Зелье

 
  - Ну и подонок же этот Димон! – сокрушалась изрядно захмелевшая Алла, - нашёл, дескать, другую. Любофф у него, понимаешь! Сука!
Алла опрокинула в рот ещё одну рюмку красного вина и тупо уставилась в тарелку, словно ища в ней забытый текст.
- Правильно, Алла! Сука она, точно! – поддержала подругу Света – виновница торжества. По случаю очередного Дня рождения она устроила небольшую пирушку для самых близких друзей, на коей присутствовало человек десять – пятнадцать. Гости уже набрались, поэтому за столом почти никого не было: только  Алла, Светка и Костя. Кто-то  ушёл курить в подъезд, кто-то дышал или тоже курил на балконе, кто-то отдыхал на диване. В коридоре стояли две коробки, набитые под завязку пустыми бутылками.
 Алла – одноклассница Светки. Их дружба началась ещё в начальной школе и с годами только крепла. Светка давно выскочила замуж. Детей пока не было, но, как заверяла сама Светлана, всё было под контролем. Нет, значит, пока не планировали. Успеется ещё. Алла же могла похвастаться лишь кратковременными отношениями, продолжавшимися месяц – два, не более. Лишь однажды роман с неким Вадимом сумел продержаться аж восемь месяцев. О причинах разрыва все говорили разное, Алла же молчала как рыба.
- Ничего она не сука! –  возмущённо отреагировала Алла, - это Димон – сука!
Алла горестно взмахнула руками, из-за чего небольшой кусочек бутерброда из её левой руки спланировал в рюмку Кости. Тот поморщился.
- Алла, хорош. Пойди, приляг, - сказал он, но девушка продемонстрировала всю сложность своего характера.
- Ещё чего! Я не пьяная!
- А ты её, Алла,  не защищай! Приличные женщины так не поступают! Сука - она и есть сука! – сказала Светка, собирая со стола пустые тарелки, - Ты бы и вправду прилегла. Костя проводит тебя на мою кровать.
- Не надо! Я и так знаю твою кровать. Ха-ха! Твою кровать! Звучит как мат, честное слово!
Алла, пошатываясь, побрела в спальню, на ходу повторяя:
- Твою кровать! Блиин, это ж надо – твою кровать!
«Её кроватью»  была тахта в спальне. Светка с мужем Анатолием спали на широченной кровати, стоявшей в самом центре, тахта же ютилась у стенки. Она часто спала на ней, когда муж разъезжал по командировкам. Что поделать -  работа такая.
Когда за Аллой закрылась дверь, Света унесла на кухню стопку посуды. Вернулась, неся зелёную бутылку с тёмной жидкостью.
- Моя фирменная настойка. Берегу для особых случаев. Выпьем?
Костя подозрительно посмотрел ей в глаза.
- И чего там настояно?
- А, травки разные…. Чабрец, тархун, мята и тэ-дэ, - замялась Светка, ставя бутыль на стол.
- Почему всем-то не налила?
- У меня только бутылка и осталась. Каждому – по капле, даже распробовать не смогут; а пить её нужно помногу. Полстакана – самое то.
- Для чего? – недоуменно спросил Костя.
Светка весело рассмеялась.
- Для настроения, дурачок. Для нас-тро-ения.
«Флиртует что ли?» - подумал Костя. Светкиного мужа он знал хорошо, так как был его лучшим другом, а с женой друга – табу.  Ну, положим, выпьет он эту настойку. Что дальше? Зелье там приворотное, что ли? От водки эффект куда лучше. Не могут же травки снести башню настолько, чтобы он, Костя, переспал с женой друга? Или могут?  Наркотики какие-нибудь. Хрен его знает.
- А не траванёмся? – задал он последний и совершенно бессмысленный вопрос.
- Да я тыщу раз пила. Говорю же  - всё, последняя бутылка, - настаивала Светка. Аж вспотела от усердия. Да нет,  она на наркоманку  не похожа.
Костя откупорил бутылку.  Травяной запах был действительно приятным.  Все сомнения как-то улетучились сами собой, и он наполнил две рюмки.
- За тебя, Света! – Костя поднёс рюмку ко рту. Остро пахнуло травами и ещё чем-то, таинственным и пугающим. У него была прекрасная память на запахи, но этого запаха он никогда в жизни не встречал. Запах не ассоциировался ни с чем. В базе данных его мозга  не было ничего, связанного с ним. «Травки, говоришь?!!!» - подумал Костя, но отступать было поздно. Он выпил.
Горечи не было, только небольшое жжение. Неудивительно – спирта явно не пожалели. Градусов пятьдесят – шестьдесят, не меньше, но закусывать нужды не было, да и букет перебивать не хотелось. Он посмотрел на Светку. Её серые глаза внимательно наблюдали за ним. В них поблёскивали озорные искорки. Да, ситуация…  Если и вправду приворотное зелье, настоящее, действующее – тогда кранты. Алкоголь и так подогревал желание, почище любого настоя; с алкоголем  же травки могут дать эффект атомной бомбы. Снесёт крышу к чертям. Тогда – прощай, дружба. Толян ни в жизнь руку не подаст.
 Её рюмка была пуста.  Выпила или вылила – определить было решительно невозможно.
- Ну, как? – с интересом спросила Светлана.
-Эффекта ноль! – бодро, и как-то радостно доложил Константин.
- Значит, нужно повторить! – уверенно заявила Света, хватая со стола бутылку. Рюмки вмиг наполнились жгучей влагой.
- Теперь за тебя, Костян! – быстро проговорила тост Светлана и одним махом опрокинула рюмку себе в рот. У Кости от удивления рука застыл на полпути.
- Ну, чего завис? Ждёшь, когда нагреется? – спросила она, хватая ртом воздух. Костя выпил, заодно подумав, что не мешало бы поговорить с Толяном.  Менял бы работу, дурень. Сопьётся Светка так без него.
- Сейчас подействует. Две  рюмки – самое то, - заверила Светлана, высасывая дольку лимона.
Обычное спиртное. Что водка, что настойка – никакой разницы. Хотя, нет, имеется одно отличие -  вкусная, зараза. Травки, какие там она говорила? Мята, чабрец. Костя давно мечтал уехать далеко-далеко от города, насобирать всяких душистых травок, разложить и развесить дома, чтобы запах, да по всей квартире. У-ух! А потом пить всю зиму вместо чая. Только лето пролетало в делах и заботах, а осенью он снова ждал лето, давая себе зарок – уж в следующий раз обязательно….
- А теперь? – вывел его из транса голос Светланы.
- Нет, Свет, что-то не очень. Ингредиенты выдохлись, наверное, но  зато очень вкусно.
- Ну, не скажи. Эти ингредиенты, как ты говоришь, так просто не выдохнутся. Не всосались ещё. Пойдём лучше танцевать.
Светка врубила магнитофон и увлекла Костю в энергичный танец.  Через минуту он понял, что пьянеет. Быстро и стремительно. Градусы делали своё дело. Стало весело, но связь с реальностью быстро исчезала. Костя энергично махал руками и ногами, практически не чувствуя их. Хотелось смеяться, прыгать, дурачиться. Страхи и комплексы куда-то исчезли   – он сейчас чувствовал себя суперменом. Самый крутой парень в этом городе, или даже на всей планете. Остатки разума выбросили в голову мысль о наркотиках, но Кос те это было уже всё равно. Он веселился, выделывая замысловатые кренделя перед смеющейся Светланой. Светланой,  которая сейчас, как никто другой, понимала его и принимала его таким, какой он есть. Она была его богиней.
- Эй, а где все? – удивлённо крикнул Костя, когда смолк зажигательный ритм танца, и готовилась к воспроизведению новая дорожка.
- Ушли, - просто  ответила Света. Ответила так, словно бы сообщала текущее время: буднично и блёкло.
- Как, ушли? – оторопел Костя. Такой поворот событий не вписывался ни в какую схему.
- Пешком. Кто -  на такси, кто  - на автобус. Алка только дрыхнет на тахте, остальные ушли.
Заиграла новая мелодия. Похоже, медленный танец.
- Что, и даже не попрощались?
- Попрощались, ещё как попрощались, - сказала Светка, кладя руки на плечи Константину, - весь мозг мне вынесли, пока одевались.
- Не смешно, Свет. Мы танцевали, ты была здесь, никуда не уходила, - в голосе Кости мелькнули нотки истерики. Он достал из кармана телефон и глянул на дисплей.
- Ни х… себе! – помимо воли вырвалось у него.
- У-у, а говоришь, выдохлась. Вон, как тебя прёт. Очнись, дорогуша, мы уже часа полтора танцуем. Я и гостей проводила, и бутылки к мусоропроводу отнесла.  Уходить будешь – выкинь.
- А чё сама сразу не выкинула?
- Кость, это моя квартира, значит, на площадке живут мои соседи, которые обязательно стуканут Толику, что я вывалила две коробки стеклотары,  и при этом еле держась на ногах. Усёк?
- А что, Толик не в курсе твоего дня рождения?
- В курсе, только соседи, сам знаешь -  приврут, перепутают, недоговорят. Была белая и пушистая, стану…. Ну, ты понял! Да и тяжело хрупкой даме тяжести поднимать ….
- Логично. Ты у меня такая умная! Дай я тебя поцелую! 
 Костя зажмурил глаза и сложил губы в трубочку, однако его губы наткнулись не на пухленькую щёчку Светланы, а на фигу, украшенную  рядом красных наманикюренных ноготков.
- Поцеловал? – холодно спросила Светлана.
- Свет, ты чего? – снова удивился Костя.
- Поцеловал, я спрашиваю?
- П-поцеловал. Ты чего?
- Утром сам мне спасибо скажешь, - совершенно трезвым голосом произнесла Светлана, - Эк тебя развезло!  Измельчали нынче мужики, измельчали. Пара рюмок – и в дрова.
- Тогда я того…, - кивнул Костя в сторону двери. Голова шумела, реальность всё время  ускользала, как юркая мышь. Немного подташнивало.
- Сиди уж, - осадила она его, - на диване постелю. Прыгай  пока в кресло.
Костя перебрался в кресло, которое тут же поглотило его обмякшее тело, полностью парализовав любое сопротивление. Он закрыл глаза и уснул.
Телефон ожил, выдёргивая Костю из липкого тяжёлого забытья. Он с трудом разлепил веки. Светки не видно. На дисплее высветилось слово «Мама». Он хотел ей позвонить сам, но как-то забыл.
- Костенька, почему не звонишь? – начала она  с жалобного упрёка.
- Мама, ну что со мной может случиться?! Я у Светы, не пью!
- Знаю я, как ты не пьёшь! – ответил ему обиженный голос.
- Честно-честно!
- Тогда почему у тебя язык заплетается?
- Устал я, мама, - выпалил Костя первую попавшуюся дежурную фразу, - задремал немного.
- Костенька, я, конечно, всё понимаю….
- Мама, я просто задремал! За столом! В кресле!
- Ну, ладно, ладно. Слушай, Костя, ты бы съездил к дяде Егору. Он звонил, кстати, привет тебе передавал. Так вот: лекарства ему нужно отвезти. Болеет он сильно. Я сейчас иду в аптеку….
- Ему срочно?
- Нужно бы сегодня. На последний автобус ты успеваешь.
Константин поморщился. Заезжать к маме – нарываться на скандал. Он уже умудрился вырубиться, да и речь его, если верить маме, не внушает уверенности. Этот запах никакая жвачка не перебьёт.  Настойка, хоть и ароматная, но тоже на спирту. Костя представил реакцию матери на свой выхлоп.
- Мама, я всё куплю сам. Диктуй.
Пискнул диктофон. Мама чётко, как учительница в школе, продиктовала непонятные названия лекарств. Ни одного знакомого слова. Закончив список, мать положила трубку.
- Постель готова, сударь! – громко, с притворной торжественностью, произнесла невесть откуда взявшаяся прямо перед ним Светка. В правой руке она сжимала миниатюрную подушку.
Костя на миг заколебался. Ему очень хотелось спать. Только теперь, когда разговор закончился, он отчётливо понял, что не хочет ничего, совершенно ничего. Спать, спать, только спать. Даже Светка в один миг перестала его возбуждать. На диване громоздилось толстое и тёплое ватное одеяло в белоснежном, пахнущем свежестью пододеяльнике. Прыгнуть бы под него и забыться часов на десять. Костя решительно поднялся.
- Нет, Свет, я тебя покину, пожалуй, - промямлил Костя. Он решил – поспать можно и в автобусе.
- Алё, ты, куда это собрался?! – возмущённо и властно сказала она, скрестив руки на подушке,  теперь закрывавшей её полные груди. Слова прозвучали как команда «сидеть », нет, скорее -  «лежать». Костя уже почти снова опустился в кресло, но  отравленный спиртным мозг всё же не дал этого сделать.
- Надо, Света, надо.
Но Светка была непреклонна:
- Я тебя в таком виде не отпущу!
« Ой, несладко с ней Толяну» - подумал про себя Костя.
- Да нормально всё, Света. Видишь! – Костя вытянул вперёд руки, закрыл глаза и коснулся указательными пальцами обеих рук кончика своего носа. Сделал несколько шагов с вытянутыми руками.
- Вот те раз! – удивлённо воскликнула Светлана, - только что лыка не вязал…
- Сам в шоке. Настоечка твоя, походу.
- Точно, нормальный, - переспросила она.
- Точно-преточно, - заверил Костя.
- Мама?
- Она самая.
- Ну, иди если надо. Бутылки не забудь.
Костя высыпал содержимое коробок в мусоропровод, удивляясь, как стеклотара слишком уж тихо отправилась в последний полёт. Да, ему ещё трезветь и трезветь. На улице с наслаждением вдохнул холодный и влажный осенний воздух и зашагал в сторону автовокзала. До последнего автобуса на Осиновку оставалось больше часа. Этот автобус всегда уходил полупустым, поэтому проблемы  с  билетом возникнуть просто не могло. По пути к вокзалу была шикарная аптека, где по приемлемым ценам  всегда можно купить от аспирина до навороченного японского аппарата, измеряющего чёрт знает что. Константин знал это от матери, её подруг, подруг её подруг. Все хвалили   аптеку.
