Недотрога

Виктор Матюк

Недотрога

Есть женщин не много, считающих себя недотрогами, они с порога не раздвигают ноги,
Строгие в девицах и печать суровости лежит на женских лицах! Им говорят : «Ёб твою мать!
Резину не тяни, я устал от пустой болтовни, половая близость скрашивает дни!
Перестань жить в тени, открой настежь уста свои, и я клянусь тебе,
Если ты поверишь мне, что лично я начну свою жизнь с нуля, то есть с чистого листа!»
Она таращится во двор, кто-то может услышать этот разговор, тогда позор свалится на голову её
И тут же рухнет наземь всё, даже честное имя её! Всякое было в жизни моей,
Но нет ничего страшней – непреодолимых рубежей! В эпоху гласности девственность в опасности,
Наши люди на своей земле, каждый хочет жить в тепле, вот и чудится мне,
Что я с детства любил своеобразный овал между девичьих ног и видит бог,
Как с годами менялся мой слог, да, я вел образ жизни развратный,
Не раз и не два раза надо мной насмехался член квадратный,
Я сильно поддавал, многих баб к столбу ревновал, с годами хуже стал!
Зол как шакал, пыл дней прошедших сделал сумасшедшего из мужа праведного,
Он всю ночь твердит одно, что горчит домашнее вино, надо бы сменить его!
Возврат невыносимый, коль разобщены мы с девой той, что была готова стать моей женой,
Её духовный мир глубокой тьмой всегда окутан, я же - не Ньютон меня бес попутал
И Гордиев узел я никак не смог до конца распутать, страсть была и раньше,
Нынче пришло время для реванша, пока не потеряны шансы, надо решаться на подвиг святой,
Согрешив уже с чужой женой! Пока не поздно, стоит отдаться бабе с виду серьезной,
Я же -  щенок, чтобы пуститься наутёк, такие дела никак нельзя бросать на самотёк!
Жизнь преподнесла ещё один урок, и вот строк для размышления почти истёк!
Детородный орган стоит как стражник между стройных бабьих ног, но он – остолоп,
В былые года красавица та была и наивна, и лиха, вначале она боялась греха,
Из-под моего пера пошла по тёмному околотку гулять невзрачная молва,
Что премудростям бабьего бытия её обучила старшая сноха, и пошло, и поехало,
Она заново восстала из пепла, хотя до этого жила нелепо, но сбросив путы и цепы невинности,
Сказала богу: «Прости! Неисповедимы, Господи, Твои пути! Пусть оставшиеся грехи
Смоют с моей стези проливные осенние дожди! Я губами прильну к мужскому плащу,
Я мужскую ласку полжизни по белому свету ищу, но нигде её до сих пор не нахожу!»
Её слова я слегка перепутал в стужу лютую, она сама угодила в пекло ада,
А мне чужая забота не надо! Топчу ногами родную землю и измену не приемлю!
Баба умеет держать себя в рамках приличия, и чётко чтит семейные традиции,
Не пишет в партком петиции, а проявляет эрудицию во всём, в деле грешном и святом!
Её нельзя упрекнуть ни в чём, муж изредка пинал её грязным сапогом, слава богу, не обухом,
Могло быть намного хуже, пришлось бы бежать по замёрзшим лужам бог весть куда!
Без суда и следствия без спросу в душу входят жуткие последствия душевного расстройства,
У любви есть свойство: хоть бейся, хоть кусайся или матом ругайся, страсть бьёт серпом по яйцам,
А молотком по голове, так кажется мне! Стой и не шатайся, в путь – дорогу собирайся,
Долго не ройся в штанах, тебе трудно пересилить собственный страх перед грядущим!
Мужик вспомнил с грустью, как жил в молодые годы в городском захолустье и нужда была везде,
Он счёты с судьбой сводить не стал, он был росточком и вправду мал, но толст, как узкая стезя,
Проходящая вблизи степного ручья, ведущая на погост! На кого этот интеллигент опосля похож?
