Матвеева пустошь

               
 
Возвращаться домой я решила поездом. Пятнадцать часов укачивающего стучания и скрежета металла по рельсам дадут мне ещё какое-то время на размышления.  Хорошо, что меня не провожала, как это бывало раньше, многочисленная родня. Я уехала из своего дома в другой город  спонтанно, как и появилась в родительском доме.  Но мой приезд получился не совсем неожиданным.
                Всегда удивлялась материнскому сердцу, которое может чувствовать беду на расстоянии. И не только беду. Уловить смятение чувств, недосказанность по телефону в кажущемся спокойствии, скорую бурю негодования. Так было и в этот раз. Увидев меня на пороге квартиры, сонная мама произнесла:
                – Я чувствовала, что ты приедешь сегодня. Ты самолётом?
                Конечно, самолётом. Мне так хотелось скорости. Быстрее убежать, уехать, улететь, вырваться из плена своего быта. Разломать стены, разрушить всё, что меня окружает, превратить всё в пустыню, испепелить для того, чтобы на новом месте с чистого листа…  Как в детстве хотелось разрушить построенный из разноцветных кубиков домик,  разбросать по полу все кубики, перемешать картинки, а потом заново выстроить другой красивый, крепкий дом.
          Господи, как хорошо было у мамы! Жаль, отпуск закончился быстро. Но неделька, проведенная в тихих беседах, в воспоминаниях, пересудах о том: «А ты помнишь? А этот где? А как та?»  пролетела быстро и безвозвратно.  Когда еще сможешь вернуться в свой тихий старый городишко, где многое поменялось, где знакомые разъехались по другим городам. Где тебя почти все забыли и ты почти никого не узнаешь. Но от этой неузнаваемости тебе хорошо и спокойно. Ты просто живешь, просто ходишь по улицам, и с тобой здороваются, просто потому, что так принято в этом городе. Удивительное это умиротворение бывает не часто, а с годами такого душевного спокойствия становится всё меньше и меньше.
Состав заскрежетал железом и тронулся с места. Я сидела в купе, даже не поставив сумку в багажный отсек. И смотрела на перрон, на провожающих, на все быстрей убегающий город, и мне не хотелось ни о чем думать. Хотелось просто сидеть и смотреть на ускользающий пейзаж.
       Стук в дверь купе вернул меня из сладостного небытия. Поздоровавшись, в купе зашёл мужчина с проседью в волосах. Его возраст мне определить  было трудно. Толи мужчина средних лет, но на лице следы потерь и переживаний. Толи пожилой, но выглядит моложаво. Крепкий, чуть сутулый из-за высокого роста, с сильными натруженными руками, он поздоровался со мной мягким, но твёрдым голосом. Окинул взглядом купе: всё ли в порядке поставил со знанием дела две нелёгкие на вид сумки.               
                – Вы до конечной?  – спросила он меня, чуть улыбаясь. И видно было, что ему не важен мой ответ. За вопросом он спрятал своё счастье, словно смущаясь его, но его выдавали сияющие, наполненные этим чувством глаза.
– Нет, мне рано утром выходить, – ответила я ему.
– Значит, я выхожу после вас, ответил он и поставил мою тяжёлую сумку с мамиными гостинцами,  где ей и положено было стоять.
Покупая билеты в этот состав, я даже обрадовалась, узнав, что придётся ехать в спальном вагоне. Других свободных мест не было. Надежда на то, что буду возвращаться домой наедине со своими мыслями, обрушилась с появлением попутчика.
–  Давайте знакомиться, Матвей. Еду, между прочим, из Матвеевой пустоши.


        –   Очень приятно, Юля, –   ответила я, –  слышала об этом заповеднике, но никогда не доводилось побывать там.
Утолив любопытство  нового знакомого,  я засмотрелась в окно на мелькающие пейзажи, думая только об одном: зачем я сорвалась? Зачем потеряла несколько дней, к чему вся эта суета, если ничего не меняется на протяжении уже нескольких лет? Всё тоже, всё так же.
–  Хочу заметить, что очень даже жаль! Прекрасные места. Кстати, там мои родители познакомились друг с другом, потом нарекли меня Матвеем, в честь названия пустоши. А какова цель вашего путешествия? – выдернул меня из мысленного транса Матвей, –  зачем вы приезжали в этот город?
