафедральной мастерской величал за криворукость.

- Да, точно. Нам с Джаимом тоже от него доставалось. Вредный дед был. А вот тебя он любил. И даже, помню, тебе одному на токарном станке разрешал работать.

- Было дело! А как ты к Прохеру-то попал?

- Понимаешь, была у нас одна госпрограмма и под неё человек по 50 к нему, и к Шаху, этого-то ты тоже должен знать, отправили доктораты делать. В раз-ных научных и технических направлениях. И в Россию еще человек столько же послали. Но я выбрал Прохера, хотя и считал, что в Москве школа выше качеством. Жить-то мне, сам понимаешь где надо было, вот я и решил в этой среде устраиваться. А ты чем занимался?

- У меня, в отличии от Вас, ребята, очень такая мирная тема была. Высоко-частотные двигатели для ручных электроинструментов. Оптимизация массы по эргономическим критериям.- скосив глаза, я про себя отметил, что он нап-рягся. Преднамеренное подчеркивание мирной направленности моей рабо-ты видимо заставило его о чем-то задуматься.

- Понятно...- протянул он.- Ну, ты у нас всегда шибко умный был!

- Брось ты, Захар. 

- Чего брось? Чего брось! Так оно и было! Морис – силён был в теории, а ты – во всем, что ни возьми, хваткостью отличался. Чем, кстати, он занимается?

- Лекарствами от расстройства живота.

- Чем?

- Средствами от поноса!

- Ты шутишь!?

- Да, нет! Он ушел в биологию после того, как в армии отслужил, и так там и обретается. Сначала биореакторы придумывал для полярников, всякие витаминные растения для них выращивал. Потом что-то похожее для космонавтов разрабатывал. Потом семенным безвирусным картофелем увлекся, а в трудные времена, в конце девяностых, притабунился к одной фирмёшке, которая лекарства, энтерантисептики, стала разрабатывать и выпускать. Фирма процветает, а он у них бюрократическую сторону проблемы отрабаты-вает. Аттестации всякие и регистрации государственные. Серьёзная работа. Но с наукой Моря завязал.- добавил я с сожалением.

- Никогда бы не поверил. Правда, он к электромашинным делам всегда с лег-ким презрением относился. Физика его привлекала. А тут вдруг биология взя-ла и перехватила. Вот и поди, знай, как жизнь повернётся.- Захар в сомнении показал головой.

- Да. Всяко она заворачивает. Потому и судьба у каждого своя. Но в целом он жизнью доволен. Много ездит. Дом где-то под Угличем завёл, хозяйство...

- А Витя Швыдов и Толя Гласов? Ты что-то знаешь?

- Нет. В 91-м в феврале, уезжая из России, я позвонил, попрощался, и с тех пор ничего не слышал. Потому как прощание холодноватым получилось, вот больше и не тянуло.

- Ты не жалеешь, что уехал.

- Ни разу, ни полразу не пожалел.

- А то, я от многих слышал, жалеют они очень сильно, что решились всё бросить и уехать. Сейчас бывших советских по миру так много болтается. Неустроенных, неприкаяных...

- Ну, тут все зависит от того, как к этому относиться.  Я уезжал от чего-то, а не за чем-то, поэтому и не жалею. – чувствовалось, что про Израиль он спраши-вать остерегается, чтобы на что-то острое не наскочить раньше времени.

- Да, да... конечно... Я понимаю.
Я завернул на магазинную плазу и показал на дверной проём:

- Там внутри от входа справа цветочный отдел. А я здесь останусь, Зое позво-ню.
Зоя отрапортовала, что готова:

– А кого ты везёшь к нам?

- Скоро увидишь. Мы через десять минут подвалим.

- Ладно, жду.

*      *      *
Захар появился с цветами и несколькими пластиковыми сумками в руках. Забрался на свое сидение, рассовал сумки под ноги, а цветы на заднее сидение положил, и сказал:

- Ты знаешь, машина у тебя удобная! Прямо как на стул садишься. Я со своим радикулитом так иногда в БМВ мучаюсь, пока снизу разогнусь и выберусь.

