Глава 14. Ода одиночеству
Сторибрук охватил дождь. Что за мерзкая погода такая в городе – такое ощущение, что небеса сошли с ума, все плачут и плачут. Женщина поднимает глаза к небу, долго смотрит на свинцовые облака, плавающие туда-сюда, и выпускает из груди страдающий вздох.
Она насторожилась, потому что Девид не спит. Шаги мужа слышны в соседней комнате, тяжелые и нервные. Он такой всегда, когда нервничает или не уверен в чем-то. Прижав к груди маленького Нила, она зовет супруга:
- Девид!
Он мгновенно появляется в двери спальни, встревоженный, уставший и бледный. Снежка тут же забыла о своих горестях и поспешила к мужу, оставив сынишку качаться в кресле, в котором сидела сама.
- Что с тобой, милый?
Огромные голубые глаза мужа смотрят на нее умоляюще, с болью, тяжестью. Девид роняет голову на руки и отчаяно выдыхает из самых глубин своего сердца:
- Мери-Маргарет, я не могу так больше! Так больше продолжаться не может! Я с ума схожу, черт побери. Моя дочь в объятьях Тьмы – далекая, чужая, которой я не знаю, грешница. Мой ребенок попал в беду. А я ничего не могу поделать, не могу спасти ее, не могу помочь. Даже поговорить не могу, знаешь почему? Я ходил в этот дом, где они с Круэллой поселились вместе, стоял там, как полный идиот полчаса, заглядывал в окна, искал ее, хотел видеть, обнять, заглянуть ей в глаза, поцеловать ее, спросить, в чем наша вина – а ее не было. Ее нет, понимаешь! Ее нет, моя девочка куда-то ушла, пришла чужая, незнакомая женщина, и что я, черт побери, сделал, как отец, чтобы это предотвратить?
В отчаянии Девид со всей силой стучит по столу. Зубы его сцеплены так, что скрепят, он тяжело дышит, выдувая пар из ноздрей, а глаза горят оттенком ненависти и боли одновременно.
Белоснежка приближается к любимому, осторожно трогает его лицо, омраченное болью, гладит давно не побритые щеки, ласкает полные губы. Добившись того, что Девид посмотрел на нее снова, она ласково говорит:
- Любимый, не нужно так говорить, слышишь? Эмма здесь. Она с нами. Она жива. Мы верим, что у нас получиться спасти ее, избавить от Тьмы. Пока мы верим – она жива. Мы должны быть вместе, быть сильными друг для друга. Иначе – не выстоим. И ты – ты делаешь все, что можешь, только бы спасти Эмму. До тех пор, пока ты в это веришь, у нее есть шанс. Есть надежда – у нее и у нас.
Голова Девида падает ей на плече, бессильная, слабая, полная горьких мыслей. Женщина гладит его по голове, как ребенка, да сейчас он и есть еще один ее ребенок. Когда приступ бессилия немного отступает, искусав в кровь губы, Девид недоуменно говорит:
- Я не могу понять, почему она так сблизилась с Круэллой. Эта мерзкая особа едва не погубила Генри. Да она тут чуть весь город не угробила. И теперь мы вынуждены смотреть на то, как она отдалилась от нас ради сближения с мерзкой собачницей.
- Круэлла уверяет, что спасла ей жизнь, когда мы от нее отвернулись – с сомнением в голосе произнесла Снежка. – Так она, во всяком случае, сказала Реджине, когда та приходила поговорить со Эммой
- Это же бред, Мери-Маргарет! – Девид недоумевающе качает головой. – Как мы могли отвернуться от нашей дочери? Как могли рискнуть ее жизнью? Мы же ради нее столько гадости сделали раньше, чтобы вытащить ее, еще не рожденную из объятий Тьмы, столько всего пережили, чтобы она была счастлива, долгие годы жили лишь призрачной надеждой, что она жива, что когда-нибудь вернется к нам. Как же мы могли навредить ей? Круэлла мерзко врет!
Мери – Маргарет, подавив очередной тяжелый вздох, вновь подходит к окну и напрасно всматривается во мрак ночи.
- Возможно, это правда, Девид.
Нолан разворачивает ее лицом к себе:
- Что? Ты действительно думаешь, что мы отвернулись от дочери? Что сделали что-то такое, отчего ей пришлось просить отъявленную злодейку о помощи? Как такое возможно, Мери-Маргарет?
