Не д описанные судьбы

Привет. Это снова я – Олеся. Помните меня? Я в самом начале всю эту кашу заварила и принялась рассказывать. Помните? Ладно…

Я ведь вот чего подумала: историй не счесть. Набросков у меня скопилась уйма - несколько тетрадей. В каждом из них уже живет история о своем собственном поломанном человеке. Не к каждому осколку я бы смогла подобрать начало или конец. Это сути поломки не изменит.

Просто покажу несколько экземпляров коллекции. Как людей, их, скорее всего, уже нет, как литературных персонажей – еще нет и не будет. Поэтому так – экземпляры.

И, пожалуй, пойду. Вы не против? Меня запоминать не нужно. Только мою просьбу: не делайте ТАК.

Спасибо.



Экземпляр «О»

Девочка подняла кем-то выроненный и уже покрывшийся грязью игрушечный пистолет.

- Олька! Выброси немедленно! Он же чей-то уже был, он может быть заразным! - взвыла сиреной мать и выхватила у нее из рук игрушку, не забыв свободной рукой дать подзатыльник.

Малышка устало вздохнула и вытерла руки о юбку:

- А я бы выбросила, потому что он пистолет. Просто смотрела. Но теперь ты взяла его себе.  Сама и выбрасывай.



Экземпляр «Н»

На рюкзаке мальчика красовалась надпись: «Коля».

Самому Коле было больно, он только что упал и разбил коленку. А еще у Коли было горе: мама заметила порванные брюки и теперь верещала с усилением:

- Да сколько же можно учить тебя ноги поднимать?! Помнишь, о чем мы договаривались? Ну-ка, расскажи мне!

Коля помнил. Он попытался: комок из слез и непонятных самому Коле слов, выплеснулся наружу.

- Да, ну, Господи! – взбесилась женщина. – Я не просила тебя реветь, я просила рассказать мне. Что ж ты глупый-то такой? Ты ведь уже не «колясочник», не инвалид, человеческие слова знаешь.

Было жарко и яростно. От сына хотелось членораздельных извинений за порванные штаны и благодарностей за ее терпение. Чертов гнев обнажал острый зазубренный край ее вымотанности.

- Лучше всего, - думала она, - чтобы этого всего не происходило вовсе.

Однако, Коля уже происходил. Своими непонятыми словами он ломился в ее мир.

Она поняла, что нужно торопиться, что ей немедленно нужно «принять лекарство из мудрости». Иначе она убьет его.

С отвращением вздохнув, она заставила себя несколько раз прокрутить в голове фразу «благодарностей от детей не бывает». И только тогда произнесла:

- Николай, мы с тобой договаривались, что тот, кто ноги не поднимает и рвет вещи, сладкое после ужина не ест. Ты это мне пытаешься сказать?

Мальчик вытер нос рукавом и, пошмыгав, встал.

- Да, - ответил он.

Условия контракта он помнил.



Экземпляр «А»

Аня шла домой и размышляла о том, каким именно образом мама и старшая сестра отнимут у нее возможность сделать поделку.

Совсем скрыть факт домашнего задания не получится. Ведь нужно как-то из ящика с инструментами вытянуть ножницы, клей, проволоку, картон… Нет, не заметно точно не выйдет. Можно, конечно, совсем не делать. Но такое интересное задание пропадет! «Фантастический цветок» - так его назвала учительница. Еще и сказала, что лучшие работы попадут на общешкольный конкурс.

На перемене Аня нарисовала эскиз своей будущей работы. Нарисовала и грустно засунула в сумку – вряд ли дома идея понравится, им свои собственные идеи нравились куда больше. Она находила это странным.

Мама была взрослым, то есть, по меркам Ани, большим человеком. Наверное, поэтому ее идеи такие большие и привлекательные. А Аня учится еще только в третьем классе. Зачем только она ее идеи со своими сравнивает? Странное дело, не честное, считала Аня.

