Вандерфулистый бьютифул

                Подарок для Марии Бароновой
     Москит размахивал здоровенным револьвером, наскакивая, как петух, на дядю Джо, от возмущения и ярости издавая нечленораздельные звуки, позванивая яйцами, едиными и неотделимыми. Дядя Джо отталкивал разбушевавшегося мужика, оглядываясь на меня, но я был занят разглядыванием сисек Моники Белуччи и лишь краем уха ловил отзвуки говножуйства, во всей красе происходящего где-то там, на краю вселенной. Маню успокоительно вклинился между ними.
     - Кес ке ди ? Кес ке ди ?
     - Да я никогда не имел дел с мужиками, - брызгая слюной, наконец, проговорил Москит, но наткнувшись на застенчивый взгляд красавца Красовского, проехавшего мимо на мини-мокике, потупился, затупил ненадолго, вынул из кармана точило-оселок и, нахмурившись, шваркнул им по своей голове. Поводил по макушке, снося на хер волосы и эпидермис, приводя разум в готовность к состязанию в мудизме. Вспомнил некстати Кашина и застрелился.
     - Е...ть, -констатировал я, отвлекаясь на задницу знойной женщины. - Федот да не тот, застрелиться-то должен был этот. - Я указал на небритого Маню, но мыслить дальше помешала Соня, трансвестит, она газовала на подземной стоянке, от ужаса бздела, как лошадь, что было неудивительно, ведь ее окружали тысячи гуманитарных беженцев, одним своим видом вызывающих у любого здравомыслящего человека неконтролируемые позывы к крупнокалиберным пулеметам, " Циклону Б" и оранжевому агенту, ласковым дождичком с тихим шелестом падающим на косматые головы, модные хиджабы и крючковатые носы гуманоидных пришельцев.
     - Иногда это не имеет никакого значения, - орал облупошенный Маню в одноглазую рожу,- мужик, баба, был бы рот.
     Дядя Джо не согласился. Гнусавым голосом с американским акцентом заспорил с обезбашенным французом, уже готовым снести башку и дяде, и паре комиссаров, и всей подземностояночной толпе беженцев.
     - Ну, нет. Помнится, и Нуно-армяшка говорил что-то подобное. И где он, этот Нуно ?
     - Не знаю никакого Нуно ! - Отрезал Маню. - И знать не хочу, бля. Еще один каторжник.
     - Нет,- покачал головой дядя Джо, - он предприниматель.
     - И что же это он предпринимает ? - Заинтересовался Маню. - Кокс ? Кислоту ? Мескаль ? Говори !! - Он уже визжал от возбуждения, подпрыгивая на одной ноге.
     - Бизнес. Всё, короче.
     Лысый татарин, крымской нации господин, проходя мимо, курсом на х...й, прислушался к разговору, произнес эти непонятные для французов слова и пошел дальше по тому же курсу, следом за стройными рядами бандеровцев, чурок и российских граждан, попавших под раздачу в достославном девяноста первом.
    - Меняет, - не стал отвлекаться на лысого дядя Джо. - Шило на мыло.
    - Успешно ?
    Я отвернулся от Сони, предоставив ее своей счастливой судьбе. На хрен, сами разберутся, не глупее нашего, мы свою землю подарили упырям комсомолистым и гэбэшным, они - чуркам, какая разница, если белая раса, доказав свою ничтожность, сдыхает в корчах и муках ? Никакой. Лишь бы успеть новый альбом Канье Уэста прикупить. Послушать минуту и застрелиться.
    - Не знаю, - честно ответил дядя Джо. - Он, вроде, троцкист. Результат - ничто.
    - А ты знаешь, что говорят, когда нет результата ?
    Я уставился на черную повязку, прикрывающую пустую глазницу француза, заранее зная, что он знает, глаз-то ему именно х...м и вышибли в Алжире деды тех самых пришельцев, ОАСовцы понимали байду эту, но упустили момент, впрочем, не они одни. Надо было делать правильный выбор в сороковом.
     - Саботаж.
     Маню ответил за дядю Джо. Они часто в последнее время менялись ролями, Маню и дядя Джо, городили несусветную дичь о саботажниках, росте экономики и победах в колониальной войне, не зная великой тайны, народной забавы : орать матом при виде, что одной рожи, что другой, что даже третьей, надоевшим людям до тошноты.
     Раздались шаги. Шаги протопали мимо и стихли. Человек-невидимка прошел рядом, незамечаемый и неуловимый, подслушал это слово, саботаж, чтобы вынырнуть потом в приемном пункте Вторсырья в истории с Гагариным. Ушлый, сука.
     - Вредительство.
    Гнусавый американский акцент сменился глуховатым грузинским. Дядя Джо вынул трубку, стыренную у Невзорова, закурил, затянулся, подумал недолго и застрелился.
    - Пиз...ц, - констатировал я, отвлекаясь на снова проехавшего мимо красавца Красовского. - Еще один.
    - Да, - лысый татарин прошел в другую сторону, - много их.
    - Чё-то я вообще ни х...я не пойму, - опешил я. - Они по кой хер туда-сюда ходят ? - Маню, не понимая, покачал головой. Подумал и застрелился.
    Я сидел один посреди необозримого кладбища. Мертвецы покрывались снегом, прорастали травой, засыпались осенними листьями, разлагались на плесень и липовый мед. Весь мир был одним большим кладбищем. Даже живые, где-то там, были на самом деле мертвецами, не зомби, просто мертвецами, ждущими избавителя, что, улыбнувшись и хихикнув, закончит историю этой говенной планеты.