Глава 42. Ночной разговор

Я лежала на жестких нарах в одной из партизанских землянок. Напротив меня крепко спали Нюра и Лида. У меня же сна не было ни в одном глазу: Митя обещал, что ночью мы обо всем поговорим. Поэтому я ждала, затаив дыхание и прислушиваясь к каждому шороху снаружи.

Было тревожно: Митя знает о том, что я убила Петро. Что-то он мне скажет? Обвинит? Или, напротив, пожалеет меня? Хотя чего меня жалеть - я сама виновата, подняла руку на человека. Убила его…

Кто то коснулся моей руки. Я вздрогнула: не заметила, как Митя появился в землянке.

-Что, пора?

Брат кивнул. Я встала, надела рубашку, которую дала мне Оксана. Засунула за пазуху комсомольский билет: отдам его Мите наконец.

Мы, держась за руки, вышли на улицу. Лагерь спал, над ним вставала луна. Кое-кто из партизан сидел возле костра, думал о чем-то своем.

Брат вел меня за собой молча, уверенно. Я шла за ним, ежась от холода и волнения.  Мы прошли через лагерь и двинулись дальше, в глубь леса.

Вновь перед моими глазами предстала небольшая поляна. Здесь было тихо, спокойно. Никто не мог услышать нас.

Митя остановился, повернулся и все так же молча протянул ко мне руки. Я, задохнувшись, кинулась в его объятия…

… Плакали вместе - от счастья, от того, что мы нашли друг друга и теперь можем обняться, рассказать о себе и послушать рассказ другого. Плакали от горя, от того, что многих дорогих сердцу людей потеряли в эти страшные дни войны. Наконец, плакали оттого, что слишком долго не могли плакать: война - не время для слез.

- Аня, Анюта, сестренка! - Митя судорожно всхлипывал и гладил мои короткие волосы, сжимал до боли мои руки в своих ладонях. - Живая, здоровая… Аня, сестра моя! Выжила, выдержала… Аня, Анечка!

Я же смеялась и плакала одновременно. Быстро, лихорадочно целовала Митю в лоб, щеки, губы, вытирала его слезы, не чувствуя своих:

- Митя, братик мой дорогой! Митенька, живой… Живой, не убила тебя фашистская пуля! Нашел нас, отыскал… Митя, братишка! Митенька…

Выплакавшись досуха, до дна, мы сели на траву и крепко-крепко прижались друг к другу. Что-то хрустнуло у меня внутри: это свалился с сердца тот обруч тоски и горя, что терзал и сжимал его с момента ареста Мити. Теперь мы воссоединились, и сердце билось счастливо, свободно.

-Анечка, сестричка… - Митя прижал мою голову к своей груди. - Как же я боялся за тебя… Всё о тебе думал: как ты там? Хоть и мальчики с тобой, а всё - одна. Родителей рядом нет, меня немцы увели… Вокруг все чужое, страшно…

-И я про тебя думала.  - Я по - кошачьи терлась щекой о плечо Бурцева, заглядывала в его лицо снизу вверх.  -  Боялась, что с ума сойду от горя. Ты мне снился все время: страшный, весь в крови… И девочки снились… Когда письмо твое получила, прыгала от радости.  Не думала, что ты из плена спасешься… Спасся, живой! Братишка… Если бы ты знал, как сильно я тебя люблю..

-Я тоже тебя люблю, Аня. - Митя поцеловал меня в макушку. - Ради тебя все перетерпел и ради ребят наших. Как же вы жили там, в колхозе?

-Ничего жили. Баба Ивга нас ласкала, кормила, чем могла. Севка у деда Михайла жил, возле школы. Правда, ее взорвали, когда мы из села уходили.  - Я взглянула на Митю. - Это не партизаны взрывали?

-Они, они. Только меня там не было: я на дороге был. Там, на Жуковке… - Митя улыбнулся. - Мне про вас все Матвеич да Оксана рассказывали. Я же на пасеку ходил иногда, когда мог.

-Ты… был на пасеке?

