Из чего же сделаны наши девчонки...

                Хотелось любви, настоящей, не ложной.
                И, как там душою теперь не криви,
                Конечно, счастливой, но если уж сложно,
                То пусть не счастливой, а всё же любви.
                Евг. Евтушенко   

Из рецензии: «…Больше всего в свое время любила Эдуарда Асадова и Расула Гамзатова. А Вы, если не секрет?!»

Задумалась. Начали всплывать, казалось, дано забытые четверостишия. Не последние, которые бередили душу, а из тех дальних лет, когда стихи запоминались сами. Когда в голове было просторно, и стихотворные строчки там устраивались, выбирая себе лучшие места: у окошка, на диванчике, или просто растягиваясь на полу во весь рост… С годами их стали уплотнять, загонять в уголки, словно было что-то более важное. Уравнения термодинамики, расчет валов, даты семейных праздников, проектирование в SolidWorks, чьи-то телефоны… И все же они умудрились не затеряться. Где-то стерлись имена авторов, одно слово заменило другое, потерялся знак препинания, но, чтобы их прочитать, повторить про себя, не надо заглядывать в книжки или разыскивать в интернете.
Вдруг вспомнилось.
Лабораторная на третьем курсе по теплопередаче. Сидим в кабинете на «голубятне», под самой крышей энергофака, листаю только что купленный сборник стихов. Мальчишка – однокурсник подсел слишком близко, попытался заглянуть:
- Извини, что-то личное?
Белобрысый, с румянцем на всю щеку, он был любимцем моей мамы. Ей казалось, румянец – от застенчивости. Я маму не разочаровывала, хотя точно знала: румянец определялся расположением сосудов, способность смущаться была далеко не главным качеством однокурсника.
Но тут он вдруг очень точно понял, раньше, чем я, что стихи – это действительно очень личное.
А читала тогда тонюсенькую книжечку Майи Румянцевой из серии «Библиотечка избранной лирики», форматом меньше половины тетрадного листа.
                «Как к морю, я приду к тебе босая,
                Прильну доверчиво к глубинам вод…
                …Скажи, а чайки тоже умирают,
                Когда их море
                предаёт?»
Было ли это личным? Чужой жизненный опыт, предвидение боли, выплеснувшееся в слово. Слово станет твоим, когда эта боль прикоснется крылом к твоему плечу… Запомнилось.
                «Я до кончиков пальцев не злая,
                Очень добрая я с тобой.
                Я до муки, до боли не знаю,
                Есть ли ты или выдуман мной…
                И приходят рассветы в город,
                Очень трезвые, с третьими лишними...»

«Если не секрет», - почему-то написал человек, задавший вопрос. Нет, конечно, нет, какие же могут быть секреты. И все же… Стихи, которые живут в нашей памяти, иногда знают о нас больше, чем мы знаем о себе сами.

                Та девочка, которая когда-то на занятиях читала Румянцеву, любила не каких-то конкретных поэтов. Она любила стихи. О чем? Да о любви, конечно, о чем же еще… Не сосчитать, сколько подростков примеряли на себя: «хотелось любви, настоящей, не ложной». И, скрепя сердце, соглашались: «пусть не счастливой, а всё же любви».
А еще она переписала в дневник и твердила однажды счастливо найденные строки Евгения Винокурова:
                «Отрочество – это миг,
                когда короче всего расстояние
                От сердца до человечества
                …………………………………
                Отрочество – это беспокойство:
                «Вдруг я не такой, как все?»
                И ужас: «Вдруг я такой, как все?»

Все было: и ужас, и беспокойство…
И радость, когда в голове смешивались чужие строчки, устраивая разноцветную кутерьму, словно переплетались нитки из различных клубочков шерсти. Серо-голубая благородная пряжа «Февраль. Достать чернил и плакать…», продолжалась недорогим, но ярким и веселым акрилом:
                «Апрель, апрель на улице!
                А на улице февраль.
                Ещё февраль на улице,
                А на улице — апрель!»
Потянешь за кончик ниточки из клубка изысканного «Меланжа», в котором цвет невской воды плавно перетекает в освещение питерских сумерек, и возникнут строчки:
                «О доблестях, о подвигах, о славе,
                Я забывал на горестной земле,
                Когда твое лицо в простой оправе
                Передо мной сияло на столе»
А вслед тут же вплетется другая нить:
                «Заметался пожар голубой,
                Позабылись родимые дали.
                В первый раз я запел про любовь,
                В первый раз отрекаюсь скандалить»