Еще Ане было не честно, что на школьных конкурсах призовые места всегда занимали те работы, которые помогли сделать родители. Сам ведь так еще не умеешь! То есть, если делаешь сам, то ты обречен. Принесут минимум тридцать работ, над которыми чьи-то родители просидели не одну ночь. Эх…

С такими невеселыми и возмущенными мыслями Анна пришла домой. Сбросила туфли и прошлепала в залу.

За столом сидела сестра. Она тоже была большим человеком – уже студенткой. Еще она была достаточно популярным мастером, как она сама говорила handmade’а, то есть «делания руками». Руками она делала все: украшения, игрушки, подушки, брошки и даже удивительные деревья, которые называются топиарии. Именно ее идеи мама поощряла безоговорочно.

- Привет, - буркнула Аня.

- Привет, - ответила сестра, оторвав взгляд от какого-то заказа. – Обед на кухне. Тебе с уроками помогать надо?

- И да, и нет, - протянула Аня.

- Говори понятнее, Анна. – Сестра нахмурилась.

- Поделку задали, - с большим неудовольствием ответила Аня. – «Фантастический цветок».

- Понятно. Идеи-то есть? – осведомилась сестра.

Аня вытащила из сумки свой эскиз.

- Ой… Ой, ну, нет, - закатила глаза и поморщилась одновременно мастерица. – Мы не будем это делать. Позорно как-то выглядит.

- Я так и думала, - грустно сказала Аня и порвала свой рисунок пополам.

- Это хорошо, что сама видела, что это никуда не годится. Не весь вкус потерян.

- Да я не о том… - окончательно расстроилась Аня.

- Так. Прекращаем препирания, – скомандовала сестра. – Иди обедай и начинай делать другие уроки. Я пока тут закончу и поищу цветовые схемы и какие-нибудь прикольные работы известных авторов.

Аня грустно поджала губы.

- Ну, чего ты?! – потрясла ее сестра. - Забабахаем тебе самый фантастический цветок, хоть в космос на нем лететь. Первый приз получишь.

- Не честно, - сказала Аня. Вытерла катящуюся по щеке слезу, отвернулась и пошла на кухню.

- Чего тебе опять не честно? – взбрыкнула сестра. – Для тебя ж стараются все.

- Да все не честно, - ответила Аня и, разорвав рисунок еще раз, а потом – еще раз, выбросила его в мусорное ведро. Чтобы никто не смог увидеть, что же там было в самом начале.



Экземпляры «А» и «Д»

Тоня вздохнула и присела на край дивана, накрытого бордовым плюшевым пледом. До чего же грустно сегодня, прямо очень.

Она тоскливо обвела взглядом комнату. Кроме дивана в ней стояли еще два кресла, укутанные такими же бордовыми плюшевыми пеленками, и чешская стенка с бесчисленными хрустальными статуэтками, вазами и сервизами.

То, что стенка чешская, папа рассказывал каждый раз, когда приходили гости, и что получил он ее на десятилетие работы в строительно-монтажном управлении - очередь подошла. Одни и те же гости всегда одинаково весело кивали и смеялись, в очередной раз одобряя и разделяя папино везение.

Ах, да. У окна стояла тумба с телевизором и видеомагнитофоном. Все ее нижнее отделение было забито занятными вещами: удлинителями для электросети, выцветшими фотографиями людей, которых Тоня никогда не видела, кассетами, пузырьками с засохшей краской и сигаретами ТУ-154, хотя в доме никто не курил. Сам видеомагнитофон был сломан. Единственное, что рабочего осталось в нем, – это электронные часы. Они светились неприятными иссиня-зелеными цифрами, от которых хотелось куда-нибудь спрятаться.

За окном показывали серость. Цифры, от которых не спрячешься, показывали 17:02, что означало, что через 58 минут у родителей закончится рабочий день.

Тоня поежилась и перевела взгляд с видеомагнитофона на свои руки -  они держали книгу «Занимательная геология в картинках» (подарок от Димы).