Яркий свет резал глаза. Девушка с длинной косой с несколько удивлённым видом выслушала  список лекарств, кивнула и исчезла в подсобке. Вскоре вернулась, неся пять коробок.
- У нас такое редко покупают. Очень редко, но не волнуйтесь – не просрочено, - сказала она, как бы оправдываясь перед Костей.
- А от  чего эти лекарства? – вдруг спросил он, неожиданно для себя. Девушка сначала удивлённо округлила глазки, затем прыснула от смеха.
- Ну, вы даёте! Покупаете дорогое лекарство и даже не знаете для чего?
- Да, это не мне, - смутился Костя.
- Понятное дело, что не вам. 
- Дяде.
- Ну, вот у него и спросите! С вас три тысячи.
Мама, конечно, предупредила, что лекарство будет не дешёвое, но к такой сумме Костя оказался морально не готов. К счастью,  денег в кошельке оказалось достаточно. Расплатившись, он вышел на улицу.
В автобусе Константин крепко уснул. За окнами темень, печка жарила на всю мощь. Тепло, уютно. Снилась какая-то хрень. Ничего определённого. Мелькали картинки одна за другой. Никакого сюжета, никакой темы. Так, мешанина. Обычное дело для пьяного мозга. Реальность вернулась только тогда, когда автобус остановился на конечной остановке и люди ринулись к дверям, стараясь прийти   быстрее всех, словно от этого зависела их жизнь. Тётка с сумкой на колёсиках намертво перегородила Косте выход. Он спокойно сидел, постепенно приходя в себя и стряхивая остатки сладкого сна. Успеется. С ним автобус в гараж никак не уедет.
Через минуту проход был свободен.  Костя вышел из автобуса и зашагал по тротуару  так знакомого и родного  с детства городка. Посередине вокзальной площади стояла толстая бронзовая колонна с непонятными барельефами. Хилая подсветка едва освещала лишь третью часть внушительного монумента.  Ни мама, ни дядя не знали, что изображено на ней, в честь чего она поставлена. Стоит – и всё. Костя обогнул колонну и зашагал по знакомой тропинке. Начало октября давало о себе знать холодным северным ветром. Он уже понял, что оделся не совсем по сезону. Он, вообще то, шёл в гости и не планировал ночных поездок в другие города.
Вот и знакомый переулок. Сейчас ещё один поворот и…. Костя стоял перед  глухим высоким забором из коричневого металлического профиля. Он, конечно, не был у дяди очень давно, но всё же не мог припомнить того момента, когда дядя вдруг решил поменять забор. Мама бы об этом рассказала обязательно, хотя бы раз. Обычно, все события она пересказывала раз по пять или больше.
Всю жизнь   дом дяди окружал невысокий заборчик из старых, покрашенных зелёной краской деревянных штакетин. Забор лишь очерчивал периметр, не представляя собой никакого препятствия для воришек. Да что там! Любой пёс всегда мог спокойно найти сгнившую доску и отжать её лапой или мордой.  Видимо, воришки изрядно обнаглели, раз дядя ухнул кругленькую сумму из своих сбережений. Может, дань моде? Сейчас такие заборы практически у каждого дачника. Посмотрел старик, прикинул – он то чем хуже. Быть как все. Стадный инстинкт.
Вдоль забора тянулась полоска асфальта. Оживлённая городская дорога, если судить с позиций маленького городка. Пока Костя пялился на новый забор, мимо него пронеслись две легковушки и грузовичок с досками. Пахнуло деревом, что-то попало в глаз.
Калитка нашлась быстро. Костя повернул ручку и толкнул калитку от себя. Пружина оказалась на редкость тугой. Ему пришлось напрячься, чтобы дверца не сработала обратно, потому что ударила бы она очень и очень больно. Раскрыв её едва до половины, Костя протиснулся внутрь. Калитка с лязгом захлопнулась. Удар металла о металл отозвался в ушах тихим мелодичным звоном.
Перед ним, наполовину скрытый ветвями деревьев, стоял двухэтажный каменный дом. Белая, местами облупившаяся штукатурка, стройные мраморные колонны. Балконы и лестницы с резными каменными балюстрадами. Окна едва светились. Свет горел где-то в глубине дома, лишь отдельным бликам удавалось вылететь наружу через идеально чистые стёкла.  Костя стоял в нерешительности на тропинке, выстланной красным кирпичом. Она вела к невысокому крылечку, явно не главному в этом шикарном доме. Чёрный ход. Правильно,  одинокому старику много ли надо.
Тут Костя обратил внимание на тишину. Необычную, звенящую, словно эхо от захлопнувшейся калитки. Не гудели моторы машин, не раздавались голоса случайных прохожих. Мир снаружи просто уснул. Или исчез. Косте стало не по себе. Он взялся за ручку калитки и попытался открыть её. Дверца не шелохнулась. Возможно, от удара её заклинило, или сработал какой-то замок. Эта мысль не успокоила его, а только ещё больше нагнала страха. Он похолодел от ужаса.
Снаружи не доносилось ни звука. Он ещё раз попытался открыть калитку, но и эта попытка провалилась. Тут калитку озарил яркий свет. Обернувшись, Костя увидел, что над крыльцом зажегся фонарь. Дядя услышал его и включил свет. Всё в порядке. Страх исчез, и Константин бодро зашагал по тропинке.
Дверь оказалась не запертой. Небольшая прихожая, освещённая тусклой лампочкой, окно. Костя замер. Такого красивого окна он раньше у дяди не видел. Это был самый настоящий витраж.  Маленькие кусочки разноцветных стекол, обрамлённые свинцовой оправой, соединялись в одну великолепную картину. Свет уличного фонаря заменял солнце, и Костя увидел сиренево-изумрудные волны огромного моря. Чайка, почти касаясь крыльями волн, летела прямо на него, хищно раскрыв клюв. Каждая лапка,  даже каждое пёрышко  были отчётливо видны; искусный мастер практически оживил  стеклянную птицу. За спиной чайки виднелись силуэты других птиц, возможно, тоже чаек, только те были гораздо мельче главной чайки, которая летела прямо на Костю, оставляя за спиной оранжевый диск заходящего солнца, наполовину погрузившийся в воду. Красная дорожка бежала по ряби волн; её краснота почти касалась крыла птицы, но и этого почти касания оказалось достаточно, чтобы крыло порозовело. Костя уже почти услышал пение волн, как вдруг знакомый голос дяди Егора крикнул: «Племяш! Где ты там застрял!»
Он всегда его так называл – племяш. Косте не очень это нравилось, но он старался не выказывать неудовольствия по этому поводу. Костя обернулся. Витраж был прекрасен, но полюбоваться на него он ещё успеет. Заодно и узнает, откуда он взялся у дядюшки. Штука-то дорогая, на пенсию такую не купишь. Не подделка, а качественная работа настоящего мастера.
Из прихожей шёл коридор, в конце которого виднелась открытая дверь, из которой лился яркий свет. Были и ещё двери по бокам, но они плотно закрыты. Комната, в которую вошёл Константин оказалась полностью лишена мебели, за исключением двух  старых стульев, поставленных у окна. Дядя сидел, опершись  локтем левой руки о широкий подоконник. В правой руке он держал фаянсовую кружку с тёмной жидкостью. Глаза дяди скрывали большие тёмные очки в пластмассовой оправе.
- Охо-хо, здравствуй, дорогой! – оживился дядя, как только я вошёл в комнату. Он поставил кружку на подоконник и протянул Косте свою морщинистую руку, - чай будешь? Костя отрицательно замотал головой. Протянул пакет с лекарствами.
- Ай, молодец! Вот уважил старика! – похвалил «племяша» дядя Егор и с безразличием положил пакет на пустой подоконник. Даже не заглянул в него.
- Тут лекарства, которые ты просил, - уточнил Костя ещё раз.
- Да я понял, понял, племяш! Я свою отраву через любой пакет увижу. Не боись – не забуду. Память ещё пока не подводит. Ну, завтрак будет через час, не раньше. Попей чайку с дороги!
- Завтрак? – ошарашенно переспросил Костя.
- Завтрак, завтрак. Раньше это так называли, как теперь кличут – не знаю.
- Но сейчас же вечер?!
- Ха, вечер! Ты в окно посмотри!
За окном ярко светило осеннее солнце. Костя лихорадочно шарил в кармане – искал мобильник.  Телефон показывал половину десятого вечера.  Костя переводил взгляд с окна на мобильник и обратно. Взгляд сумасшедшего – не меньше. Мысль о настойке постучалась в голову первой. Если во всём виновата она? Это же наркотик. Убойный. Интересно, привыкание сразу наступает или нет? Какой отходняк его ждёт?
- Что, не выспался что ли? За компьютером всю ночь просидел – вот и перепутал день с ночью. Не боись – у меня такое тоже бывало.
- Дядя Егор, у тебя там витраж….
- Понравился?! – снова оживился дядя.
- Очень. Кто его делал?
- Я. Своими собственными руками. Года два лепил. Неплохо получилось, думаю.
- У тебя талант, - улыбнувшись, ответил Костя.
- Да, талант не пропьёшь…, - дядя довольно потёр колени, затем, как бы спохватившись, сказал:
 - Может, по маленькой? За встречу! Извини, что сразу не предложил.
- Не-не! Мне хватит на сегодня. Ты же знаешь, как мама на перегар реагирует.
- А мы ей не скажем. Ты отоспишься и как огурчик, завтра на рассвете домой, к мамочке. Посиди здесь, я принесу. Дядя Егор довольно ловко встал со стула и исчез в проёме двери.
Костя остался один обдумывать своё положение. Фокус со временем  никак не хотел укладываться ни в одну из предложенных сознанием гипотез. День, ночь. Фантасмагория полнейшая.  На мобильнике вечер. На часах тоже не утро. Реалистичная галлюцинация? Вряд ли. Слишком уж реалистично. Костя ещё раз выглянул в окно. Да, действительно, солнечный свет заливал осенний двор, раскрашивая тёмно-серые ветви деревьев. На чистейшем синем небе плыли два крошечных, ни на что ни похожих облачка.  Часов девять утра, или десять. Светка, зараза. Знал бы, что всё так обернётся – ни за что не выпил бы эту гадость. Куда ещё занесёт моё бледное сознание? Дядя и так надо мной ржёт, наверное.
Дядя Егор вскоре вернулся, неся литровую бутыль тёмного стекла. В другой  его руке оказалась небольшая эмалированная кастрюлька с нарисованными белыми грибами и две рюмки на тонких прозрачных ножках.
- Ну что, племяш, не умер тут со скуки?! – весёлым голосом спросил дядя, ставя на стол кастрюльку и два фужера.  Он ловко откупорил бутылку, вмиг наполнил рюмки жидкостью, похожею на крепкий чай.
- Что это? – с тревогой спросил Костя.
- Пей, не боись.  Первачок на дубовой коре. Никакого похмелья утром не будет, обещаю.
- За встречу, дядя Егор, - сказал Костя, подняв рюмку. Ещё одна настойка, правда, здесь известен хоть состав напитка. Неожиданностей быть не должно. По крайней мере, клин клином вышибают.
Костя выпил жидкость в один глоток. Ни горечи, ни жжения. Ощущение такое, словно он выпил воду. Обыкновенную воду. Он взглянул на дядю. Тот сморщился, словно старый шарпей.  Дрожащей старческой рукой скинул крышку с кастрюльки и достал оттуда малосольный огурец. С хрустом разжевал овощ и только после этого принялся охать и кряхтеть.
- Ох, ядрёная, ядрёная настоечка, ничего не скажешь. Огонь. Ты как, племяш? Закуси, а то вмиг глотку сожжёшь.
Костя не мог понять: притворяется дядя или нет. Ещё раз понюхал свою пустую рюмку. На дне её сиротливо перекатывалась капелька жгучей влаги.  Пахло спиртом, сивухой и дубовой корой.  Дядя уже наполнял рюмки.
- Ну, давай за тебя, Костюня! – скороговоркой проговорил дядя,  как будто кто-то сможет помешать ему поглощать  собственную бормотуху. «Решил накидаться», - подумал Костя и влил в рот  вторую рюмку. Глотать не спешил. Спирт шибал в нос, но как-то неуверенно, мягко. Даже пиво давало больший эффект, чем дядюшкин первачок.
Сглотнув самогон, Костя поставил рюмку на подоконник вверх дном.
- Сдулся, слабак?! – победно выкрикнул дядя Егор. Глаза его блестели, лицо покрылось розовым румянцем. Он явно захмелел.
- А где вся мебель? – спросил Костя, чтобы не обижать дядю столь быстрым уходом из-за стола, точнее, из-за подоконника.
- Продал, - ответил дядя, опрокидывая третью рюмку.
- А зачем?
- Деньги были нужны, понял, а-а, - дядя обречённо махнул рукой. Он был уже пьян. Следующая рюмка вырубит его точно. Костя попытался взять бутылку, чтобы спрятать.
- Не трожь! – заорал дядюшка, словно почуяв замысел племянника.
- Дядя, я пойду,  пожалуй, прогуляюсь чуток.
Тут дядя посмотрел мутным взглядом на него, словно увидал впервые.
- Племяш! Дай я тебя обниму!
Он шатаясь встал со стула и раскрыл руки для объятий.  Костя ловко увернулся, и дядя обнял пустоту. В его пьяных глазах промелькнуло недоумение.
- Вали отсюда, предатель! - с горечью крикнул дядя и грузно опустился на стул.
- Дядя Егор, я  просто прогуляюсь, - не то спрашивая, не то оправдываясь произнёс Костя и вышел за дверь. Дядя уже спал.
 Прогуляться ему сейчас было очень нужно. Желание понять, что же с ним, в конце концов, происходит, жгло как серная кислота. Как ночь превратилась в день? Куда подевалась вся мебель в доме старика? Продал или пропил? Исключено.  Осталась бы хоть завалящаяся тумбочка, что ли. Или, например, почему коньяк никак не повлиял на его самочувствие? Дядя – в дрова, а ему хоть бы хны.  Тело Кости, по законам природы, должно сейчас лежать и подавать слабые признаки жизни. Только вот оно не лежало, а бодро топало к выходу.