 Я не успела продолжить, как брат оборвал меня:

-Да, и тогда был. Видел тебя сквозь щелочку. Я на кухне сидел, а ты с Николаем Григорьевичем говорила. Неужели не почувствовала ничего, сестренка?

Я напрягла память. Да, точно, был взгляд… Так это был Митя?

-Я был, я, - увидев мои широко открытые глаза, Митя засмеялся. - Только выйти к тебе не мог. Прости уж, дела посерьезнее были.

-Понимаю. Как нога твоя?

- Ой, про что вспомнила!  Да нога уже зажила давно. - Брат нежно улыбнулся мне. - Только сердце болело… Скучал по тебе…

- Я тоже.

Было так хорошо сидеть, прижимаясь к Мите, ощущая его теплые руки, дыхание на моей щеке… И Бурцев был явно счастлив: он то и дело целовал меня в голову, гладил по плечам, прижимал к себе. Сколько же мы не виделись?

- Месяц - ответил Митя на застывший в моих глазах вопрос. - Или около месяца. А ты за этот месяц стала совсем большой. Уже и убивать умеешь…

Вот оно, началось! Я прикусила губу, отодвинувшись от брата:

-Осуждаешь, да? Противно? Конечно, сестра-убийца… Мало приятного.

Мой голос стал ледяным, суровым. Сейчас Митя начнет выговаривать мне, ругать за то, что я сделала….

Но он, как и в тот день, когда я поругалась с Петей, проявил чуткость и внимание.

-Аня, что ты! - Руки брата снова обняли меня, до боли в ребрах. - Я тебя не виню! Нисколько, ни капельки! Наши бойцы на фронте тоже фашистов убивают! И мы, партизаны, врагов из пулеметов стреляем, бомбами взрываем…  Что ж мы, все убийцы? Нет, конечно. Но я хочу понять, - Бурцев пристально посмотрел мне в глаза, - почему ты решилась на это?

- Это Петро… это он про тебя немцам рассказал. - По моим щекам снова потекли слезы. Я уткнулась лицом в грудь Мити, всхлипывая. -  Из-за него тебя у меня отняли… Я не могла не отомстить! Еще он Макитрючку избил, меня за волосы таскал… Митя, прости, но я не могла поступить по-другому!  У него тогда револьвер был, он бы нас всех расстрелял! Я защищалась, защищала ребят! Если это наказуемо - накажи меня!

-Тихо, маленькая моя, тихо… - Митя ласково гладил меня по спине. - Наказывать тебя никто не станет. Не за что. Если бы ты в мирное время на человека с ножом напала - тогда да. Но ты же не станешь так делать? Не станешь, Аня?

- Не стану, конечно. - Я вытерла слезы. - Я больше никогда не убью человека. Каким бы он ни был плохим.

-А вот это правильно! Нельзя людей убивать. Мы же не фашисты. Только, когда защищаешь своих друзей, свою Родину - можно и убить врага. Но… - Митя задумался. - Ладно, повзрослеешь - сама все поймешь. Этого тебе даже я пока объяснить не сумею.

-Митя, что будет потом? - Я прильнула к его плечу. - Нас отвезут домой, да?

-Да, завтра улетите. Ты, девочки и Сева Малютин. А с мальчиками я уже сам пойду через линию фронта.

-Через линию фронта? - Моя рука сжала руку брата. - Митя, тебя же могут убить! И мальчиков тоже…

-Постараюсь, чтобы не убили. - Митя улыбнулся мне и встал. - Пойдем. Тебе спать пора.

-Погоди. - Я запустила руку за пазуху. - Твой? Ты же у нас Бурцев?

На моей ладони лежал комсомольский билет.

-Да, мой. - Вожатый взял его в руки и открыл. - Как новенький… Нашла, значит? Умница, Анюта! Я боялся, что не найдешь.

Мои щеки зарделись от похвалы Мити: значит, и я еще что-то могу!

Бурцев довел меня до землянки. Засыпая на нарах, я улыбалась: на душе было легко и весело.