В квартире было абсолютно тихо. Дверь в его комнату уже несколько часов была плотно прикрыта, и Тоня понимала, что лучше к нему не входить. От этого внутри становилось холодно и одиноко.

***

Дмитрий был страшим братом Антонины. Она обожала, когда он играл с ней или рассказывал что-то интересное.  Но больше всего ей нравилось, когда брат ей читал. Тоне было семь, и она уже больше года умела читать сама, но для нее до сих пор самыми магическими оставались дни, когда брат читал ей вслух.

Мама и папа не любили читать. В коридоре стоял большой книжный шкаф, но Тоня лишь изредка видела, как папа подходит к нему, достает книгу наобум, раскрывает, долго бегает глазами по странице, странно улыбается и ставит на место.

В шкафу книги появлялись не магическим образом: их приносила мама. Приносила и не читала.

- Некогда, - сетовала она и ставила на полку очередную покупку. – Но цена хорошая. И книга, говорят, хорошая. Будет время, обязательно прочту. А не будет, так на пенсии будет что полистать.

В одном родители были схожи - они никогда не приносили книги в комнату, где стоял телевизор, словно от этого тот мог поломаться.

Телевизор родители любили и проводили около него почти все вечера. Иногда звали и Тоню:

- Малыш, или к нам, посиди со взрослыми. Авось, взрослой себя почувствуешь.

И подмигивали.

Тоня садилась между ними и видела, как истории, которые показывают на экране, постепенно убаюкивают взрослых людей и морщинки на их лбах разглаживаются.

Иногда Тоня приходила и протягивала им «Сказки». Телевизор делали потише, но не выключали полностью. После первой же страницы книгу возвращали:

- Тонька, горло чешется вслух читать, устал(а) я на работе, там наговорил(а)ся. Дочь, давай, мультики включим? Вместе посмотрим, а? Успеешь еще в школе начитаться.

Тоня не хотела. Странно, но не хотела.

- Ну, тогда проси Дмитрия. У него сил выше крыши, раз после уроков хлещется по улице.

Тоня забирала книгу. Она никогда не видела, чтобы Дима после уроков где-то пропадал. Просто приходил домой, обедал с Тоней, а потом закрывался в своей комнате и жил там.

Когда брат соглашался почитать, это всегда было приключением. Дима сам выбирал, что он будет читать – такой у них был уговор. Сказки он достаточно быстро отверг и выбирал статьи из энциклопедий. Особенно Тоня любила «Энциклопедию юного астронома». Дмитрий читал ей о параде планет, химическом составе атмосферы на Венере и длительности жизни колец Сатурна. Иногда это были книги из школьной программы по литературе. Он сажал ее на мягкое кресло-мешок, сам садился на стол и читал отрывки из «Алые паруса», «Робинзон Крузо», «Приключения Тома Сойера». У них было еще одно правило: если Тоня не понимала слово или предложение, она должна была поднять руку. Вместе они думали над тем, что могла означать фраза, и искали все непонятные слова в большой книге, которая называлась «Словарь». Дима говорил, что бессмысленно продолжать чтение, если есть непонятое.

***

Тоня снова глубоко вздохнула, словно в комнате было мало воздуха, и открыла книгу. «Глава 1. Как создаются горы?», - прочла она. С минуту безучастно посидев над раскрытой «геологией», она закрыла ее, сунула подмышку и на цыпочках вышла в коридор, понуро остановившись перед дверью в комнату Димы.

В конце коридора голубоватым светом горел ночник. Он имел форму слоника, сидящего на серпе луны. Его повесил туда папа, чтобы Тоня не боялась одна пройти до туалета. Однако, Тоню настораживал ночник, и она боялась слоникового света куда больше, чем темноты, и старалась, чтобы он на нее не попадал.

Стоя в полутьме, она неожиданно ощутила радость от того, что гостиная, наполненная сотнями ненужных вещей, ее больше не касается. Она думала о расстояниях и времени: о невидимых путях, которые проделывают метеориты, о дорогах, которыми вырастают горы, о кругах, которыми убегает вода от брошенного камня.

