Голубка. Фиалка вечности

        Но загадка в женщине делает её намного, намного притягательней для мужчины. И он захотел её разгадать.
 
        - Знаешь, у моей матери был любимый ювелир. Она его знала с детства, он бежал из Кенигсберга вместе с её семьей от наступающих советских войск. Но сейчас он уже совсем старенький и, кажется, ушел на покой.  Позвоню матери, узнаю, где он сейчас.
         Остановившись у телефона-автомата, он прошел в будку и через пять минут вернулся.
        - Удивительно, как тебе везет. Старик вышел на покой и обосновался в Брешии. Всего в часе езды. И он нас ждет.
        Пока он разговаривал по телефону, Аня запугала себя так, что в ответ только вяло кивнула. Вот уж воистину говорят, что лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.   
            
        Ювелир оказался совсем стар, с длинными седыми волосами, немного горбат и походил на средневекового волшебника, пытающего извлечь из своих реторт философский камень или немного золота. Он попросил Аню присесть, сам провел Алекса вглубь квартиры.
        Тот протянул ему камень. Ювелир вытащил лупу и внимательно оглядел его.  Тут словно его подкинуло неведомой пружиной, он вскочил, походил вроде петуха перед лакомым зернышком, склоняя голову то в одну, то в другую сторону, рассматривая камень со стороны. Затем старик снова присел за стол, вставил лупу в глаз и стал изучать камень, вращая его на черной бархатной подложке и так и сяк.
        Наконец он снял лупу и взглянул на Алекса строгим отеческим взглядом.
        - Странно, - он снова бросил взгляд на бриллиант, словно не веря своим глазам – очень странно. Неужели твоя мать сохранила его? А столько лет отрицательно отвечала на мои расспросы. Говорила, что он вместе с колье пропал во время  бегства.
        Он вскочил.
        - Я снова вижу его! Радиант, 9,75 карата!
        - Я вас не понимаю, герр Павловски.
        - Конечно, тебе трудно меня понять. Наверное, твоя мать никогда не надевала это колье, из крупных черных жемчугов. Но я счастлив, что это уникальное украшение она сумела сохранить. Вот чертовка! Столько лет скрывать.
        - Я вас не понимаю! – Повысил голос Алекс. – Какое отношение этот бриллиант имеет к моей матери?
         Но старый ювелир не слышал его. Он любовался камнем, его игрой, его переливами, его холодным огнем.
        - Удивительно, но они возвращаются словно живые, мыслящие существа. Его гранил великий мастер, и даже он сначала шесть месяцев изучал норов кристалла, потому как если просчитаться, сделать неправильное движение, алмаз, один из самых твердых веществ в природе, может оказаться хрупким, как тончайшее стекло, один неверный удар, и он может рассыпаться в алмазную пыль. Если бросить этот камень в кипяток он вспыхнет ослепительным блеском, словно одновременно взорвавшиеся сотни солнц. – Бормотал он себе под нос. – Неужели я снова вижу его?
        - Вы уже его держали в руках?
        - Держал? – Старик дребезжаще засмеялся, потом закашлялся. – Это я ездил в Амстердам к непревзойденному мастеру, чтобы он огранил привезенный из Индии алмаз. Он не поражает сверхъестественно большими размерами и не может тягаться ни с Питтом, ни с Сентинери. Но эти знаменитые алмазы чисты и прозрачны, а твой имеет чуть выраженный  сиреневатый оттенок, а цветных алмазов очень, очень мало, из всей мировой добычи всего лишь один процент.   
        - Но я не вижу никакого цвета.
        Старик достал тряпицу белого шелка и положил камень на неё. Сразу стал заметен небольшой сиреневый отсвет.
        - Мы назвали его «Фиалкой вечности». Я рад, что твоя семья сохранила это сокровище.
        - Сколько он может стоить? - Резко спросил Алекс, совершенно сбитый с толка словами старика. У него даже мелькнула мысль, что ювелир выжил из ума. Сколько ему? Девяносто, не меньше.
        Старик подобрался, снова взял в руки лупу и стал изучать бриллиант.
        - Камень не безупречен, - изрек он тоном владельца ломбарда, - в нем есть одна-единственная микротрещина, но именно она и значительно снижает его цену. На аукционе тебе дадут от 800 тысяч до миллиона долларов. Но если хочешь продать срочно, я дам 650.
         - Нет. Я не буду продавать, я хотел оценить, - от полученной информации у него шла кругом голова.  Непохоже, чтобы старик выжил из ума. Он слишком точно и уверенно назвал цену. Но и у официантки придорожного кабака не может быть такой  стоимости камня! Не может быть и точка! Хотя.. ведь это бриллиант его матери, а она бежала из Кенигсберга…
        Поблагодарив ювелира за консультацию, он остановился в раздумье.
        - Герр Павловски, вы не могли бы мне прямо сейчас выдать 200 тысяч долларов под залог этого камня? Через несколько дней я его выкуплю.
        Старик повертел камень еще в руках, любуясь им со всех сторон, затем открыл сейф, вытащил пачки денег и, сложив двадцать перетянутых резинкой стопок перед Алексом, молча кивнул. А саму драгоценность, завернув в белый шелк, поместил в отдельный отсек сейфа, затем написал расписку и протянул молодому барону.
        - Выкупишь когда сможешь, пять процентов комиссии. – Дряхлый старик никогда не упускал своей выгоды.
        Алекс понял, что обокрал девушку. Но бриллиант, черт возьми, принадлежал, как выяснилось самым невероятным образом, его матери!

