Попить, поесть - и за 66! 8

 
     Кинокамера снова в московской квартире Бриков-Маяковского. Осип Максимович, закончив завтрак, промокает салфеткой губы, а Лиля Юрьевна по-прежнему предается воспоминаниям. Раздается дверной звонок. Лиля Юрьевна сразу преображается, поправляет прическу, накидывает на плечи шаль, и, готовая к бою, дает Осипу Максимовичу знак открывать дверь.
     Осип Максимович возвращается с сотрудником ОГПУ Львом Гильяровичем Эльбрехтом. Это его Эльза видела на вокзале в Париже. Только  теперь он в военном. И улыбается.
     – Левушка!– Лиля Юрьевна идет навстречу ему. – Я уж думала, ты нас забыл. Целая же вечность прошла! Где ты был? Впрочем, если не можешь, не говори, – поправляется Лиля Юрьевна.      
     – Ну какие же от вас секреты, Лиля Юрьевна!.. Лиля Юрьевна, Осип Максимович, дорогие мои! – Обнимает по очереди их, потом садится. – Да. Поколесил я по странам, покачался на теплоходах. Соединенные Штаты, Франция. Где только не был! Устал как собака. Домой все рвался. А обстоятельства сложились так, что домой пришлось возвращаться – не поверите! – в пароходной трубе!
      – Что ты, Левушка! Не пугай нас.
      – Можете не верить, Лиля Юрьевна, но это было. Пока дошли до Одессы, чуть не изжарился!
      – Хорошо, что не задохнулся еще, – спешит вставить свое слово Осип Максимович. 
       – Голова торчала из трубы как кочан капусты! Вы не представляете! Так и ехал, отворачивая лицо от дыма. Море, Небо и чайки. И так несколько дней. Вот скажите вы мне, вы могли себе представить, что человек может проехать из Франции до самой  Одессы, стоя в пароходной трубе? – Брики синхронно мотают головами. –  И я не мог. Но ведь проехал. Правда, потом пришлось проваляться несколько дней в госпитале. А сегодня вышел – думаю, куда мне теперь?   
      – И сразу же к нам! – умиляется Осип Максимович.
      – Левушка, чаю будешь? – говорит Лиля Юрьевна, устремляя на него полный нежности взгляд. – Или хочешь чего-нибудь покрепче? Ты только скажи! 
     – Чаю давайте! А насчет покрепче, это потом. Все потом, Лиля Юрьевна. После награждения. Церемония вручения наград кончится – и сразу приступим. Ох и истосковался я по праздникам! У меня ведь в смысле выпить за это время маковой росинки во рту не было.
      – Вот скажи ты нам, Левушка, такую вещь, – обращается к нему Осип Максимович. – То, что твоего начальника, Янечку Агранова, завтра награждают, это мы знаем. Знаем и готовимся. А еще кого награждать будут? – Осип Максимович весь обращается в слух.
      – Как, кого?  Меня конечно! Вы разве не слышали? – весело заявляет Эльбрехт, ударяя  кулаком по своей мощной груди.
      – Левушка! – передав чашку чая Эльбрехту, всплёскивает руками Лиля Юрьевна. – Я так за вас рада! За тебя. За твоего начальника… Кстати, вот посмотри, какой подарок я ему приготовила.
     Эльбрехт открывает коробочку с золотым портсигаром.
      – Из золота? – удивляется он. – Ничего себе! – Он даже присвистывает.
      – Ты не расстраивайся, Левушка. Будет и тебе подарок. Не хуже этого. Уж я позабочусь.
     А Осипа Максимовича давно уже мучает одна мысль, и он спешит ее высказать. 
     – Я думаю, надо сделать так, – говорит он Эльбрехту.– Бери своего начальника, и приходите с ним сегодня вечером к нам. Кстати, и твою Зиночку пригласим, – заговорщически подмигнув,  сообщает он.
      – Она меня еще не забыла?!
      – Что ты!– восклицает Осип Максимович, всем своим видом показывая, что он сделал все, чтобы этого не случилось.– Каждый день о тебе спрашивает.
      – Значит, так, – говорит Эльбрехт, еще больше повеселев. – Сегодня у нас как раз спецпайки выдают. Балычок, икорка, коньяк будет. Не какой-нибудь коньячишко – «КВ»! Так вы пришлите служанку вашу Аннушку, мы ее загрузим.
      – Будет исполнено!– Осип Максимович шутя отдает честь. – Прошлый раз я Янечке в карты проигрался. Ну, держись, Янечка! Уж сегодня я отыграюсь. – Потирает руки в предвкушении  удовольствия.– Успеем попить, поесть – и за 66!
      Никак не реагирует на это Эльбрехт. Его веселость будто  ветром сдувает. Выражение лица делается строгим. Он встает, одергивает гимнастерку, поправляет ремень – и в голосе его зазвучали металлические нотки. Становится ясно, что вот сейчас и начнется главное. То, ради чего он пришел. А то, что было до этого, было всего лишь прелюдией. Увертюрой.


                П р о д о л ж е н и е  з а в т р а