Тоня закрыла глаза, чтобы стало еще темнее, и попыталась представить, что делает Дима: может быть, рисует треугольники в тетради, или смотрит на серость за окном, или играет в игру. За дверью было по-прежнему тихо. «Или он улетел», - предположила Тоня. Эта мысль была сложной: с одной стороны, она ощущала радость за брата, но вот с другой – очень досадно, что ей бы пришлось быть совсем одной, прежде, чем она вырастет и тоже сможет улететь.

Внезапно дверь открылась, будто Дима внутри ждал какого-то сигнала, караулил, вымерял. Он стоял на пороге комнаты, такой же русоволосый и высокий, как и несколько часов назад, и несколько рассеянно моргал, переводя взгляд с лица сестры на книжку, которую она продолжала держать подмышкой.

- Дмитрий, - проговорила мгновенно посерьезневшая Тоня, - ты не улетел.

Во входной двери послышалось царапание ключа – возвращались родители. Ни Дима, ни Тоня в ту сторону не посмотрели.

- Нет еще, - улыбнулся Дима и взъерошил себе волосы. – Заходи быстрее.

Тоня вошла. Дима прикрыл дверь за ней, отошел и плюхнулся в кресло-мешок:

- Устал, - пояснил он. – Уроков много задали.

- Может… я почитаю тебе? – предложила Тоня.

Он поманил ее, а когда Тоня подошла, взял за руку:

- Ты почитаешь мне?

- Да, - по-прежнему серьезно ответила Антонина, - только, чур, уговор: я сама выбираю, что читать.



Экземпляры «Ж» и «М»

В комнате Жана родители уже третью неделю делали ремонт.

Вынесли все, кроме телефона.

В комнате раньше жила бабушка. Жан помнил, как на этот телефон ей часто звонили подруги. Тогда от него не веяло опасностью. Он был просто телефоном.

Бабушка умерла месяц назад, и комнату передали Жану.

Телефон ярко-красным пятном выделялся на белой оштукатуренной стене. У него был дисплей, который даже в темноте показывал время. Жану казалось, что телефон начал отсчитывать время до какого-то события, о котором никто в доме не знает, и боялся этой штуковины, стараясь как можно меньше на нее смотреть. Телефон очень напоминал ему огнетушитель, висящий в школьном коридоре в красивой стеклянной капсуле, на которой белыми шершавыми буквами было написано «В СЛУЧАЕ ПОЖАРА РАЗБИТЬ».

До дрожи в коленках он не хотел, чтобы телефон остался в комнате, которая теперь – его. Но раз родители не сняли, то и заикаться об этом бесполезно.

***

До недавнего времени Жан делил комнату с сестрой Марией.

В сентябре, 21 числа, ей уже исполнится 15 лет (вспомнил Жан). Он каждый год запоминал, сколько лет исполнится сестре в день ее рождения.

Два года назад она посадила его на колени и важно изрекла:

- Жан, мы на математике сегодня проходили пропорции, и вот что я подумала: каждый год тебе становится на год больше и мне становится на год больше, но в конечном итоге разница между нами всегда будет одинаковая – семь лет, то есть мы не можем быть дальше или ближе друг к другу. Понимаешь?

- Ух ты! – восхищенно прошептал Жан. Он сидел у нее на коленях и чувствовал необъяснимую радость от того, что старшая сестра задала ему этот вопрос. - Я понимаю, что если мне сейчас с тобой хорошо, то и всегда так будет. Потому что мы уже так, как есть. Правильно? – торжественно закончил мысль Жан и с улыбкой победителя обнял Машу за шею.

- Не так уж и плохо для тех, кто еще и не изучал математику, - скептически отозвалась Мария, обняла его в ответ и уставилась в одну точку. - Ты все правильно понял, - серьезно сказала она тогда.