- У меня здесь в Америке по началу Хонда Аккорд была, так Зое просто нев-мочь стало с низкого сиденья подниматься, да и мне трудновато было. А вот полгода назад поменяли-перекрасили, и совсем другая жизнь началась. Да и тачка сильная, 268 лошадей.

Мы въехали во двор, я открыл радиокнопкой двери нашего подвального га-ража и закатился на свое место.

- Ну вот и дома. Выходим.

Захар шел и оглядывался. В лифте молчал. А когда подошли ко входной две-ри, проговорил:

- Ты меня Зое по новому представь, пожалуйста. Так надо, я потом объясню.

- Нет проблем. Как прикажете, сэр
Я отпер дверь, но она не подалась. Пришлось постучать. Оказалось это ох-ранники чего-то накрутили, и теперь снаружи квартира не открывается при наличии хозяев внутри. Зоя открыла и впустила нас. Захар прошел впереди и остановился перед ней, а она сдвинулась влево, чтобы освободить ему про-ход. И в этот момент я, незаметно для них, надавил на кнопку АЛАРМ на но-вом дверном пультике, считая, что это моё движение включит систему, и я буду тем самым подстрахован от любых, в том числе и маловозможных нео-жиданностей со стороны Захара.

- Позволь тебе представить, дорогая, друга моей молодости Захара Муснина.
Зоя охнула, приложив ладошку к губам, и проговорила, узнав:

- Ой, да это же...

- Захар Муснин!- перебил её я.
А она смотрела на него и качала в изумлении головой.

- Мальчики! Как Вы постарели! Вы, наверное, даже себе не представляете.

- Что делать! Хорошо хоть Вы у нас молодеете, девочки. Может впустишь, все-таки?

- Проходите, проходите... Ой, спасибо!- и взяла у Захара с поклоном подне-сённые цветы.- У меня теперь весь салон в цветах. Два букета со Дня Рожде-ния и второй день подряд гости дорогие и любезные! Сейчас, сейчас я Вам тапочки достану.

- Да Вы меня по моему на ты раньше называли, Зоя!?

- И Вы меня тоже, Захар. Вы, ребята, как-то быстро приехали, я ничего на стол не успела собрать.

- Вот и хорошо. Мы недавно перекусили. Если позволишь, нам поговорить бы нужно сначала. Мы у меня в комнате разместимся и пошушукаемся. Не воз-ражаешь?

- Ну, что нам, девушкам, делать там, где джигиты разговаривают. Вы скажи-те, если чего понадобиться. Чай, кофе - Захар?

- Кофе, заваренный черный две ложки на стакан и без сахара.

- Понятно. А ты, как обычно?

- Именно так. Но имей в виду, мы оба диабетики.

- Понятно.

- Что понятно?

- Что главный грех Вашей молодости – это хороший аппетит! Покажи гостю квартиру.

- Покажу. Покажу... Ну, это – салон по нашему. По здешнему ливинг плюс диннинг румс. Тут метров 45 квадратных. Балкон. Слева женская половина, тут и спальня, и одежная кладовая и туалетно-банно-прачечное отделение. Еще метров 40. А по правую сторону – в один ряд – кухня, моя умывальня, душ, туалет. Ну, и мои кабинет-библиотека и спальня в одном кульке. Всего в квартире 125 метров.
И мы с Захаром прошли ко мне в комнату. Первое, во что он уперся взглядом были книжные полки.

- А вот эти две твои книжки у меня есть. Информэлектро, красные. Я их году в 87-88 году по почте выписал. А вот эти я не видел.

- Могу подарить.

- Спасибо. Но с дарственной надписью, пожалуйста.

- Бери, не стесняйся. Их тут ещё две или три по полкам стоит. Садись, где тебе удобно.

И я усадил его в кресло, а сам, вытянув ноги, опустился на диван. С минуту мы помолчали, глядя друг на друга. Ведь, и правда, постарели. Ничего не скажешь...
Зоя вкатила столик, позвенела чашечками с кофе и вазочками с сухим печеньем, разложила блюдца и салфеточки, удовлетворнно осмотрела выполненную работу, улыбнулась нам и ушла, притворив дверь.

