Матрос Роман Куницын

     Осеннее  море штормило несколько дней.  Корабль качало, болтало, трясло: моряки измотались на вахтах. Сменившись на боевом посту,  Роман Куницын,  корабельный радиометрист, чувствовал подмывающую слабость в теле: ломило в суставах. Кружилась голова.  А  главное, настрой был отвратительным. И было отчего.
Перед закрытыми глазами все еще высвечивались импульсы экрана поисковой  станции. В голове путались воспоминания. И подташнивало. В кубрике моряк с трудом снял робу, тельняшку и лег в постель.
Прежде Роман Куницын не раскисал в качках, на вахтах, и почти не ощущал морской болезни. Легко переносил морские походы, штормы. Не уставал на посту. В этот раз занемог. Утратил блеск в серых глазах, помрачнел. Мятое лицо, растертые полозья слез на бледных щеках да разбросанные по койке вялые руки и ноги говорили о серьезном недуге его.
Товарищи догадывались, что сослуживец распластался на койке не из-за морской болезни и утомительной вахты.  Разумеется, и не из-за переживаний, что недавно получил внеочередной наряд на работу от мичмана Козленко, старшины команды радиометристов,  за опоздание из увольнения на берег.
За два года службы на корабле Роман не раз чистил гальюны, лишался схода на берег.  Но из-за этого не болел, не слабел душой.
Видя  болезненные мучения Романа,  Андрей Дозорцев, друг Романа и напарник по радиолокационной станции,  расстроился. Что сделать, чтобы друг воспрянул духом?  Пилюли врача глотать? Но болезнь была какой-то необыкновенной. Ни температуры, ни признаков простуды. Правда, еще перед выходом в море Андрей Дозорцев заметил, что друг был задумчив и раздражителен. Деликатничая, Андрей не стал распрашивать Романа о причинах его угнетенности.
Но в походе Дозорцев забеспокоился. Роман, отгородившись молчанием, поугрюмел и еще более помрачнел. Тогда-то Дозорцев и не выдержал.
- Что с тобой? – подсел он к нему на кровать.
Роман  тупо  уперся  глазами в подволок  и  молчал. Более того, шепотом послал к черту друга.
Почти два года Андрей Дозорцев дружил с Романом Куницыным.  Русоволосый Куницын из Саратова приглянулся Андрею с первого  дня службы.  Чуть позже познакомился ближе. Потом почти не разлучались. Вместе ходили в море, вместе сдавали курсовые задачи. Одновременно бывали на танцах в городском парке. Прошлой осенью Андрей перебрался на соседнюю с ним койку, когда отслуживший три года демобилизованный моряк, освободил ее.
Бывало в выходной,  начистят до ослепительного блеска ботинки, бляхи, отутюжат брюки, суконки, выправят бескозырки с белыми чехлами, чтобы ни одна морщинка не коробила околыш, – и на концерт или на прогулку в город.  А  сколько было переговорено? О жизни, дружбе, любви, службе на флоте. На корабле и на берегу каждый шаг был вместе. И вахту несли вместе.
Но сейчас Андрей Дозорцев чувствовал себя виновным прямо-таки перед другом: Роман мучается, а он ничем не может помочь ему. «Может, Роман доверять перестал другу?.. Или  у него завелась какая-то тайна?  Да нет. Вроде бы не было ничего подобного”.
От качки воздух в кубрике сгустился, потяжелел, хотя через люк и тянуло свежими завихрениями.
- Обедать пойдешь? – заботливо спросил у него Андрей. – Или сюда принести первое? 
Роман молчал.
- Не хочешь ли соленого?
- Не требуется, - ворчливо буркнул Ромка, не поворачивая жухлого лица от стенки.
- Чего захирел? – заворчал и Андрей. – Сестру  милосердия  что ли вызвать на скорой?!
Море сильнее заштормило. Или изменен был курс судна, или покрепче ветер задул. Раскачиваясь, корабль резко опускался форштевнем в ложбины между волнами, ухал, дрожал будто в испуге, а наткнувшись носом на крутой водяной вал,  дергался, издавая бухающий гул и замедляя ход.