– Зачем? Зачем? Зачем? – в моей голове стучал вопрос в такт колёсам, – маму навещала, – ответила я ему, отведя взгляд на новый пейзаж за окном.
Зачем? Сама не знаю зачем. Думала что-то изменить, поменять в своей жизни. Но, видно, ничего уже изменить нельзя.
 – Вы стоите перед выбором? – спросил Матвей.
Догадался? Прочёл по лицу, глазам?
– В том и дело, что выбора никакого нет, – тихо ответила я ему.
– Выбор всегда есть. Знаете, прошлое тянет нас вниз и, как трясина затягивает жертву в свои сети. А если попробовать его отсечь, осмыслить прожитое и превратить в опыт? Оставить прошлое там, скажем, на страницах своих воспоминаний. Собраться с духом и решиться сделать первый шаг за границу условностей. Шаг, который держит нас в прошлом, боясь неизвестности будущего. Знаете, менять свою жизнь никогда не поздно. Подумайте.
                Матвей прилёг, казалось, погрузившись в сон. А может, в воспоминания, которые он, как советовал мне сейчас,  раскладывает по страницам своей памяти, и теперь листает, читает, пересматривает их, как книгу своей жизни. Анализирует поступки, что-то отсекает мешающее, ненужное или, наоборот, выуживает из уголков памяти согревающие душу моменты.
              Я тоже опустила голову на подушку с той мыслью, как я объясню мужу мой спонтанный отъезд?  При отъезде  я ничего толком ему так и не объяснила.  Просто позвонила на работу и сказала, что лечу к родителям. А почему он так спокойно отреагировал на моё сообщение об отъезде? Почему мы стали спокойны друг другу? Может, всё банально? Прошла любовь, завяли радости цветы? Всё глупо, всё банально, но так жить дальше я не могу, я задыхаюсь. Я встала и хотела выйти в тамбур.
                – С вами всё в порядке? – я вздрогнула, Матвей с тревогой смотрел на меня.
– Бессонница, не могу уснуть, – ответила я.
                – Душно, мне тоже не спится. Но мне  всё равно нравятся поезда, дороги. Даже этот стук колёс не раздражает. Наоборот, будоражит воспоминания. Ну что, по чайку? Со знакомством организуем?
        Как странно. Не предложи он чайку, я бы ещё долго не хотела кушать.  А напомнил и мне кажется, я смогла бы сейчас слона слопать. Я посмотрела на попутчика. Ничего, интересный мужчина, волосы с красивой проседью. Глаза такие с искоркой.
        – Можно и чайку. Вы достаньте, пожалуйста, мою сумку,  – попросила я его.
– Да вы не суетитесь, и не доставайте свою курицу. Знаю я ваши женские штучки. Обязательно в дорогу жарите кур да яйца десятками.  Долой привычный рацион! Сейчас я вас буду угощать рыбой, да не просто рыбой, а той, которую выловил сам и собственноручно закоптил прямо на берегу озера. Запах запах, ощущаете?
        Он стал спокойно, без излишней суеты распаковывать большую спортивную сумку, из которой шёл необыкновенно вкусный запах рыбы. У меня слюнки потекли ручьем, я сглотнула и растерянно сказала:
       – А курица пусть пропадет?
        – Да не переживайте, не пропадет. А пропадет – туда ей и дорога!
             Матвей выложил на столик пластмассовую мисочку с запеченным в мундире картофелем, пакет с помидорами и огурцами.
        – Хлеб белый забыл, так и знал! А вы, наверное, на диете белый и так не едите? Нет? Чудесно! У меня есть чёрный с замечательной хрустящей корочкой. Местные пекари такой продают! Чудо, а не хлеб! Пируем! Я за чаем! Да, милая Юля, предупреждаю!  Не пью и практически не курю, бросаю! А вы?
– А я и не пью, и не курю.
– Понял, несу чай.
        С этими словами он вышел из купе, а я стала хлопотать над столом, который приобрёл более цивилизованный вид.