Вправду и всерьёз он давно уже не переносит бабьих слёз, у него до земли отвисло брюхо,
Ему пытаются что-то шептать на ухо/to round in one*s ear/, ему не трудно ту женщину понять,
Она – не ****ь, может даже грязные трусы выстирать и в реке забвения прополоскать,
Ему же к бабьим козням не привыкать, у него самого велик грехов масштаб!
Ему самому с грехом не справиться никак, а с помощью красивых баб – ещё как,
Он был бы рад их помощь принять, но её надо долго ждать, как ты откажешь статной деве,
Если она качается нагишом на огромном сучковатом древе, словно на качели, мощь и сила в теле,
Она носится по ветвям, я же сам чиню в своём доме водопроводный кран! Сижу как истукан,
И поджидаю жертву, я – не первый и не последний, кто намедни ходил вместе с ней к обедне,
И там услышал о себе такие бредни, что сразу стал и немощным, и бледным!
Вот если бы матушка-земля сполна накормила его и дала немного питья,
Тогда отодвинулась бы высокая кирпичная стена от немощного старика,
А я с кондачка не упал бы долу, прикрыв прыщавое лицо женским подолом!
Не стал бы двигался квёло, очень скоро бы окреп, стал пить воду и есть ржаной хлеб,
Здоровье и силы заново обрёл, сам сел как хозяин за скоблёный стол, как опосля оказалось,
К нему та женщина не зря привязалась! На носу была старость, а она -  не в радость,
Слова любви, что остались в крови, в память врезаны, он никогда не якшался с бесами,
Но дружил со статными принцессами! Дни шли своей чередой, он вновь хотел впасть в запой,
Но властитель богов во тьме ночной посетил его нищенский дом, поседел за пустой тарелкой,
Поговорил с молоденькой девкой и ушёл не солоно хлебавши, вспомнил мужик всё,
Что было раньше, но дальше интима не зашёл! Что искал, не нашёл,
Хотя все ночи напролёт трудился, как вол, был храбр, но зол на местных баб,
Он – не их слуга иль раб! Всему – своё время! Всему – свой час!
Жизнь изменится через час – другой, утихомирится штормовая волна за кормой,
И бывшая недотрога с согласия Господа-бога освободит ему дорогу в тот заветный храм,
Где он бывал когда-то сам! Старик прильнул к стройным ногам, и с горем пополам
Проник туда, где сплошная тьма сводит с ума любого мужика, но ему задарма не давали ничего,
Он платил буквально за всё! Ё-моё! Она бровь себе побрила, едва мужика её щель не погубила,
Но она ему минутную слабость до сих пор так и не простила! Чем ты бабу удивишь?
Только плеском воды, падающей с покатых крыш! Увы, мы с годами становимся мудры,
Но выходим из моды, всему виной прожитые годы, не всё зависит от матушки-природы!
Не потащишь же ты бывшую королеву - красоты в придорожные кусты?
Не станешь любить её прямо на размокшей дороге – грех сразу заметят боги!
Уж лучше в холостяцкой медвежьей берлоге раздвинуть бабе точёные ноги,
Разбиваю на слоги слово «не-до-тро-га», на всё воля бога! Под её ногами горит земля,
Она от мужа убегает втихаря и ловит до утра в небе молодого и сильного журавля,
Но чуть свет, чуть заря внезапно наткнулась на немощного старика, ему робко улыбнулась,
К сокровенному месту бесстыже прикоснулась и началось, член стал на изверга похож:
Толст как бедренная кость, захочешь – не согнешь, её участь решена,
Но она – чужая жена! Он любил её когда-то, в те времена он был и знатным, и богатым,
Нынче стал похож на забитого дикаря, хотя на нём ожерелье из янтаря!
Он говорит культурно, не бросается словами огульно,
Бывшая недотрога стала раздеваться от самого порога,
Ей бы побояться бога, ан, нет, ей подавай на блюдце французский миньет!