- Не царапай душу, Андрей, - взмолился Роман вдруг,  испуская жалобный хрип.
Что-то болезненное, похожее на стон, было в голосе Романа. От этого голоса у Андрея  сердце сжалось.
- Выкладывай, что у тебя случилось, Ромка! –  потребовал  Андрей. - Иначе я сутки сидеть буду возле тебя и не отойду.
- Зачем?..
- Хватит таиться! – Андрей Дозорцев понял, что друг что-то скрывает от него, и   занегодовал: – Я кто тебе: друг или посторонний?..
Нехотя Роман достал  из-под подушки скомканный лист бумаги и подал его Андрею. Это было письмо. Короткое, небрежно написанное – видно, в спешке водили карандашом по бумажке. «Почти два года я ждала тебя, Рома, от тебя порой месяцами не было  писем, - читал про себя Андрей. - А молодость уходит. Я стала забывать тебя… Некоторые подруги называют дурой… Прости, я не писала тебе, – мне дважды делали предложение… Может, не будем переписываться больше, откажемся от прежних взаимных обещаний друг другу…»
Посерьезнел, нахмурился Андрей. По рассказам он знал Марину,  она нравилась ему. Жесткое же бессердечное ее письмо и для него  оказалось тяжким. Оно застало его врасплох и даже ошеломило. Ее письмо было похоже на беззастенчивое  предательское откровение. «Как же  так: уверяла,  что  любит, клялась ждать, обещала…» Лицо  у Андрея тускнело. Он вяло теребил надорванный лист бумаги  в руках, уставясь неподвижными зрачками в свои вздрагивающие колени. Предательство у моряков считалось самым тягчайшим поступком. Но как помочь другу? Как облегчить его страдания?
Злясь, что судьба друга была безжалостно исковеркана, он стал про себя упрекать Марину за непостоянство, неверность, подлость. Прямо-таки  костерил  ее и всех девушек, которые предавали своих друзей, не по своей воле находившихся на военной службе.
Нудно корабль валило с борта на борт. Жалобно  скрипели  шпангоуты с бимсами. Волны, бухаясь в скулу, тупой болью отдавались в тяжелой голове моряка.
«Их бы, изменниц, в штормовую погоду на службу! На месяц-другой хотя бы… Да в  трюм радиометристов, для приличия который называется рубкой!»
Он с удовлетворением подумал, что у него не было подружки. Не пожалел, что не успел обзавестись ею до службы. Не нужно было душу и сердце рвать, подобно другу, а друга жалел.
Письмо Маринки Андрей считал не только жестким,  но и  кощунственным, омерзительным глумлением над святая святых моряка. «Роман - на боевой службе, - думал он. -   Она же наверняка знает о его частых походах и что ему  бывает трудно в море: тревоги, вахты, качка, перенапряжение, а она - «перестанем переписываться!» – обухом по голове человека,  у которого одна лишь отдушина на военной службе – мечта о встрече с любимой… Бесчестно, гадко, бездушно!»
В кубрик подходили сменившиеся с вахты радиометристы.  Появился и Михаил Курицын. Матросы звали его Митей Трещеткиным. Развязно Курицын выдернул из рук Андрея Дозорцева  письмо Маринки и бесцеремонно впился в него наглыми  глазами.
- Ха-а!..  Выкинь из головы эту бабенку, Роман! – заржал он, пробежав глазами  письмо. – Подумаешь, принцесса заморская. Хватит и перехватит тебе подружек на твой век!..  Хочешь, я подыщу тебе телочку?
Курицын  развязно плескал в больную душу моряка  обывательской грязью, беззастенчиво обливал и незнакомую девушку помоями.
Андрей Дозорцев не стерпел.
- Заткнись, грамофон без трубы! – оборвал он Курицына, решительно выдернув из его рук письмо Маринки. – Сколько можно пакостничать?
