Сочился стон заупокойной эйфории

Сочится стон заупокойной эйфории – предчувствие потустороннего смеха; мне близки призримые.
Паук лжемироздания пробирается во младенческие глотки розового мяса – убегает время.
В присутствии судимых глаз, себе мы сами говорим о том, во что не верим. Не верны мы каждому.
Создание из Тьмы и плоти, приди чтоб навестить, позови меня в обитель сил и всебезвластия.

Я утолю похоть жестокостью, обовью могилу чарой одиночества – змея плетёт крест зверя.
Мы – искатели своих могил, нашли сокровище отсчёта – Ты манил, мы слепы безотчётно.
Я слышу погребальные молитвы мертвеца. Я вбиваю гвоздья, в гроб – он без конца горит тобой.
Мы спешим, спешим, спешим. Как скоро Ангелу почтётся быть со мной? Я слеп во вечной вере...

Я Твой соддомник, преданный безбожник, тайный удачный опыт графа Каллистро, перо тени Маркиза де Сада. Неупиваемая чаша крови во плоти всезреющей.

...Стены дома неизвестного семейства покрывали зеркала.
Странно или нет – тень не излучает звука.
В половине одиннадцатого щёлкает дверь – вовне ведётся маскарад:
Женщина в латексном костюме соболя, в нагое тело упирает нож. Кровь слилась с антуражем в многозначный воздух – пары вдыхают трое.
Мечется по комнатам во приюте сна; вскоре, понимает: она здесь не одна – внутри завёлся кто-то. Человек – иная птица? Ему не долго здесь ютиться.
Выходит призрачно, с ножом. Вручает жалом гостю стат первого удара.
Сова: Мне показалось, нож вонзите в руку.
Соболь схватывает нож, сострившись на Сову.
Сова: Нет-нет. Я сам – вонзает вздёрнутый нож в кисть – эфир пропитан кровью.
Алый сок вкушают девственные нимфы – девственность глаз тех стоика похвалы. Перья вонзаются одна в одную – девственное совокупление ангелов из грёз похотливых облаков – они не лгали.