Метод свиданий, или работа над ошибками, 19 глава

Глава девятнадцатая. – Не было бы счастья, да несчастье помогло…
* * * * *
Неприятности и всякого рода беды имеют обыкновение ходить вместе. Недаром на Руси говорят: семь бед – один ответ. Так было и в случае со мной. То, что я думал было худшим в нашей с Урсулой ситуацией, оказалось лишь цветочками, а ягодки были впереди. Впрочем, обо всем по порядку…
Настал тот злосчастный день, когда Урсула должна была дать своему отцу согласие на брак с Шафоростовым, своим непосредственным начальником в банке «Аваль». Весь день я ходил, как на иголках, ожидая вечера, когда я смогу позвонить ей и узнать, как в целом обстоят наши дела. Но это было лишь полбеды. Весь вечер я безуспешно пытался связаться с Урсулой через мобильную связь, но всякий раз автоответчик сети сообщал мне, что абонент временно недоступен.
«Может быть, телефон разрядился?» – я пытался строить иллюзии, чтобы заранее не хоронить свою надежду на благополучный исход из нашего безвыходного положения, хотя в глубине души понимал, что, скорее всего, Урсула отказала Олегу Борисовичу и ее отец, Эдуард Францевич, отобрал у нее телефон, чтобы она не могла связаться со мной.
Мои мучения продолжались всю ночь. Я не находил себе места на постели то ложась, то через мгновение вскакивая и ходя взад-вперед по своей квартире. На столе моя пепельница была полна окурков и мои мозги были как у очумевшего: от боли, усталости и безнадежности.
-А вдруг она дрогнула и согласилась? – в мою воспаленную голову закралась предательская мысль. – Сдалась, а теперь ей стыдно признаться мне. Как же узнать? Что же я сразу не сообразил! Я ведь могу позвонить на рабочий телефон Урсуле утром и все узнать. Если она отказалась от моей любви, пусть хотя бы скажет, чтобы я знал, что меня ждет.
Как я дожил до рассвета, знают только стены моего жилища да Господь Бог. Сколько стенаний, мольбы, проклятий и стонов выдержали они, став немыми свидетелями всего, что происходило со мной. Но все даже самое страшное имеет свойство кончаться и я утром поехал на работу. Дорогой я ни о чем не мог думать, кроме того, как позвонить моей любимой (несчастной или предавшей меня) на ее рабочий телефон и узнать о той участи, которая меня или нас обоих ждет.
К ее телефону не сразу подошли и я мысленно, дожидаясь отзыва на той стороне коммуникации, умолял Урсулу взять трубку и не мучить меня.
-Алло, слушаю! – я вдруг услышал незнакомый мне чужой женский голос.
-Урса…! - я хотел было обрадовано назвать Урсулу по имени, но осекся на полуслове. – Простите, девушка, а как вас зовут?
-Анжела, - нехотя ответила та. – Что вы хотели, молодой человек?
-Не будете ли вы, Анжелочка, так любезны позвать Урсулу к трубочке? – я был максимально вежлив с коллегой Глиссер, памятуя знаменитое высказывание испанского писателя Мигеля Сервантеса де Сааведра о том, что «ничто не стоит так дорого и не обходится нам так дешево, как элементарная человеческая вежливость».
Сначала в трубке было непродолжительное молчание, так что мне пришлось повторить свою просьбу, но уже в более сокращенном варианте.
-Девушка, я просил позвать к телефону Урсулу, пожалуйста!
-Ее нет! - как-то с раздумьем, говорить или нет, ответила Анжела.
-Как это нет!? А где же она? – растерялся я.
-Она заболела, - ответила пресловутая коллега.
-Чем? – пытался выяснить я.
-Звоните к ней домой или к нашему начальнику. У меня таких сведений нет, - ответила та и положила трубку.
Я задумался, что это было: приведение отцом Урсулы в действие своей угрозы или нелепое совпадение. «Чем же она заболела, если это правда? – я лихорадочно перебирал в мозгу все возможные варианты. – Чем можно заболеть в апреле? Простудой вряд ли… Может быть, она отравилась едой или у нее заболели почки? Или какие-нибудь женские болезни, наконец».