        Интересно получается, я всегда с посторонними людьми веду себя скованно, смущаюсь. А с этим совсем незнакомым мне мужчиной я  чувствую себя естественно, непринуждённо. Странно.  Как есть хочется! От этого запаха одуреть можно. Присев на своё место, я с нетерпением стала ждать появления Матвея.
          – Нет, вы колбасу убирайте!  Лучше мы ею полакомимся потом. Если влезет. Рыбки до отвала, я вам гарантирую. Приступим-с! – сказал Матвей, ставя стаканы с чаем на стол.
Он достал из сумки лимон и складной нож. На блюдце, взятом у проводницы, разрезал лимон. Разложив газеты вместо тарелок, он выложил свёрток из плотной бумаги, в которой была завёрнута одна  рыбёшка. Развернув его, он придвинул рыбу ко мне. Такой же свёрток он развернул для себя.
– Чтобы не примять при перевозке и не привезти месиво, надо правильно рыбку запаковать. У меня в сумке небольшой короб, а в нём каждая рыбёшка в своём одеяле. Приступим?
        Мы оба с жадностью поглощали все, что лежало на столе.  Я очищала картошку от кожуры, не стесняясь, ела сама и протягивала следующую Матвею. Он брал хлеб, который я ему подавала, как подавала бы своему мужу, сыну. Молча и  увлечённо мы угощались рыбой и свежими овощами,  изредка бросая взгляды, друг на друга и причмокивая от удовольствия.
       –  Ну? А?.. Как?!! То-то!!– спрашивал и отвечал Матвей, жуя и вытирая руки салфеткой, –  ещё бы! Дымок чувствуете? А представьте лес, воздух, шум реки.
А давайте ещё одну раздавим?
–  Да, давайте! – удивляясь своей наглости, отвечала  я.
Он умело отделял прокопчённую кожу рыбы и протягивал мне очередной кусок, лоснящийся от жира.
– Не бойтесь, это терпуг, костей мелких минимум, – успокаивал он меня, –
 а самое вкусное здесь, – он с нажимом проводил пальцем по внутренней стороне рыбьей кожи и собирал с неё остатки мяса, перемешанного с рыбьим жиром.
– А теперь открываете рот, – говорил он мне, –  а? Как? Вот весь аромат: сосновые опилки, чистейшая вода и правильное копчение.
Странно. Я опять удивлялась себе. Почему я с этим всего ничего знакомым человеком веду себя так раскованно и свободно. Без стеснения смотрю в его искрящиеся каким-то добрым светом глаза. Меня не раздражает, как он ест, хотя это мой пунктик.
Мне нравится его низкий баритон и как он рассказывает о своей пустоши. А он так рассказывает, что хочется непременно там побывать.
        Насытившись, мы по очереди вымыли руки, предварительно протерев их кусочками лимона,  убрали со стола и продолжили чаепитие, которое плавно перешло в беседу. Мы разговаривали так, словно давно были знакомы. Правда, почему-то в основном говорила я. Матвей слушал внимательно и заинтересованно. А меня словно прорвало. Я рассказывала ему, как попала в город, в который сейчас возвращаюсь. Как в юности встретилась со своим мужем. Когда у нас появилась дочь, потом сын. Я часто прерывала свой рассказ, думая, что Матвею это должно было быть совсем не интересно.
–  Ой, что это я, о чём?
–  Говорите, говорите, – настаивал он и продолжал внимательно слушать.
И было видно, что он действительно слушает, а не делает вид, что делает это, думая о чём-то своём. Об этом говорили его глаза, вскользь брошенные, но чтобы не перебить меня фразы.
А я, увлекшись своим наболевшим, накопившимся в душе, рассказывала о том, что встала между мной и мужем стена непонимания.
–  Сначала мы ругались, спорили, но в последние годы что-то сломалось в наших отношениях. Мы живём как чужие. А раньше всё было не так. Мы понимали друг друга с полуслова, с полу взгляда. Но со временем не стало общих тем для разговоров, общих интересов, общих друзей.
Вспомнив скучные напряжённые вечера на двоих с мужем, мне стало обидно не только за себя, за нас двоих. Нам стало неинтересно друг с другом.  Скучно. Холодно.
                Я прервала свой рассказ и почему-то заплакала.  Слёзы капали, а я уже не делилась с Матвеем наболевшим. Это были мои мысли вслух.
