Пастыри Глава 36

Человек бежал сквозь чащу леса. Его тело было в крови, грязи и лохмотьях паутины, ветви деревьев нещадно хлестали его по рукам и лицу, но он мчался, не разбирая дороги. В глазах человека застыл такой невыразимый ужас, что похолодели бы даже дохи. Его лёгкие, горящие от чрезмерной нагрузки, шумно втягивали и выпускали воздух, свистя. Под ногами с треском ломались сухие ветки, а жухлые листья, влажные от осенней сырости, липли к подошвам кожаных сапог, но человека, кажется, не волновал создаваемый шум. Его не волновало ничто, кроме спасения своей жизни. Ужас в его глазах был тем самым первобытным чувством, какое пробуждается на пороге смерти и подчиняет тело и разум лишь одной цели – самосохранению. Его никто не преследовал, Шёлковый лес позади был пуст, однако человек бежал долго, очень долго. Он был чрезвычайно вынослив и остановился только когда ноги стали заплетаться, а в глазах потемнело. Практически без чувств он свалился на землю, судорожно глотая сырой, свежий воздух, остро пахнущий прелой листвой и мокрой древесной корой.
    
Они пришли. Разумеется. Двое магов выжили, вернулись к своим, а дальше…
    
Он хорошо знал, как рассуждают маги. Наверняка они не стали разбираться кто прав, кто виноват, и наверняка те двое солгали: например, сказали, что ходили на обыкновенную прогулку, а тут на них набросились люди с неведомым оружием. Скорее всего, среди магов были те, кто призывал не судить поспешно, но что они могли? Для подавляющей части всё оказывалось очевидно. В мире, перевёрнутом с ног на голову, пропитанном страхом, до краёв заваленным пеплом потерь, насилию не удивляешься, только прячешься от него, как побитый пёс. Пришлось прятаться и им.
    
Все прошлые сотни лет отщепенцы старались не соприкасаться с враждой людей и магов, которая, словно дикий зверь, ждала своего часа, закованная в намордник общественных правил, который смастерил Лаакан. Но Творцы послали им конец света, медленно ползущий с юга, будто оживший мертвец. Конец всего. И для человека, лежащего сейчас на холодной земле, он уже наступил.
    
Маги пришли скоро. Вначале никто не подумал, что это они. Просто резко усилился ветер. Пологи наспех восстановленных шатров неистово заплясали под его порывами. Коренья, развешанные у жилищ для просушки, болтались на верёвках, будто ожили и хотели взлететь. Словно во сне, человек видел чей-то шарф, летящий по воздуху, катящееся, громыхающее пустое деревянное ведро, людей, спешащих занести в укрытие скарб, созывающих детей протяжными голосами. Их волосы и одежды бились на ветру, как разорванные паруса, а вокруг чернела земля, выжженная после последнего визита магов. Затем всё потонуло во мраке. Оглушительный раскат грома расколол воздух. Люди подняли лица к небу и увидели, как тяжёлые тучи закручиваются воронкой прямо над их головами. Заполыхали молнии. Сначала они сверкали в серой гуще, застившей солнце, как будто приноравливались, а затем стали бить в землю, в шатры, в деревья… Отщепенцы ещё не похоронили всех погибших в предыдущей бойне, и вот повсюду уже снова мечется пламя. Пламя настоящей стихии. Пламя, созданное магией.
    
Происходящее нельзя было описать. Ветер срывал шатры. Человеческая одежда, свитки, пучки сушёных трав носились в воздухе, бросаясь в лица бегущим, доводя их до исступления. Какая-то девушка, пробегая мимо, приостановилась и крикнула:

- Маги! Эти гады умны, они не стали подходить к нашей стоянке, они натравили на нас все клятые стихии! – она визгливо захохотала. – Нам конец! Беги! Беги, и возможно тебя убьют последним!

Но человек не мог бежать. Он должен был найти предводительницу. Он кинулся в толпу. Где-то на периферии его зрения мелькнул горящий силуэт, кто-то пронзительно, душераздирающе кричал. Молнии вгрызались в землю, в вышине грохотало так, словно вся Вселенная рушилась на эту крошечную планету. Во мраке мерцали всполохи. Потом начался град – огромный, с яйцо кригаля. Эти ледяные снаряды косили всё и вся. Бежал Грэг – его бутыли не могли помочь, ибо неизвестно было, где находятся маги, наславшие на лагерь этот кошмар. Бежала жена Огара с Таном и Марикой – остальные члены семьи погибли. Бежали разведчики и звероловы. Бежали все, а человек продолжал продираться сквозь мрак, вопли, вспышки и грохот. Преданный, отважный человек. Его глаза не видели изломанных, обгоревших тел, детей с лицами, навеки окаменевшими, не видели окровавленных лбов и ледяных глыб – тающих, заливая водой трупы. Его глаза искали только Алво.
    
Он нашёл её недалеко от того места, где раньше находилась её хижина. Алво лежала на земле, раскинув руки. Тело женщины почти полностью превратилось в страшный ожог, но человек не мог не узнать свою предводительницу, свою наставницу и друга. Не желая верить в худшее, он звал её, тряс за здоровую руку, пытался среди оглушительного шума огня, ветра, бахающих кусков льда различить её дыхание, но напрасно. Алво была мертва. Осознав это, он замер, потрясённый. Он не знал, что делать дальше. Сидя на покрытой пеплом земле, человек беззвучно шевелил губами. Он обернулся в надежде увидеть кого-нибудь из товарищей, но заметил только, как чья-то фигура, хромая, скрылась среди деревьев. Человек понял, что его сородичи бегут к Туманным холмам, надеясь там затеряться.
    