- Ну, и... – первым произнёс я.
Захар потрогал усы, положил ногу на ногу, сцепил руки на колене и прогово-рил:

- Радик! Я понимаю всю нелепость моего к тебе обращения. И то, что между нами с тобой лежит бездна всего... веры, времени, вражды народов, воспи-тания и просто ненависть араба к еврею и еврея к арабу - врожденная, гене-тическая, вековая!...   

Он замолчал. Чувствовалось, что речь даётся ему нелегко, несмотря на то, что он явно её продумал и подготовил. Я старался сохранять хладнокровие и не мешать ему высказаться и выговориться. Просто закинул руки за голову и откинулся на спинку дивана, внимательно глядя ему в глаза.

- Всё то, что я только что перечислил, могло и должно было реально сущест-вовать между мною и любым другим человеком твоего племени, но только не по отношению к тебе. Четыре с половиной года нашей молодости поро-дили в моей душе нечто такое , что я не смогу описать обычными словами, тем более не на родном языке. Тогда ты был для меня небожителем, ты всё знал, ты всё понимал, ты всё мог объяснить и мне, и Джаиму. Ты был сущест-вом из другого мира, мира ума и разума. Ты искренне и бескорыстно помо-гал нам во всём, чем мог! А мы, учившиеся на чужом языке, просто не в сос-тоянии были постичь, достичь или хотя бы отдаленно приблизиться... к твое-му уровню.

- Захар, прости, но давай без соплей и слез. Учти, что я не  восточный чело-век, а в таких вещах – ещё и скептик. И долго слушать выспренные похвалы самому себе просто не могу. Прости, родной, но давай к делу. Я не случайно обмолвился – ты был для меня действительно родным человеком в те далё-кие времена. И другого тебя я не знаю и знать не хочу. Скажи то, чего тебе хочется или требуется сказать, так, как-будто этих полувека не было, и мы, все четверо, ещё живём на той фотографии, что ты показывал днём. 

Он растерялся и задумался. Опустил голову, пытаясь, как бы сам с собой, продумать или проговорить свою мысль заново... Видя его страдания, я, по старой привычке, попробовал ему помочь.

- Захар, я знаю, где работал и чем занимался Ахмад Прохер. Я читал его статьи в журналах и слышал выступления на конференциях Ай-трипл-и. Я прекрасно понимаю в каких системах по роду его деятельности была нужда в гистерезисных машинах. И то, что ты к этому тоже имеешь отношение, гово-рит мне само за себя. А если ты от меня чего-то хочешь, говори прямо, без кренделей вокруг, что у тебя за проблема, и чем я тебе могу помочь. Все, что потребуется, я у тебя спрошу сам. Вот он я. Тот самый Горкин, что и полвека назад. Слушаю.

- Радик! Я понял тебя и не буду ходить на словах вокруг да около. Слушай. Я случайно узнал страшную вещь, которая буквально рвёт на части мне мозг и сердце. Все наши разработки попали в руки этой нелепой организации – ИГИЛ. Ты знаешь о чём я говорю?

- Конечно, знаю. Но здесь её ИСИС именуют. Правда, это латинское сокраще-ние.

- Да, но я чаще сейчас говорю по-русски. Так вот, попали наши разработки в руки к этим нелюдям. И с такой же легкостью, как они режут горло иновер-цам, они готовы заложить и взорвать эти сумасшедшей мощности заряды в столицах стран-победительниц Второй мировой войны, считая их виновни-ками всех бед в послевоеном мире. Я даже знаю, когда это произойдет. Они наметили Мега-терракт на День Победы, в полночь между восьмым и девя-тым мая по Берлинскому времени. Кроме Москвы, Лондона и Вашингтона в их списке значится ещё и Тель-Авив. Возможно также Оттава и Канберра, но тут есть разночтения в информации, которой мы владеем. У них просто сил на всё не хватает...