Несколько дней я пытался хоть что-то узнать о судьбе Урсулы, но ничего так и не добился. На ее рабочем телефоне отвечали, что она больна, а ее мобильный телефон был по-прежнему недоступен. На четвертый день я, не выдержав, сел на «Тойоту» и поехал к дому девушки. Не знаю, что я хотел добиться таким образом, скорее всего, это был жест отчаяния. Подъезжая к знакомому объекту, я увидел у подъезда ее дома машину неотложной скорой помощи.
Издалека я смог заметить, что двое рослых санитаров кого-то вынесли из подъезда на носилках и что в саму машину также села женщина до боли похожая на мать Урсулы Алевтину Борисовну. Я выскочил из своей иномарки, но скорая тронулась с места ранее и я лишь поцеловал ее газовый шлейф, вьющийся некоторое время сзади авто. В растерянности я огляделся по сторонам и увидел сидящего на лавочке старичка лет семидесяти с палочкой, вероятно, жителя этого же дома.
-Отец, - я подбежал к нему, - вы, случайно, не знаете, кого это только что скорая увезла?
-Как не знать, - бойко ответил пожилой мужчина, - они забрали Урсулу Глиссер из восемьдесят третьей квартиры, а с ней ее мать Алевтина поехала.
-А что с ней? – я чуть не плакал от досады за свою нерасторопность.
-Вынесли ее без сознания. Лежала, как куколка. А чего с ней, не знаю. Может быть, у нее падучая, то есть эпилепсия? – сделал предположение тот.
-А куда ее повезли? – спросил снова я, поняв, что старик порет чушь и прислушиваться к нему сейчас нет никакого смысла.
-А кто его знает, куда они сейчас возят? – махнул рукой мой невольный собеседник. – Меня вот в прошлом годе с грыжей завезли аж на Пентагон, потому что дежурная хирургия была там…
Я уже не слышал продолжения его рассказа, потому что прыгнул в машину и помчался на работу, где у меня на столе лежал справочник с адресами и телефонами всех больниц и поликлиник. «Любимая не была на работе всю неделю, говорили, что она болеет, а в довершение ее забрала скорая помощь. Это значит, что ей стало хуже. Какая у нее болезнь, не понятно. Но я обязательно должен разыскать ее и поговорить с ней. Хотя, конечно, сейчас речь не идет ни о моей помолвке, ни о ее свадьбе с Шафоростовым, но я все равно должен узнать, что же случилось в тот вечер. Может быть, отец ее побил за отказ и она слегла в постель? Кто его знает… Но если это так и он поднял на нее руку, я его калекой сделаю на старости лет, он у меня с переносным туалетом будет в руке ходить!», - я уже и не знал, что подумать.
Полдня прошло, покамест я смог установить, в какую клинику положили Урсулу. На мой вопрос, что с ней, дежурная медсестра отказалась отвечать, сославшись на не установленный диагноз.
-Девушка, ну ради Бога, вы можете сказать, что с ней? – я не сдавался, умоляя ту помочь мне.
-Вы кто ей, что так интересуетесь? – проворчала в ответ медсестра.
-Будущий муж, - ответил, краснея, я.
-Ничего не могу сказать, ваша невеста находится сейчас в реанимации. Очень высокая температура, около сорока, лежит без сознания. Лечащий врач еще не поставил окончательный диагноз. Это все, что я могу вам сообщить.
На часах было около половины одиннадцатого ночи. Учитывая время суток да плюс общее состояние моей любимой, было ясно, что ни о каком посещении речи быть и не может. Приехав домой, я пожевал на ходу кусок хлеба с колбасой и, запив его кока-колой, рухнул спать. За последние дни измученный переживаниями за свою возлюбленную, я проспал до утра, как убитый.