Маленький, карманного формата, томик стихов Твардовского.  Словно закладки в нем черные суровые нитки, больше любых учебников по истории, рассказывающие о войне:          
                «Из записной потертой книжки
                Две строчки о бойце-парнишке…»
                ……………………………………….
                «Я знаю, никакой моей вины,
                В том, что другие не пришли с войны…»
               
И тут же разудалое, цветное мулине:
                «Погляжу, какой ты милый,
                Замечательный какой,
                Нет, недаром полюбила,
                Потеряла я покой.
                Только ты не улыбайся,
                Не смотри так с высоты,
                Только ты не зазнавайся:
                Не один на свете ты…»

Просятся в руку и в память клубки слов из военных хлопчатобумажных нитей, в которых не было ни грамма искусственного. Ничего не знала девчонка о той, недавно, в сущности, закончившейся войне, которая прошлась по детству старшего брата, и до взрослой любви не доросла, а вот запомнила строчки, поняв, что это – настоящее:
                «За окном пепелища, дома черноребрые,
                Снова холод, война и зима…
                Написать тебе что-нибудь доброе, доброе?
                Чтобы ты удивилась сама».

А разноцветные клубочки ниток «Ирис»! К ним, гладким на ощупь, блестящим и матовым, добавлялись словно бусинки или бисер запахи, звуки. Это были лучшие нитки для ажурного вязания словами:
                «Бульвары бензином и розами пахнут.
                Мокра моя шляпа и ворот распахнут.
                Размотанный шарф романтичен и рыж.
                Он тоже загадка. Он тоже Париж.»               
                ……………………………………….         
                «На белый бал берез не соберу,
                Холодный хор хвои хранит молчанье.
                Кукушки крик, как камешек отчаянья,
                Все катится и катится в бору.»               
               
Шерсть, хлопок, акрил… Перепутались, переплелись стихи поэтов:
                «Аве, Оза. Ночь или жилье,
                псы ли воют, слизывая слезы,
                слушаю дыхание Твое.
                Аве, Оза...
                Оробело, как вступают в озеро,
                разве знал я, циник и паяц,
                что любовь - великая боязнь?
                Аве, Оза...»
                ………………………………..
                «…Вроде просто:
                найти и расставить слова.
                Жаль, что это все реже.
                И все больней...
                Вновь бумага лежит
                ни жива, ни мертва
                будто знает,
                что ты прикоснешься к ней»
                …………………………………………..
                «Идут белые снеги,
                как по нитке скользя...
                Жить и жить бы на свете,
                но, наверно, нельзя».

Как сказал один из авторов Прозы: «Все мы внутри себя состоим из разных стихов». Но какие-то строчки в каждом живут с детства.

Однажды злая волшебница заколдовала двенадцать братьев, превратив в диких гусей. Чтобы спасти их, сестра должна была за ночь сплести голыми руками из крапивы двенадцать рубах и надеть на братьев. Один рукав довязать не успела, самый младший - с крылом остался… Это сказка, запомнившаяся с детства.
Вот и клубочки слов – такая же пряжа, обжигающая, словно крапива, душу. Из разных по качеству и цвету волокон связалась с годами то ли защитная кольчужка, то ли полушалок.
Набросишь на плечи, и отзовется:
                «А я вам говорю, что нет
                Напрасно прожитых мной лет…
                ……………………………….
                И никогда не поздно снова
                начать всю жизнь,
                начать весь путь,
                и так, чтоб в прошлом бы - ни слова,
                ни стона бы не зачеркнуть.

 А то, что не все сплелось, как хотелось, что не хватило времени доплести рукав, и сквозь него все равно проникает боль -  так ведь это и есть жизнь.


Использованы стихи: Б.Пастернака, Дм.Сухарева, Ал.Блока, С.Есенина, К.Симонова, П.Антокольского, Б.Окуджавы, А.Вознесенского, Р.Рождественского, Е.Евтушенко, О.Берггольц.