Белоснежка видела, какой болью наполнены его глаза, но подумала, что молчать уже нет смысла. Слишком долго она носила в себе боль и искала ответы на вопросы, на которые их найти было нельзя.
Женщина случайно прикусила губу, ощутив неприятное покалывание на тонкой коже. Подняв вновь глаза на супруга, медленно, робко, произнесла:
- Девид, мы слишком отталкиваем людей, которые охвачены Тьмой, и не видим, хотим не видеть, какие ужасные ошибки совершаем сами. Так или иначе, но та же Круэлла не родилась монстром. Помнишь, когда-то Малифисента говорила нам, что и склонность к добру, и ко злу – только склонность. Может, в своей борьбе за дочь, мы сделали ей очень больно.
- Это чушь! – резко отрезал Девид. – Мы не могли обидеть собственного ребенка. Это исключено. Тем более, у нас благие побуждения. Эмма хочет того же, что и мы – избавится от Темной силы.
- Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад – грустно сказала Снежка. Она обнимает мужа крепче:
- Я нисколько не сомневаюсь ни в тебе, ни в нас всех, ни в то, что мы выиграем, Девид. Но, знаешь, что ужасно – если мы выиграем, Эмма проиграет.
Смотреть в глаза нет сил. Чарминг крепче прижал жену к себе и они стали вместе всматриваться в ночное небо, как будто там был ответ на их самый главный вопрос: за что?
Они вдвоем, но они одиноки. Каждый из них сейчас одинок по-своему.
Реджина упустила голову на руки и прикрыла глаза. Веки тут же охватила странная тяжесть и она почувствовала, что засыпает. Нет, только не сейчас, еще не время, ты не можешь сдаться, напомнила она себе сквозь затуманенное усталостью сознание, и залпом выпила остывший кофе из стоящей рядом кружки.
Перед ней лежит книга – старый, покрытый пылью фолиант. На латинском языке. Страницы давно пожелтели и выглядят так, словно вот-вот рассыплются. И ни единой подсказки, что такого важного они нашли в этой книге, и почему она оказалась здесь после заклятья лишения памяти.
Реджина горько усмехнулась. Да уж, кара беспамятством – самая распространенная в этом маленьком, странном городе. Она и сама когда-то обрекла его жителей на подобные муки. И вот – снова.
Кофе совсем остыл и она поставила чайник греться, а сама вновь стала пролистывать страницы. Не найдя ничего, что хотя бы немного подсказывало, что произошло за несколько недель пребывания в Камелоте, бывшая Злая королева со злостью захлопнула книгу. В воздух тут же поднялось и закрутилось миллион пылинок, и Реджина громко чхнула.
- Вот черт! Что за ерунда произошла пока мы прохлождались у Артура?
Она вздрогнула от чьих-то тихих шагов. Белль осторожно прошла в комнату. Измученная, она села за столик напротив Миллс.
- Ничего? – предчувствуя ответ спрашивает девушка.
- Нет. Даже мыслей никаких. Сплошной провал.
Белль кивает.
- У меня тоже самое.
- А ты уверенна, что ты все правильно перевела?
- Абсолютно. Я часто читала книги на древнем языке галлов, пока жила с отцом. Местный библиотекарь давал их мне, а одну даже подарил. У нас никто ничего подобного больше не читал, только я.
- Ну и как текст о непоправимости изменений судьбы приближает нас к разгадке Темноты Эммы? – раздраженно спрашивает Реджина.
Белль прикусила губу. На коже тут же появляется тонкая красная ниточка.
- Рискну предположить, что сама Эмма сделала что-то непростительное.
- Больше чем уверенна, что в этом замешана Круэлла – буркнула Миллс. – Только она могла подбить и без того уставшую Эмму сделать какую- то гадость.
Белль отрешенно смотрит на дверь, но словно не видит ее.
- Может, она. А может, и Тьма. Мы не знаем.
- Эмма сопротивлялась Тьме так, как никто другой – Реджина говорит так, будто толкает пламенную речь, отогнав прочь все сомнения. – Она не могла просто так поддаться Тьме и делать гадости.