- Я же – доброжелатель! – не сразу Курицын погасил  ухмылку на притворной своей физиономии. – Смотри трезво: девок  пруд пруди везде!
- Разве человек о «девке» убивается? – подступил к нему Андрей Дозорцев. –  Светлая вера в дружбу попрана. А ты-ы?! - «Телка!», «девка»…
- Да что объяснять кнехту? – загалдели  моряки, окружавшие Романа Куницына.
Но Курицын, безапеляционно бравируя своим  опытом в  общениях  с женщинами, выставляясь  знатоком близких отношений с противоположным полом,  надувал щеки, как бобр за жадным потреблением осинового бревна.
- Жизнь покажет, кто прав, - продолжал он.
А раздосадованный Андрей, что допустил Трещеткина до чужого письма, вдруг взвинтился.
- Крути отсюда, Митька! – угрожающе показал он ему на дверь из кубрика. – Живо! А то я…
Курицын ушел. Разгневанный Андрей обернулся к Роману.
- Ты поднимешься, моряк?! Хандру – за борт! Нечего кваситься салажонком…Вставай!
 .  – Не могу, друг.  Кости болят. Я и простыл, по-видимому… Но  в  душе - жар с огнем.
     И закашлялся.
Андрей потрогал его лоб.
- Да у тебя, действительно, температура! – и  упрекнул распластавшегося на койке друга досадливо: - Довел себя…
Залились латунным перезвоном корабельные колокола громкого боя.
- Боевая тревога!..
Из кубриков и кают побежали моряки на посты. Бросился и Андрей Дозорцев к своей рубке.
Превозмогая боль, поднялся Роман с постели. Боевая тревога на военных кораблях – хоть на четвереньках, хоть полумертвый, но готовь оружие и механизмы к действию, включай аппаратуру!
В рубке радиометристов звучали повелительные команды. Засвечивались экраны осциллографов разведывательных и поисковых станций.
Роман включил аппаратуру. Экран, моргнув коротко, открылся голубым зеркалом. Проверив настройку, Роман склонился над вахтенным журналом - и вроде бы перестал ощущать ломоту в суставах и жар в теле…
На экране запрыгали прерывистые полосы помех. В наушниках загудело. Но это не встревожило радиометриста. Так и раньше бывало, если аппаратура не прогрета.
За двухлетнюю службу на флоте много раз ходил в море матрос Куницын Роман Михайлович. Летом без штормов, зимой и осенью в очертенелой качке. Вахту на радиолокационной станции нес как все: прилежно.  Дозорная служба всегда была ответственной задачей моряков. В морских дозорах можно было обнаружить чужие корабли и самолеты, тайно пробирающиеся к российским границам, услышать «СОС» и увидеть суда, терпящие бедствия. Но появление чужих военных кораблей и самолетов в своей  акватории моря или в своем воздушном пространстве  всегда считалось событием номер один.
В недавнем походе, ведя радиолокационное наблюдение, Роман Куницын  запеленговал подозрительный военный транспорт недружественного  государства, который хорошей скоростью шел к запретной зоне. «Что за судно и зачем оно идет сюда?» Роман доложил по команде.
Мичман Козленко, старшина команды радиометристов, похвалил Романа Куницына  за бдительность и что Роман своевременно рассчитал точные координаты места нахождения чужого судна.  Командиром корабля  были  приняты соответствующие меры. «Никакое военное приготовление не должно быть незамеченным на Балтийском море, будь судно даже под флагом мирного или соседнего государства, - сказал он. – В годы минувшей войны и так много горя принесли сюда фашисты…»
Романа ценили на корабле. И Роман был горд. Старался быть квалифицированным военным специалистом, как сверхсрочнослужащие или как офицеры.
Качка усилилась. По-видимому, корабль лег на другой галс.  Скулами он шлепал с разбегу о валы воды, дрожал и вздыхал как больной. Не держались карандаши с вахтенным журналом на столе. Сползали и падали на палубу, под ноги. Было и самому  не усидеть в кресле. Но прежнего недавнего недуга он не ощущал.