Витраж. Костя остановился. Ему показалось – чайка как-то по-особенному смотрит на него. Внутри раскрытого клюва он увидел зубы. Два ряда мелких, острых, как иголки зубов, украшали верхнюю и нижнюю половинки клюва. Конечно, может, это и не зубы. Зазубрины или что-то вроде этого. Костя подошёл поближе, чтобы это выяснить, и вдруг заметил за окном человека. Худой мужчина в синем рабочем халате, из-под которого выглядывали штанины застиранных рабочих брюк, бережно заправленные в резиновые сапоги, тщательно подметал мраморную лестницу.  Из-под халата выглядывал, также, свитер, крупной вязки, серого цвета. Метла ходила влево и вправо, бесшумно приглаживая ярко-зелёный мох, густо облепивший ступени.
Костя нашёл странным то, что дворник или кто он там, подметает мох, вместо того, чтобы его счистить. Мрамор же портится под ним. Он ещё раз взглянул на чайку и вышел на улицу.
- А, Костя! Доброе утро! – окликнул его незнакомец, в тот момент, когда он делал первый шаг со ступенек на влажный бетон дорожки. Он инстинктивно замер, не ожидая такого поворота событий. Дворник знал его имя. Скорее всего, дядя Егор сообщил его ему. Но дворник поздоровался с ним, как со старым приятелем. Подобное панибратство заставило Костю поёжиться.  Он взглянул на дворника. Тот стоял, опершись двумя руками на ручку метлы и улыбался. Костя кивнул.
- Здравствуй, дорогой! – ещё более весело крикнул незнакомец, продолжая всё также улыбаться, - Ты что, не узнаёшь меня?!
Костя пожал плечами. Он действительно не помнил этого худого смуглого человека в клетчатой кепке, надвинутой на глаза.
- Лука я! Лука Львович, старый друг твоего дяди, помнишь? Вы часто с мамой приезжали, я тебя ещё на мопеде катал. Тебе тогда лет восемь было.
Последние слова не вызвали в мозгу каскада воспоминаний, но вызвали стойкое понимание того, что подобный человек действительно существует и существовал.  Да и имя какое-то странное. Лука, да ещё Львович. Более нелепого сочетания имени и отчества трудно даже вообразить. Чувство странное и неприятное, словно информацию об этом Луке вживили в мозги хирургическим путём. Она не связана ни с одним воспоминанием. Она есть – и всё. Костя не помнил Луку ни в доме, ни вблизи его. Нет, детство своё он помнил, но Луки там не было. Точно не было. Сейчас  на это ему совершенно наплевать. Друг – так друг. Пусть метёт свою замшелую лестницу.
- Ну, что, вспомнил? – весело спросил мужчина с нотками иронии, как обычно спрашивают урок у нерадивого ученика.
- Да, в общих чертах.
- Ну и то хорошо, - удовлетворённо пробормотал Лука, снова взявшись за свою работу.
- Лука Львович, а почему вы мох не сдерёте? Он же мрамор портит, наверное.
Лука рассмеялся.
- Хе, да и чёрт с ним, с мрамором! Он – природа мёртвая, ему всё равно, а вот мох – природа живая. Пусть живёт, - затем, как бы сомневаясь в своих словах, добавил:
 - Правильно я говорю?
- Не знаю, - ответил Костя, - мох везде расти может, а где дядя новый мрамор для лестницы возьмёт?
- Тьфу ты! Да у нас этого мрамора – хоть вагонами грузи!
- Не может быть? Здесь нет мрамора.
- Хочешь, покажу, - заговорщически подмигнул Лука.
Махнув рукой,  Лука двинулся вдоль дома. Костя последовал за ним. Около одной из дверей дворник остановился. Чёрная от времени дверь оказалась резной. Её красили много раз, но старая краска слезла, обнажив чёрное дерево с  остатками позолоты. Ручка, явно бронзовая, теперь тёмно-зелёная, сделанная в форме головы льва, держащего в пасти кольцо. Видно, что дверь давно не открывали. На мраморной плите, лежащей перед дверным проёмом, налетела приличная кучка прелой листвы. Мох и здесь шёл в наступление, поглощая мрамор.
С трудом открыв скрипучую дверь, и не задев при этом мха, Лука исчез в проёме. Вскоре вернулся с зажатой в руке лопатой. Штык лопаты серебром сверкал на солнце. Ею явно часто пользовались.
 Он выкопал небольшую ямку в саду, между двумя большими ясенями. Выкидал из полуметровой ямки кучку чернейшей земли, потом резко нажал на  деревянную рукоять. Раздался звук, от которого у Кости мурашки пробежали по спине.
- Вот он, мрамор, - довольно произнёс Лука.
Там, где штык лопаты чиркнул по камню, виднелся отчётливый белый след. Костя наклонился ниже, чтобы лучше разглядеть.
- Здесь так везде, - заметил Лука, видя расширившиеся от удивления глаза Кости, - полметра чернозёма, дальше – камень. Доставай и режь. Хоть Аполлонов теши, хоть лестницы.
- Тут же миллионы! – присвистнул от удивления Костя,  - Зачем же дядя мебель продал?
- А это  не твоего ума дело! – цыкнул на Костю Лука.
Он принялся лопатой сгребать в ямку опавшие листья.
- Дядя Егор плох сейчас, но твоё лекарство его быстро на ноги поставит.  Мы и тебе лестницу сварганим, почище этой. Костя, ну как, согласен?
- Не-а. Не получится.  Вопросы пойдут, чиновники нагрянут. Кстати, а откуда здесь мрамор?
- Шут его знает. Природа… - многозначительно проговорил Лука, - а насчёт чиновников не боись – не нагрянут.
- Не знают? – удивился Костя. Такой факт утаить невозможно.
- Почему же, знают, только здесь мрамор добывать никто не станет.
- Почему?
- По кочану. Сам скоро всё узнаешь.
- Нет, я понимаю – здесь нельзя, ну а в стороне? Мрамор же и там есть наверняка.
- Потом, всё потом, - отмахнулся Лука. Он засыпал ямку прелыми листьями почти до краёв и теперь заваливал её чернозёмом.
- Это – для удобрения. Дождевым червям работа.
- Ты, это, по лестнице поднимайся. Там открыто.
Костя направился  к мраморной лестнице. Странное поведение Луки пугало.  Он постоянно намекал Косте на некую тайну; хотел что-то сказать, но не мог. Боялся, наверное. Друг дядя Егора, а подметает листья.  Почему не зайдёт в дом? Почему говорит намёками?  Чего боится? Что Костя должен скоро понять? Его голова уже готова лопнуть. Странно всё, ой как странно. 
- Мамка-то как? – услыхал Костя за спиной. Обернулся. Лука смотрел на него заискивающе, словно хотел извиниться за что-то ужасно стыдное.
- Почки не беспокоят?
Да, последний вопрос окончательно убедил Константина, что перед ним лучший друг дяди Егора. Он знал про болезнь мамы, но вряд ли стал бы трепаться об этом на каждом углу. Костя был уверен в этом.
- Да нет, не беспокоят. Спасибо.
- Это хорошо! Привет ей от меня передавай,  – Лука довольно улыбнулся, из-за чего морщины на его лице начали собираться в пучки, - ты иди, иди. Егор, поди, уж обед сварганил.
- А вы?
Лука замялся.
- Мне туда нельзя, Костюня. У меня свой дом есть. Да, ты не переживай – я хорошо поел. Всё равно пока не хочу. Ступай, а то обед стынет!
Совсем ошарашенный Костя ступал по мраморным ступеням. Лука с его тайнами, мрамор этот. Почему его не будут копать? Чего боится Лука? Может, кого? Дядю Егора, например? Он посмотрел под ноги. Его следы на лестнице все до единого располагались аккурат там, где не было мха. Костя остановился, попытался поддеть ногой зелёную подушку, но затылком почувствовал пристальный взгляд Луки.   Тяжёлый, полный отчаяния. Костя обернулся. Лука смотрел на него так, словно он шёл по минному полю. Костя отвернулся и зашагал к двери.
Бронзовая ручка поддалась, обнажив тёмную прихожую. Он шагнул внутрь и закрыл за собой дверь. В последнем лучике дневного света Костя уловил жалкую фигуру Луки, сиротливо стоящую  среди вороха опавших листьев.  Когда он видел Луку в гостях у дяди?  Никогда. Когда Лука катал его на мопеде? Костя не помнил. Лука проник в его мозг как вирус, расположился там, потеснив другие воспоминания. Никаких ассоциативных связей. Вырежи Луку из мозга – никто и не заметит. Как он туда проник – неизвестно. Ложная память? Нет, не то…
Чайка хищно парила над фиолетовым морем.  Где-то за горизонтом, в фиолетовой пучине фигурка Луки неторопливо сметала листья. Костя пытался вспомнить. Он разглядывал его лицо, только мозг никак не давал ответ. Ну не было в его базе этого портрета! Не было. Неизвестно откуда материализовавшийся дворник, залежи мрамора, который никто не тронет.
- А ты что на это скажешь, птица? – крикнул он чайке. Та молчала, лишь слегка приоткрыв клюв, из которого  торчали зубы.
- Племяш! – услышал Костя знакомый голос в глубине коридора. Показав чайке язык, пошёл завтракать.
Дядя Егор, абсолютно трезвый сидел на том самом стуле.  Бутылка и закуска исчезли.
- Племяш. Садись завтракать.
Костя с недоумением посмотрел на дядю. На нем оказался идеально выглаженный  коричневый костюм-тройка с розовой в белый горошек бабочкой. Еды в комнате не было никакой. Даже засохшей корочки хлеба.
- Чего застыл? Иди, помой руки. Завтрак сейчас подадут.
Костя не сдвинулся с места. Он уже приобрёл некоторую устойчивость к необычному, вот только её явно не хватало.
- Умывальник прямо и налево. Надеюсь, не забыл? – усмехнулся дядя, затем его лицо стало совершенно серьёзным:
 - Давай, давай, время не ждёт! Завтрак стынет!
Умывальник представлял собой фаянсовую раковину с небольшим серебристым смесителем. Костя открыл воду. Видно, дядя плохо следил за сантехникой, потому что  слив  оказался забит. Раковина стремительно наполнялась водой, грозящей вылиться через край на чистый кафельный пол. Костя протянул руку, чтобы закрыть кран и не нашёл его. Смеситель исчез. Вода лилась прямо из стены, заполняя до краёв маленькую раковину.  Костя подставил под струю ладонь, и вдруг вода перестала течь. Просто перестала  -  и всё. На стене не было ни намёка на какую-то трубу или шланг. Смесителя тоже не было.
В раковине плавали  чёрные жучки или мусор, волосы, кусочки зелёных водорослей. Костю передёрнуло, но он должен помыть руки, во что бы то ни стало. Костя, испытывая жуткую тошноту и омерзение,  опустил кисти обеих рук в раковину. Запахло болотом и туалетом. Вода стала коричневой. Он с ужасом выдернул руки из вонючей жижи и практически обмотал их полотенцем. Вонь усилилась. Полотенце стало коричневым, но руки всё же удалось вытереть.  Костя двинулся в комнату, где сидел дядя. Завтракать….,
….. и оказался снова у витража. Понюхал руки. Запах то ли исчез, то ли притерпелся. Чайка, приоткрытый клюв. Зубы.  Теперь их не увидит только слепой. Два ряда хищных остроконечных зубов.  Костя поёжился.  Хмель уходил, уступая место страху. Настоящему страху, как тогда, на кладбище.
Пацаны позвали его прогуляться ночью среди могил. Знали, Костя не сможет отказаться. Они зашли в самую его середину, когда кто-то крикнул: «Привидение!». Миг  -   и никого нет, только Костя – растерянный, с перекошенным от страха лицом. Он не закричал, просто стоял и ждал, когда ужасное привидение нападёт на него.  Потом, минут через сорок, он понял, что никакого привидения не было.  Это слово было сигналом. Пацаны просто спрятались или тихо убежали, пока Костя всматривался в чернильную темноту. Он не закричал – он тихо вышел через кладбищенскую калитку, а его друзья всё это время сидели, не шевелясь в своих укрытиях, ожидая, когда Костины нервы не выдержат, и он заорёт благим матом. Кладбище не раз потом являлось к нему во сне, и всякий раз он, проснувшись, слышал  бешеный стук своего сердца.
Он понимал тогда: нельзя незаметно уйти слишком далеко. Они здесь, рядом.  Возможно, попытаются напугать ещё, но Костя был на кладбище не один. Не один. А сейчас? Сейчас он этого сказать не мог. Он понял, что боится дяди, своего такого родного дяди Егора. Боится странного Луки, боится этого дома, этой чайки. Нет, надо бежать. Лекарства отданы – пора и честь знать. К тому же, у него есть дела. Много неотложных дел.
Только никому говорить не нужно. Уйти по-тихому. Потом всегда можно позвонить, извиниться. Костя  чувствовал, что не перенесёт ещё одного дядиного сюрприза.  Бежать!!! И тихо. Костя тихо приоткрыл входную дверь. Луки не было. Отлично. Он вышел на улицу и быстро направился к калитке.
Что за чёрт?!!! Ручка калитки не двигалась, словно её намертво приварили к металлу. Дверь, походу, тоже. Он был готов к преодолению силы мощной пружины, только кроме пружины придётся ещё сломать замок. Толкнул калитку плечом. Бесполезно. Проще сломать крепостную стену. Осмотр не принёс результатов. Никаких следов сварки или коррозии. Потрогал пружину -  та ответила низким мелодичным звоном. Не такая уж она и тугая. Всё в порядке, только калитка не выпускает его. Не хочет выпускать.
- А, Костюня! – раздалось сзади. Костя вздрогнул. Он действительно испугался. Голос Луки прозвучал в полной тишине так неожиданно, что сердце на миг прекратило свою работу. Обернувшись, он увидел  дворника, который опирался на древко метлы, как старец на посох.
- Уже уезжаешь? – спокойно поинтересовался он.