Его голову посеребрил белый снег, время ускорило бег, бог его простит, он уже почти старик,
Преклонного возраста давно достиг, но страсть ему велит последний раз в жизни согрешить!
Мать её ети! Ему бы эти мозги вернуть в годы своей молодости, тогда сосущие и дающие,
****и сущие бегали бы за ним подобно собачьей сворой, скоро сказка сказывается,
Но оказывается, он сам виноват, что до сих пор ещё не женат, хотя с виду – хват и не дегенерат!
Ему был чужд разврат, но чем ты девку удивишь, когда рядом с ней полночи спишь?
Только не размерами собственного члена, вдруг завыла на улице милицейская сирена,
Хотя член висит по колено и толст как берёзовое полено, но она видела намного толще и длиннее,
Он словно хомут обвивал молодецкую шею и принадлежал известному в Одессе брадобрею!
Труден путь к познанию, не те ****и, что хлеба ради дают и спереди, и сзади,
На то они и бабы, на передок все девки слабы! Они умеют страсть зажечь,
И знают, как себя от беременности уберечь, он принёс своё огнедышащее жезло
В жертву богам, потом пожалел сам, что легко поверил на слово небесам! С виду – не болван,
Кажись, его в тот миг попутал шайтан! Он с головы до пят оболган, пуст его кожаный чемодан,
Треснул напополам старенький диван в прихожей! О, боже, его совесть уже не гложет,
Но воспоминания по ночам тревожат! Он по утрам слышит в общем коридоре семейную брань,
В доме, шумящем нет ни будущего, ни настоящего! Там посуда весь день гремит,
И русская печь до утра чадит, а стрик полночи не спит! Ну, что за вид? Ну, что за стать
У наших доморощенных баб? Их бы оковать волшебством, но что будет с ними потом?
Кто этих баб сохранит от издевательств и обид? Кто будет его дом сторожить от скорбей и забот?
Народ уже не тот, что был когда-то, с малолетства пацаны и девки гнут матом, людям полезнее
Иметь здоровье железное! К чему причастны мы? К осознанию непролазного мрака и тьмы!
Безумцы мы, но не ослы! Увы, эти предания стары, как те врачи, что в мир теней уже ушли!
Связаны путами гибкие члены, согнуты локти и колени, язык весь в белой пене, я – не свободен,
Ни к чему уже не годен, храбр и благороден, и пытаюсь снять бечеву с рук и ног,
Мне бы кто-то хотя бы самую малость в этот миг помог и подтолкнул судьбу в правый бок,
Но срок помощи давно уже истёк! Я же до нитки в бабьем логове промок,
Страсть не посмею задержать я, скользкой стала та стезя, на которую вступил когда-то я!
Пожар в душе уйму, из любимых рук без раздумий любую отраву приму,
А потом весь изойду румянцем, и вновь стану скитальцем, покроюсь багрянцем
И громко закричу в лесу: «Ау!» Топором по дереву полчаса из последних сил стучу,
Зелёную траву зря мну, грязными сапогами родимую землю топчу, но зуб на бабу точу,
Ей ласковые слова до самого утра на ушко шепчу! Она устроила здесь такую толчею,
Словно в аду, накликала беду на многоголосую толпу, что и к чему? Никак не пойму?
Что-то вроде этого напомнили мне строки известного поэта про фантики и конфеты!
В последней четверти Луна, мне при её свете городская окраина едва-едва видна,
Там – не паханая целина, моя память смутна, но губа – не дурра, ну, и шкура ты,
За правду прости, зачем мять цветы невиданной красоты? Ночь темна, да и Луна уже не видна
Из открытого настежь окна! Денег нет, чтобы купить любимой женщине букет отличный,
Невдалеке не спит бардак – дом публичный! Я – человек самокритичный, но циничный
И не публичный, голос зычный кричит из-за угла, что сомнения стрела насквозь душу прожгла,
Слетел пот с покатого чела, я бы сделал воды глоток,
Но видит бог: только широко открыл свой рот, как лунный рог
Пронзил грешную плоть насквозь, словно трухлявую доску железный шиферный гвоздь!