«Девок хоть пруд пруди!..» – вспомнил вдруг он болтовню Мишки Курицына. Стало досадно и горько. «Нашел  в Маринке «бабу»! Маринка – не баба, не  девка. Это – девчонка, хорошая милая девчонка… - но перед глазами побежали строчки ее письма, и он осекся: - Была такой что ли… Почему она прислала бессердечное письмо? Она же клялась ждать меня…»
С Маринкой Роман был знаком с детства. Нередко готовили школьные уроки вместе. Ходили вместе в кино. Бродили по гористым окрестностям. Вместе мечтали… Маринка была пленительной девчушкой. И по внешности была подстать красавице. Стройная, изящная, с мягкими  светлыми  волосами, с вздернутым носиком, с глазами морской волны – разве не полюбишь такую!
«Если бы сейчас попасть к ней!..» – на секунду представил он свой приезд домой. Как всегда – длинный звонок, - словно по боевой тревоге на корабле, - который знала вся ее семья… Переполох в квартире. И Марина!  Стремительная, как птица,   искрящиеся глаза, протянутые вперед  руки… Роман был почти убежден, что ее чувства к нему не погасли. Он точно знал, что она любила его. Провожая на военную службу, шептала на вокзале: «Буду ждать…» Тот шепот не был наигранным. Не было в нем и фальши.  «Неужели поддалась обработке какого-то богатого проходимца?.. Дельцы, мошенники всюду теперь!»
     В памяти всплыло. Еще до военной службы он вместе с ней приехал на дачу к ее     тетке. Тетка, жена известного артиста, разумеется, не бедствовала в приличном особнячке, так как артист, по слухам, «вышибал» немалые деньги из обывателей. Тетка мигом потянула Марину за собой в гостиную, оставив Романа в прихожей. «Погляди в окно, милая, - услыхал Роман сладкий голос ее тетки через неплотно прикрытую дверь. – В шесть комнат особняк, машина «Мерседес»… Максим – умеет деньги делать с наваром.  А что хорошего в «этом», твоем?.. Жить-то где будете, если поженитесь? В палатке? Да и в армии ему еще надо отслужить…» 
Нечаянно услышанный разговор тетки Марины с Мариной привел его в негодование тогда. Не сказав ни слова, он ушел из особняка. 
Через час Марина все же нашла его. «Мне по душе ты, - сказала она, - а не дом Максима».
Негодование улеглось. О происшедшем не вспоминали.
Роман догадывался, что влияние на Марину оказывает тетка. «Эх, и разделался бы я с этой дородной дамой и ее соседом, который умел делать деньги! Теперь бы, как мальчишка, не побежал от сводницы, а дал бы проклятой женщине бой», - подумал он.
Он схватился за переключатель на панели прибора и так сжал его, что побелели пальцы руки. «Что же я не докладываю о готовности  боевого поста? – вспомнил он вдруг о своей уставной обязанности. – Разве можно отвлекаться?»
На экране что-то мельтешило, пропадало и снова появлялось. Но какой-то далекий сигнал необычайными проблесками перед глазами назойливо давал о себе знать.  «Что это?!» Таких сигналов он не засекал ранее.  Работала какая-то мощная радиолокационная станция чужого корабля.  Роман в то время все еще чувствовал некоторое недомогание и был несобранным вахтенным на посту, нечетко понимал происходящее в эфире.
- Матрос Куницын,  что с вами? – запросил мичман Козленко,  заметив вялость подчиненного перед станцией. – Доложите о наблюдениях!
- Роман, держись цепче на якоре,  не дрейфуй! – повелительно зашептал сидевший рядом за прибором соседней станции Андрей Дозорцев. 
В рубке становилось жарче. А терпкий воздух кружил и туманил голову.
