Воскрешение 5глава

"Бог любит мир так сильно, что отдал своего единородного Сына, чтобы каждый, кто проявляет в него веру, не погиб, но имел вечную жизнь" (Иоанна 3:16)

        Андрей лежал на кровати и смотрел в открытое окно. Невероятно чёрное небо висело над лесом словно плотное покрывало, которым пытались спрятать пылающий костёр, но через  прогоревшие дырочки яркие лучи вырывались наружу, выдавая скрываемого.

Мысли роились в голове, как стайка светлячков, кружащая над подоконником. Дрон не мог поверить в реальность происходящего, но и не верить не мог. Если это сон, то он явно затянулся, к тому же постоянные щипания до синяков, говорили о том, что бывший «спортсмен», как назвала его мать, живее всех живых и бодрее всех бодрствующих.

Если вокруг всё по-настоящему, думал Андрей, если он действительно воскрес, получается Бог  есть или наука дошла до этакого чуда. Такое объяснение показалось Дрону более разумным, чем существование Бога и он уже собрался уснуть, как новая мысль разорвалась в голове, словно граната: «Тогда откуда мать всё это знала?!»

Он вспомнил, как первый раз услышал от неё о Боге. Точнее, она часто о нём говорила, почти всегда, но Дрон не слушал этого бреда, так как считал Бога чистой выдумкой и всерьёз просто не мог о нём говорить и думать. Это было, когда он смотрел любимого «Рембо», а мать в соседней комнате что-то читала. Вдруг он услышал её голос:

- Сделай, пожалуйста, потише!

Сын нехотя выполнил просьбу матери.

- Андрюш, подойди сюда, пожалуйста! – услышал он опять её голос, нажал на паузу и, шаркая тапочками по ковру, поплёлся в соседнюю комнату.

- Чего тебе? – скривив недовольную гримасу, спросил Дрон с порога.

- Послушай, - она читала толстую книженцию в чёрном переплёте с огромным крестом на обложке. - Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Представляешь, - жизнь вечную!

- И что ты готова вечно на коляске ездить? – не удержавшись, съязвил сын.

- Нет конечно, - не обратив внимание на тон, ответила мать и продолжила, - Смотри, дальше в Библии говорится, что Бог отрёт всякую слезу и горя не будет, значит, всё на земле изменится.

- И ты всерьёз этому веришь? – хмыкнул сын, краем глаза глядя в сторону видеомагнитофона и, застывшей на экране телевизора, картинки горящих джунглей.

- Знаешь, я вот не смогла бы тебя отдать на муки за другого человека, уверена, что и отец, будь он жив, не смог, потому что мы любим тебя. А Бог смог, потому что любит не только его, но и нас, любит, как родных.

Что-то в этих словах тогда проползло в сердце Дрона и глубоко засело там, как мелкая заноза, которую невозможно вытащить, поэтому её оставляют, в надежде, что со временем она рассосётся. Видимо, до сих пор не рассосалось. Андрей встал с кровати и подошёл к окну, опять страшно захотелось закурить. Он закусил пальцы сжатые в кулак и сильно стиснул зубы.

«Почему я должен жить, как он хочет? Почему не могу делать, то что хочу я? – подумал стойкий атеист. – Пусть, мать с отцом правы, тогда ты должен меня слышать. Ответь! Раз такой добрый, дай одну сигаретку и я поверю в тебя.»

Напоминание о сигарете опять вызвало приступ непреодолимого желания закурить. Дрон вновь закусил кулак и неожиданно вскрикнул от боли. Из прокушенной руки потекла кровь. Андрей громко выругался.

Тут же за дверью послышались торопливые шаги и раздался стук в дверь.

- Андрей, что случилось? – голос отца был сильно взволнован.

- Ничего, - зло буркнул Дрон, подошёл к двери и открыл её.

- Что с рукой? – спросила мать Андрея, увидев окровавленную кисть.

- Ничего страшного, поцарапался.