Погодь! Погодь! Не время переходить реку страсти вброд, ты валишься с ног, утерян сапог,
Послушай, браток, неужто ты оглох? Над головой стелется от костра дымок, а тебе не верится,
Что та баба вертится на твоих коленях, как в кастрюле полтавский вареник, весь в воде и пене,
Она без тени смущения встала на колени, ей святость опостыла, раньше желание тоже было
Согрешить на стороне, но где же взять того доброго молодца, у которого с утра не капает с конца
Белоснежная чуть горьковатая с чесночным запахом малофья? У окна тихо светит бледная Луна,
Сказано было к слову, что ему было бы лучше убраться подобру да поздорову в родные пенаты,
А не таращится полночи во двор и не прерывать в постели столь желанный разговор!
Что не говори, но секс скрашивает дни повседневного бытия, об этом знаем ты и я,
Вокруг него вертится мирская стезя, так что сама себе не темни, и сердечно смотри на яркие огни
Душевного счастья, жизнь – удивительна и прекрасна, ты же таращишься во тьму,
И никак не можешь понять: что и к чему? Вот возьму и зажму твою половую щель в узду,
Небось, она промокла насквозь, словно в поле прошлогодняя рожь? Что посеешь, то пожнёшь!
Страсть бросила статное тело в неистовую дрожь, стесняться брось, только господь осуждает член,
Торчащий во рту, он там растёт в высоту и в длину,
Он зарделся как невеста, сделанная из свежего теста!
Здесь не место для стеснительных, здесь ждут баб совсем других, грешных и не святых!
Миг страсти своего апогея, наконец, достиг, сорван с невинности серого цвета ярлык,
Послышался громкий крик, вздрогнул бабий кадык, он и вправду был невелик,
Ночь темна, а её душа – потёмки, она разом пошли по льду тонкому, чуть не подрались.
Пока до заветного закутка дотемна добрались, а потом на миг-другой расстались!
Она встала в очередь за колбасой, а его взгляд окутал туман густой, схожий с утренней росой,
Он половую щель с очком перепутал, а она схватила его за залупу и тупо смотрит на неё,
И не может вспомнить даже имя своё! Ну, и что? Болит очко? Оно слегка дрожит, как банный лист!
В окне раздался пронзительный бандитский свист, домашние устои тихо покатились вниз,
Смрад над городом повис, к старости приближается повседневная жизнь, так что торопись
Взять от неё скрытый смысл, тебе же приятно лежать на правом боку и держать член на весу,
Словно сторублёвую колбасу в советские времена! Прошла стороной чеченская война,
На краткое время в доме воцарилась тишина, но одна сторона никогда не будет прощена,
А вторая, я об этом из старинных книг чётко знаю, будет подходящего момента ждать,
Чтобы вновь выступить на кровавую рать! Могло быть намного хуже,
У неё в былые времена половая щель была намного уже, небось, сказались холод и разруха, 
Тогда почему же - одно снаружи, и совсем другое – внутри? Ну, объясни ты доходчиво мне,
Что и к чему? Правду говори и никогда заведомо не ври!
Реальность сказанных слов, как причастие у докторов, ведь из женского дупла
Река страсти полночи текла, половая щель восстала из пепла, что случается с ней редко!
Раздетая догола заново молодая береза под моим окном расцвела, и вот и она сгорела дотла!
Он и вооружен и не безоружен, слегка сконфужен, но такой ей мужик всегда был нужен,
Почему же лютая стужа тогда стремглав замела радужные веси и города, а молодость ушла
Не солоно хлебавши, все, предавши и самой себе, солгавши, что, возможно, дальше
Жизнь станет вкуснее и слаще! Раньше было житие одно, сейчас оно ударилось в бега,
А на фига? Закон – тайга, он, как дышло: куда засунул, туда и вышло, знает только Всевышний,
Как и когда разжечь в девичьей душе отсыревшие за ночь дрова, чтобы её покинули холода
Раз и навсегда! Да! Да! Да! В лёгкости небесной чувствуется день воскресный,
Уголь древесный отдаёт последнее тепло, а дальше что? Вновь одно и то!