«Урсула в больнице и без сознания!» - было моей первой мыслью после того, как я открыл в постели утром глаза. Я тут же застонал, как раненый зверь. Отработав до обеда, я раскидал все срочные дела и заказы, и, освободившись, помчался в больницу к Урсуле. На вахте я узнал, что ее состояние по-прежнему остается очень тяжелым, и меня не хотели к ней пускать. Но мне было плевать на их запреты, я должен был увидеть ее во что бы то ни стало, и я начал с боем пробиваться к заветной палате. В конце концов, медсестра сдалась, но погрозила, что если я буду там шуметь, то она позовет главного врача.
-И имейте в виду, что в палате дежурит мать девушки, - предупредила меня она.
-Я знаю, - отмахнулся от нее я и едва слышно, отворив дверь, вошел в палату.
Плотный больничный запах сразу же окутал всего меня, словно теплым и толстым одеялом, и на минуту мне сделалось даже немного дурно. Я осмотрелся по сторонам и увидел Урсулу, лежащую на постели у окна, и сидящую рядом с ней ее мать Алевтину Борисовну.
-Зачем ты сюда пришел? Если бы не ты, все было бы по-другому! – увидев меня, она с какой-то затаенной ненавистью бросила в мой адрес.
-Что вы говорите, Алевтина Борисовна! – дрожащим от волнения голосом возразил я. Мне хотелось разглядеть лицо любимой. – Вы прекрасно знаете, что я ни в чем не виноват перед вашей дочерью.
Похоже, я попал в точку, потому что моя будущая несостоявшаяся теща замолчала и перевела свой взгляд на дочь. Я с болью в сердце глядел на свою любимую девушку. Она напоминала мне жалкую копию той красивой и стройной Урсулы, которую я знал еще совсем недавно. Ее лицо и руки сильно похудели, а цвет кожи был чрезвычайно бледным. Честно говоря, она мало чем внешне отличалась от покойников, которых я насмотрелся на похоронах за всю свою жизнь. Слезы так и покатились из моих глаз.
-Что с ней, Алевтина Борисовна? – спросил я, преклоняя колени перед ложем возлюбленной.
-Какая неизвестная инфекция проникла в организм на почве нервного стресса, так сказал врач. Это все ты виноват, Ник! – она снова набросилась на меня.
-Вы опять за свое? – я с немой мольбой во взгляде обратился к ней. – Нам нужно думать, как лечить Урсулу, а не выяснять отношения между собой! Ей разве станет легче от нашей грызни? Нужно объединить наши усилия, чтобы поднять на ноги вашу дочь.
Мать Урсулы поняла, что я прав и замолчала, опустив голову. Мне страшно было смотреть на Урсулу, но не от того, что она в болезни выглядела совсем беспомощной, а потому что я сознавал собственное бессилие перед ужасным недугом, почти что отнявшим все здоровье существа, для меня самого дорогого на планете.
-Как она? – тихо спросил я, наклоняясь в сторону Алевтины Борисовны.
-Четвертый день лежит без сознания, сильный жар и бредит, - тяжело вздохнула та.
-А что говорит в бреду? – поинтересовался я.
-Зовет меня и еще одного человека.
-Кого?
-Да тебя, Ник. Я уже вся извелась! Что делать дальше, ума не приложу? – по лицу матери Урсулы было заметно, что горе, словно червь в яблоке, точит потихоньку ее изнутри и отнимает силы.
-А с чего все началось? – я продолжал пытать ее.
-Со скандала между отцом Урсулы и нею, - нехотя выдавила из себя мать девушки. – Он настаивал, чтобы дочь дала согласие выйти замуж за Олега, но Урсула ни в какую не хотела уступать. Тогда Эдик в гневе сказал ей, что если она до утра не одумается, то он проклянет ее. Моя девочка в отчаянии убежала в свою комнату и закрылась там. Я уговорила мужа не трогать ее сейчас и оставить в покое до утра. Ближе к завтраку мы постучали в дверь ее комнаты, но никто не ответил нам. Я испугалась, что Урсула что-нибудь ужасное сделала с собой и согласилась, чтобы Эдик силой взломал дверь. Когда нам удалось попасть в ее комнату, то мы увидели дочь, лежащую в беспамятстве на полу. Мы перенесли ее на кровать и вызвали врача к ней. Но обыкновенная скорая ничем не могла помочь ей. За все время Урсула несколько раз приходила в сознание, но никого не узнавала вокруг себя. Потеряв надежду на то, что ее болезнь быстро пройдет, мы были вынуждены согласиться привезти ее сюда в клинику.