Во вздохе Белль слышится отчаяние. Голова бессильно падает на руки:
- Как бы не был силен человек, думаю, Тьма рано или поздно овладевает им. Это ведь наркотик. Сначала сходишь с ума, пытаешься бороться, клянешься, что победишь. А потом сдаешься. На наркотик подсаживаешься очень быстро и никуда деться от этого не можешь.
Глаза Реджины опасливо блестят. Приблизив свое лицо к Белль, она шепчет ей прямо в губы:
- Эмма – сильный человек, слышишь? Гораздо сильнее, чем я, ты, и тем более, твой неисправимый муж. Голд – слабак. И трус. Ты знаешь, он всегда был таким. Это похвально, что ты в него веришь, но такова его сущность. Ты никуда от этого не поденешься, Белль. Он всегда был, есть и останется таким, даже ради тебя не станет ничего по-другому.
Белль грустно улыбается, смотря куда-то вдаль совершенно пустыми глазами:
- Какая ирония! Круэлла сказала мне то же самое, и не единожды.
- Она знает, что это так. Круэлла – дитя Тьмы. Меня изменил Генри. Ее – ничто и никогда. Когда ты отказываешься от Тьмы, ты отказываешься от власти. А власть слишком заманчивая, слишком сладкая штука.
Реджина облизывает губы, оставляя на языке немного губной помады. Теперь ее черед горько улыбаться:
- Как странно, что мы с тобой говорим о чем-то важном. Не думала, что когда-то мы с тобой придем к этому, после всего, что я тебе сделала.
- Ты… тогда ты была другим человеком. Тогда я враждовала со Злой королевой. Сейчас – Реджиной. Это – разные люди.
Они смотрят друг на друга долгим, протяжным взглядом, не зная, как погасить повисшее между ними неловкое молчание. Белль почти перестала дышать, ее лоб пересекла напряженная черта. Реджина первая пресекает неудобный момент:
- Так что ты узнала из своих книг?
Белль открыла тяжелый фолиант и пролистала несколько страниц:
- Вот – ткнула пальцем Красавица, пролистав несколько тонких страниц из пергамента.
- Что это? – спросила Миллс, напрасно пытаясь понять загадочные письмена.
- Древне-кельтская легенда. Я едва отыскала эту книгу в библиотеке. Здесь говориться, что в магическом мире будет несколько Темных, один из которых не настоящий, другой сломленный и третий – Дьявол. Кельты утверждают, что Дьявол убьет живых и потревожит мертвых и в мир придет разруха и боль.
- У нас только один Темный, Белль – твердо сказала Реджина. – И это Эмма.
- Румпель тоже есть.
- Мы не знаем, где он. Или ты получила вести о нем?
- Нет – глаза Красавицы наполнились слезами, и она запрокинула голову назад, дабы они не покинули бархатного приюта ресниц. – Я не знаю, где сейчас Голд. Но я его найду.
- Позже – прикусила губы Реджина. – Сначала нам нужно помочь Эмме.
Белль ничего не сказала, просто замерла, уставившись в пол.
У дверей раздались нарочито медленные, отрывистые хлопки. Женщины посмотрели туда, привлеченные этими странными овациями.
У порога стояла Де Виль, осматривая всех надменным, холодным взглядом.
- Браво, Реджи. Какая пламенная речь! Какие великолепные слова! Искренние. Преданные.
Она облизывает вдруг пересохшие губы и спрашивает, сощурив глаза:
- Одного не понимаю – зачем тебе-то это надо? Спасаешь сынка? Не вижу, чтобы малец слишком страдал.
Злая Королева рывком бросается к незваной гостье. Глаза ее горят неистовым огнем, и она говорит, плотно стиснув зубы:
- Послушай, дамочка, тебе, наверное, этого не понять, но Эмма сотни раз спасала меня. От боли, одиночества, тоски. Генри и Эмма – единственные люди, кто в меня поверил. Я была куда страшнее чудовищем, чем ты. Но мне подарили шанс свыше. Тебе этого не понять.
- Тихо, Реджи, тихо – с невозмутимым спокойствием отвечает Де Виль. – Свон ждет тебя у себя. Зайди к ней.
- А ты уже и посыльным у нее работаешь? – брови Миллс удивленно взлетели вверх. – От Королевы Тьмы до девочки на побегушках – головокружительная карьера, однако.