- Да, уезжаю, Лука Львович. Нужно мне очень…, срочные дела, только вот калитка у вас не работает.
- Конечно, поезжай. Дело молодое, а с нами, стариками разве интересно, - улыбнувшись, согласился Лука. Тон старика был простой и естественный, без ноток сарказма.
- Калитку, вот не могу открыть, -  сказал Костя.
- Не можешь открыть?!!! – как-то уж слишком театрально удивился Лука. Костя напрягся.
- Заело…
Лука подошёл к калитке. Дёрнул ручку, стукнул ногой.
- Да, похоже, действительно заело. Ты, Костя, вот что.…  Сгоняй за маслом к дяде Егору. Оно в той комнате, где вы сидели, а я  струмент пока подберу. Добро?
Костя кивнул и зашагал к дому. Снова ему предстоит пройти мимо этой твари в витраже, чего он меньше всего хотел сейчас. Что угодно, только не чайка. Если только в последний раз. Последний раз можно и потерпеть. Он просто возьмёт масло и спустится к калитке. Смажет петли, или что там  - и домой. Домой, подальше от этого дня среди ночи, от чудовищных птиц в витражах, от странного Луки, и, что самое главное, - подальше от дяди Егора. Костя уже начал его бояться. Бояться своего дяди. Звучит странно, но это так. Мама поднимет на смех, когда узнает, что её сын Костя боится дяди Егора, который за всю жизнь его и пальцем не тронул и плохого слова не сказал. Если бы мама знала, что здесь происходит.
Ничего рассказывать Костя, естественно, не собирался.  Приедет домой, отчитается и завалится спать. Нет, сначала выпьет парочку литров пивка, а уж потом….
Костя снова остановился у витража. Не хотел ведь, но остановился, как вкопанный.  «Почему так происходит?»  – думал он, считая зубы в клюве птицы. Сорок, пятьдесят, семьдесят. Острые, как шилья, все загнуты назад, к глотке. Крылья уже не казались крыльями птицы, скорее, перепонки летучей мыши. Чайка неумолимо превращалась в птеродактиля. Она летела над волнами древнего моря, полного кровожадных чудовищ. Гребни волн – чешуи на их спинах, багровые отблески заката – кровь недавно убитых жертв.  Он достал телефон и сфотографировал витраж.
- Ну что, Костя? Решил удрать по-тихому? – раздался голос  дяди. У них с Лукой  дурацкая манера – подкрадываться сзади, а потом говорить. Сейчас Костя действительно испугался.
- Да, дядя Егор, у меня дела! – громко заявил он, выплёскивая в крике избыток адреналина. Далее, успокоившись, рассказал дяде всю историю с калиткой, при этом заметил, что бабочка на рубашке дяди стала вдруг  ядовито-зелёной. В остальном костюм остался без изменений.
- Ясно, - совершенно спокойным, равнодушным голосом произнёс дядя и направился вглубь коридора. Почти скрывшись из виду, громко крикнул:
- Знаешь, где взять? Смотри не заблудись!
- Да, спасибо, я знаю! – ответил Костя, затем, опомнившись, добавил:
- До свидания, дядя Егор!
Ответа не последовало. Вот так. Немного опешивший Костя взял себя в руки и направился за маслом. В комнате, кроме двух стульев,  ничего не было. Совсем ничего. Ни следов завтрака, который кто-то должен был принести, только не принёс. Вспомнив о еде, Костя понял, что жутко проголодался.
Ни полок, ни шкафчиков. Подоконник и два стула. Что-то напутал Лука. Телефон показывал три часа ночи,  в окна било полуденное солнце. Невыносимо хотелось есть, ещё сильнее – сдохнуть. Что теперь нести Луке? Как открыть эту чёртову калитку?
Костя бросился на улицу. Пролетел мимо витража, не остановился. Уже плюс! Дяди нигде не было, Лука тоже пропал. «Видать,  струмент ищет» - подумал Костя. В голове уже созрел план.  Калитка не нужна, достаточно просто перемахнуть через забор. Просто перелезть на ту сторону.
- Костя! – раздался вдруг знакомый женский голос.  Он остановился, как вкопанный, хотя был уже на полпути к калитке.
- Зоя?! – вырвалось у него. Язык словно онемел.
Да, это была Зоя. Бежевый плащ, с торчащими из-под него миниатюрными ножками в элегантных коричневых сапожках.
- Ты откуда?! – Костя смог выдавить из себя ещё два слова.
Во рту пересохло. Её, Зою, Костя ожидал увидеть здесь в последнюю очередь   Как-то странно, нелепо всё.
***
Они познакомились случайно.  Костя увидел на симпатичной девушке золочёные часики и подошёл, чтобы спросить время. Просто и банально.  Маленькие ушки, нос с горбинкой, глаза – голубые, с какой-то щенячьей преданностью и покорностью. Она походила на деревенскую простушку, случайно попавшую в большой город, готовую верить абсолютно всему, что говорит этот уверенный в себе симпатичный паренёк.
- Извините, не подскажете время?! У меня сел мобильник.
Тогда он говорил правду. Телефон действительно разрядился и он реально опаздывал. Сегодня, ровно в час дня ему необходимо предстать пред очами  потенциального работодателя. Опаздывать на встречу никак нельзя, только Костя совершенно забыл об этом. Напрочь. И теперь маленькие золочёные часики незнакомки решали его судьбу.
- Двадцать минут второго, - проговорила девушка приятным низким голосом, - вы куда-то спешите?
- Уже нет, - с шумом выдохнул Костя.
- У вас рубашка не так застёгнута, - словно предваряя вопрос, сказала незнакомка.
Костя тронул ворот и понял причину некоторого дискомфорта. Петли не соответствовали пуговицам. Неужели он так шёл по улице.  Пока костя совмещал петли и пуговицы, он заметил ещё одну особенность незнакомки: она прикусывала губу, из-за чего выражение покорности усиливалось. И ещё прыщи. Много прыщей.  Она была красивой, если бы не они, - это всё как-то даже отталкивало.
- Костя, - представился он.
- Очень приятно! А я – Зоя!
Косте вдруг захотелось отомстить ей за своё опоздание; покорная прыщавая мордашка просто разжигала в нём это желание. Её взгляд  словно говорил: ударь меня! Костя был уверен –  будущий муж будет поступать с ней именно так. Костя никогда не бил женщин, даже желания поступить так у него не возникало, но сейчас он бы её ударил, ударил просто так.
 Жестоко отомстить. Фантазия уже заработала на полных оборотах, выдав первый,  лишённый оригинальности, план.
- Зоя, я хочу тебя! – сказал он, уверенный, что сейчас прилетит пощёчина.
- Я согласна, - просто ответила Зоя. Ни истерики, ни слёз. Только чуть заметная улыбка и прикушенная губа. Так не бывает! Желание мстить улетучилось мгновенно, уступив место желанию.  Он взял Зою за руку и повёл к себе. Он ждал подвоха, ждал чего угодно. Фантазия, набрав обороты, не могла остановиться просто так. Костя видел бандитов, врывающихся в квартиру, обвинений в изнасиловании, мошенничества, наконец. Он боялся и хотел одновременно. Слишком гладко всё -  даже неинтересно. И страшно.
Усадив гостью в кресло, Костя врубил самую жёсткую порнушку и стал готовить нехитрую закуску. Девушка смотрела на экран, нервно покусывая губу.  Ей это было неприятно, но она смотрела, не отрываясь от экрана. Она смотрела порно, а Костя ждал гостей, ждал звонков, отблесков прицела снайперской винтовки.
- Понравилось? – спросил он по окончании фильма. Зоя напряжённо закусила губу.
- Да, понравилось.
«Сейчас случится конец света!»
Только, ничего такого не произошло, почти не произошло. Всего лишь, порвался презерватив, хотя подобного не происходило с ним ни разу. Зоя покорно разделась, приняла душ и легла в кровать. Выполнила все просьбы и пожелания Кости, слегка улыбнулась, услышав о порванной резинке.  Она была девственницей. Фантастика! Девственница, согласившаяся тупо, без цветов и шампанского переспать с первым встречным, зная только его имя и адрес хаты, где её превратят в женщину.
Тут Костя понял всё. Залёт, шантаж, свадьба или похороны, его похороны. Может быть, финансовая кабала. Зоя быстро без суеты взяла одежду и, сказав ему: «До свидания», выскользнула за дверь, оставив на столе листок с номером телефона.  Одевалась она, похоже, на лестничной клетке. Костя остался ждать. «Чокнутая» - подумал он и поёжился.
Тянулись дни, недели, но никто не интересовался его персоной. Позвонить Зое он не решился, его же номер она не знала. Через три недели она возникла сама. Тихо сидела на лавочке, около подъезда, закусив губу.
- Привет! Ты что здесь делаешь? – удивлённо спросил Костя.
- Тебя жду, - спокойно ответила она.
- Зачем? – ляпнул Костя. Почувствовал неловкость,  что сказал что-то, не подумавши, но было поздно. Однако Зоя нисколько не обиделась.
- Ты же не звонишь. А мы друзья.
На слове «друзья» она сделала ударение, как бы ища подтверждения ранее полученной информации.
- Мы же друзья? – спросила она «в лоб».
- М-да, после этого  - друзья? Скорее – любовники.
- А я беременна! – протараторила она главную фразу, и с облегчением выдохнула. Долго готовилась, видно.
- Поздравляю! – ответил Костя. Хоть презерватив и порвался, но Костя не верил в залёт с первого взгляда. Не бывает так! Не бывает! Вернее, бывает, но редко, очень редко. Так редко, что он, Костя никак не мог попасть в список «счастливчиков».
- И я тебя поздравляю, - с улыбкой пропела Зоя.
- Ты что, хочешь сказать…..?
- Да, да, это – твой ребёнок, Костя!
Замысел оказался на удивление простым.  У Кости всё похолодело внутри. Жить с этой дурочкой? Что она выкинет в следующий раз? Главное, Что Костя мог сказать о своей будущей жене? Ничего. Зовут Зоя. Рост, вес? Всё?
- Ноя не хочу быть отцом! Зоя, ты – взрослая девушка. Это получилось случайно, тебе и мне это понятно. Срок небольшой – беременность легко прервать.
- Я не хочу прерывать! – в голосе Зои появился металл. – Я хочу ребёнка!
Костя взял девушку за плечи, взглянул ей в глаза.
- Зоя, но и ты была хороша. Пошла в квартиру, совершенно не сопротивлялась. Ни одного слова поперёк. Это что, часть плана?
- Не было никакого плана!
- Тогда, почему?!
- Понравился ты  мне очень, - смутившись, ответила девушка.
- Ну, ты даёшь! – воскликнул от удивления и гнева Костя. Он много знал о женской логике, но такого поворота не ожидал никак. Понравился парень – легла в постель! Хорошо хоть имя спросила! Ладно, он как бы не прочь, но так, по схеме: перепихнулись и разбежались. Но и тут она была просто обязана поотнекиваться для приличия, а не идти по первому взмаху руки, как уличная проститутка. Понравился – хорошо, только веди себя нормально, соблюдай минимум приличий.
- Если бы не твоя девственность – я подумал бы, что ты…..
- Шалава?
- Именно! Кстати, ты, после меня …., тебе кто-нибудь нравился так же, как я?
- Нет, больше мне никто не нравился, только ты. Я боялась тебя потерять, поэтому и вела себя так. Дурочка, да?
- Ну, что ты, Зоя!  Не дурочка, конечно, но очень оригинальная девушка,  – как можно более мягким тоном сказал Костя.
Они говорили еще какое-то время, затем Зоя , взяв номер Костиного телефона, несколько успокоилась.  Он дал понять девушке, что не желает жениться на первой встречной, что он ещё молод, и, что медицина сейчас творит чудеса. Увидев, что Зоя собирается разреветься, добавил, что так сразу жениться не готов, что нужно  лучше узнать друг дружку,  тем более, что срок небольшой. Зоя заулыбалась и ушла домой.
Она звонила ему не раз, но он не брал трубку.  Дядя Егор, узнав о «подвиге» своего племянника, поднял все связи. Что он сказал Зое и её родителям -  Косте узнать не удалось, но звонки вдруг резко прекратились. Суда тоже не было.  Потом,  от третьих лиц он узнал, что Зоя родила. Замуж она так и не вышла. Большего, к сожалению, узнать не удалось.
***
А теперь она стояла здесь – в плаще и сапожках, нервно прикусывая губу. Прыщей меньше не стало, но они потускнели и не так  бросались в глаза.
- Ты что здесь делаешь?
- Живу, - холодно ответила она.
- У дяди Егора?
- Да, а что? Тебе я не нужна! Он, кстати, оказался порядочнее тебя. Приютил, обогрел, хотя это и не его ребёнок.  Нам с Мишенькой здесь хорошо.
- С Мишенькой?
- Да, с Мишенькой. Не хочешь на него взглянуть?
Костя ощутил болезненный укол совести. Его сын вырос,  ни разу не увидев отца. Для него Костя – всего лишь просто дядя, один из тех, что приходят вечером, а уходят утром и навсегда.
- Где он?
- Бегает где-то.  Седьмой годик пошёл, скоро в школу.
- Позови его!
Зоя с издёвкой посмотрела на него.
- А стоит ли, папаша? Что ты можешь ему дать?
- Ну, я же не знал?! – с горечью крикнул Костя. Слушать Зоины издёвки ему стало невыносимо.
- Не хотел знать – так будет точнее, - ответила Зоя совершенно спокойным, не считая холода и металла, голосом, - и то, что я беременна – тоже?
- Послушай, Зоя, чего ты добиваешься? Не хочешь показывать – не показывай! Я всё равно уезжаю! Уезжаю! Телефон и адрес  мой тебе известен.
- Уезжаешь? -  Ехидно переспросила она. – Ну, ну!
- Я хочу увидеть сына, тебе ясно?! Хочу! Надумаешь – привози или позвони, только не выноси мне мозги, пожалуйста! – заорал, потерявший терпение Костя.
- Костя, увидишь ли ты сына – решу я. Для него отец – дядя Егор. Ты не вставал ночью на плач, не стирал пелёнки, качая одной рукой коляску, не бегал с ним по магазинам и поликлиникам. Ты для него никто. Пустое место.