        Сложив купюры в большой конверт, Алекс попрощался с ювелиром и вышел к Анне. Она тревожно взглянула на него. За полчаса его отсутствия она так накрутила себя, что готовилась к визиту полиции. Сейчас всё кончится. Зачем она вылезла с этим камнем?
        Увидев её побледневшее лицо, Алекс почувствовал, как острая игла жалости вошла в его сердце. Она сидела на диване такая слабая, такая красивая, что все вопросы застряли у него в горле.
        - Пошли. - Просто сказал он.
        Они снова сели в его дорогую спортивную машину и отъехав от дома ювелира, остановившись в каком-то глухом каменном переулке, Алекс достал конверт и произнес:
        - Здесь двести тысяч долларов и они будут твои, если ты мне честно расскажешь, откуда у тебя этот бриллиант. – Он испытующе взглянул ей в глаза. - Он, оказывается, имеет историю. Старик-ювелир его мгновенно узнал.
        - Я сама толком не знаю.
        - Тогда я сам расскажу. – Алекс взял её за подбородок и, глядя в её невероятные глаза, заговорил. – Когда советские войска пересекли границу Германии, они стали мародерствовать…
         - И правильно делали. - Тихо сказала Аня.
         - Не перебивай меня. И вот какой-то из твоих дедов или это был отец? оказался в городе Кенигсберге в доме богатого торговца кожей. Там он нашел сжавшуюся от ужаса четырнадцатилетнюю девочку – он изнасиловал её и отобрал все драгоценности… И среди них был этот бриллиант.  Настолько уникальный, что он имеет даже собственное имя – «Фиалка вечности».
        - Как?
        - «Фиалка вечности».
        - Красиво. – Аня подняла голову и с вызовом произнесла. – Ты живешь в сытом, благополучном мире. Мы, русские, заплатили за этот сытый мир. Это твои родственники убивали наших беспомощных стариков и детей, жгли целые деревни, уничтожили в концлагерях десятки миллионов людей, а ты упрекаешь мой народ, солдатов-победителей, что они привезли из поверженной в прах страны-агрессора какие-то безделушки?  Твои родственники гнали из России вагонами наши культурные ценности, лес, даже черноземы грузили в мешки и везли в Германию. Они и явились сюда за нашими богатствами. По этому – заткнись! – Зло добавила Анна.
       - Мой отец-француз воевал в Сопротивлении. - Спокойно произнес Алекс.
       - Но и я ни у кого ничего не украла. Этот камень мне подарила моя мама, а ей, как я догадываюсь, её дядя, двадцатилетний солдат, который помогал своей многодетной сестре вырастить троих дочерей. Дядя никого не насиловал – он был птицелов, поймает птичку, рассмотрит и отпускает, от жалости. Вам знакомо слово жалость, Игор?
        Барону Александру-Игору де Норберту это слово и чувство было хорошо знакомо с раннего детства. Но он промолчал.
        - А у моей бабушки ваши солдаты – солдаты Вермахта взяли все – убили мужа, угнали скот, сожгли хату. Хата - это такой небольшой крестьянский дом, от бедности часто с земляным полом, они преобладают в южной России, - пояснила Аня. – Если дяде попался этот камешек, то, точно знаю, не в результате насилия – не насиловал он детей, и кровь в концлагерях из них не высасывал!  И он мне принадлежит по праву. Мне, а не тебе. Верни его! - Она протянула руку ладонью вверх.
        - Ювелир дал за него 200 тысяч долларов, вон в конверте. – Алекс промолчал о подлинной стоимости камня. - Но если ты не хочешь продавать, то мы сейчас вернемся, и он отдаст бриллиант. Ты можешь попытать счастья в другом месте. Хотя… Тебя тут же арестуют.
        Аня вскрыла конверт и не поверила своим глазам. Она никогда не видела наяву столько денег.
        - Это мои?      
        - Да.
        - Куда вас отвезти? – Нарочито безразлично спросил Алекс. После Аниных упреков в страшных преступлениях его немецких предков что-то захлопнулось в его сердце для этой непонятной девушки. С одной стороны трогательна и проста, с другой  - остра на язык, надменна, горда.
        - Я заплатила за гостиницу, куда же мне теперь? – Вслух размышляла Анна. – Я, пожалуй, вернусь  туда же. Хочу остаться одна, мне надо подумать.
        Он подвез её к Вилла Риба и холодно откланялся.
 