- Все же лучше, чем от Злой Королевы до одной из членов кружка «Спасти Свон» - не остается в долгу Де Виль. – Побегушки, дорогая, здесь не при чем. Я просто решила покататься, вот и заехала сюда сказать тебе, что твоя драгоценная подружка тебя ждет дома.
- Покататься? На чем? Машину купила? – впервые заговорила Белль, оторвав голову от книги.
- Не купила, а забрала, дорогая. Я жива, и машина принадлежит мне. Так что, она никак не может быть выставлена на продажу, в виду наличия законного владельца и его протестов по этому поводу.
Реджина ее уже не слушала. Как безумная, она выбегает из дому, под ошеломленный взгляд Круэллы, громко хлопнув дверьми.
Красавица вновь погружается в чтение книги.
Губы Круэллы растягиваются в ироничной улыбке, когда она по-кошачьи подходит к столу. Несколько секунд она внимательно смотрит на жену Голда, потом демонстративно захлопывает книгу перед ее глазами.
- Уйди! – угрюмо сказала Белль, совсем как в Камелоте.
- Не волнуйся, дорогая, уйду. Смотреть на тебя, твой ужасный внешний вид и кошмарный макияж мне удовольствия не доставляет. Я, знаешь ли, тонко чувствующая и ранимая леди, мне противопоказаны такие ужасные вещи.
- Издевайся сколько хочешь, мне плевать – огрызнулась девушка.
Она резко поднимается, порываясь уйти, но Круэлла цепко хватает ее за руку:
- Дорогая, ты правда думаешь, что Румпель долго будет прощать твои глупости? Ты правда так глупа, дорогая, или притворяешься?
Отпустив Белль, она садиться напротив, и закуривает сигарету, появившуюся из кармана брюк. Тонкие, витиеватые клубы дыма взлетают в воздух, заполняя крохотную комнату, ложась на тонкий пергамент книги. Круэлла жадно, с наслаждением курит, и отрешенно смотрит на дверь, словно бы и не собиралась говорить с Белль.
Девушка уже собралась уходить, как Де Виль изящно поворачивает голову в ее сторону. Холодные голубые глаза сейчас ничего не выражают, она словно бы мертва, какой была еще несколько недель назад.
- Меня ужасно раздражал мой бывший муженек. Файнберг отвратительный любовник, отвратительный делец, пройдоха, каких мало, и бабник, каких еще поискать, мелочная сволочь и завистливый негодяй. Сделал все, чтобы наш общий дом мод обанкротился, проиграл все свои деньги и сидит сейчас в тюрьме, как злостный убегающий от налогов. Наш брак был фикцией. Он умел красиво пускать пыль в глаза, как и все недалекие создания, называемые мужчинами, и был довольно представителен. Я сходила от скуки в этом доме, развлекалась вне его стен, как могла. Даже смотрела мультик, возмущалась, как мерзкий писака продал мою историю какому-то Диснею. Но – было кое что, что оставалось незыблемым все это время. Где бы он не был, куда не выходил, я всегда была рядом. Да, это был пиар-ход, но не только. Я его жена, была ей 4 года, и знала – если мужчина рассчитывает на мое присутствие и поддержку, я ему ее окажу. Более того, я бы с удовольствием решила вопросы нашего развода цивилизованно. Не люблю, когда кто-то, живущий под одной крышей, поедает друг друга живьем, как стервятники. Я уже однажды проходила это с матерью.
Она выпустила очередное колечко дыма в потолок и, склонившись так близко, что Белль почувствовала ее обжигающее, пропитанное джином дыхание. Глаза ее превратились в две узкие щелки:
- А ты, дамочка, что делаешь ты пока Голд в опасности? Крюк увел его жену, столько лет унижал и преследовал его – а его благочестивая супруга пьет с ним, страдая в Камелоте. Одна из сестриц Миллс убила его единственного сына – а ты ему говоришь не мстить, простить и забыть. Даже я поняла гнев Малифисенты, когда она едва не сожрала меня за Лили, хотя – нашла охранника для ребенка, сама виновата. Голд лежит в своей лавке, в коме, как овощ – а его жена, вместо того, чтобы сидеть с ним рядом и держать за руку умирающего, пялится на розу на балу у камелотского короля. И – кульминация, дамы и господа – в то время, как едва пришедший в себя Голд похищен, его любимая женушка ночью корпит над древними книгами, придумывая, как спасти Свон.