- Ну и ладно! – крикнул Костя в сердцах. Бесполезный разговор пора было заканчивать. Костя побежал к калитке.
Разогнавшись,  высоко подпрыгнул и ухватился за верхний край забора. Ладони пронзила сильная боль. Острый край железного профиля разрезал кожу. Костя пытался подтянуться, но мышцы, парализованные болью, не слушались. Ноги беспомощно скользили по гладкой поверхности металла. Костя разжал руки.
Глубокие резаные раны на обеих ладонях. Крови пока не было, на дне ран виднелось что-то белое – то ли кости, то ли сухожилия.
- Чёрт! – в бешенстве закричал Костя. – Чёрт! Чёрт!
Появилась кровь. Внезапно, резко. Много крови и много боли. Очень больно!
- Порезался? – донёсся из за спины голос Луки. Костя вздрогнул. «Нет, блин, неаккуратно побрился!»
- Давай сюда руки! – скомандовал Лука. В его ладони был зажат серый, но чистый с виду бинт. Лука довольно ловко и аккуратно обмотал раненые кисти. Бинты сразу стали красными, боль не утихла, но Косте стало как-то спокойнее.
- Тихо здесь. Хорошо, - мечтательно заметил Лука.
- Лука Львович, масла нет. Мне очень нужно идти! Пожалуйста, откройте дверь! – произнёс Костя пискляво, жалко, словно собирался расплакаться.
- Не получится. Заклинило -  тем же спокойным голосом ответил Лука.
- Так сломайте её к чёртовой матери! – истерично завопил Костя.
- Нельзя нарушать покой,  Костюня, нельзя.
- Какой к чёрту покой! – крикнул Костя и вдруг заметил свой мобильник, лежащий в куче опавших листьев.  Вероятно, он выпал из кармана во время попытки побега. Экран показывал восемь часов вечера.
- Вечный покой, Костя.  Вечный покой. Иди в дом, дядя ждёт.
Чайка хищно смотрела на Костю. Он стоял перед витражом, скрестив забинтованные руки на груди. Он равнодушно смотрел в холодные глаза птицы и думал. Впервые за всё время в его мозгу вспыхнула искорка догадки и тут же затерялась  в нейронных хитросплетениях мозга. Он мучительно пытался поймать эту искорку, но вскоре оставил все попытки.
Он думал о чайке. Слишком уж часто эта стеклянная птица парализовала его разум. Это повторялось всякий раз, когда Костя куда-либо шел. Часто и навязчиво, как бывает в бредовых снах. Бывает в бредовых снах, или снах, приходящих в отравленный алкоголем мозг.
Да! Он поймал её! Это сон! Жуткий, кошмарный, но сон! Сон! Настойка Светы вызвала тяжёлое похмелье. Он бредит, ничего страшного с ним не случилось!
Тут Костя вспомнил: дядя Егор держал лопаты и грабли в стареньком деревянном сарайчике с покосившейся дверью, выкрашенной в грязно-зелёный цвет. И ступеньки. Когда мама грузно поднималась по ним, они скрипели. Ступеньки, деревянные ступеньки. Деревянное крыльцо, деревянный сарайчик.  Никакого каменного дома с мраморной лестницей, никакого мрамора. Костя сам лично видел, как дядя Егор выкопал полутораметровую яму, чтобы спрятать  туда на зиму картошку. Песок, никакого мрамора. И дом его был деревянный, и его продали пять лет назад, потому что пять с половиной лет назад дядя Егор умер от сердечного приступа. Скоропостижно. Прямо у своего деревянного крылечка, которое находилось совсем в другом месте. Каменный дом? Да это его  памятник, на кладбище. Костя сравнил его тогда с мраморным особнячком. Он и был похож на особняк: такой же мраморный, с колоннами, крышей, только на фасаде висела табличка с портретом и датами. Сделан на заказ. Видимо, ещё до смерти дяди Егора.
Костей овладело странное чувство. Он  вспомнил всё это с тупым равнодушием, как вспоминают о брошенных под диван грязных носках. Умер – и умер. Что здесь такого? Тот факт, что Костя приехал навестить умершего дядю, не казался ему чем-то из ряда вон выходящим.  Ну, приехал, ну, навестил. Достав телефон, просмотрел список принятых вызовов. Точно, мама звонила  с того  самого телефона, который месяц назад уронила в реку с моста. От удара о балку телефон развалился на части, в реку упали симка, батарея и аппарат с крышкой – всё по отдельности. Мама не стала восстанавливать номер – просто купила другой телефон и другую сим-карту. Не было никакого Луки, не было!
Это сон. Простой сон. Костя сейчас просто храпит на диване в квартире Светки, или лежит вместе с Аллой на Её Кровати. Нужно просто проснуться. Просто проснуться. Только, как это сделать? Руки отозвались жуткой болью. Похоже, пробуждение произойдёт нескоро.
Костя стукнул забинтованным кулаком по стене. От жуткой боли в глазах вспыхнули искры, но пробуждения не последовало. Сзади послышались шаги.  Он обернулся и похолодел от ужаса.  Подобное было чересчур даже для сна.
За спиной стоял дядя Егор. Он был в смокинге, розовой рубашке и синей в белый горошек бабочке.  Но не это испугало Костю.  Дядя был без головы. Совсем. Мало того, из ворота рубашки вырывался сноп ярко-оранжевого пламени. Огонь бил в потолок, вихрями отражался вниз, коптя гипсовую лепнину. Рубашка и бабочка от огня не пострадали совершенно, как будто были сделаны из несгораемого материала. В лицо ударяли волны жара, стало нечем дышать.
- Это не сон! – раздался вдруг его голос. – Это смерть!
- Это сон! – закричал Костя в ответ.  – Такого просто не может быть!
Дядя захохотал. Пламя колыхалось в такт его хохоту, металось то  по стенам, то по потолку. Костя вдруг пришёл в ярость, видя тщетность своих попыток проснуться.
- Да идите вы все!
 Он ударил кулаком другой руки в глаза жуткой чайке. Раздался звон стекла, свинцовый  переплёт покосился. Сотни крошечных стеклянных брызг усыпали тщательно убранный мох. К разбитому окну бежал и что-то кричал обезумевший Лука. Костя не видел этого – он скорчился на полу от невыносимой боли. Жар от пламени усилился, руки горели, словно это в них вонзились все стеклянные осколки. Перед глазами все поплыло, и Костя потерял сознание.
Сначала он увидел белый густой туман, в котором как котята в проруби копошились серые тени. Появились очертания потолка, люстры. Светиной люстры. Значит, он в квартире Светки.  Он проснулся в кресле, или на кровати, да путь хоть на полу, но проснулся. Потолок кружился, тошнило, но это было пробуждение. Ура! Кисти рук ломило, но причина этому находилась здесь, в Светкиной квартире. Подрался, порезался – какая, к  чёрту, разница. Главное – проснулся! Проснулся! Никуда не ездил, никого не видел! Туман рассеялся, тёмное пятно превратилось в лицо Аллы. Волосы на её голове напоминали бесформенную копну сена. Она стояла и испуганно смотрела на Костю.
- Алла! – попытался крикнуть Костя, но не смог. Из его рта не вырвалось ни звука. Рот, похоже, не раскрылся. Он повторил попытку, но с ужасом понял, что не может ни говорить, ни шептать. Попробовал пошевелиться. Тоже ничего. Ледяной ужас разлился по телу. Костя закричал, но на лице Аллы не дрогнул ни один мускул. Похоже на паралич. Инсульт, или что-то наподобие.
Подошла Света, что-то сказала Алле, которая с ужасом поднесла руку ко рту и исчезла.  Костя понял, что, вдобавок, лишился и слуха. Света наклонилась над ним, злорадно улыбнулась  и тоже исчезла. Мелькнул дорожный чемодан. Она уезжает? Куда? Почему они не вызывают Скорую?  Появилась Алла, держа в руках плед. Медленно приблизилась, будто Костя был  взрывоопасен. Остановилась, лицо перекосило от страха.  Она что-то пробормотала: Костя видел беззвучно шевелящиеся губы.  Да, он перестал слышать. Это бывает после обморока. С ним случился обморок. Потеря сознания, отравление, аллергия – всё, что угодно. Главное: он жив. Жив.
Алла, сделав над собой усилие, бросила плед на Костю. Она не дошла до него пары шагов, и, при броске,  ей пришлось немного наклониться вперед. Плед полностью закрыл лицо.  Костя заволновался: под пледом он, обездвиженный, реально задохнётся.  Плотная ткань, сквозь которую едва проступал свет электрической лампочки,  удушит его в два счёта. Алла стояла и смотрела на плед.  Почему она бросила плед на лицо? Он же не умер, чёрт подери? Он жив!
«Наклонись, дура, и пощупай пульс!  Убери с лица этот чёртов плед!» - посылал он ей мысленные  сигналы.  Алла стояла, прикрыв рот рукой.  Костя видел только её очертания, но был уверен – она смотрит на плед. Она в ужасе от того, что под ним, и она не хочет освобождать лицо. Подошла взволнованная Светлана, схватила Аллу за руку и утащила прочь, далеко за пределы обзора.
Странно, плед  совершенно не вызывал дискомфорт.  Наоборот, успокаивал, навевал сон. Костя понял, что засыпает. Снова засыпает, и  проснётся рядом с зубастой чайкой. Или, как это назвать: уснёт, проснётся…. Он сам уже запутался во всём. Светка с Алкой были более призрачны, чем дядя Егор и его верный холуй Лука. Похоже, девочки и были сном.
***
Костя смотрел в изумрудно-зелёные стеклянные волны. Смотрел и с грустью вспоминал Светку и Аллу, вспоминал и плакал, словно их поглотила беспощадная и ледяная морская пучина. Солнце торжественно погружалось в соленые воды, чайка участливо смотрела на него. Сейчас в её глазах он увидел скорбь.  Витраж был цел. Все стёклышки на месте, нигде не трещинки, ни скола. Старик не мог восстановить всё это никак. Тут он вспомнил про бушевавший огонь, вместо дядиной головы и посмотрел на потолок. Да, копоть была. Кто-то посторонний решил бы, что здесь жгли костёр. Дядя сгорел, потом воскрес  и восстановил витраж. Спаял рамки, вставил новые стёклышки. У него их, судя по всему, навалом.  Лука не входит в дом, это точно. Да и день этот вечный. Когда же, к чёрту, наступит ночь?
 Зоя? Не вариант.  Костя понял – гадать бесполезно. Нужно не играть в детектива, а бежать. Быстро и незаметно. Он сделал шаг в сторону двери и замер. У него уже  было несколько попыток и все они провалились. Имеет ли смысл увеличивать счёт ещё на одну?
Дядя. Нужно искать его, ведь во всём происходящем угадывался умысел. Заклинило калитку явно не случайно. Лука? Возможно. Второе: Костя всегда неплохо управлялся со своим телом, но на заборе, почему- то, дал маху. Соскользнул как глиста, да ещё поранил руки.  Дядя не хочет, чтобы он уходил. Дядя, больше некому. Не Зоя же? Нужно найти дядю, поговорить. Ну, поругает, пожурит. Мёртвый дядя, оказывается, куда более вредный, чем живой. Придётся постараться. Костя развернулся и направился вдаль узкого коридора.
Искать дядю долго не пришлось. Он сидел на том же стуле в той же комнате. Голова прочно сидела на своём месте, словно никогда не покидала плечи. Та же розовая рубашка, бабочка, смокинг. Сидел и безмятежно потягивал тёмное вино из высокого бокала, разглядывая обнажившиеся ветви деревьев.
- Племяш, я уж думал, что не попрощаешься с дядей, - ровным голосом произнёс он, не поворачивая головы.
- Дядя Егор, отпустите меня. Я понимаю, что многое делал не так, ошибался. Я виноват перед Зоей, но я могу всё исправить. Честно. Разрешите мне вернуться домой, пожалуйста!
Дядя медленно повернул голову.  Впервые Костя смотрел в его лицо, зная, что смотрит на покойника. Тёмные круги под глазами, синеватые губы. Серая кожа. Ни малейшего следа румянца. Типичный клиент морга, если не считать того обстоятельства, что покойник этот сидит на стуле, пьёт вино и разговаривает.
- Ты думаешь, можно всё исправить?
Костя замялся.
- Ну, хоть что-то….
Дядя Егор сделал большой глоток и поставил бокал на подоконник.
- Так иди. Никто тебя не держит.
- А калитка? – упавшим от волнения голосом пробормотал Костя.
- Что калитка?
- Её заклинило.
- Позови Луку. Что ты, как маленький.
- Он послал меня за маслом. Сюда.
- Но здесь нет никакого масла, - раздражённо отрезал дядя Егор.
- Скажите, где оно?
- Так, у Луки и спроси. Мне оно не нужно.
В Косте росла уверенность – дядя и Лука просто издеваются над ним.  Могут ли покойники издеваться? Похоже, да. До точки кипения Костиного мозга осталось совсем ничего.
- Лука сказал: масло здесь! – как можно спокойнее проговорил Костя.
- Костя, ты же видишь, что это не так
- Так, хорошо. Я не буду выяснять, кто из вас издевается надо мной. Нет масла – и нет.  Где другой выход?
- В подвале, только там темно.
- В смысле?
- В подвале есть подземный ход, который ведёт за забор. Там люк. Откроешь – и свободен.
- Где вход? – почти закричал Костя. Он не был до конца уверен в правдивости слов  дяди Егора, но упускать шанс не хотел.
- Ты не пойдёшь туда. Там темно.
- Плевать! Есть фонарик?
- Я так не думаю. И ты так не думаешь. Спроси меня: почему здесь всё время день!
- Потому что это – сон!
- Это не сон, я тебе уже говорил. Здесь всё время светло, потому что темнота в этом мире – самое страшное, что можно себе представить.
- Да, чего уж страшнее. Дядя, я хочу домой! Просто хочу домой! Я не боюсь темноты. Где подвал? Ты просто покажи, дальше я сам!