        Приняв душ и лежа в кровати, Аня призадумалась. Его настроение резко поменялось после визита к ювелиру. И почему он, нисколько не смущаясь, обвинил её в том, что бриллиант этот краденый.  Камень мог ведь принадлежать и какой-нибудь русской аристократке. Стоп. Он назвал этот камень даже по имени - «Фиалка вечности». Немцы любят красивые названия. Что-то связывает Алекса с этим камнем. Не верю я в благородную скорбь о потерянных национальных достояниях, слишком практичная порода людей населяет эти страны. Еще что-то было. Ах да. Он говорил про какого-то купца из Кенигсберга. Все пропустила мимо ушей! Он говорил, что какой-то солдат изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку. Дядя Ваня никого не насиловал! Не насиловал и точка! А изнасилованная девочка, кем она приходится Александру? Неужели мать? – Аня вскочила с кровати. – Нет, нет, таких совпадений не бывает. А если бывает? Если это бриллиант его матери?  И, тем не менее, он отдал тебе эти деньги.
        - Завтра расспрошу его.  Почему я ему сразу поверила? Может быть это хитрый ход, чтобы выманить у тебя деньги. Опять неверно! Он мог тебе дать и десять тысяч, и ты была бы счастлива, но отдал огромную сумму. И почему-то я думаю, что этот почти незнакомый мне мужчина – человек честный.

        Ночью она металась в кровати, сны снились все более тяжелые – и забывались тут же, но оставляли чувство опасности. И проснулась ни свет ни заря. Быстро почистив зубы – в зеркале отразилось её бледное, не отдохнувшее  лицо с тенями под усталыми глазами. 
         Девушка разложила на кровати пачки купюр и задумалась, что  с ними делать. - Как  приумножить и вырастить капитал? Положить в банк? Банки дают какие-то смехотворные проценты.  Открыть небольшой бизнес? А что она смыслит в бизнесе? – Сама себе ответила. - Ничего!
        - А вот здесь ты не права, девочка, - сказала вслух Аня, –  теперь, имея первоначальный капитал, ты можешь открыть школу латиноамериканских танцев. Но не здесь, в темпераментной и горячей Италии, а в более суровых северных странах. Скажем, в Дании или Швеции. Нет, нужно будет учить язык, а на это жалко тратить время. Значит Германия или Австрия, никуда от них не уйти. Австрия! Народ помешан на музыке - любят танцевать вальсы, полюбят и танго.
       
         Алекс не приехал ни на следующий день, ни на второй. Аня напрасно прождала его. И на третий день покинула гостиницу. Она не слишком горевала о потерянном поклоннике. Он был ей симпатичен, но зловещая тень от «Фиалки вечности» пролегла между ними. Кто прав? Кто виноват? Даже если он когда-то принадлежал его семье, этот камень её. И она им распорядилась, как захотела. 
        Но сердце говорило, что сейчас она потеряла человека, который мог бы сталь для неё очень дорогим.
 
        Она уехала в Милан.
        Посетив Миланский собор, полюбовавшись на «Тайную вечерю», и исчерпав сим культурную программу; оперный театр её манил не слишком; она отправилась бродить по магазинам и буквально пьянела из-за того, что  многое теперь может себе позволить. Она приобрела самую лучшую косметику и духи.  Костюмы, платья, блузки. Шляпки, перчатки, несколько пар туфель. Купальники. Скоро Аня сползет по Аппенинскому сапогу вниз, догоняя уходящее лето, к Риму, затем и  к  теплому морю и проведет на нем недельку-другую, наслаждаясь отдыхом в хорошем отеле.
         


        Барон мчался в своей мощной и элегантной машине на север. И чувствовал, что совершил ошибку, решив покинуть эту девушку. В ней было то, что он искал и не находил в женщинах, которых знал раньше. Его любимый запах. Его любимый цвет. Его любимые звуки. Его любимые ощущения. В ней была его любовь.
        И в ней была его смерть.
        Он это смутно чувствовал. Из далекого мира, где по поры до времени блуждают наши судьбы, прилетела эта мысль. Прилетела, и как черная птица стала терзать душу. Да, в этой русской было смертельное очарование. Еще не испробовав её как женщину, он уже знал, что не забудет её никогда. И она даст ему высшее счастье и высшее наслаждение. В этой мысли было что-то леденящее душу, потому что он понимал, что это счастье будет мимолетным, а воспоминания о нем – о вечно желанном и потерянном рае, отравят всю его жизнь.
        Он знал, что он – однолюб. Это не значит, что он постоянно будет с одной женщиной в постели, нет, ему нравится разнообразие, но то, что он навсегда будет с одной женщиной в жизни, он это чувствовал. Что-то очень важное должно быть в ней. Красивая внешность? Разумеется. Но этого мало! У неё должна быть душа и эта душа должна, вернее, будет любить его.
         Эта русская девушка его не полюбит. Она испытывает в нем нужду, не более того.
         Он струсил, бежал от Анны, потому что хорошо разглядел, что девушка эта просто не способна к любви. К той любви, над которой все смеются и о которой все мечтают. И женщины и мужчины.
        А он попытался убежать от Судьбы. Наивный.
        Он развернул машину и помчался назад. Через несколько километров, на скорости 150 км в час он столкнулся с грузовиком.  Трижды перевернувшись  в воздухе, его машина улетела в кювет.