Глава 43. Прощай, Украина!

Утром нас всех поднял Васек:

-Вставайте! Нас к себе командир зовет!

-Это еще зачем? - подняла я голову. - Говорить что-то будет?

-Сам не знаю. Митя сказал, чтобы мы сейчас построились и вышли на улицу.

-Ладно.

Пять минут спустя мы уже стояли на поляне. Митя оглядел нас, откинул прядь волос со лба:

-Пошли! Четче шаг!  Раз-два, раз-два!

Мы подошли к одной из землянок. Нас уже ждали Степан Ильич, баба Ивга, другие партизаны и их командир - Мирон Дмитриевич.

-Отряд, стой! Смирно! - скомандовал Митя. - Разрешите обратиться? Отряд Трубачева прибыл!

-Вольно! - велел Мирон Дмитриевич. - Здравствуйте, пионеры!

-Здравствуйте!

Мы, несмотря на строгость момента, радостно улыбались. Командир партизанского отряда тоже улыбался, глядя на нас:

-Смелые вы ребята! С фашистами боролись, поручения взрослых выполняли… Кто из вас Трубачев?

-Я! - Васек шагнул вперед. Его рыжий чуб задорно торчал вверх, лицо было покрыто бронзовым загаром. Он стоял перед Мироном Дмитриевичем, чуть задрав голову.

-Молодец, Трубачев! Отряд свой привел, не побоялся. - Мирон Дмитриевич потрепал его по плечу.  - Встань в строй. Кто из вас Малютин?

Сева покраснел и робко вышел из строя. Командир партизан удивленно поглядел на него:

-Ты - Сева Малютин?

-Да…

-Смотри ты… - Мирон Дмитриевич взял его тоненькую, слабую руку. - Такой малыш, а уже - герой! Благодарю тебя, Сева! Ценный документ ты тогда переписал и Степану Ильичу передал.  Становись на место. А кто из вас - Красавина Аня?
Все ребята обернулись на меня. Я, закусив губу, вышла из строя. Мои глаза смотрели спокойно и прямо:

-Я - Аня Красавина!

- Надо же. Дивчинка - и на Петро кинулась. - Командир партизан покачал головой. - Не ожидал… Умница! Вступилась за брата своего, ребят от смерти спасла. Вернись в строй.

Я встала на место. Стоявшая рядом Нюра дернула меня за рукав, но я строго поглядела на нее.

Самым последним был вызван Генка.

-Ну, Гена, поедешь ты с ребятами. В Москву поедешь. - Мирон Дмитриевич с болью заглянул в глаза мальчика. - Один ты остался, а там учиться станешь, друзья рядом будут. Поезжай.

-Никуда я не поеду! - возразил Генка. И вдруг вспыхнул, закричал гневно: - Моя Родина горит! Деда моего тут убили! Враги по моей земле ходят! Не поеду!

Степан Ильич сделал ему знак замолчать, Мирон Дмитриевич нахмурился. А Генка стоял перед ними - уверенный, твердый в своем решении.

-Мне теперь одна дорога - немцев бить… - чуть слышно произнес он и опустил глаза.

-Что ж, ладно. Зачислите в отряд Михайлова внука!

На этом и закончилась наша беседа с командиром.

Днем мы - те, кто улетал сегодня ночью домой - собирали вещи. Забегали в землянку к Ваську, Коле, Мазину и Русакову, Саше Булгакову, долго сидели с ними, держась за руки. На мокром месте были глаза Нюры Синицыной, обнимала товарищей Лида. Сева печально смотрел на мальчиков: его пугала разлука.

-Аня, а почему Мирон Дмитриевич про тебя сказал, что ты за брата вступилась? - Лида поглядела на меня.  - Про какого брата он говорил?

- Про Митю нашего говорил. Я - его двоюродная сестра. - Мои глаза светились огнем счастья: теперь не было нужды молчать и притворяться.

-Ой!  - всплеснула руками Нюра . - Что же ты об этом нам не говорила?

- Сама не знаю уже. - Я крепко обняла подругу. - Поначалу думала, что вы ко мне будете относиться… ну, слишком трепетно. Митя ведь вожатый. А я - сестра вожатого. Будете бояться со мной ссориться, подлизываться ко мне.. Ну, не знаю, короче!

-Мы же любим тебя, Анечка. - Сева погладил мою руку. - Ты наша, пионерка. А то, что сестра нашего Мити - это же хорошо! Какой он? Ну, не как вожатый, а как брат?