-Что сейчас делают Урсуле врачи? – спросил у ее матери я.
-В основном делают обследование. Взяли общие анализы, кровь, произвели томографию мозга, - сообщила мне Алевтина Борисовна, - и еще делают ей капельницы какого-то лекарства, помогающего при нервных расстройствах. Название такое, что и не выговоришь, язык сломаешь!
-Где я могу найти ее лечащего врача? – спросил я, все же не теряя надежды до конца на выздоровление любимой.
-Спроси у сестер на вахте, они подскажут тебе, Ник! – ответила мать Урсулы, вытирая платочком испарину на лбу своей дочери.
Я вскочил с места и пошел разыскивать лечащего врача Урсулы. Им оказался Захар Иванович, седоватый мужчина годами ближе к шестидесяти. У него было очень солидное лицо, от которого веяло уверенностью, и один вид его вселял веру в то, что все будет хорошо. Он спокойно, без лишних вопросов, принял меня.
-Доктор, я жених этой девушки из второй реанимационной палаты, ну Урсулы Глиссер, которую вчера доставили к вам. Скажите, что с ней? – я погнал с ходу в карьер, атакуя светило местной медицины.
-Все очень серьезно, молодой человек. Случай довольно редкий в неврологической практике, - Захар Иванович начал очень осторожно, тщательно подыскивая выражения для описания заболевания. – Болезнь была спровоцирована сильнейшим стрессом. Томография показала сильные очаги воспаления в правом полушарии мозга, которое сильно напоминает доброкачественную опухоль. Хотя у девушки организм молодой и должен справиться с болезнью, но у нее сейчас пик кризиса и дорога каждая минута. Необходимо самое что ни на есть радикальное лечение! Общими методами трудно рассчитывать на выздоровление.
-Доктор, помогите, умоляю вас! Все что угодно, только вылечите ее! Я не остановлюсь не перед какими расходами, лишь бы вернуть любимой здоровье, - в запале я так разгорячился, что лечащий врач Урсулы раздумывал о том, не прописать ли и мне на всякий случай какое-нибудь сильное успокоительное средство.
-Сделаем все, что возможно в наших силах. За это можете не переживать, молодой человек. Главное не теряйте веру в то, что ваша невеста станет на ноги, и старайтесь ей всячески помочь. Кстати, я уже созвонился с моими друзьями из Германии. Это лучшие светила в мировой неврологии. Я им описал симптомы болезни девушки и отослал по интернету копии ее анализов. Они пообещали помочь и сейчас принимают в ее судьбе самое живейшее участие. С минуты на минуту я жду их звонка. Они должны выслать мне названия новейших препаратов, которые смогут помочь вашей Урсуле, и назвать приблизительную их стоимость, - обрисовал всю ситуацию Захар Иванович.
В этот момент в дверь его кабинета негромко постучали и я увидел на пороге Эдуарда Францевича, отца Урсулы, и Олега Борисовича, ее шефа и прямого начальника. В прежнее время я бы, наверное, кинулся в драку на них, но общее горе, случившееся с Урсулой, как-то сблизило нас и я не испытывал к ним больше никакой вражды. Они поздоровались с доктором и сели напротив меня в кресла. Отец Урсулы выглядел тоже осунувшимся и за одну неполную неделю в его пышной шевелюре добавилось сразу же несколько седых волос. Мое присутствие, видимо, вызывало у него неприятные ассоциации и он старался не смотреть в мою сторону. Шеф Урсулы выглядел каким-то испуганным и виноватым и чувствовал себя как не в своей тарелке.