                – Куда всё ушло? Мы раньше могли собраться за пять минут и уехать куда глаза глядят. Как дети любили эти неожиданные поездки! Мы могли ночи напролёт обсуждать книги, фильмы, спорить, просто болтать, лишь бы быть вместе, держать друг друга за руки.
                Матвей дотронулся до моей руки и стал тихо успокаивать меня.
– Пока мы живы, всё можно исправить, на то и дана нам жизнь.
– На что, на что она дана? На совместное одиночество? – всхлипывала я, пытаясь ему возразить. 
– У нас есть право и возможность изменить свою жизнь. Когда настанет час, и нам придётся проститься с жизнью, вот тогда ничего изменить мы не сможем. А пока мы живы, мы обязаны жить и по возможности счастливо, что опять-таки зависит от наших решений.
Матвей достал сигареты, взял подстаканники с брянькающими  стаканами и вышел из купе. Через некоторое время он  вернулся с горячим чаем.
– Интересно получается. Встречаются два совершенно незнакомых человека… Знаешь, Юля, а мне кажется, что мы с тобой давно знакомы. И рассказ твой мне знаком. Может потому, что все, о чём ты говорила, было и в моей жизни.
                Мы с женой в молодости не просто любили друг друга, а были лучшими друзьями. Также была неожиданная встреча, сумасшедшая любовь. Рождение дочери. Откуда появилось непонимание? Я не мог больше слышать односложных ответов. Видеть вечную раздражённость.  Потом мы с женой как-то незаметно для себя решили спать в разных комнатах. А когда у меня умерла мама, то жена не стала спорить и сразу согласилась на то, чтобы я сначала ненадолго, а потом уже навсегда остался жить в освободившейся квартире. Странно, но у нас друг к другу не было никакой ненависти. Просто нам стало легче поодиночке. Знаешь, иногда в своей размеренной жизни надо что-то кардинально менять. Если один день, как близнец, похож на другой, то жизнь превращается в болото. Это не жизнь.
                – Возможно, ты прав, – ответила я ему, –  я устала от такой жизни. Я чувствую, что начинаю меняться. Мне всё становится неинтересным. Раньше я такой не была. Я вижу, что не нужна мужу. Он домой приходит, как в столовую. Поел, сказал спасибо, сел у телевизора, почитал газету, заснул, ушел на работу, вернулся – и опять одно и то же. У дочери своя семья. Сын в армии. Я никому не нужна. Я хочу другой жизни. Хочу общения, хочу ходить в театр, хочу обсудить прочитанную книгу. Я в лес хочу! Я же еще не старая. Он тоже не старый! Но ему ничего не надо. Его устраивает болото. Ему хорошо в нём. Комфортно.
        – Почему так получается? – продолжил мои размышления Матвей, – когда-то давно встретились, как мы думали, два одинаковых человека. С одинаковым темпераментом, с одинаковыми мечтами, мыслями. Было тяжело, трудно, но мы всё преодолевали вместе. Грустили, веселились вместе. Наступила жизнь, какую строили, спокойная, сытая, достаточная. Вроде бы всё, живи, как мечтали. Но что-то потерялось по пути. Не хо-чет-ся. Сознание замкнулось. В твоем случае: работа, телевизор, политика. В моем случае: работа, телевизор, сериал. Почему, когда, наконец, наступило время, и мы можем посвятить все оставшиеся годы друг другу, нам стало плохо вместе? Стали мешать, раздражать друг друга?  И вот теперь я свободен, но я несчастен. Я один.
        –  Я не свободна. Я несчастна. Я одна.
Мы молча смотрели друг на друга, и казалось, каждый из нас думал о том, почему мы встретились? Почему мы встретились так поздно? Почему мы едем в одном вагоне, но в разные города?
        Матвей взял мои руки в свои ладони.
        – Может, рискнешь? Может, мы вместе рискнем? Возможно, это наш последний шанс. Нам вместе будет хорошо. Не выходи на своей станции, поедем дальше.  Ко мне. Начнем с белого листа.
        – Да, я хочу стать прежней. Я поеду с тобой. Мы начнем новую интересную жизнь. Мне нечего терять.