Отдайте мою шляпу и манто, имел в виду я ваши именины, у меня на носу новые смотрины
И есть весомые причины у состарившегося не ко времени мужчины
Не стать в глазах у бывалой женщины жлобом, занудой и скотиной!
Он стал карабкаться на заснеженную вершину, к тому ж она стала говорить ему на ухо
Заведомую чушь, здесь глушь несусветная, а она - баба бездетная, ещё не старуха,
Ни ****ь и не шлюха, был бы ретивым муж, чаще бы принимала горячий душ!
Коль взялся за гуж, не говори, что не дюж! По деревне к утру пронесся слух,
Что эта баба водит за нос мужиков двух, лично я просыпаюсь ранним утром с бодуна,
Глядь, а с окна даль небес не видна, но под боком у меня лежит на белых простынях
Чужая жена, что-то ищу впотьмах, здесь воздух порохом пропах,
Я же почти зачах, таю на очах, а баба - при деньгах!
Дождь льёт как из ведра, кажись, вчера, я шум дождя нажрался, как свинья,
Едва вылез из-за праздничного стола! Кругом пошла седая голова, лекарства нужны,
Но нет судьбы, вот если бы было парное молоко, на душе сразу стало бы легко!
Лечиться нечем, никто не вечен, миг любви на диво скоротечен, ночь прошла паршиво,
Пришлось в кресло вжаться и налегке домой опосля скорым шагом возвращаться!
Не хрен браться на тяжкий труд, коль грехи покоя душе не дают! Забудь о чемодане кожаном,
Сиди с лицом, отмороженным, и улыбайся бабе той, что могла в молодости стать твоей женой,
 Она бы стояла за газовой плитой, варила щи, пекла по субботам калачи
И нехотя раздвигала стройные ноги в ночи! Ей был дан отбой!
Ты, небось, родился под счастливой звездой! Бог ты мой, в душе - зима, ты допил стакан вина
До самого дна, теперь тебе женщина нужна, к тому ж ты сразу принял холодный душ,
И вдруг исчезла тоска, сгинула грусть, чушь, что голову обременяла, без прежнего запала
По чужой стезе стремглав побежала, едва перед финишем  на четвереньки не упала!
В краю степном дождь полощет за стеклом, все рассуждения сводятся к наслаждению,
Плоть вошла в азарт, перед ней лежит колода новеньких карт, ей нужен фарт, но где его взять,
Чувства полночи молчат, не мычат и не телятся, мне же не верится, что забываю родню
И свою жизнь в сторону секса клоню! С женщиной по душам поговорю и к любви склоню
Даже деву равнодушную, она отвергнет девственность свою в холодной ночи,
Чтобы сполна удовлетворить все инстинкты свои! Неисповедимы пути низменной любви!
Усмиряю бешенство бури, это испытано на собственной шкуре,
Ни мужьям, ни жёнам ни о чём не скажу, чужие грехи в свои объятья заключу,
И ничего взамен, кроме страсти впредь не получу! Кромы славы великой
Есть чудодейственный напиток, он по-настоящему укажет второпях, что есть порок в стихах!
Миром движет неподдельный страх, напитки целящие приходятся нам по душе,
Обман любовницам не страшен, их быт всегда был приукрашен, но они опасаются волшебства.