- Ну, как знаешь, племяш. Я тебя предупредил. - Дядя встал со стула. До носа Кости донёсся едва уловимый трупный запах. Он медленно повернулся к двери и пошёл. Костя следовал сзади.
- Вот дверь, - дядя остановился перед неприметной дверцей под лестницей на второй этаж. Стоило ломать комедию. Куда ведёт эта дверь – догадался бы и ребёнок. Костя корил себя за тупость.
- Внизу – дверь справа. Откроешь её – и ступай. Когда ход закончится, упрёшься в лестницу, которая ведёт к люку. Только, боюсь, ты   туда не доберёшься. Подумай, племяш!
- Доберусь, дядя Егор, доберусь.
- А вот фонарика у меня и нет, - перебил его дядя, - не держу, за ненадобностью.
- И на том спасибо! – Костя пожал руку дяде. Холодную, просто ледяную.
Дверь со скрипом отворилась, обнажив запылённые ступеньки лестницы.
- Подумай, племяш! – крикнул дядя, но Костя уже спускался в чёрную и сырую глубину подземелья. Мелькнула мысль посоветоваться с Лукой, но  было уже поздно. Тьма поглотила его.
Ничего необычного. Темно, как в любом неосвещённом подвале. Пахнет сыростью и плесенью. Костя достал телефон, включил экран. Нужно отыскать дверь. Огонёк экрана вспыхнул, только  разогнать тьму у него не получилось. Очертаний пола, потолка или стен Костя не увидел – только яркую вспышку в чернильной тьме. Костя ещё раз нажал кнопку. Яркий экран всегда действовал как фонарик, но что случилось с ним сейчас? Костю пробрал страх. Слишком уж много необычного и странного произошло с ним в последнее время. Удивляться он перестал, но бояться – нет. Страх пробежал мурашками по ногам, и Косте почудилось, что ноги теряют опору, повисают в воздухе. Он попробовал пошевелить ими и похолодел. Ноги свободно болтались, словно он висел в воздухе. Висел в чёрной пустоте подвала. Болтался, как цветок в проруби, как пылинка в восходящих потоках воздуха.
Дверь справа, но как подойти к ней, если ничего не видно и нет опоры под ногами. Плыть? Костя попытался грести. Он - как космонавт в космическом корабле. Нет больше тяжести, тело плывёт свободно. Нет опоры, но можно отталкиваться от воздуха. Плыть вперёд, пока не уткнёшься носом в покрытую слизью и паутиной дверь. Он отчаянно грёб, пока не устал. Стена или дверь впереди так и не появились. Двигался ли Костя, или висел в одной точке пространства – понять было невозможно. Костя закричал. От ужаса, от отчаяния. От бессилия. Ещё одна «шуточка» дядюшки. Костя полез в карман за телефоном, но рука не нащупала ничего. Телефон исчез. Вывалился из кармана во время «заплыва». И запах исчез. В подвале не пахло ничем. Абсолютно ничем. Так не бывает, любой подвал имеет запах. Этого ещё не хватало.
Костя грёб и грёб. Пробовал нырять, но бездна простиралась во все стороны. Нигде не было опоры. Он уже потерял ориентацию и не был уверен, что гребёт правильно. Кролем и брассом Костя пытался плыть ещё некоторое время. Ни лучика света, ни единого звука не долетало до него. Он вспотел, сердце захлёбывалось кровью. Костя перестал двигаться, замер, расслабив все мышцы. Нужно подумать, хорошо подумать.  Чувство голода усилилось. Сколько он не ел?  И не пил?! День? Два? Вечность? «Угораздило же меня» - думал Костя. Мыслей не было. Связать происходящее в единую нить не получалось никак. Оставалось только предположить очень длинный и очень реалистичный сон, только проснуться, к сожалению, не получится. Ни огонька вокруг, ни единого лучика света. Как в невесомости. На космической станции, где разом погас свет. Нет, там хоть приборы мерцают, а здесь – ничего. Ни света, ни времени, ни пространства.
Стало страшно. «Вот почему они боятся темноты!» - мелькнуло в голове. Сознание, изолированное от потока информации. Человек ослеп, оглох и перестал чувствовать одновременно. Брр-р. Врагу не пожелаешь. Теперь осталось решить  - что делать дальше. Барахтаться или просто ждать, когда тебя, как кусок дерьма прибьёт к чему-нибудь стоящему. К выходу вряд ли, -  Костя хоть и считал себя везунчиком, но на такой джек-пот не смел  рассчитывать. Не его уровень.  Самый удачный вариант – снова оказаться перед стеклянной чайкой.
 А если и ждать? Сколько? В мире, где остановилось время, секунда и вечность, по сути, равны. Бесконечное плавание в бесконечном нигде. Как «Вояджер». Но,  тот хоть знает, куда летит.
Костя пошевелил рукой. Ничего. Другая рука тоже ощупывала только пустоту. Он крикнул. Странное ощущение. Звук, как будто, глуховат.  Уши слышат то, что передаётся им через кости черепа. Звук уходит в пустоту и не отражается. Здесь нет эха. Костя крикнул ещё раз. Появилась надежда. Действительно, если вокруг что-нибудь есть, звуковые волны отразятся от препятствия и вернутся к нему. Он услышит его. Не увидит – услышит.
«Ура!» - закричал Костя.  Он кричал, пел, матерился, ругал всех и вся, но характер звука не менялся. Звук уходил в никуда.  Стало тоскливо. Наверное, так  же, как он, чувствует себя умирающий. Органы чувств уже давно перестали функционировать, а мозг по-прежнему жив. Живой,  он мечется в черепной коробке, ища спасения. Тело уже разлагается, кровь превращается в яд, но мозг живёт, терзаемый ужасом, и вся его ненависть, вся желчь, не находя другого выхода, устремляется на него самого. Мозг пожирает   себя, линчует, сжигает, заливает жидким свинцом, пока не сдохнет, захлебнувшись отравленной кровью. Да, нет. Мозг, обычно, умирает первым, хотя, не всегда.
 Костя с ужасом ждал этой минуты, только ничего этого не происходило. Мозг утих, расслабился. Мысли вытекали из него, как из дырявого ведра. Черепная коробка пустела, постепенно заполняясь темнотой. Костя просто плыл навстречу вечности или  чего-то другого, ещё менее понятного, чем вечность и бесконечность. Здесь нет пространства, здесь нет времени. Нет ничего, кроме чернильной пустоты. Одолело безразличие.  Органы чувств отключились за ненадобностью. Он ослеп, оглох, кожа была словно под анестезией. Глаза открыты, только толку в этом – ноль. Закрыть, открыть. Костя, к своему удивлению, обнаружил, что может не моргать. Вообще. Он сконцентрировался на глазах, ожидая потока слёз и нарастающую резь. Желание моргнуть не появлялось. Может, просто прошло мало времени. Костя  прикоснулся указательным пальцем к шее, с отвращением ощутив липкую и  холодную кожу. Пульса не было. Возможно, он искал его не там, где нужно, возможно, это – ещё один эпизод странного сна, только пульса не было. Ни на шее, ни на запястье. Он ощущал что-то такое,  вроде толчков, но это никак нельзя было назвать толчками работающего сердца, скорее  движения опарыша в разлагающемся трупе.  Это его не испугало, наоборот, вызвало улыбку. Он не чувствовал, как ожили мимические мышцы, но просто интуитивно понял, что улыбается.
Мир, где нет ничего, даже пульса, где можно не моргать и плыть в невесомости. Мир, который, возможно, существовал до начала времён, в первые мгновения после Большого Взрыва. Ни атомов, ни молекул – ничего. Чёрная пустота на миллиарды парсеков. Здесь нет адского дядиного дома, нет стеклянной чайки, нет Луки с вечной метлой. И Зои тоже нет.  Не тревожит бренное тело. Даже чувство голода пропало. Нирвана, вечный покой. Если такой и бывает смерть – Костя не имел ничего против этого. Пусть он умер. Сейчас, таким молодым? Ну и что? Как говорится: все там будем. Сегодня, завтра? Не имеет значения. И чего так дядя всполошился? Шёл бы сюда, на пару с Лукой.  Они всё равно покойники – им то, что терять.
Он смотрел, не моргая, в чернильную пустоту, наслаждаясь покоем. Вдали чернота уже не казалась такой непроницаемой. Костя всё же закрыл глаза, а когда вновь открыл их, -  темнота сгустилась снова. Или нет? Присмотревшись, понял – что-то меняется. Вечность заканчивается. Выходит, тьма была просто тем загадочным коридором, через который  кандидаты в покойники попадают в свет…., точнее – в реанимацию. Коридор – галлюцинация вернувшегося к жизни мозга.
Из мрака выплыла яркая точка, подобная звезде на чёрном небе.  Костя встрепенулся и принялся грести так, что захрустели нитки на швах. Точка увеличилась. То ли он приближался к ней, то ли она двигалась к нему, то ли они оба  плыли навстречу друг другу. Что это – Костя понять не мог, но грёб навстречу, ведь это что-то было единственным материальным телом в этой вселенной, кроме него. Вселенной, уместившейся в подвале несуществующего дома. Это что-то, вероятно, представляло большую ценность для него, было ключом для перехода на следующий уровень игры. Как же это  всё похоже на игру.  Дешёвую компьютерную игру. Ты выполняешь задачи, продвигаешься вперёд, но, как только совершаешь ошибку, снова оказываешься на линии старта – у витража. Можно сказать и по-другому.  Все компьютерные игры до ужаса похожи на навязчивые дурные сны, где без конца прокручивается один и тот же тошнотворный эпизод с одним и тем же финалом. Финал всегда один и эпизод один, тоже. Разница лишь в деталях, поэтому,  ответов на вопрос:  что, чёрт возьми, происходит, два. Или это – игра, или – дурной сон.  В игре можно найти выход, во сне – нельзя. Никакое действие, совершённое в состоянии сна, не приведёт тебя к финалу. Здесь можно только проснуться. В игре всё иначе.
Огонёк приближался. Он уже перестал быть звездой: набух, окреп. Мрак он не рассеивал, потому что не от чего было здесь отражаться свету. Бил в глаза, как небольшой фонарик.  Вероятно, он им и был.  Это, конечно, не ключ к спасению, но хоть что-то. Костя ещё энергичнее заработал конечностями. Физическая нагрузка уже изрядно его разогрела, теперь же пот заливал лицо, пропитывал одежду. Фонарик оказался в метрах трёх от Костиного носа, и тут Костя взвыл от удивления и радости.  Светящийся предмет оказался его собственным сотовым телефоном, экран которого всё время светился по непонятной причине. Сети, понятное дело, нет, но как источник света, сгодится. Костя выбросил вперёд тело, удивляясь собственному умению отталкиваться от пустоты. Версия со сном получила один балл. Фонарик-телефон больно ударил  по правой брови. Схватив аппарат, он взглянул на экран. Индикатор батареи предательски пульсировал, показывая, что до полного отключения остались даже не секунды – мгновения. В качестве подтверждения этого, экран телефона моргнул и потух окончательно. Костя в бешенстве швырнул ненужную трубку в пустоту.
Снова стал совсем темно. Оглядевшись, Костя закрыл глаза. Ничего в этой вселенной больше не светилось, не моргало, не искрилось. Оставалось одно: замереть, впасть в анабиоз и ждать взрыва, рождения новой вселенной из хаоса Костиных молекул и разряженного сотового телефона. Больше всё равно здесь ничего не было. Пусть дядя Егор с Лукой прозябают там, наверху; он же возродится новым, удивительным миром, сгорит в его пламени, чтобы воскреснуть и плюнуть им в самодовольные хари.
Костя запел. Он орал всё подряд, смешивая слова, песни, мелодии. Орал просто всё, что приходило в голову, орал с закрытыми глазами.
Внезапно ему резко расхотелось петь, даже стало стыдно за своё ребячество.  Костя открыл глаза и увидел Светкину люстру через плотную ткань пледа. Ещё ничего не соображая,  попытался встать. Напряг все мышцы, как ему казалось, но снова потерпел фиаско. Ткань пледа не сместилась ни на миллиметр. Тогда Костя переключил всю свою энергию в руки – уж они-то должны будут сработать. Всего-то и нужно – снять с лица плед. Девчонки поймут, что он жив, и вызовут Скорую помощь. Они же ошибочно приняли его за мертвеца.  Видела бы Алла свою мордашку! Накрыли пледом и хотели свалить куда-то, чтобы их не привлекли за убийство. Дуры, они и есть дуры. Наломают дров, потом расхлёбывай.  Только бы не наломали! Только бы успеть! Они ведь ещё здесь! Не может Светка так быстро собраться, не может!
Он весь вошёл в руки, даже зрение, как ему показалось, переместилось в пальцы – холодные и чужие. Костя кряхтел, пыжился, только всё напрасно. Потраченной энергии хватило бы сдвинуть плед силой мысли, без всякого вмешательства рук. Попытался заплакать – и эта попытка провалилась.  Жуткая усталость сковала веки, которые не замедлили закрыться.
***
Это снова был витраж. Клыки заметно подросли и теперь торчали из клюва, делая из чайки гибрид птицы и вампира. Остальные зубы тоже увеличились в размерах; клюв  был приоткрыт только от того, что они просто не помещались внутри. «Бедная птичка, как она теперь кушать будет?» - подумал Костя. Ему действительно было жаль так стремительно мутировавшую чайку.
«Всё. Сейчас придёт дядя, и начнётся новая серия»
Костя вскинул ногу и ударом пятки сокрушил фиолетовую гладь моря. Звона стекла не последовало. Осколки, разноцветными каплями, стекали на вечнозелёный мох. Лука, изрыгая проклятия, бежал, крепко прижимая метлу к своему иссохшему телу. Цветное стекло в один миг стало жидкостью и сочилось на зелёный ковёр. Костя глянул в проём окна.  Капли стекла жгли мох, как серная кислота. Чёрные уродливые кляксы украшали некогда безупречную зелень. Вот почему Лука так голосит. Мох свой пожалел.