Эдуард Францевич задал врачу вопрос о шансах его дочери на окончательное выздоровление и Захару Ивановичу пришлось чуть ли не слово в слово пересказать наш последний с ним разговор по поводу немецких коллег-врачей и об их консилиуме в отношении Урсулы, решение которых он настоятельно ожидал в телефонном режиме с минуты на минуту. Я видел, как глаза отца девушки загорелись каким-то огоньком надежды при этих словах доктора.
-Скажите, какова вероятность того, что моя дочь выздоровеет? – с тревогой и надеждой в голосе одновременно поинтересовался он.
-Шанс очень хороший, если все делать во время. Сейчас нельзя медлить и нужно действовать, не теряя ни секунды. Как только я получу название препаратов, могущих помочь вашей дочери, нужно заказать их и немедленно начать решение. Иначе она рискует впасть в кому и тогда никто не даст никаких шансов на то, когда она выйдет из нее и выйдет ли вообще, - слова доктора заставили меня похолодеть от ужаса. Я на мгновение представил себе Урсулу, лежащей в гробу, и содрогнулся.
-Я выйду покурить на крыльцо, - машинально сказал я, обращаясь к Захару Ивановичу, - и сразу же вернусь.
Выйдя за территорию поликлиники, я тут же закурил и погрузился в мрачные размышления. Мой ум отказывался верить в то, что с Урсулой может случиться наихудший финал. Эмоции настолько накалили мои мозги, что я не выдержал и заговорил, обращаясь к Богу, не силах больше сдерживать себя. Мне было плевать на то, кто и что подумает обо мне.
-Господи, ну, что же Ты наделал? Я же просил Тебя помочь, а вместо помощи Ты обрушиваешь на нее такую страшную болезнь. Уж лучше бы она принадлежала другому, чем видеть ее живым трупом или если она вообще умрет. Зачем Ты мучаешь меня? Да, я плохой человек и за всю жизнь ничего хорошего другим не сделал, - в эти минуты я был запредельно самокритичен, - но я же живой! Нельзя так со мной! Я же не вор и не убийца и не насильник! Если Ты не вернешь мне ее, я не знаю, что я сделаю. Я вот что сделаю: я никогда не переступлю порог ни одной церкви!
Мне казалось, что уж страшнее для Бога нельзя придумать угрозы, как не появляться в церкви, не ставить свечей и прочее подобное этому. Когда я вернулся в кабинет лечащего врача Урсулы, то увидел, что между тремя присутствующими там уже состоялся какой-то разговор, отчего на лицах Эдуарда Францевича и Олега Борисовича запечатлелось какое-то недоумение, граничащее с отчаянием.
-Простите, Захар Иванович, я что-то пропустил, пока курил? – я с затаенным страхом в сердце спросил у него.
-Звонил мой коллега из Германии доктор Олаф Шютцман и продиктовал мне курс лечения для моей пациентки Урсулы Глиссер. Его стоимость составляет семьдесят тысяч долларов США на первый месяц и если потребуется продолжить лечение, то нужно будет прибавить к этой сумме еще как минимум столько же, - сообщил мне врач.
-Сколько: семьдесят тысяч долларов!? – вырвалось от изумления у меня, и я и от неожиданности присел там, где стоял. «Это конец! Где же взять такие деньги?» - мелькнула в моей голове унылая мысль.
-Захар Иванович, что же делать? – до моего сознания донесся взволнованный голос Эдуарда Францевича. – Я даже если весь товар из оборота выйму и продам его за самую лучшую цену, то смогу выручить за него лишь тридцать тысяч, но даже на это нужно время. Но где мне взять еще сорок тысяч, чтобы спасти мою дочь?
-Думайте, Эдуард Францевич, время еще есть, - задумчиво произнес доктор Урсулы.
-Сколько у нас времени, Захар Иванович, чтобы заказать препараты и начать лечение дочери? – спросил в отчаянии отец моей невесты.
-Сутки, иначе за дальнейший ход событий я не ручаюсь, - ответил тот.