И всегда передёргивают фразы и слова! Они ложатся на бумагу и бросают мысль во влагу,
Знай, чтобы испытать блаженство иль рай, руки в запястьях недолго сжимай,
Ты к небу чаще взывай! По следам твоим мчится старость, но ты не чувствуешь усталость,
Ты невредимым к своей пристани причалишь, если не хочешь, чтоб бабы мстили тебе,
Прижми их губы к себе! Страсть, с ревностью смешав, ты мысли по белому свету разбросал,
И в новом виде предстал пред теми, кто давно уже не в теме! Сам себе не принадлежу,
От холода дрожу, но склонен к кутежу, да, я достиг некоторых высот, но итог - печален,
Кто мой барин? Сказочный татарин, который поносит мою родню и порет херню на каждом шагу,
Но истина стоит на кону! Небоскрёбы! Небоскрёбы! Небоскрёбы, а я - неказистый такой,
Пытался деньги грести рукой, меня кормили бабы, как на убой, я же выглядел слабым,
Изо рта сыпались тирады, после выпитой бутылки боль исчезала в затылке,
Я открывал свои закрылки и отправлялся в полёт, фортуна встречала задом-наперёд
И вот былым грехам потерян счёт! Рот закрыт на замок, а могло быть как раз наоборот,
Но Всесильный бог зажёг полночную звезду, её я вижу за версту, она искажает тесноту,
Но к утру моя собеседница, известная в округе сплетница, вышла из транса, и я обрёл шансы
Вновь прокатиться на её приятном с виду дилижансе! Раньше она, таким как я, не доверяла,
Устраивала разборки и скандалы, на всю округу не своим голосом орала, потом чуть тише стала!
Она смотрит в потолок, а ты, словно телок, возишься у неё между статных и приятных ног,
Она с тебя вот-вот три шкуры сдерёт, а потом сделает аборт, кровь твоя кипит, хотя у тебя колит,
Но страсть душу веселит, никто не забыт и ничто не забыто! Всё будет шито и крыто!
Тебе бы к заветной щели пробиться и сразу от того кошмара не смутиться,
Не в добрый час нам привелось родиться, не жизнь, а комедия от прадедовского наследия!
Роль холуя - явно не для меня! Оставив женщине свой член в залог, продолжаю длинный монолог
Между женских ног, детородный орган насквозь промок,
Он и вправду толст, как увесистый гвоздь! Мой тост за тех,
Кто всегда верил в успех ночного мероприятия, стрелки не двигались на циферблате,
А полы домашнего халата распахнуты широко, и что? Ничего страшного! Заплачено за всё!
Смилуйся или добей его, любовника своего, рок - не за горой, но он – герой твоего романа,
Вынырнувший из сизого тумана! Не дегенерат, любит разврат, употребляет в речи уличный мат,
Его завистники по этому поводу всегда язвят, но ему плевать на всех и вся, была бы статья,
А люди найдутся, пусть ими прокуроры займутся! Не всякий алмаз самой чистой воды,
Как не суди и как не ряди, новые приключения ждут детородный орган впереди,
Он отвис до земли, ему бабы кричат: «Ах, ****ь, не темни и резину так долго не тяни!
Продолжай и дальше в гламурные дебри углубляться, если тебе больше нечем заняться?!»
Вихри враждебные над нами клубятся, страсть блуждает недалече, но ещё не вечер!
Пока! До встречи! Ноет печень, лечиться нечем, никто не вечен под Луной, но хвост трубой,
Хотя земля горит подо мной! Подонки, не всякое золото чисто и звонко!
Мне бы добраться до хвоста Золотого телка и я бы начал бесплатно стирать детские пелёнки!
Вырвавшись из женских когтей, несусь, как Прометей по узкой стезе своей, а на ней
Скопище людей, ворья и бомжей, убийц и ****ей! Мать их ети! Неисповедимы Господние пути!
Их, браня, выглядываю из открытого настежь окна: во бля, они же - моя кровная родня!
Их грехи исподволь давят на меня! Нет дыма без огня! Вот треснет кость моя
И что я буду делать без неё! Ё-моё! Не защитит холуя уже никто! Надоело всё!
Ночь показалась сказкою, мчались с горы, смазанные липким потом салазки,
Детородный орган без чужой указки строил бабе глазки, он бы и дальше продолжал балдеть,
Но его к утру в чужой постели поджидала мгновенная смерть!