- Мы должны помогать людям в беде – морализаторски говорит Красавица.
- Бла. Бла. Бла – закатав глаза, произносит Де Виль. – Ты что, бесплатный отдел помощи, дорогая? Ненавижу все эти сантименты, но наша компания героев – ее семья. Там ее родители, сын, любовник, и злая Королева, которая и к черту в Преисподнюю пойти, лишь бы не потерять сына, ну и ее хахаль прицепом, чтобы не потеряться. Какое отношение ко всему этому имеешь ты?
- Я помогаю своим друзьям.
- Которые сотрут твоего мужа, твою истинную любовь в порошок – деловито кивает Круэлла. – Как интересно, правда? Голд сто раз предавал всех вокруг, вставляя нож в спину по самую рукоятку. Но он наказан женой, которая при любой возможности за призрачную идеалы вонзит ему топор в тело и прокрутит пару раз. Я вот только не пойму, чего ты добиваешься.
- Я всегда стою на защите добра и справедливости – твердо отвечает Белль. – Ты и не поймешь, ты злодейка.
Склонив голову набок, женщина изучает свою визави:
- Да, злодейка, ты права, дорогая. Но и ты не герой. Не обманывайся. Ты всего лишь книжный червь, который нужен лишь для того, чтобы читать книжки по приказу этой банды неприкосновенных. Мне жаль тебя, дорогая. Ты не понимаешь, что в их компанию попадают только избранные. Ты – обычная.
- Это все, что ты хотела сказать? – Красавица явно хочет уйти.
Цепкие пальцы Круэллы больно вонзаются в ее руку, Глаза из холодных льдинок превращаются в красные кровавые пятна. Теперь лицо злодейки так близко, что Белль стает дурно от запаха джина. Красавица хочет отшатнутся, но не может, как магнитом притянутая острыми пальцами и палящим телом собеседницы.
- Сейчас я уйду. Пообещай мне, что посмотришь в зеркало, дорогая. Ты посмотришь в зеркало и увидишь там обычную серую мышь, с дешевой подводкой под глазами, в мешковатой, странной одежде. А если ты еще и подумаешь над своим поведением, то поймешь, может быть, что ты сама не знаешь, чего хочешь. Я похвалила тебя, когда ты выставила Голда из города. Это был смелый поступок настоящей уважающей себя женщины. Но то, что ты начала делать потом, дорогая, называется безумием. Ты чокнутая, Белль Френч, и это твое место в психушке. Не мое.
Круэлла поднимается так резко, что даже стул летит на пол с ужасающим грохотом и в несколько шагов доходит до двери. Белль решилась:
- Зачем ты это делаешь? – окликает она злодейку.
Та обращает на нее взгляд, полный ненависти и злобы, хотя голос ее звучит спокойно:
- Я знакома с Голдом сто лет, и всегда, слышишь, всегда мы были нужны друг другу. Он бежал, потому что боялся, я злилась и ненавидела. Но он никогда не мог оставить меня. Уничтожал – да, подставлял – сколько угодно, использовал – как и я его. Но никогда не оставлял. Мы были нужны друг другу, как частички одного пазла. И ты в этом пазле лишняя, дорогая. Он меня к жизни вернул, вытащил из лап забытья, когда вновь я понадобилась ему. И в этот раз я его не отпущу. Румпель – единственное хорошее, что когда-либо было в моей жизни. Я была лишена всего – родителей, которые бы меня любили, друзей, развлечений, юности. Но его я не лишусь. Теперь – нет. Поэтому, засыпая, просыпаясь по утрам, завтракая или копаясь в книжках, всегда помни – я рядом. И я жду своего часа. Скоро он устанет от женщины, которая требует от него быть тем, кем он не является, только потому, что она придумала себе альтернативного Румпеля. И тогда – рядом окажусь я. Я вырву его из любых рук, вытащу из любых объятий, потому что единственная, кто может обнимать его – я сама. Только я имею на это право, слышишь? Я хочу этого мужчину, дорогая. А когда я что-то хочу, обязательно это получаю.
