Погружение в wanderlust

Второй раз я пожалел, что есть такая штука как воображение. Первый раз - это как-нибудь в следующий раз расскажу, а вот о том, что было во второй раз, почитайте. Летом мы с братом и с нашими детьми поехали отдыхать на Пустынские озера. Доехав с песнями и остановками перекусить полезной едой в виде чипсов, фанты и пепси, мы добрались до села Старая Пустынь. Так как уже много лет мы здесь не были, то решили заручиться поддержкой старых знакомых – представителей Нижегородской науки – жителей университетской биостанции (бывший Горьковский университет). И вправду. Биостанция была населена преподавателями и практикантами.

Выяснив у местного аборигена возможности проката лодки, мы поехали на противоположный берег на бывшую биостанцию «Золотой мыс» разведать о возможности проехать на машине. Быстро определившись с местом, я с дочкой вернулся, а брат со своей дочерью поехали организовывать бивак и ждать, когда мы приплывём на лодке из Пустыни. Можно было бы и без нее обойтись, но как же побывать на озерах и не поплавать и не попутешествовать по ним. Это  пустая трата времени.

Девчонки сразу прыгнули в воду и плескались, пока мы братом ставили палатку и разводили костер. Как нас предупредили местные рыбаки, то надежду на поимку рыбы мы оставили еще до приезда на озеро. Мы  заранее купили стерлядь на базаре - для ухи у нас все было. Когда уха была готова, мы с Сашей тоже присоединились к девчонкам и всласть накупались. Вода на удивление была очень теплой. Мы вспомнили, что раньше, еще будучи студентами, мы отмечали, что в озере Великое всегда вода была теплее, чем в других местных водоемах. Почему, не могу вам объяснить... Уха – песня! Уха из стерляди, на природе, у костра. Замечательно! Девчонки, а от них такого редко дождёшься, попросили добавки и умяли почти весь котелок. Затем мы долго плавали по озерам…

Посидев у костра, послушав «Радио Маяк», побродив с фонариком по тёмному лесу, все угомонились и легли спать. Я долго не мог уснуть. Впечатления, сытный поздний ужин, лягания дочери вывели меня из дремотного состояния, и я решил коротать ночь у костра. Ночные звуки леса, плеск воды, легкий теплый ветерок, дым костра – все это навевает умиротворение и тоску. Вспоминаешь, как здесь был раньше, с кем тут отдыхал, как давно это было. Но мысли прервал ворвавшийся из леса шум мотора и резкий свет фар между стволами сосен. И в круг костра въехала полицейская машина. Да уж… Кого не ждал ночью лесу, так это милицию. Вышли ребята и спросили разрешения разместиться поблизости. Они приехали половить рыбу и показать столичному гостю местную достопримечательность – Пустынские озера. Незаметно рассвело.

Всё утро мы купались и пытались ловить рыбу, но к обеду начали сгущаться тучи. А так как утро было до неприличия тихое, спокойное и жаркое, да еще и рыба как будто бы исчезла,  мы поняли, что будет ненастье. Может быть гроза. Мы еще не догадывались, какая она будет мощная.    Налетел шквальный ветер. Вода хлестала как из ведра. Молнии и гром заставляли вздрагивать и будоражили воображение. Казалось, что это никогда не кончится. Четыре  часа громыхало и вскоре дождь затих, вышло солнце. Но только над озером. А вокруг стеной стояли темно-фиолетовые стены.

Брат и девчонки стали потихоньку собирать вещи и укладывать их в машину, а я решился съездить за Аленьким цветочком. Вот такой я романтик. «Венериным башмачком». Эта орхидея в настоящий момент признана редкой и поэтому охраняется во всех странах мира, где произрастает. Вечером я рассказывал, какой это красивый цветок и как было-бы здорово посадить его на садовую грядку возле дома. Помню, что он рос на обрывистом берегу озера Глубокое. Это было потаенное, заповедное место, о котором знали только несколько человек. Это наша преподавательница Ольга Ивановна, мои друзья: Шура Мэ, Паникович, Халтура и я. 

Для «башмачка» характерен более длительный, чем у других орхидей, период прорастания семени до цветения — 15-17 лет. В древнегреческой мифологии существует легенда о туфельках Венеры, превратившихся в прекрасный цветок. Во время охоты Венеру и Адониса  застала гроза, и они спрятались от дождя в укромном месте, предаваясь любовным утехам. Мимо проходил человек, который не заметил богиню и ее возлюбленного, зато увидел брошенный на земле золотой башмачок Венеры. Как только смертный протянул руку, чтобы поднять башмачок, тот превратился в цветок, напоминающий туфельку. 

С русским названием «Венерин башмачок» связано предание, которое в поэтической форме пересказал известный петербургский ученый Н.А. Холодковский:  

«Я — Венерин башмачок, франт невероятный,
желтый с бантиком цветок, всем весьма приятный. 
Я — по северным лесам — роскошь без примера, и,
клянусь, не цвёл бы там, если б не Венера.
Раз, когда цвела весна, полная отрады,
забрела сюда она с берегов Эллады. 
Весь сиял природы храм в красоте и силе,
и леса свой фимиам к небу возносили. 
Пел соловушка, стеня, сладко, нежно, мило,
и — богиня тут меня с ножки обронила. 
И, в цветочек превратясь, в щегольском уборе,
я с тех пор царю, как князь, в этой скромной флоре». 

