1

 Вчерашние порезы слабо побаливают, когда я поглаживаю их своим холодным пальцем. Мне нравится это ощущение, оно напоминает мне, что я сильная. Я переворачиваюсь на другой бок и вижу как мерцают часы в кромешной темноте: 3:27. Это уже третья ночь, когда я полностью лишена сна. Моё тело хочет спать, мои глаза хотят спать, но мой мозг не хочет. Он хочет снова и снова заставлять меня думать о погибшей девочке. Я вспоминаю тот день, когда все началось, смутно осознаю, что прошло уже полгода и горячие слёзы потоком льются из моих глаз.

 Примерно пол-года назад.
 Приближалась середина февраля, но о завершении зимы думать было ещё рано. Тогда я была ещё обычным подростком, временами подвергавшимся приливам "депрессий", но достаточно живым, чтобы веселиться. А в моей голове уже жила идея. Она захватывала моё тело, заставляла меня щупать свои щёки, бока и  ноги, она научила меня быть недовольной собой абсолютно всегда. Все чаще я проводила своё время, наблюдая за блогами девочек, которые уже увязли в этом. Они сидели на диетах и срывались, ходили в спортзал и этим оправдывали свои срывы. Но ни одна из них не писала, что если бабушка накормила тебя яблочным пирогом с корицей, то у тебя есть полчаса до усвоения калорий твоим организмом, полчаса до их превращения в очередную жировую складку.
 В тот день было достаточно морозно, чтобы я не могла понять от чего меня трясёт - от холода или от легкости, поселившейся в глубине моего тела. Это чувство невозможно сравнить ни с чем. Ты голоден, но ты вовсе не хочешь есть, ты думаешь, что способен на все. Это был четвёртый день моей очередной диеты, что-то типо пей, что хочешь, но даже не думай взять хоть кусочек еды в рот. Я пропадала целыми днями где-угодно, после школы  у меня были тренировки или дополнительные занятия, я могла просто гулять по улицам или зависать у друзей, главное - не возвращаться домой. Вне его еда не представляла для меня угрозы, я не испытывала к ней ни малейшего влечения, кроме того, меня тошнило. Но стоило мне переступить порог, меня словно подменяли и мысленно я находилась только у тех шкафчиков, в которых прятались печенья и конфеты. Но в тот день все было по-другому. Я не ела четвёртые сутки и желания не испытывала. После школы я осталась одна, что было для меня непривычно. Обычно, по пятницам я находила Люси где-то во дворе школы и мы отправлялись в Coffeеpoint, находящийся минутах в двадцати отсюда, заказывали там панкейки с кленовым сиропом и горячим шоколадом, обсуждали недавно вышедшие фильмы, попытки похудеть нашей довольно пухлой подруги, убогий выбор одежды отдельных одноклассников. Люси никогда не относилась к группе людей, которые были способны чувствовать себя лишними. Если она оказывалась в какой-либо компании, то сразу перетягивала на себя все внимание, её шутки были язвительнее и смешнее, чем у остальных, а я была рядом, наслаждаясь тем, что принимаю в этом участие. Вполне возможно, что мне завидовали. После ланча в кафе, мы шли домой, а по пути курили. Но Люси уже неделю была с отцом в Сиэтле, а сидеть за столиком одной, наблюдая за полными дипломатами, для которых плотный, до ужаса плотный обед - священная традиция, я не имела ни малейшего желания. Я выхожу из Coffeepoint'a с каппучино в одной руке и сигаретой в другой. Заметка: элитные сигареты для элитных девочек. С каждой затяжкой я все больше уничтожала свои лёгкие, но я подросток. Нам это свойственно.
 Все было идеально. Мне оставалось всего полтора килограмма до своей цели - 45 при росте 164 см. Я не сорвалась ни в булочной, когда покупала сестре маффины и диетическую колу, (ха, уверенна, что сегодня ночью все это будет употребляться вместе с виски) ни вечером, когда мама приготовила на ужин мясной рулет. Хочу заметить, что до этого я срывалась с каждой диеты в первый же день. В этом случае мной двигало желание объесться. В начале диеты я нашла в завалах хлама на чердаке старую жестяную коробку из под печений, положила туда шоколадку, которую мне купил папа, чтобы я съела перед тренировкой после школы, упаковку вкуснейшего зефира (Заметка: я могла бы умереть ради одной штучки) и запечатала все это. Я весила 48. Всего лишь 3 килограмма отделяло меня от возможности объесться. Помню,что ближе к ночи приехала бабушка, чтобы завтра посмотреть выступление Норы (моей сестры) в театре. Она привезла мне фруктов. И я не сдержалась, меня жутко тошнило, но я съела два апельсина, не чувствуя вкуса. Но я почувствовала их вкус позже, когда выблевывала все это в туалете, захлёбываясь слезами. Меня переполняло отчаяние, я не могла уничтожить каких-то три килограмма жира, чтобы избавиться от пухлых щёк, которые так радовали родственников, чтобы мама обратила внимание на мою идеальную фигуру и даже, возможно, поставила в пример сестре, чего никогда не делала, чтобы парни начали обращать внимание не только на бесконечно притягивающую Люси, но и на меня. Я рыдала, уткнувшись в подушку. Мне было больно, я вся состояла из боли, она стискивала мои рёбра при каждом вдохе. Но я знала способ, как избавиться от неё, разрешить ей раствориться. Моя рука нащупала в полумраке прикроватную тумбочку, приоткрыла верхний ящик и достала упаковку лезвий. Они были красивее меня и полезнее, они оставляли завораживающие рисунки на моих запястьях. Однако, в тот раз я не могла позволить кому-то заметить порезы. Я оттянула резинку трусиков с правого бедра и медленно провела лезвием по коже, немного правее того места, где выпирает кость. Потом ещё раз, и ещё. С моим шумным дыханием испарялись и переполнявшие меня чувства, оставляя лишь кровоточащие ранки. Я становилась пустой, пустой и лёгкой. Тогда мне казалось, что это ничего не значит, всего лишь тернистый путь к идеальности. Это мечта всех девочек моего возраста и старше. Моего возраста и младше. Это желание остаётся с нами всегда. Мы срываемся и плачем. Мы смотрим на себя в зеркало и плачем. Каждая хочет быть идеальной, у каждой есть своё представление этого слова. Я хотела узнать, что случается, когда становишься такой. Хотела, чтобы окружающие почувствовали силу во мне, увидели, что я не очередная легко поддающаяся соблазнам девочка-подросток.
 А сейчас я думаю, что это была не моя вина. Просто никого не было рядом, чтобы в нужный момент помочь мне остановиться.