***

Из школы сегодня Маша вернулась очень рано. Обычно она приходила около трех. Сегодня же еще не было и двенадцати, а Маша уже расшнуровывала кроссовки в прихожей.

Жан и сам только недавно вернулся. Он учился во втором классе. Уроки всегда заканчивались в 11:30.

- Машечка? – он удивленно вышел в коридор.

- Ага, - ответила она. – Напугался? – Она разулась, подошла к брату и присела на корточки, заглядывая ему в лицо.

- Немного, - повел плечами Жан. – Ты чего рано? Уроки отменили?

- Нет, не отменили. – Мария встала, взяла Жана за руку и поволокла в свою комнату.

Там, плюхнувшись на стул, она показала ему на кровать. Жан присел.

Маша нервничала. Несколько раз, сильно куснув губу, она, наконец, заговорила:

- Жан, ты можешь мне помочь? Мне очень нужно, чтобы ты помог.

- Могу, наверное, - озадаченно ответил мальчик.

- Отлично, - резко вставила Маша. – Мне… понимаешь ли… нужно уехать. На несколько денечков.

- Ух ты-ы-ы, - выдохнул Жан. – Ты с секцией поедешь, да?

Маша покопошилась пальцами в волосах и почему-то очень грустно ответила ему:

- Нет. Мне нужно одной поехать.

- А… а к кому?

- К подруге. Она живет в другом городе. Нам очень нужно увидеться.

- Я понял, - улыбнулся Жан. – Такой сюрприз для нее, да?

- Вроде того, - вымученно добавила Маша. – Жан? В общем, я не хочу, чтобы ты родителям говорил то, что я тебе рассказала. И я прошу тебя об этом.

- Как это?! – встрепенулся Жан. – Ты им не скажешь?

- Нет. Не хочу.

- Но почему? – испугался он.

- Потому что мне уже надо ехать, а они не отпустят.

- Даже пробовать не будешь? – сдался Жан.

- Не буду, - отрезала Маша. – Помнишь пропорции? Ближе уже не стать.

- Помню…

- Вот. – Маша вытащила из первого ящика письменного стола конверт. – Отдай, пожалуйста, родителям, если они задумают вызвать полицию.

Жан взял конверт и понял, что сейчас расплачется.

- Ты ведь не станешь дальше? – совсем тихо спросила Маша. – Да?

- Не стану, - выдавил Жан и заплакал.

Маша кивнула. Она подошла к нему и поцеловала в лоб. А потом вытащила из-под кровати небольшой рюкзак.

- Никому не говори, что видел меня после школы. Я вернусь через два дня. Или позвоню на домашний телефон (она мотнула головой в сторону комнаты с телефоном-огнетушителем). А письмо…спрячь пока.



Экземпляр «N»[1]

 Она понуро рассматривала детей: кто-то старшее нее, кто-то чуть младше. Все они глазели на бабочек, экзотические цветы, искусственные водопады. Все они время от времени, вздрагивая, поворачивали головы к мамам и папам и улыбались. Если кто-то засматривался и слишком долго не поворачивался, не улыбался, его окрикивали:

- Машенька/Глашенька/Петенька, ты видишь, какая зверушка/травинка/листочек? Чего не смотришь?

Ребенок вздрагивал, поворачивался и как-то рассеянно улыбался, словно извиняясь:

- Я тут еще другое смотрю.

- А ты все смотри. Скоро в другой зал пойдем. Быстрее смотри, – поучали взрослые.

- А… - следовал рассеянный ответ. – Постараюсь.

Родители торжественно успокаивались минут на пять. Доказательства получены: дите видит, вроде, радуется. Значит, не зря пришли.

- Эй! – послышался громкий мужской голос.

Девочку передернуло. Папа. Кричал папа. Вот и ее очередь подошла доставить облегчение своему родителю. Она собралась с духом, повернулась и улыбнулась. Как живая.



[1] У этой девочки я не успела спросить имени. Слишком быстро родители ее утянули за собой.