Ольга Ивановна, в конце сезона, собираясь уезжать в Киев, решила на память о биостанции взять с собой один экземпляр башмачка и мы, вчетвером, тайком ото всех, выкопали его. Может он у нее сейчас и растет где-нибудь на огороде в Киеве. Так как это было не очень близко – где-то 40 минут быстрой ходьбы, я поплыл на лодке один. Не знал я, что меня ожидает.

На середине озера Глубокое по фиолетовым стенам, окружавшим озеро, стали пробегать молнии, а гром раскатывался все громче и громче, все ближе и ближе. Озеро задышало как большой животный организм. Над водой зашевелился пар и все окутала дымка. Ощущение нереальности происходящего. До ближайшего берега было ровно столько же, как и для самого дальнего. Ощущение как в пасти огромного животного. Сосны в туманной дымке рисовали образ жутких зубов. И их оскал не вызывал желания к ним приближаться. Откуда взялись силы – лодка летела как стрела. Она, наверное, никогда не ходила так быстро, вернее стремительно. С каждым взмахом берег приближался, но не так быстро как хотелось бы. Становилось темнее, деревья нависали и сумрак становился гуще. И вот наступила почти ночь – я у самого берега, у обрыва, у цели. И озеро накрыла черная с легким чернильным отсветом туча. По небу струились, как змеи, молнии и непрестанно грохотал гром. В общем, было «весело». Молнии светили и я, пробравшись сквозь кусты ивняка, причалил к берегу. Вытащил лодку, вернее приткнул к берегу, так как это был обрыв. И пошел легкий моросящий дождь. Наступила полная тишина, сквозь которую не пробивались звуки дождя и капель, катившихся с деревьев и кустов. Даже шелест листьев тонул в этой странной, тягучей тишине.

Выбравшись из лодки надо было еще забраться по отвесному, уходящему метров на 20 обрыву. Мокрая земля, в основном глина и песок, не облегчала задачу. Хватаясь за корни деревьев, я вскарабкался наверх. В лесу дождь не ощущался, так как кроны деревьев были такие густые, что сформировали крышу.  Однако все вокруг было таким мокрым, что малейшее движение создавало водяной поток и через пару секунд я был совершенно мокрым.

Размазывая по лицу воду и глину, стал оглядываться вокруг и пытаться вспомнить, где тогда давно мы были. Полумгла и падающая вода комфорта не приносила. Тридцать лет прошло с тех пор, как мы были здесь. Но поиски старых тропинок оказались, как ни странно,  удачными. Это были не тропинки, а тропы животных. Невзирая на прошедшие годы, тропинка не поменяла своего маршрута. Вот она поднимается вверх, мимо большого корявого дерева, переваливает через холмик, идет влево, а потом вправо и вниз и опять в право. И вот он — цветок. Только уже отцветший.

Выкопать или оставить? Вспоминая, как мы тогда с Шурой Мэ выкопали один экземпляр и как переживали, что он из Красной книги. А Ольга Ивановна переживала, довезет ли его до Киева. И я решил не трогать редкие экземпляры. Хотя на удивление орхидея разрослась, наверное, из-за того, что кроме нас, об этом месте никто не знает. А тогда их было всего три, а после нашего набега два цветка. Сейчас же их было несколько десятков. В следующий раз приеду сюда не один и покажу девчонкам. Хорошо, все-таки, что было тепло, несмотря на то, что уже конец августа и ночами бывало уже  очень холодно.

Промокнув до нитки, но не замерзнув, я решил возвращаться назад. Осмотрелся. И меня охватило чувство дикого одиночества и тишины. Было так тихо, что не было слышно даже  капель воды, катившихся с листьев. Вдруг резкий раскат грома вернул меня к действительности и я, резко сорвавшись с обрыва, буквально свалился в лодку. Заставляя себя судорожно перебирать веслами, я  выгреб на открытую воду и не оглядываясь, стал размеренно, экономя силы, но сильно, грести. Досчитав до ста, оглянулся и со странным чувством одиночества, отчаяния и недовольства отметил, что до острова Любви еще далеко, а вот до середины озера несколько метров.

И вот она середина озера. Недаром его зовут Глубокое. В этом месте, вполне можно сказать, как героически и стойко я повел себя, но честно скажу, что сил хватило только на то, чтобы унять дрожь в руках и заставить себя не прыгнуть за борт и плыть к берегу. Это казалось еще ужаснее. На середине я полностью ощутил глубину озера. Глубина под дном лодки как-бы превратила его в стеклянное. Хрупкое и прозрачное. Ощущение, что ты плывешь на тонкой льдинке, которая вот-вот растает. А сквозь нее на тебя кто-то большой смотрит и думает о тебе непонятные мысли. Калейдоскопом пронеслись  различные фантастические рассказы - были и небылицы, рассказы очевидцев о необъяснимом, телепередачи…


Превозмогая все эти противоречивые чувства и эмоции, я греб и греб… И только доплыв до акватории острова, я испытал облегчение. Этот остров в отличие от острова Солило («Разврата» — по студенчески, а девчонки назвали его вообще более соответствующе  по современному состоянию загаживания) вызывал приятные чувства. После острова,  выплывая уже на более открытую воду, я уже с более спокойным чувством и без страха вплыл пролив и направился к нашему биваку, где меня с нетерпением ждали.

Дома я долго отдирал мозоли, которые остались от весел.