Еще с секунду она сверлит визави глазами, а потом с шумом удаляется, хлопнув дверью. Белль сидит, оцепенев, изучая свои руки и хмурясь.
Роза, цветущая и яркая, сияет под колпаком в своем убежище. Значит, Румпель жив и здоров. Но его нет. Снова, когда он ей так нужен, когда должен бороться за них и их любовь и семью, он оставил ее.
Она вышла замуж за человека, которого полюбила, потому что верила в то, что, не смотря на все горести и беды, они будут вместе. Всегда. Румпель стал ее надеждой после стольких лет страданий и одиночества, ее истинной любовью. Но он топчет и топчет ее чувства – ложью, недомолвками, интригами, одержимостью власти. Он говорит о любви, а делает по ненависти.
И она устала.
Белль встает, тяжело пройдя к окну. Ноги волочатся по полу, слово тряпочные.
В холодное окно заглядывает безжизненная луна и манит своим таинственным светом. Девушка поднимает глаза к небу и долго смотрит на небесное светило, в попытках найти ответы на свои вопросы.
Слезы, которые удалось сдержать при Реджине, бесконтрольным водопадом спадают теперь по щекам.
Белль одинока, как никогда раньше. Одиночество поселилось внутри нее – там, где раньше было сердце.
Киллиан Джонс стоит на пороге кафе «У бабушки», оглядываясь по сторонам. Он делал так, когда ему приходилось воровать, чистить карманы своих жертв и трюмы кораблей – старая привычка.
Сегодня холодно, дождливо. Ливень сменился мелким, очень холодным дождем, и поливает асфальт, наполняя его свежим и странным запахом. Ветер дует в лицо.
Мужчина ходит туда-сюда, бесполезно пытаясь прийти в себя. Он волнуется.
В руках его мелькает кинжал. Холодная серебряная рукоятка, с выгравированным на ней именем новой Темной режет кожу. Сжав кинжал покрепче, он подносит его вверх, к небу, словно бы любимая там. Голос дрожит, как он не старается быть смелее и увереннее. Бывают моменты, когда даже на самых сильных мужчин нападает слабость. Киллиан тут же отметает эти мысли – не до философии. Не время сейчас.
- Темная! Темная, я приказываю – появись!
Он смакует это слово, такое далекое от той, которую полюбил, и оно ему очень не нравится. Внутри, под сердцем, что-то екнуло, дрожит, душит. Нет – эта женщина, его любимая - не Темная. Это какой-то злой рок, ужасная шутка, страшная ложь. Это – кошмарный сон, который скоро закончится.
Крюк закрывает глаза. Фантазия вновь рисует чудесную девушку со светлыми кудряшками и ангельской улыбкой, в красной курточке, разъезжающую на желтом «Жуке». Что было в жизни этой девушки? Только боль, потери, смерть, горе, бесконечные испытания, тщетные попытки вырваться из плена злой судьбы – ничего иного. Так мало света и солнца. Так мало романтики и радости.
Он не знает нынешней женщины с кроваво-красными устами и пугающим взглядом. Он знает любимую Эмму.
- Эмма Свон! – негромко, но уже уверенно, вопрошает он небеса, словно бы она вот-вот оттуда спустится.
Ее появление он чувствует сразу же. Оборачивается, почуяв родной запах. Темная все еще пахнет как женщина, которую он так сильно любит – мятой и лимоном, домашним уютом и теплотой.
- Я здесь – говорит она, незнакомым, холодным голосом.
Капитан нерешительно останавливается в шаге от нее, хотя еще пару секунд назад шел ей навстречу. Что делать? Как подойти к этой странной незнакомки, чужеземки, как обратиться к ней? Он медлит в нерешительности, ровно до того момента, как та, что теперь приняла Тьму, подходит к нему сама и заглядывает в его глаза.
- Ты звал меня, Киллиан – хрипло шепчет новая Эмма. – Я здесь.
Он изучает ее – каждый миллиметр тела, каждый уголок глаз, каждую родинку на шее. Ничто не помешает ему разглядеть ее в деталях, даже эта ужасная слякость – слезы небес.
Они стоят в миллиметре друг от друга, он чувствует теплоту ее тела, и пронзающий лед ее руки, мятную свежесть ее дыхания, сладкий запах парфюма. Он смотрит ей в глаза под этой восходящей луной, стараясь отыскать в них прежнюю Эмму.