Внезапно раздался чудовищный хлопок, а затем грохот, от которого задрожала земля. Расширившимися от ужаса глазами человек увидел, что деревья перед ним медленно – будто само время теряет сознание – кренятся и пригибаются к земле; их стволы ломаются, словно человеческие кости, и тугая, прозрачная, но ощутимая всеми органами чувств волна движется из чащи прямо на него. Человек вскочил, бросился бежать. Обезумевший от страха, он нёсся стрелой. Долго, не считая ни времени, ни расстояния; пока теперь не свалился от усталости.
    
Все мертвы. Они все погибли. Он понимал это со здравомыслием отчаявшегося. Их планы, подготовка к битве, готовность сражаться обратились в нелепицу, которая может вызвать лишь стыд за собственную недальновидность: маги, вернувшись, вступят в открытый бой; после того, как нескольких их них разорвало на части неведомое оружие – разве можно было рассуждать так наивно! Маги проявили изобретательность, заманили отщепенцев в ловушку, загнали в лес, точно животных, и уничтожили. Нет, сравнение с животными не годится – с ними маги бы так не поступили.

Всё из-за того, что отщепенцы были людьми. Властителям стихий, великородным детищам огненного духа было глубоко плевать, что отщепенцы совсем не похожи на примитивных городских собратьев. Их не интересовало, кто в этой человеческой массе насильник, а кто вдохновенный созидатель; кто валяется в собственной блевотине, а кто замирает от восхищения, проникая пытливым разумом в тайны природы. Для магов всё едино. Все чудовищно, несправедливо, кошмарно равны. Его народ заплатил своими кровью и внутренностями за то, что биологически идентичен городским. Заплатил за их тупость, слабость и извращённость только потому, что имел такие же руки, ноги и немагическую кровь. Заплатил за то, чего никогда даже в мыслях не держал. Понёс ответ за свою природу. И какая разница, что духовно, интеллектуально, психологически они не имеют с городскими ничего общего. Всё, чего отщепенцы хотели, - покоя; свободы для изучения мира, творчества, для полёта мысли и духа. Человек закрыл руками лицо и закричал, крепко прижимая ладони к губам. Какой злой рок уберёг его от смерти, дав увидеть кощунственную расправу над разумом, над добром, заставив смотреть, как гибнет всё, что было ему дорого? «Городские, маги, Творцы, проклятья, конец света… Пошли бы они к дохам!» Кто расскажет ему, кто научит, как жить дальше в абсолютном, безысходном одиночестве, в котором нет близких людей, дома, знакомых вещей, нет ни единой крупицы его старой жизни. Только умирающая планета. Только люди из городов – ограниченные, обозлённые. Только высеченные из камня лица магов с глазами, отлитыми из серебра.

- Не мы прокляты. Проклят этот мир, - прошептал человек. – Вот бы никто его не спас. Сгинуть ему в самой чёрной бездне!
    
Около часа он просто лежал, уставившись ввысь, где смыкались, скрипя на ветру, тёмные, голые ветви, похожие на длинные, изуродованные страшной мутацией пальцы. Они были оплетены мягкой паутиной. Кое-где она свисала лохмотьями, и казалось, будто Шёлковый лес тоже умирает, замерзая, безуспешно пытаясь сохранить тепло под своим убогим рваным саваном. Потом человек встал, стряхнул несколько пауков, решивших соткать саван и ему, и побрёл на юг. Ему вдруг захотелось назад - в Совиный лес, где он прожил жизнь и где деревья никогда не умирают. Если по пути его настигнет болезнь, так тому и быть.
    
Он так стремился попасть в прошлое, что шёл до самого вечера, не останавливаясь. Он уже почти достиг дороги - оттуда до моста через Сартон было рукой подать, - когда явственно ощутил на себе чей-то взгляд. Человек обернулся. Из-за деревьев, неспешно переставляя лапы, вышел зверь размером с крупного костяного волка. Гладкая, блестящая шерсть, уверенные движения. Зверь уселся на задние лапы, а передние сложил на животе. Его прищуренные жёлтые глаза смотрели прямо на человека, и тот готов был поклясться, что видит в них злорадство маньяка. Они не двигались, глядя друг на друга. Минуты обратились в ничто. С неба летели редкие хлопья первого снега, проскользнувшие меж скрюченными древесными пальцами. Человек понял, что пора. Он глубоко вдохнул опьяняющий ледяной воздух, обвёл глазами сумеречный лес, скорбно наскрипывающий свою вечную молитву, поднял их к небу, надеясь увидеть его, и увидел – крошечный кусочек свинца. Затем он впустил в свою душу зиму и тишину. Он встал на колени, но глаз не закрыл. Тающий снег усеял его лицо холодными каплями. Человек подумал об Алво, о друзьях; вспомнил, как был мальчишкой и бегал по Совиному лесу, смеясь, а сверкающие бабочки вспархивали из травы, щекотали его загорелые ноги… Зверь одобрительно склонил голову, опустился на четыре лапы. Подойдя к человеку, он обнюхал его, утробно заурчал и одним мощным движением челюстей перекусил ему шею. Обливающееся кровью тело упало в запорошенную снегом сырую листву.
    
Так, сохранив добрую волю и гордость, умер Мерджим, последний из племени отщепенцев.