-Злосчастные деньги! Где же взять еще недостающие сорок тысяч долларов? – взгляд Эдуарда Францевича скользнул бегло по мне и переместился на Олега Борисовича. – Может вы, Олег, поможете вылечить свою будущую жену?
-Эк, куда вы хватили! – Олег Борисович даже побледнел, как полотно, от подобного предложения. – Сорок тысяч, это же не копейка. Здесь, чтобы собрать такую сумму, нужно и квартиру продать, а где потом жить? У меня таких свободных денег нету! Да, и где гарантия, что поможет. Вон, Захар Иванович сказал, что может еще столько же понадобиться денег. Риск очень большой, Эдуард Францевич!
-Милый Олег Борисович, что же вы как на базаре торгуетесь? Речь ведь идет о здоровье той, кого вы хотели себе в жены взять, - взмолился отец Урсулы.
-Так я ведь собирался на здоровой жениться, а не на калеке, - выскочило у шефа Урсулы, он осекся: но было поздно. – А так калым в сорок тысяч баксов за ни то, ни се, - сильно круто будет. Я уж лучше себе другую невесту поищу, поздоровее!
Отца Урсулы подорвало с места от подобных высказываний о его дочери.
-Что ты сказал, ничтожная твоя душонка? По твоей милости моя дочь лежит без сознания, а ты смеешь мне говорить о деньгах? - он с трудом сдерживался, чтобы не врезать тому по физиономии. Даже Захар Иванович, внешне спокойный в этой сложной ситуации, заволновался, как бы его кабинет не превратился в поле брани между родственниками и близкими пациентки.
-Господа, успокойтесь, вы же взрослые мужчины, ну, что вы сразу кулаками махать!? Возьмите себя в руки, будьте благоразумны. Девушке нужна помощь, а не семейные склоки! – вставая со стула, он положил руки на плечи обоим мужчинам.
Эдуард Францевич с гневом продолжал смотреть на Шафоростова. Но слова доктора вернули его к действительности и он постарался успокоиться.
-Олег Борисович, сделайте милость, чтобы я никогда больше вас в своей жизни не видел! – сказал он и жестом указал на дверь.
-Да я и сам после всего, что вы мне тут наговорили ни за что не останусь. Делайте, что хотите, но без меня! – Олег Борисович фыркнул и хлопнул дверью, уходя из кабинета.
Отец Урсулы сел на место, низко опустив голову. Было отчего впасть в отчаяние. Я с трудом сдерживал слезы. «Где же взять денег? – мой мозг искал ответа. – Нужно сорок тысяч долларов! У родителей и сестры таких денег нет. Друзья может по сотке дадут баксов, но это капля в море, все остальное у них пропивается с женщинами. И Игнат уехал в Данию вернется только через три дня. У него можно было бы пару тысяч одолжить на полгода, но это тоже не спасает. А Олег Борисович, хорош тоже гусь, деньги у него сто пудов есть, но сразу с темы спрыгнул, как почувствовал, что паленым пахнет. Что он там за квартиру говорил? Что ее можно продать? Как я сразу не догадался, я же могу заложить свою двухкомнатную! За нее могут дать тысяч двадцать, но где я буду жить? А зачем мне квартира, если Урсула умрет!? Решено: продам ее! Двадцать тысяч есть, а где же еще двадцать взять? Машину можно за двенадцать толкнуть. Чуть не забыл: у меня там на черный день припасено тысяч семь, на свадьбу. И компьютер у меня дорогой, навороченный за штуку смело уйдет на любителя!».
-Мы спасены! – воскликнул я. Вся арифметика сошлась, если подсуетиться хорошо, подключить связи, то можно до полуночи выдать сорок штук «зеленых».
Эдуард Францевич и доктор удивленно посмотрели на меня.
-Что еще такое? – переспросил отец Урсулы.
-Кажется, я знаю, где взять недостающие сорок тысяч, - я ответил, покраснев от охватившего меня волнения.
-Так что, молодой человек, заказывать препараты для пациентки? – Захар Иванович заметно оживился.