          Мы сидели, взявшись за руки, и говорили, мечтали, планировали. А колеса стучали, поезд с каждой минутой приближал меня к моему решению. К точке, от которой начнётся другое исчисление моей жизни. Я должна принять окончательное решение и изменить свою жизнь.
А за окном лил дождь, и была ночь.  Дождевая вода струилась по стеклу быстрым потоком, а колеса отстукивали свой ритм, заставляя моё сердце стучать
по-другому.
       Мы легли каждый на свою полку и еще долго разговаривали. Потом говорила я, пока не услышала ровное дыхание Матвея.
          – Заснул,  как здорово, что мы встретились. Так не бывает. Мы такие одинаковые. Здорово! Мы с ним поедем в его Матвееву пустошь, будем рыбачить, коптить рыбу. А сейчас мы приедем… к нему в квартиру. В его однокомнатную холостяцкую квартиру. Это получается из моих вещей одна сумка, а в сумке… Ну и что вещи потом заберем.  А потом  что? Развод.  А сын из армии вернется? Но сначала он узнает, что я ушла к другому. Сын не поймёт. А дочь поймёт? А работа? Устроюсь, – я села и посмотрела на спящего Матвея, –  неужели я могу решиться вот так взять и изменить свою жизнь? А если я не смогу с ним? А если не сможет он со мной?
        Мне до слез стало жаль себя. Я вспомнила дочь, маленькую внучку. Думала, что надо будет переезжать в другой город, где всё чужое, где все чужие. Я должна буду лечь в чужую кровать, есть из чужой посуды. Мне стало тяжело дышать. Весь остаток пути я плакала и думала, как поступить? Потом, стараясь не шуметь, встала, оделась и вышла из купе. Матвей тихо посапывал. Я смотрела в окно.
        Рассвет. Какой красивый рассвет за окном! Скоро появятся очертания моего города. Города, в котором меня ждут. Где столько было прожито счастливых минут. А почему я должна ходить на рыбалку пусть с очень хорошим, но с чужим человеком? Разве можно вернуть то, чего не было. А у нас с Матвеем нет главного, нет памяти прожитых лет. Неужели легче начать все сначала, с чужим, пусть и прекрасным человеком, чем возобновить старые чувства, скреплённые прожитыми годами? Нет, я стану прежней, уж я покажу мужу, я его так расшевелю! Всё, начинаю новую жизнь. Один юморист сказал, что у женщины новая жизнь начинается с парикмахерской. Хорошо сказал. Я завтра тебе устрою «рассвет в яблоках».
                Немного успокоившись, я открыла дверь купе, взяла свою сумку и курточку, посмотрела на спящего Матвея и пошла к выходу из вагона. Проводница открыла двери остановившегося вагона.
                На перроне стоял муж и с безразличным видом курил сигарету. Увидев меня, он так же безразлично подал мне руку, взял сумку с вещами и, сказав: – привет, –   также продолжая курить, безразлично пошёл вперёд к вокзалу. Я смотрела на его чуть сутулую спину, опущенные плечи. На то, как он идёт, не оглядываясь.  Мне стало так противно за себя, за него.
Состав дёрнулся, я подняла глаза и в окне увидела Матвея.
                – Нет, надо решиться на поступок. Я смогу изменить свою жизнь.
                Я прыгнула на подножку вагона и чуть не столкнула проводницу с флажком в руках.
                – Женщина, – куда вы?! – вскрикнула она. Муж обернулся. Не видя меня за собой, он перевёл взгляд на вагон отходящего состава. По его выражению лица мне стало ясно, что он всё понял. Я смотрела на него в ещё открытую дверь вагона. Состав медленно двигался по перрону. Когда мы поравнялись с мужем, он подал мне сумку и, выбросив сигарету, крикнул: – обязательно позвони!
             Он понял всё. Поняла и я. Он тоже хотел что-то изменить в нашей жизни, но не решался этого сделать первым.
           Я вошла в вагон. Матвей шёл мне навстречу. Он обнял меня за плечи, – ты должна была решить всё сама. Ты решила, значит, у нас всё будет хорошо.
           – И мы с тобой поедем в Матвееву пустошь? –  спросила я его.
             – С тобой – хоть на край света! – ответил он мне.