От витража не осталось ничего. Дядя Егор не появлялся. Что ж, если это – игра, то нужно изменить стратегию. Сломать стереотипы поведения, как этот чёртов витраж. Вопрос: что делать теперь? Бежать через образовавшийся вместо него проём? Оригинально, но глупо. Там Лука, явно не в добром расположении духа. Дядя Егор уже на подходе. Стычки не избежать, а это займёт время, хотя…. Он ни разу не видел Луку внутри дома, и ни разу не видел дядю вне дома.  Выпрыгнув в окно, Костя станет недосягаем для дяди, Лука же не так опасен.
Тут Костю осенила ещё одна мысль: в обоих случаях, когда ломался витраж, Лука оказывался неподалёку. Он знал, что это произойдёт.  Иного объяснения нет. Территория большая, Косте уже приходилось искать Луку, а тут – раз, и Лука рядом. И дядя знал, наверняка. Возможны два варианта: Лука и дядя просто сидят в его голове и всё происходящее – сон, либо игра (если это игра) слишком хорошо подогнана под Костю, его привычки,  манеру поведения. В любом случае, необходима толика неадекватности, неординарности. «Они думают: я не выпрыгну в окно, значит, нужно выпрыгнуть» - с восторгом  подумал Костя и сиганул в оконный проём, налетев на  подбежавшего Луку.  Лука упал, Костя, не оглядываясь, побежал к калитке, намереваясь снести её, вместе с забором, если замок снова не сработает.
Замок открылся легко, как новый. Возможно, Лука успел его смазать….
«…или был не готов к такому повороту событий!» - весело крикнул Костя, выбегая на дорогу. Красный Камаз, заскрежетав тормозами, остановился в метре от него. Водитель что-то крикнул, но Костя уже бежал по направлению к автовокзалу.  Ломило виски, желудок сворачивался в голодных спазмах. Костя бежал, не веря ещё до конца, что он свободен. Свободен! Он вырвался из этого адского дома! Он свободен, и едет домой, подальше отсюда.  Навсегда. Чтобы никогда сюда не приезжать.
Вокзал был полон народа. Живых людей. Как же Костя соскучился по этим румяным, полным жизни лицам.  Здесь, в толпе, он чувствовал себя в безопасности. Дядя Егор и Лука сюда точно не сунутся. Он посмотрел на электронное табло часов и присел от удивления. Прошёл месяц, как Костя отправился в гости к дядюшке. Месяц с той самой вечеринки, где он отхлебнул волшебный Светкин эликсир. Месяц и десять дней. Обалдеть!
Его уже ищут, мать с ума сходит.  Светка полирует нары в следственном изоляторе  (по крайней мере, Костя на это надеялся).  Нужно предупредить мать. Таксофон есть, остаётся купить карточку.  Достав кошелёк, он сначала купил билет на ближайший автобус, и тут вдруг до его ноздрей донесся такой сладкий и упоительный запах вокзального буфета, что ноги сами понесли его туда. Если бы ему кто-нибудь, когда-нибудь сказал, что запах обычной вокзальной забегаловки заставит Костю бросить все дела, он бы просто рассмеялся. Кроме лёгкой тошноты подобные заведения не вызывали ничего. Сейчас же буфет манил жареным луком, лёгким ароматом сосисок в тесте, выдержанных при комнатной температуре бутербродов с сыром и несвежей колбасой, ещё чего-то жареного, с едва заметным ароматом ванили, сочащимся из толстых кремовых пирожных. В другой день Костя даже близко бы не подошёл к буфету, но месяц без еды…. Даже полчища мух не остановили бы его сейчас.
Изумлённая девушка наполнила две большие  тарелки бутербродами и пирожными, вручила обезумевшему от голода Косте двухлитровую бутылку лимонада и мило улыбнулась. Костя высыпал всё содержимое кошелька, львиная доля которого тут же исчезла в кассе. Остатки Костя просто сгрёб, не считая, в карман. Он поставил тарелки и лимонад на свободный столик и принялся жадно  поглощать еду.
Объявили посадку. Чувство голода притупилось, но совсем не исчезло. Он вдруг понял, что не осилил и половины из того, что купил.  Вздохнув, затолкал в рот последнее пирожное и сделал большой глоток из бутылки. Пенистый лимонад попал на куртку, но Костя этого не заметил. Оставив провизию на столике буфета, рванул к выходу.
В автобусе ему стало плохо. Раза три он останавливал автобус,  чтобы облегчить свой многострадальный желудок. Снега ещё не было, но лёгкий морозец сделал землю твёрдой, как асфальт, что давало Косте возможность отойти от автобуса чуть дальше обочины, чтобы не смущать других пассажиров, некоторые, по их многозначительным взглядам, видели Костю за едой.
Костя открыл дверь своим ключом. Дома никого не было. Он так и не предупредил мать, забыв купить карточку. Ничего, можно позвонить и с домашнего телефона. Он протянул руку к аппарату и застыл в ужасе. На него смотрела его собственная фотография пятилетней давности, в рамочке с траурным уголком.
Выходит, он пропал, и его сочли умершим. Не стали искать, не стали ждать – просто списали из мира живых. Или чей-то обезображенный труп опознали, как труп Кости. Ну, ладно друзья, коллеги, но мама?! Как она могла ошибиться?! Где были эти сраные криминалисты?! Сначала ему хотелось спать, но сон как рукой сняло. Костя решительно поднял трубку.
- Толян, привет! – крикнул он в трубку, когда Анатолий, Светкин муж,  сказал «Алло» недовольным голосом. Крикнул, и приготовился к шквалу вопросов, типа, кто это, какой Костя, какому шутнику голову оторвать.
- Алло! Я слушаю, говорите! – чуть повысив голос, произнёс Толян.
- Толя, это я, Костя! Костя это!
- Перезвоните, ничего не слышно.
Раздались короткие гудки. Костя снова набрал тот же номер.
- Алло
Сколько Костя не кричал, не стучал по трубке – Анатолий ничего не услышал. Он озвучил несколько своих любимых ругательных оборотов и снова повесил трубку.
- Ну, и чёрт с вами! – Крикнул в сердцах Костя, обзвонив всех знакомых. Никто из них его не слышал. Костя уже включал компьютер. Скайп  прочистит им слух.
Начал с Толяна, к счастью оказавшегося онлайн. На экране появилась небритая морда старого друга. Он с интересом всматривался в экран. Костя помахал рукой.
- Чё за хрень? – недовольно буркнул Толян.
- Это я, Костя! Светка как?  – крикнул Костя в микрофон и приблизил своё лицо к камере настолько, что потерялся фокус.
- Ну и ну, - удивился Толян и отключился.
Алла долгим непонимающим взглядом изучала стену за  спиной Кости, потом вдруг взвизгнула и отключилась. Костя набрал клавишами сообщение: «Я -  Костя, я -  живой. Привет всем, позвоните маме». Нажал кнопку «Интер». Он даже не удивился, что сообщение не отправилось. Он всё ещё в игре, и за задёрнутыми наглухо шторами его комнаты прячется не мирное окно с видом на тихий дворик, а жуткий витраж с клыкастой чайкой-птеродактилем. Слишком уж легко открылась калитка, слишком уж легко.
Он не стал раздёргивать шторы, а тупо повалился на кровать, зная, что очнётся рядом с мерзким витражом, в компании двух очаровательных, но, увы, давно мёртвых старичков. Вспомнил про Зою – она-то никак не вписывалась в эту картину, но Зоя могла быть всего лишь иллюзией, воспоминанием в его сне (а не игре), не более. Её роль – вызвать чувство вины и стыда. Костя был доволен и тем обстоятельством, что засыпает на удобной, мягкой кровати, а не на полу, рядом с опостылевшей чайкой. «Ничего, там разберёмся» - думал Костя, проваливаясь в тяжёлый, глубокий сон.
Ничего необычного не произошло. Снова целёхонький витраж, снова яркое солнце. Дядя Егор в чёрном фраке и чёрной бабочке стоял рядом.
- Как я понимаю, племяш, ты уже достаточно созрел для серьёзного разговора, - неспешно проговорил дядя, жестом указывая в комнату, где они выпивали,  где Костя безуспешно пытался найти масло.
- Да уж, дядя, хотелось бы знать….
На подоконнике стояла полная бутыль дядиной настойки, которую он тут же разлил по двум стаканам.
- Надеюсь, тебе понятно, что ты умер? – в лоб спросил дядя.
- Как-то начал догадываться…., - проблеял Костя. Жидкость из поднятого стакана попала на куртку.
Костя полез в карман за носовым платком и вытащил вместо него использованный автобусный билет.
- Я не мог не отпустить тебя попрощаться.
- На автобусе?! – изумился Костя.
- А, это всего лишь иллюзия. Здесь всё – иллюзия, как ты, надеюсь,  заметил, - пробормотал дядя Егор и залпом осушил свой стакан. Костя сделал то же самое, и у него перехватило горло. Если бы ему сейчас сказали, что он выпил концентрированную серную кислоту – он бы не сомневался в этих словах. Обожгло так, что слёзы брызнули градом. Дядя же ничуть не поморщился.
- Ты закуси, закуси, - ласково пролепетал он, пододвигая непонятно откуда возникшую тарелку с солёными огурчиками.
- А почему ты умер, знаешь?
- Отравился Светкиной бормотухой.
Дядя Егор захохотал.
- Светкиной бормотухой?! Ха-ха!
Затем лицо его стало серьёзным.
- Это я послал ей бутылочку. Кстати, она не сопротивлялась, когда узнала, как ты поступил с Зоей.
- Вот тварь! – процедил я.
- Не тварь, а Зоина подруга. Она вообще хотела тебя огреть пустой бутылкой и скинуть в мусоропровод. Мой план оказался изящнее.
- Яд обнаружат, она сядет, - спокойно ответил Костя.
- Нет, не сядет. Причина смерти – алкогольная интоксикация, на фоне которой развилась острая сердечная недостаточность. Так написано в свидетельстве о смерти. Тело кремировали, выделить из золы яд растительного происхождения, как ты понимаешь, невозможно. Всё, дружок!
Выпили ещё по одной. У Кости скрутило скулы, перехватило дыхание, онемело горло. Дядя даже не поморщился.
- Постой, Зоя тоже мертва? И Миша? – спросил Костя, как только смог разжать челюсти.
- Наглоталась таблеток. Сына утопила в ванне, сама хотела повеситься, но оборвался крючок. Ей от депрессии таблетки сильные прописали, так она две пачки за раз и выпила.
- Так, дядя Егор, ты тут получаешься в роли некоего мстителя, правдоборца. Наказал злодея! Молодец! Только, сам то жизнь без косяков прожил? А? Никого не обидел, никому дорогу не перешёл? Чего ж крылышки  не отросли, коль так?!
Костя почувствовал, что пьянеет, причём быстро и сильно. Дядя выглядел абсолютно трезвым.
- Хотя бы потому, что я не совсем дядя Егор, и я не совсем мёртв, - ответил старик.
- То есть, ты можешь свободно беседовать с живыми людьми?
Дядя Егор кивнул.
- И зачем тебе всё это надо, Не Совсем Дядя Егор?
- А, знаешь, обидно мне стало. За тебя, за себя, за Зою. Костя, когда я…., вернее, мне пришлось так мерзко поступить с Зоей, я вдруг понял, что она и её сын –   родные мне люди. Ребёнок, которого она носила, мой внук. Пусть двоюродный, но внук. Получается, я лишил своего внука отца, а его мать навсегда сделал несчастной.
Ты совершил ошибку, но мне пришлось заглаживать, замазывать за тобой, чтобы сохранить тебе и твоей матери честное имя. Не спрашивай, что мне для этого пришлось сделать – я ненавижу это вспоминать! Это мерзко и отвратительно. Твой поступок стоил мне седины в волосах и множества бессонных ночей – ты же продолжал радоваться жизни. Несправедливо, племяш, несправедливо. И вот, чтобы унять муки совести, я разыскал их. Несчастная Зоя одна поднимала Мишу. Родители её умерли, она жила только на пособие и скромную зарплату уборщицы. Ни образования, ни хорошей работы. Однокомнатная квартирка, в которую она перебралась из трехкомнатной. Да, да, пришлось продать, чтобы оплатить долги. Она жила с тайной надеждой, что ты однажды вспомнишь о ней, возникнешь на пороге, только на пороге возник я.
Для меня началась совсем другая жизнь. Я столько жил без семьи и вот обрёл её. Нянчился с Мишуткой, гулял с ним, играл. Зоя благодарными глазами смотрела на меня, и мне казалось, что седина отступает. Я искупаю свой грех. Пусть не совсем мой, но искупаю. Возвращаю ситуацию в справедливое русло.  Ушла бессонница, возвратились мир и покой. Только это всё быстро закончилось. У Зои обострилась депрессия. Я повел её к лучшему доктору, но бестолку. В один день я потерял и дочь и внука.
- И ты решил отомстить?
- Восстановить справедливость и воссоединить тебя с твоей семьёй. Теперь они вечно будут с тобой, мне же останется только перестать принимать  твои лекарства и умереть окончательно.  Я думаю – всё справедливо.
- Ты умер, но жив, благодаря лекарствам?!!!  - удивлённо присвистнул Костя.
- Да, я умер, но мне удалось частично ожить, благодаря всей этой химии.
- Ты, дядя, наглотался таблеток, выполз из могилы….. Или наоборот, сначала выполз…?
- Идиот!  Кривляешься тут, как клоун! -  вдруг заорал дядя, и Косте показалось: на мертвенно-бледной коже появился румянец гнева.
- Тогда как же тебя понимать? – заплетающимся языком, но с явными нотками издёвки,   тихо спросил Костя.
- Идиот, я начал принимать лекарства за несколько дней до смерти.  Вскрытие не делали. Похороны назначили на следующий день, снотворное в валерианку я подсыпал заранее. Полежал в гробу до тех часов ночи, потом положил вместо себя восковую куклу, - продолжил дядя, и Косте показалось, что он оправдывается.
- В могиле лежит кукла?!
- Да, чему ты удивляешься. Обыкновенная восковая кукла. Я даже присутствовал на своих похоронах и поминках, правда, пришлось изрядно попотеть над гримом.
- Зачем? Столько трудов и такой риск. Любой родственник смог бы расколоть тебя в два счёта.