-Доктор, он бредит! – горько усмехнулся Эдуард Францевич. – Откуда у него такие деньги?
-Доктор, до утра будут деньги! – заверил Захара Ивановича я.
-Тогда я звоню коллегам в Германию, пусть высылают все, что нужно, но смотрите не подведите меня, - тот сразу же взялся за трубку стационарного телефона.
-Доктор, кому вы верите? – отец Урсулы показал ему на меня. – Он просто мечтает жениться на моей дочери и тешить себя любой иллюзией, как сумасшедший.            
-Эдуард Францевич, вечером никуда не отлучайтесь из дома. Я приду к вам и принесу деньги! Честное слово, не пойму, кто из нас отец Урсулы: я или вы? Вы хотите, чтобы ваша дочь выздоровела? – я уже начал нервничать, пытаясь вывести того из состояния ступора.
-Свежо предание да верится с трудом, - пробормотал он вслед мне, убегающему из кабинета Захара Ивановича.
День пролетел, как одна минута. Я был в таком странном психическом состоянии, когда я как будто со стороны наблюдал за моими собственными словами и поступками. С одной стороны, я машинально, словно на автопилоте, делал все, что считал нужным для того, чтобы помочь Урсуле, ни на минуту не переставая думать о ней; а с другой стороны, мой разум постоянно говорил с Богом ежесекундно прося у Него помощи во всяком мелком или крупном деле.
Ровно в восемь вечера я, продав машину, квартиру, компьютер и собрав все свои сбережения, стоял на пороге квартиры Глиссеров с спортивной сумкой, в которой лежало ровным счетом сорок две тысячи долларов. Я ни на мгновение не пожалел, что ради Урсулы я теряю все, что у меня есть, кроме собственной одежды и работы. Моя любовь к ней побудила меня пожертвовать всем! Я хотел видеть ее снова живой и здоровой, слышать ее речь и счастливый смех, обнимать ее в своих объятьях, и для этого я не пожалел бы ничего. Если бы было возможно, я продал бы даже собственное тело и душу, если это хоть как-то помогло бы поставить любимую на ноги.
«Теперь мне негде жить и не на чем ездить на работу! – размышлял я, выкуривая последнюю, перед беседой с родителями Урсулы, сигарету. – Можно было бы пожить у предков, если поставить раскладушку на кухне, но не хочу их стеснять. Пока поживу в офисе, а там что-нибудь придумаю. Может сниму какую-нибудь захудаленькую квартирку со временем. Машины нет, но если я буду все время в офисе, то зачем мне и машина? На пропитание будет, а часть денег еще будет идти на лечение Урсулы. Лишь бы это все помогло!».
Я позвонил в дверь и через некоторое время мне открыла Алевтина Борисовна, мать Урсулы.
-Здравствуйте, Алевтина Борисовна, - сказал я. – Я пришел, как и обещал вашему мужу. Мне нужно с вами обоими серьезно поговорить.
-Да, проходи в зал, Эдик сидит там, - кивнула головой она, приглашая внутрь.
-Как Урсула? – осторожно поинтересовался я.
-Без изменений, - сказала мать девушки, тяжело вздохнув при этом.
-А кто у нее?
-Меня сменила Кристина, ее подруга, пока я немного отдохну. А то я совсем выбилась из сил из-за этих переживаний! – объяснила Алевтина Борисовна.
Я вошел в зал и испуганно посмотрел на Эдуарда Францевича: тот и сам таял, словно на глазах. Его глаза были потухшими и он безмолвно смотрел в одну точку.
-Я принес все, как и обещал! – без долгих предисловий произнес я и поставил перед ним сумку с деньгами.
-Что это? – он не сразу понял, что с ним происходит и вяло посмотрел в мою сторону.
-Здесь сорок две тысячи долларов, - ответил я. – Возьмите их и отдайте доктору Захару Ивановичу за лечение Урсулы.
Отец моей любимой в изумлении посмотрел на жену, она с радостным криком бросилась в его распростертые объятия.