- А Париж? Франция ведь тоже числится в списке победителей.

- Арабы хорошо знают французов, поэтому не считают их победителями в этой войне. Так, знаешь, примазавшиеся к чужой Славе.

- Повезло французам. Но, хрен с ними, с примазавшимися, продолжай.

- Это всё, что я пока могу тебе сказать.

- Что значит «пока»?

- Это значит, что я не один, я в команде, и владею отнюдь не всей необходи-мой информацией. Это группа людей, которая хотела бы ознакомить с дан-ными фактами всех  лидеров этих стран. И сделать это единомоментно. В настоящее время положение в мире неблагоприятное для доверительных отношений между государствами, и мы опасаемся, что передав эти секреты только кому-то одному, можем подставить под удар всех остальных. Высо-кая политика – это дело тонкое. А про Восток, как ты помнишь, это также давным давно сказано... И мы считаем, что в этой ситуации взаимное дове-рие должно быть выстроено на однозначно определённом уровне. Ну, ска-жем, как между тобой и мной. И времени у нас всего три месяца и одна неделя. Вот и всё, Радик. Я понимаю, что разрушил мир и покой твоей души и твоего дома. Будь я проклят за это во веки веков! Но меня оправдывает только одно, то, что моя душа и мой дом также охвачены этим огнем. И мы с тобой, сгорев в этом  священном пламени, можем спасти наших детей и вну-ков. Иначе – гибель всем и вся. И мне нужен твой ответ, как можно скорее.

- Когда ты должен вернуться с ответом.

- Тогда, когда получу его от тебя.

- У вас есть иные опции и варианты?

- Есть. Но они ещё менее надёжны.

- Тогда, понимаешь, труба дело!

- Почему ты так считаешь? Почему, Радик?!

- А по качану!... И по кочерыжке! Ты что не понимаешь, что я в этой стране эмигрант третьго года службы. Без прав и связей, без языка и полного пред-ставления о структуре страны или её управлении. Полный, короче, ноль. Да ещё старый, как говорят, ноль без палочки. Я же тут просто ничего не пони-маю... И в Америку почти не хожу.

- Радик! Я знаю только одно, что ты всё и всегда мог. И сейчас сможешь. А если даже ты не в состоянии, то мы погибли. Больше уже никто не сможет.

- Ерунда! Кто тебе это сказал?

- Аллах! Мне месяц назад видение было. Я метался в отчаянии, и просто от безысходности стал как-то ночью просматривать файлы в социальных сетях, и напаролся на МЭИ и какой-то список его выпускников разных лет, где и увидел твою фамилию. Открыл твою страницу в ЛинкедИне, прочитал резю-мэ... И был мне голос Пророка:

- Он – потомок Ибрагима и Муссы! Он – наследник мудрости Сулеймана, он - тот, кто проведёт Вас всех через очищаюший огонь живыми и невредимыми. Перед ним расступятся воды морей и океанов, оживут скалы и камни, зазе-ленеют пески и заплещутся благодатные воды оазисов...

- Топ-топ-топ! Захар! Ты хоть понимаешь, что ты несешь! Ведь это, только не обижайся, просто чушь какая-то. Времена пророков прошли, и безвозвратно! Это прерогатива либо Ностердамуса, либо слепой старушки Ванги. А я в Мои-сеи не гожусь. Пойми! Ты же бредишь! А здесь нужна холодная голова.

-  Я верю в тебя, Радик. У меня нет никого другого. Ты мой царь и Бог! Ты...

- Хватит пороть хренотень! Успокойся сам и дай мне подумать.

- Я умолкаю, мой ...

- Твой, твой! Только замолчи! Заткнись, слышишь. Дай спокойно подумать.- Я выглянул в окно. Парковая аллея наша, засыпанная утром по колено свеже-выпавшим снегом, была прочищена.- Слушай, Захар, а пойдем побродим там внизу под окнами. Мне так легче дышится и думается.

- Как скажешь.

- Ты обиделся? Прости, сорвался я...

- О чем ты, Радик! Все в порядке!

- Тогда одевайся, пойдем.