Дядя улыбнулся, по лицу покойника пробежала тень смущения:
- Шутки ради. Не смог удержаться.
- Приколист, блин…, - засмеялся Костя.
- Так, постой! А дом? Ты же жил в деревянном?
- Иллюзия! Здесь всё – иллюзия! Это – большое кладбище, где, естественно, полно мрамора, который никто не добывает. 
«Иллюзия, иллюзия. Что-то не складывается наш разговор. Дядя несёт пургу, я не могу попасть домой или проснуться или…. Пора ставить точки»
- Ошибочка! Я умер не здесь.
- Никакой ошибки. Ты ушёл от Светланы, потому что это я тебе позвонил, а не мама. Это я внушил тебе приехать на кладбище,  где ты благополучно отбросил копыта. Ты ехал не в гости к дяде; с вокзала направился прямиком на кладбище. Прошел мимо моего бывшего деревянного дома и даже не посмотрел на него.  Твоё тело сгорело, но ты теперь вечно будешь обитать здесь, не имея возможности выйти за пределы кладбищенского забора.  Вечно, вместе со мной и с Зоей. Ты вечно будешь смотреть на стеклянную чайку. Не пытайся её разбить – бесполезно.
Костя бросил недоумённый взгляд на дядю. Голос дяди обрёл металл и прежнюю уверенность.
- Я же просыпался в Светкиной квартире? – спросил совершенно пьяный  Костя.
- Проснуться ещё раз там у тебя вряд ли получится, дружок, - зловеще проговорил дядя.
- Тихо, тихо, тихо…. Дядя Егор, вот вы с Лукой – покойники. Почему бы вам не спуститься в подвал? Там темно, вечный покой. Отдых. Плыви себе и ни о чём не думай. Почему вы его так боитесь?
- Потому, племяш, что ты там не был по-настоящему. Заглянул на минутку – и вышел.
- На минутку?!!!
- Где, по-твоему, ты провёл месяц?
- И что? У вас вечность впереди.
- Эта минутка, отнявшая у тебя месяц, не дала тебе абсолютно ничего о законах того…, - дядя большим пальцем указал на пол, - …. мира. Ты увидел то, что лежит на поверхности. Я не позволит тебе погрузиться в него навечно, потому что ни один умерший никогда не изъявил желание попасть туда по доброй воле.
- Даже, проведя там минутку?
- Даже после этого.
- Ну, так расскажи о нём, раз ты так много знаешь.
Старик промолчал. Он наполнил стаканы, поднял свой.
- За то, чтобы меньше знать и крепче спать!
- Зря, зря стараешься дядя. Всё равно расскажешь.
Лицо Кости озарила догадка.
- Дядя Егор, а хочешь, я тебе всё сам покажу! Пош-шли!
Он встал и, пошатываясь, шагнул к дяде.
- Вставай! Сейчас вс-сё сам увидишь! Это вселенная, дядя! Новый мир без времени и пространства!
- Сиди уж лучше, если нажрался! – попытался осадить племянника дядя, но Костя успел схвалить его за руки и оторвать от стула.
- И Луку сюда зови! Все пойдём!
Из глаз дяди Егора вырвались красные обжигающие лучи. Голова, как пробка из бутылки с шампанским, отлетела в потолок, ударилась об него и вылетела в приоткрытую дверь. Столб малинового пламени с рёвом вырвался из горловины рубашки, нарисовав вмиг на белоснежном потолке огромное чёрное пятно. Костя отпрянул.
Пламя ревело, как сопло реактивного самолёта. Малиновый  цвет перешёл в оранжевый, сменившийся голубым. Взглянув на дядю, Костя ничего не увидел: ни смокинга, ни галстука-бабочки. Тело тоже отсутствовало. Оно исчезло: пламя било из-под земли или из подвала, где, вероятно, всё-таки прогремел Большой взрыв, давший начало новому миру.
- Эх, не успели, - с горечью крикнул Костя.
***
Он открыл глаза. Белые стены, белый потолок.   Электрические лампы дневного света. Большое полукруглое окно, жалюзи. Попытался пошевелиться, и сразу потемнело в глазах. Затошнило.
- Костюня, мальчик мой, очнулся! – раздался совсем рядом родной мамин голос.
- Ма-а, - прошипел он в ответ. Губы не слушались; они склеились, не желая пропускать через себя человеческую речь. Мать уже целовала его в щёки, лоб, губы, потом побежала за доктором. Только теперь он понял, что лежит в палате интенсивной терапии. Почти над кроватью светился монитор, по которому ползли изогнутые змеи  каких-то графиков, кардиограмм. К привязанной правой руке была прикреплена капельница. Жалюзи слегка колыхались, обнажая окно, в которое уже стучались ранние осенние сумерки. За окном было темно.
- Ура! – простонал Костя.
С ним что-то произошло, возможно, отравление. Всё пережитое можно списать на галлюцинаторный бред. Не было никакого дяди Егора с его двухэтажным особняком – иллюзией, не было Луки.
- Молодцом! Молодцом! – услышал Костя  весёлый голос доктора, крепкого мужчины, лет пятидесяти со смешно смятой, наподобие папской тиары, синей шапочкой. – Тридцать девять дней в коме. Осторожнее нужно выбирать напитки, молодой человек.
Поймав взгляд Кости, доктор продолжил:
- Да, да! Что там за мухоморы были – экспертиза разберётся, весь состав выложит, только некоторые, самые сильные яды нам уже известны. Вовремя успели ввести противоядие, а то бы, Константин, ты не лежал бы здесь сейчас. Вот так, братец.
- Да, не парься ты! Всё позади! По-за-ди! – воскликнул доктор, завидев потухший  взгляд Кости.
Доктор похлопал больного по плечу, дал указания медсестре и скрылся. Мама ещё раз поцеловала сына, поправила подушку и тоже ушла. Осталась только дежурная медсестра. Костя смотрел ан монитор до рези в глазах. Он боялся заснуть. Здесь, в реанимации, тоже всегда горит свет, здесь тоже всегда светло. Он смотрел на монитор и переваривал всё то, что произошло с ним по ту сторону реальности.
Он начал с настойки. Это был яд, которым Светка намеренно угостила его одного, именно его. Раз.  Кто ей дал этот яд?  – Два. Какова была цель отравления? – Три. Главные три вопроса.
Была ещё масса второстепенных впросиков, но их Костя отложил на потом. Сначала главное. Светка тоже пила, не так много, конечно, но пила.  Знала ли она про яд? У Кости мелькнуло нехорошее подозрение: ничего ещё не кончилось, ничего.  Медсестра задремлет или отлучится, а в это время в палату проберётся Светочка со шприцом в руке, если она ещё не арестована. Просочится – и вонзит шприц в капельницу.
А что, если это шанс? Звучит банально, но вдруг ему дали возможность исправить главную ошибку его жизни. Самоубийство Зои – бред. Если бы она жила у дяди – мама бы сообщила обязательно. Значит, не жила, не травилась, не топила сына. Она жива. А что если найти её? Вдруг она простит непутёвого папашу? Закусит губу – и простит?  Стыдно, больно – но это нужно сделать, даже если уверен, что возврата к стеклянной чайке не будет. Другое дело – сын. Если он есть, то смогут ли они стать друг другу родными людьми? Вопрос куда серьёзнее, чем кажется на первый взгляд. Итак, главных вопросов стало четыре. Костя смотрел на монитор, пока  вместо зигзагов не появились фиолетовые волны, из которых вынырнула зловещая птица – чайка с торчащими из клюва уродливыми клыками.
Костя проснулся рано утром, но мать уже сидела рядом с его кроватью. Только  мама, никакой чайки. Нет этого чертового витража, только цветной монитор. Как же Костя был рад его видеть.
- Проснулся, касатик, - нежно сказала она ему и поцеловала, - Покормить бы, только тебе пока ничего нельзя, всё через трубочки эти льют.
- Мама, Света где?
На глазах матери блеснули слёзы.
- В могиле твоя Светка, будь она….. Ой, грех, грех так говорить, Костенька. В свой день рождения – и на тебе.  Как её обнаружили, так и тебя искать стали. А нашли не сразу. Алла, ну, одноклассница  еённая, проснулась, а Светка уже и жива не была. Холодная и синяя вся. Алка на её плед бросила, и бежать. Видать, не виноватая она была, раз заразу эту сама выпила.
Мать перекрестилась.
- Тебя на кладбище нашли в Осиновке. Без сознания, руки изрезаны. Лежал на могилке дяди Егора, - со слезами проговорила женщина.
Костя поднёс к глазам левую руку. Поперёк ладони, густо вымазанный зелёнкой, розовел почти заживший уродливый шрам от пореза, полученного при штурме дядиного забора.
- А Зоя где, не знаешь?
Повисла тишина.
- Где Зоя, мама? – почти крикнул Костя.
- Ой, не знаю я, сынок. Уехала то ли в Мурманск, то ли в Тверь. В общем, нет её в нашем городе.
- Не врешь?
- Да честно, не знаю. Она, говорят, тайно уехала, чтобы никто её найти не смог. Может, новую жизнь начать хочет.  Да, и правильно. Здесь её ничто не держит, а старые воспоминания взлететь  не дадут – к земле притянут. Ой, Костя, выкинь ты это из головы.  Не простит она тебя. Крепко обиделась, крепко.
- А я всё-таки найду её, – отрезал Костя, - а прощать или не прощать – сама решит. Это её право.
Мать заохала и принялась утирать слёзы.
- Слушай, мама, а Лука Львович тебе не знаком?
Мама задумалась.
- Лука? Львович? Что-то знакомое…, вертится в голове….. . Ой, вспомнила. Рядом с могилой дяди Егора есть очень старая могилка. Чугунный литой  крестик и на нём табличка была «……ков Лука Львович 1807 – 18…..». Крестик стоит, а табличка пропала ещё задолго до дядиной смерти.
- Фото не было?
- Так, старая табличка-то. Тогда простые фотографии редко у кого были, на памятники ещё и не делали. Там даже фамилию было не разобрать.
Мать и сын долго говорили о разном: погоде, медицине, превратностях судьбы. К Зое разговор больше не возвращался.  Мать призналась, что выхлопотала сыну путёвку в санаторий для восстановления здоровья, что пироги вчера не удались, хотя доктор и так не разрешил бы.
-    Доктор строгий, но душевный, - говорила мать, - в реанимацию пускает, а это запрещено.
- Скоро в общую палату переведёт, - ободряюще шепнула она.
- Слышь, мама, мобильник мой не знаешь где?
- Не знаю, сынок. При тебе его не было.  Обронил, поди, пьяный или вытащил кто.
- Ну, и хорошо, -  с облегчением выдохнул Костя. Пусть уж лучше телефон болтается между мирами вселенной тёмного подвала, чем будет лежать  у него на тумбочке. Есть там одна фотография, которую Костя обязательно откроет. Не удалит, а откроет и посмотрит. Он же тогда сфотографировал чайку. И что произойдёт, если он снова взглянет в глаза зубастой птице? Об этом можно только догадываться. Была ли эта картина витражом? Каждое пёрышко, каждый зуб, по сути, отдельное стёклышко. Сделать такое невозможно, даже с помощью современных технологий. Чайка была чем угодно, но не витражом.Только вот чем? Этого узнать уже не получится. Впрочем, в том бреду невероятного было выше крыши.
- Чего уж хорошего? – проворчала в ответ мама.
Приближался обход. Молоденькая медсестричка в очень уж коротком халате махнула рукой и мама, резко погрустнев, встала со стула.
- Пока, мама, - с улыбкой сказал Костя.
- Поправляйся, сынок.
Костя лежал и думал. В Светкиной комнате появлялся не он. Алла набросила плед не на его лицо, она закрывала тело мёртвой подруги. Костя с ужасом представил её, Светку, стоящую перед витражом, с одной стороны которого машет метлой Лука, а с другой стоит дядя Егор без головы и пышет пламенем на гипсовый потолок. Она пила зелье, он видел то, что проплывало перед её глазами в момент смерти. Возможно, ей уготован совсем другой дом, где обитают совсем другие призраки. Исправить, изменить здесь ничего нельзя – слишком уж долго спала Алка.  Так или иначе, Светка погибла из-за него. Как теперь смотреть в глаза Толяну.
 Оставался только один вопрос: кто принёс бутылку? Ответив на него, можно смело назвать причину столь странного поступка Светы. Тот, кто принёс бутылку, указал на Костю, при этом как-то заставил её саму принять яд. Назвал, например, содержимое приворотным зельем или эликсиром молодости.
Нет, в таком случае Алка бы попробовала обязательно. Что-то Светка знала. Что – вопрос. Или ещё вариант: она действительно приходилась подругой или родственницей Зои. Решила отомстить, ну, а чтобы не сидеть, хлебнула и сама. Хорошо, тогда почему она сначала не поговорила с ним? Танцевала, улыбалась, строила глазки, зная о судьбе Зои? Не бывает! Яд со сложным составом. Слишком сложным, чтобы просто отправить на тот свет горе-папашу.  Разные компоненты яда действуют по-разному: каждый выполняет свою роль. Один гасит сознание, второй – вызывает сложные видения, третий – не даёт сойти с ума от увиденного. Все приключения Кости в каменном доме – результат слаженной работы всех компонентов напитка. Лукавит доктор – не врачи спасли ему жизнь. Смерть Кости не входила в планы таинственного отравителя. Уколы и капельницы немного ускорили возврат к реальности, только и всего. Единственное, что портило всю картину – Светка. Почему не пощадили её? Возможно, она не должна была пить настойку, но выпила чисто машинально. Забылась. Не знала же она,  в конце концов, что там яд. Или устранили как ненужного свидетеля.  Или, что совсем невероятно, смерть возможна только от небольшой дозы, большая доза же к смерти не приводит. Да нет, чушь!
Выходит, его воскрешение – не случайность! Реинкарнация, возрождение – всё для того, чтобы исправить чудовищную ошибку. Если он сделает всё правильно – саблезубая чайка никогда больше не воспарит над волнами фиолетового моря. Раз так – у него обязательно есть шанс.
КОНЕЦ