-Урсула спасена! – от радости он не мог больше ничего говорить.
-Да, милый! – плакала, не выдержав нервного напряжения, его супруга.
-Звоните скорее доктору, чтобы он сделал заказ в Германию и пусть первым же самолетом высылают все необходимое для лечения Урсулы, - я остановил их семейные братания. – Нельзя медлить ни минуты!
-Что ты хочешь за это? – отец девушки не верил своим глазам, пересчитывая деньги, а его жена убежала за телефоном в другую комнату.
-Мне ничего не нужно от вас, Эдуард Францевич! – четко ответил я. – Спасите Урсулу, это будет самая большая награда для меня.
-Где ты взял столько денег? Насколько я знаю, у тебя же не было такой суммы, - пытал меня тот.
-Вы не любите меня, Эдуард Францевич, и я не могу заставить вас поменять свое мнение. Но ради вашей дочери я продал все, чтобы вы знали! Я продал свою квартиру, машину, оргтехнику и даже часть одежды, чтобы Урсула могла дальше жить. Мне для нее ничего не жалко! – я говорил с таким жаром, что у меня даже уши горели, словно их кто-то надрал мне перед визитом к Глиссерам.
Мои слова, видно, здорово зацепили папашу Глиссера. Я уже ничего не говорю о ее матушке: бедная женщина вся заливалась слезами. Эдуард Францевич встал на ноги и подошел ко мне. Наши взгляды встретились и пару мгновений мы смотрели глаза в глаза. Некоторое время он ничего не говорил мне, но затем его губы задрожали и я услышал от него следующее:
-Я был не прав к тебе, Ник! Мне нелегко признать свою ошибку, но теперь я не боюсь это сделать. Ты – настоящий мужчина!
Лучшей оценки своей жизни мне и не нужно было. Он протянул мне свою мощную руку и я пожал ее.
-Простите, Эдуард Францевич, если своими действиями я заставил вас поначалу думать иначе! – ответил ему я.
-Да это я глупец, чуть не погубил собственного ребенка, - папаша Глиссер обнял по-мужски меня. – Если Урсула выздоровеет, ты можешь…
Но ему не удалось договорить, его супруга Алевтина Борисовна перебила его:
-Эдик, никаких если! Наша дочь обязательно выздоровеет.
-Да, любимая, ты абсолютно права! – он поднял обе руки вверх. – Когда наша дочь Урсула снова станет на ноги, ты имеешь полное право строить с ней свою дальнейшую жизнь. И ни я, и никто другой не сможет вам в этом помешать!
-Спасибо, Эдуард Францевич! – смущенно поблагодарил его я. – У меня одна просьба к вам есть.
-Какая? – удивленно переспросил тот. – Может быть, ты хочешь пожить в комнате Урсулы, тебе же ведь негде жить? Ты теперь нам как сын!
-Нет, спасибо, но у меня другая просьба. Разрешите мне навещать Урсулу в больнице, чтобы видеть, как она идет на поправку. Можно? – спросил их я.
-Ты что издеваешься, Ник!? – отец девушки взглянул на меня, как на сумасшедшего. – Я же сказал, теперь ты сам решаешь, где и когда встречаться с моей дочерью.
Эдуард Францевич стал быстро собираться, чтобы поехать в больницу к Захару Ивановичу, а Алевтина Борисовна пошла провожать меня в прихожую.
-Спасибо тебе, Ник! – на прощанье сказала мне она. – И не держи зла на меня, дуру, за те злые слова там в палате у дочери. Это я от отчаяния ляпнула совсем не то!
-Да как я могу дуться на собственную тещу! – пошутил я, чтобы снять напряжение. – Главное, чтобы Урсуле все помогло.
Она рассмеялась и как-то по-матерински обняла меня. Мне даже стало неловко: вдруг появится Эдуард Францевич и еще, чего доброго приревнует меня к своей супруге.
-Я не против такого славного зятька! Иди с Богом!– ответила мне в том же тоне она и, стараясь сделать это незаметно для меня самого, перекрестила меня в спину.