На него даже страшно впритык смотреть! Он издаёт звериный крик,
Он и вправду уже не стоит, хотя и толст, и велик, он только делает вид, что мертвецким сном спит!
Прошло уже немало лет, как ему на одно ухо наступил косолапый медведь,
Баба та, что на передок слаба, тащит его по ухабам в спальное ложе,
Она без мужика уснуть никак не может, а его совесть ничто уже не тревожит,
Он – не хочет, сам едва ноги волочит, попросту говоря, не стоит, а она из последних сил кричит,
Что на страже закона стоит, но он – не мычит и телится, ждёт, когда под окном завоет метелица
И сизый туман в пьяной голове, наконец, развеется! Ему по душе безделица!
Пусть баба сама перед ним разденется, она же - не красная девица, кого ей стесняться?
Не он, а она хочет грешным делом заняться! Бабу совесть гложет, страсть до утра тревожит,
День был прожит хорошо и что? Вот вам шляпа, вот манто, проходит всё, пройдёт и это!
Грех сживает людей с белого света! Спасибо ему за это, но что за жизнь без яркого света?
Что за балдеж в ночи без трепыхания церковной свечи? Не кричи! Уж лучше помолчи!
Неисповедимы Господние пути! Надейся и жди, авось, пройдут проливные дожди,
Ты заплатишь женщине все свои долги, а дожди смоют с её памяти твои едва заметные следы!
По-английски уходи, тихо и молча, не попрощавшись и за руки не взявшись,
Но всё-таки обнявшись на краткий миг, она почти старуха, а ты – сгорбленный старик!
Грех вашу совесть долго гложет, грызёт грешную  плоть, как рыбью кость, но доесть не может!
Ему без бабы плохо, она же ищет лоха, всему виной эта странная эпоха,
Но ей на эпоху ту плевать, хотя, как знать, возможно, что к утру рухнет наземь старая кровать!
Страсть, возведенная в квадрат, попыталась во всё воронье горла на старика орать,
Он только что испытал благодать и не хочет больше кончать! Ему бы малость поспать,
А потом он затравит бабе анекдот, но не тот, как резвился дед Федот, всё как раз наоборот!
Сизый голубь тащит гулящую бабу в глубокую прорубь! Приобретен новый опыт,
Чай допит до дна, впереди непаханая целина, бездыханной лежит у окна чужая жена,
Она и красива, и стройна, но не вернуть им былые времена! Молодость ушла,
Страсть долу истекла, не те года, не то богатство! Он нуждается в лекарстве,
Да и она будет соседями осуждена за недопитый бокал игристого вина!
Улетели в небо слова, а в ответ – тишина! Небо до фонаря твои заботы,
Оно с дьяволом сводит счёты! Только бы не остаться без работы!
Передо мной разбросаны ноты, мысль об Иисусе, и я вновь в плюсе!
Ничего опять не боюсь, но никогда на прежней бабе вновь не женюсь!
Вот те на! Я вновь нажил себе коварного врага! Крошка будет спасена,
Не вылетит она из открытого настежь окна! Тишина взор туманит и разум поранит!
Естественная дрожь поощряет ложь, что посеешь, то пожнёшь! Чему обучишь бабу с малолетства,
Тем и скрасишь её унылое детство! Постель – надёжное средство от болезней всех,
Только бы грех со стези моей стремглав не исчез! Нет жизни без повес,
Я же по старой привычки о прошлой ночи забуду на первой же рапортичке!
Родное имя возьму в кавычки, но едва ль подарю бабе белоснежную шаль!
Экая печаль! Прежняя любовь улетела вдаль! Мораль этой басни такова:
К делу не пришьёшь слова, хотя людская молва на помине легка! У неё длинные рукава!
Иссякло вдохновенье, я вновь поднимаюсь в отчий дом по скользким ступеням!
Никого не корю, от стыда не сгораю, никуда не спешу, авось, не опоздаю!

г. Мариуполь
16 февраля 2016 г.
20: 57


Рецензии