Протягивает руку ей навстречу, тихо касаясь ее щеки, подбородка, губ. Эмма тянется ртом к нему, лишь на мгновение их уста соприкасаются, сливаясь в страстном поцелуе, нежно ищут друг друга, находят, робко ласкают. Язык Эммы осторожно проникает в ее рот, дразнит небо, проходит по деснам, касается зубов. Мятный запах Эммы будоражит и манит к себе, но ледяные ладони, которые он напрасно старается согреть в своих руках, выдают ее – это не та Эмма. Не та, которая его любит, и в которую влюблен он.
- Эмма, - нежно, но твердо, обращается он к любимой – скажи мне, что произошло в Камелоте? Какую ошибку мы совершили? Что сделали, чем обидели тебя? Свон, мы бегаем по кругу, бьемся в молчании с тобой, за тебя, прежнюю, но ты – молчишь. Ты ничего не говоришь, ни на что не отвечаешь. Я схожу с ума, Свон. Не сплю несколько ночей. Пожалей меня, если любишь. Эмма горько улыбается, качая головой из стороны в сторону:
- Я очень люблю тебя, Киллиан, ты же знаешь. Но почему сейчас, видя меня такой, ты сомневаешься в моей любви? Почему?
- Потому что та Эмма, которую я знаю, куда-то делась. И я ищу ответ только на один вопрос: куда? Где та Эмма, которую я знаю и люблю? Кто эта женщина, которая стоит сейчас передо мной? Я не знаю.
Эмма ласково треплет его щетину, щиплет небритые щеки. Губы ее трогает нежная, застенчивая улыбка, когда она любуется его проникновенным взглядом:
- Но я здесь, Киллиан. То, что теперь я Темная, ничего не значит для нас. Я все еще люблю тебя. Всегда тебя люблю. И ты тоже можешь любить меня.
Она вновь припадает устами к его устам и целует – разгоряченно, страстно, яростно, с этим потрясающим напором, сладко.
Киллиан закрывает глаза, принюхиваясь к сомну ее запахов и звуков, готовый проиграть этот маленький поединок, быть с этой, новой женщиной, которую пока не знает. Но здравый смысл сильнее – Киллиан научился побеждать чувства за столько лет блужданий и одиночества.
Осторожно, он отходит от нее на пару шагов:
- Нет, Свон. Ты должна сражаться. Ради нас.
- А если я не хочу? – упрямо восклицает она. – Если у меня нет другого выхода, кроме как жить с этой Тьмой? Что если мне нравится то, что происходит со мной сейчас? Ты никогда не думал о том, какую силу дает Тьма? Она дает власть, которой у меня никогда раньше не было. Я устала спасать этот город, спасать чьи-то жизни, забывая о своей. У меня больше нет сил всех спасать и смотреть, что нет никого, кто бы спас меня. Не Спасительницу, а живого человека. Подумай, Киллиан, может, я – все еще я? Может, я все еще такая, как прежде?
Киллиан проводит ее долгим взглядом. Превозмогая страстное желание прижать ее к груди, пират поворачивается и уходит отрывистыми, гулкими шагами.
- Крюк! – из груди Эммы рвется отчаянный вопль. – Не отворачивайся от меня сейчас!
Сдержать слезы нет сил. Обжигающим потоком они льются из ее глаз, покрывают щеки, лицо, касаются губ, наполняя рот солью.
Киллиану больно. Он останавливается робко и оборачивается, даря ей лишь сочувствующий взгляд:
- Я хочу бороться за тебя, Эмма. Но все это будет возможным только тогда, когда и ты этого захочешь.
И рвется вперед.
Эмма до боли трет глаза, уже ослепшие от потока соленых ручьев, что бегут по лицу. Ей невыносимо душно и почти нечем дышать.
Постояв несколько минут под этой коварной луной, и, не смотря на жар тела, озябнув, Темная бредет в свой холодный, пустующий дом. Совершенно одна по спящему ночному городу.
Одиночка Эмма Свон сегодня окончательно упала в объятья пустоты, окунулась в черноту беззвездной ночи. Конец.
Румпель садится на холодную землю, вытянув ноги, насколько это позволяют кандалы. Он все еще привязан цепями. Он устал и очень голоден. Не привычное, почти забытое за столько долгих лет чувство – ему хочется спать.