- Какой? - Я задумалась. Так много хотелось сказать о Мите доброго, нежного… - Заботливый, умный, чуткий, может быть строгим. Всегда придет на помощь, если плохо на душе.

- В общем, Митя - самый лучший на свете брат и вожатый!  - перебил меня Саша Булгаков. - Так ведь?

-Да, так! - подтвердили это другие ребята. Они тоже очень полюбили Митю Бурцева с того момента, как он стал вожатым нашего класса.

-А, вы тут? - В землянку заглянул Митя. - Ребята, мне с сестренкой поговорить надо. Нет-нет, сидите! - быстро поднял он руку, увидев, что мальчики вскочили. - Аня, пойдем со мной.

Я поднялась и вышла на улицу.

Мы снова пришли на ту полянку, где разговаривали ночью. Митя сел и притянул меня к себе. Молчали: все слова казались лишними. Скоро нам опять предстояла разлука. Но я уже не боялась - знала, что лечу домой, к родителям.

-Что ж… - из груди брата вырвался вздох. - Вновь расстаемся, Анечка. Увидимся ли? Ты домой едешь, а мне здесь с врагами биться.  Надолго расстаемся…

-Увидимся! Точно знаю: сердце подсказывает.  А оно не врет. - Я погладила Митю по щеке. - Братик мой, как страшно тебя оставлять… Выживи и возвращайся быстрее! Я прошу тебя… Только останься живым, не дай немцу тебя убить! Я ждать буду!

-И я. - Бурцев вынул что-то из кармана куртки. - Возьми, на память.

Я протянула ладонь, и в нее легло деревянное сердечко. На одной его сторон химическим карандашом было написано  “Ане”, а на другой - “Жди меня!”.

Когда же это Митя успел выточить его?

-А когда вечерами у костра в лагере сидел.  - Как всегда, брат понял мой невысказанный вопрос по глазам. Мне стало грустно: подарить Мите было нечего. Только свою любовь я могла ему отдать взамен. И тут же крепко обняла его за шею, поцеловала в щеку.

-Все, пора. - Бурцев встал. - Скоро самолет прилетит. Темнеет уже.

...  На площадке, где должен был сесть самолет, ярко горел костер. Партизаны стояли и смотрели в чернеющее небо.

Мы торопливо прощались. Я обнимала бабу Ивгу, Степана Ильича, мальчиков… Сердце ныло от грусти. Сколько всего было пережито нами на Украине, сколько мы прошли дорог, как много увидели и плохих людей, и хороших… Я подходила к Ваську, к Генке, гладила их руки, говорила прощальные слова.  И все смотрела, смотрела на Митю, будто хотела унести его образ с собой, запомнить все черты дорогого лица…

Нюра и Лида прижимались к Мите, не сдерживали слез:

-Митя, только вернись к нам! Если раненым вернешься - мы тебя не бросим, ухаживать будем! Только живи, Митенька!

Наконец над нами зашумел мотор: летел самолет. Если тогда, 22 июня, этот звук внушал нам ужас, то теперь мы не боялись. Самолет был наш, советский.

Он приземлился на площадку мягко, почти бесшумно. К его входу понесли раненых партизан: они улетали на лечение в госпиталь. Осторожно товарищи грузили носилки в самолет, говорили раненым теплые слова.

Тут же залезли внутрь Лида и Нюра. Сева медлил, окидывая взглядом лагерь. Я стояла рядом с ним: не могла так просто повернуться и пойти. Слишком многое оставалось тут…

-Что стоите? - К нам подошел Яков Пряник. - Идите, а то без вас улетят.

Я в последний раз посмотрела на Митю. Пелена слез застилала взор, губы дрожали. Он молчал, и только в синих глазах я читала то, что было не высказано им.

- Аня, - тронул меня за плечо Малютин.  - Пора.

Мы забрались в самолет, сели на ящики. Крылатая машина загудела, поднялась в воздух, и вскоре мы уже летели домой.

Я сжимала в ладони деревянное сердечко и беззвучно плакала. Но в груди было тепло: зрела уверенность, что Митя придет живым с войны и мы снова будем рядом.

Сейчас же нам предстояло вернуться к родителям, в родные дома.

Мы переглянулись друг с другом и хором выпалили:

-Прощай, Украина!