- Давай, перевяжу, - мать быстро убежала и вскоре вернулась с бинтом в руках.

Отец молча смотрел, как она забинтовала рану и, пожелав спокойной ночи, ушла. Потом он закрыл дверь и подошёл к Андрею.

- Ты это из-за сигарет? – понимая сына, спросил он.

- Да, - тихо ответил тот и, повернувшись к отцу, чуть ли не прокричал. – Я не могу так жить! Не хочу, чтобы мне указывали что можно делать, а что нельзя! Это не жизнь, а рабство!

- Тише, а то мать опять прибежит, - улыбнувшись, негромко сказал отец. – Я знаю, что это такое, когда желание сильнее разума.

- Что ты имеешь в виду?

- То, что порой мы что-то делаем подчиняясь своему желанию, не подключая разум и не думая о последствиях. Скажи, когда ты закуриваешь, о чём думаешь?

- О чём угодно, поэтому и хочу закурить. Сейчас я вообще не могу думать! Когда я курю, я чувствую себя свободным!

- Вот, вот, получается: курение – твой господин, который диктует тебе свои условия в замен на свободу, а ты раб привычки. Причём, господин то - не добрый, постоянно напоминает о себе и не отпускает, более того не даёт жить спокойно. Или я не прав?

Дрон стоял у окна и молча слушал отца. Его слова, как гвозди впивались в сердце, безжалостно обличая его.

- Бог тоже предлагает тебе стать его рабом, - подойдя и обняв сына за плечи, мягко продолжил рассуждения. – Только его рабство другое: во-первых, он никогда не будет заставлять тебя делать то, чтобы вредило бы твоему здоровью и здоровью других, а во-вторых, он любит тебя и, как Создатель знает, что для тебя самое лучшее. Вот почему я выбрал это рабство, а не рабство своих желаний.
 
Немного помолчав, он тихо добавил:

- А как тебе тяжело – знаю. Честно, я испугался, когда услышал твой крик. Ведь мне в твоём положении вообще жить не хотелось, даже хотел повеситься, но мать не дала. Как привязанная за мной ходила и постоянно умоляла не делать этого. Сейчас я благодарен ей, а тогда дело даже до рукоприкладства доходило. Натерпелась она от меня, бедняжка. Но не сдалась и вот я жив и здоров, самое главное: курить ничуть не хочется! Потерпи, сынок, всё образуется! Проси Иегову – он поможет.

Крепко обняв сына и похлопав его по плечу, он вышел из спальни и закрыл за собой дверь.

Дрон стоял у окна и обдумывал слова отца, что-то в них было настоящее, цепляющее за живое. Неожиданная мысль стала навязчиво подталкивать к разговору с Богом. «Давай, смелее! – как бы говорило что-то сопротивляющемуся сердцу. – Поговори с ним, проверь, что тебя убудет от этого!»

Дрон хотел опять закусить кулак, но забинтованная рука напомнила, что это не поможет. Он прошёлся несколько раз по комнате и вернувшись к окну в очередной раз, посмотрел на звёзды и тихо прошептал:

- Хорошо, если ты есть, ответь мне. Мне трудно поверить в то, что я вижу и слышу, но я хочу во всём разобраться. Если ты действительно отдал ради меня своего сына, объясни, зачем ты это сделал? Как мне убедится в том, что ты настоящий и слышишь меня?

Он ещё долго что-то говорил, глядя на звёзды, пока не заплакал, упал на колени и, обхватив голову руками, опёрся на подоконник. Слёзы обжигали щёки, Дрон всхлипывал, как ребёнок и продолжал что-то шептать, пока совсем не успокоился. Медленно встал и пошёл к кровати. Вдруг его взгляд выхватил во тьме томик Библии, лежащий на прикроватной тумбочке. Сияние, показавшейся из-за верхушек сосен, белоснежной луны ярко осветило книгу, приглашая взять её в руки.

- Ты хочешь, чтобы я это прочитал? – обернувшись к окну, спросил Андрей и протянул руку к Библии.