Он закрывает глаза и почти сейчас же открывает их.
Нет, он не уснет. Не должен.
Пялиться на меч в камне и проклинает его. Проклинает тот день, когда бежал с войны. Когда стал Темным. Когда не спас сына, хотя обещал себе. Когда встретил Круэллу Де Виль. Когда убил отца и последовал в Преисподнюю. Когда умер и вновь воскрес.
Нелепая, никчемная, пустая и глупая жизнь. Никому не нужная, ничего не значащая. Жизнь прядильщика, однажды возомнившего себя великим.
Руки затекли, он пробует шевелить ими в кандалах, но напрасно. Они похожи сейчас на две тяжелые плети, которыми можно линчевать медлительный скот. Он просил Круэллу, когда та приходила, освободить запястья, но она отказалась. Всегда делала ему больно.
Как и он ей. Они квиты.
Бывший Темный, вечный Трус, уже не Злодей, но и никогда не Герой, жалкий Калека, успешный Делец, Отец, потерявший сына, Муж, которого предали, Любовник, который ушел, Лгун, Пройдоха и Обманщик. Такое резюме. Ничего выдающегося. Никакой радости. Пустое, бессмысленное существование.
Он снова закрывает глаза. Пред мысленным взором встает голубоглазая девушка с копной густых каштановых волос и улыбкой ангела. Белль. Лишь на мгновение этот образ освещает его сердце, но тепло не раздается в груди. Уже и Белль не вызывает того трепета, что раньше.
Вся жизнь – одна сплошная усталость. Череда ошибок. Черная полоса.
Небо, за что ему это? Где же найти трость, на которую еще можно опереться, облегчить страдание больной ноги, излечить раненное сердце? Где его приют и пристанище?
Образ Красавицы меркнет и надолго отплывает на задворки разума.
Не сейчас. Не время. Нет.
Румпель подымает голову, всматриваясь сквозь решетки подвала. Серебристый свет лунных лучей крадется в комнату.
Беспрепятственный свет, ничуть не пленник, как он.
Бывший Темный снова закрывает глаза. Так даже лучше. Луна – свидетель его одиночества. Таким одиноким он еще не чувствовал себя никогда.
Дверь автомобиля открыта, позволяя холодному ветру беспрепятственно гулять по салону.
Круэлла стоит возле машины, не видящими глазами смотря вдаль. Сигарета в руке потухает, а она сделала лишь одну затяжку. Початая бутылка джина лежит возле ног, и элитный напиток обагрил собою пересохшую землю.
Де Виль провела языком по зубам, почувствовав вкус джина. Алкоголь впитался в ее организм, в сердце, желудок, насытил язык, пробрался в десна. Ничего уже не сделаешь.
Алкоголичка. Психопатка. Королева Тьмы. Исчадие Ада. Монстр. Мерзкая тварь. Кошмар защитников животных. Бессердечная тварь. Не любимая женщина. Действительно ужасный человек.
Все правда. Все она.
Круэлла снимает надоевшие Лабутены. Ноги тут же благодарно размякли. Наконец, их избавили от обузы. Свобода.
Осторожно ступает по мокрой, вязкой земле, щедро поливаемой дождем. Кожа ног соприкасается с холодом.
Она судорожно вдыхает воздух, втягивая его, как зверь.
Странное чувство. Она привыкла дышать джином, сигаретами и бензином.
Забыла, что может быть иначе.
Шаг за шагом, женщина приближается к реке. Осторожно заходит в воду.
Вода ледяная, и она громко ругается, выронив из рук не нужную сигарету.
Но остановится она не может – все идет и идет дальше, уже намочила брюки.
Ну и пусть. Все равно.
Серебряный свет луны чертит на воде крохотную тропку.
Круэлла поднимает глаза к небу, привлеченная этим мерцанием.
Она отвоюет Румпеля. Так больше продолжаться не может, не должно. Не возможно.
А пока – она одна под этом сияющим светилом. Одинокая, заболевшая страстью, психопатка.
Луна – последний свидетель одиночества.
Луна – единственный спутник безумия.
Публикую так же на авторской странице на сайте Книга Фанфиков:https://ficbook.net/authors/1370266
Свидетельство о публикации №216022000389