Форштевнем корабль проваливался, полубак, по-видимому, накрывался волной, так как наверху скреблось что-то. От нудной качки тошнило. Второй сосед Романа, молодой матрос Зуев, на посту  каждый раз, как только нос корабля проваливался,  судорожно сгибался к целлофановому мешку. Поэтому, может, Роман не выдерживал раздражающих запахов рвотных масс, и ему было не по себе.
- Товарищ мичман! – встрепенулся Роман вдруг, порывисто разворачиваясь  к старшине команды вместе с креслом. – В первом секторе  цель!.. Усиление сигнала…
Роман понял вдруг, что им обнаружен важный объект, о котором немедленно надо было докладывать командиру корабля.
А некоторое время спустя осциллограф с голубым экраном высветил новые, более отчетливые всплески.
- Сигнал радиолокационной станции авианосца! – вскричал Роман. – Пеленг! Дистанция… Сигналы и с корвета…
На экране уже не мельтешило помехами.  Всплески  сигналов становились ярче, отчетливее.
- Вы, верно, укачались, Куницын! – насторожился старшина команды Козленко. – Зачем  мог  придти в Балтийское море чужой авианосец?
В рубке стало тихо, как на подводной лодке в толще воды. Не раздавались команды на постах, стихли доклады вахтенных. Вроде бы и перестали бухать  волны в скулу  корабля.
- Я не ошибся, товарищ мичман! – произнес Роман. Он был уверен, что распознал излучения радиолокационных станций чужаков.  – Авианосец с кораблями охранения…
Даже недомогание и расстройство, вызванные письмом Маринки,  у Романа в тот момент отступили  прочь. Перестало тошнить. А мысли в голове стали яснее, четче.  «Шутка ли – чужой авианосец с кораблями охранения в Балтийском море!».
- Позови  мичмана, - подсказал другу Андрей.
Но мичман Козленко уже сам спешил к посту Романа Куницына.
 - Смотрите, товарищ мичман! – стремительно освободил свое место Роман для старшины команды перед прибором, показав пальцем на всплески работающих радиолокационных станций  чужих кораблей на экране.
Мичман недолго наблюдал за экраном станции Романа Куницына,  взял микрофон.
- Товарищ командир, в северо-западной части Балтийского моря обнаружен авианосец с группой кораблей! – доложил он. – Пеленг… дистанция…
- Уточните, товарищ Козленко, - последовал приказ с мостика. 
В Балтийское море не заходили чужие авианосцы и другие крупные боевые корабли далеких  стран. Делать им нечего было в этом районе. А своих у государств региона не было.
«С какой стати появился на Балтике авианосец? – размышлял Роман, уточняя координаты нахождения авианосного соединения. – Попугать пришел? Или визит вежливости? Но о визитах вежливости заранее оповещалось в газетах, по радио. Внезапно появившейся армадой нас, бесспорно, не напугать. В нашей стране есть перехватчики, есть ракеты, есть корабли с мощными  средствами борьбы… Главное, что я запеленговал это чужое соединение боевых кораблей, хотя оно, осторожничая,  и  жмется к берегу вблизи запретной полосы, чтобы быть менее заметным».
Когда мичмана Козленко вызвали на мостик к командиру корабля, Роман Куницын  подумал, что он ответственно нес вахту,  делал все, что полагается радиометристу на боевом посту, несмотря на личные неурядицы с девушкой и плохое состояние здоровья. И, очевидно, не просто так вызван старшина команды радиометристов на мостик.
Ни Роман, ни Андрей  не знали, что о появлении авианосца в Балтийском море командир корабля  сообщил в штаб флота, а из штаба флота донесение пошло в Москву…
Ветер свистел в снастях мачт.  Волны, похожие на валуны, рушась на палубу, разбивались о носовую башню артиллерийской установки, мириадами брызг обливали ходовой мостик и ракетные контейнеры корабля.
Перекрывая шум волн, в динамиках корабельной трансляции зазвучал голос командира:
- Товарищи! Благодаря бдительному несению вахты радиометристом Куницыным  обнаружен  нежелательный  гость на Балтике…  Принимаются соответствующие меры старшим командованием страны по недопущению им нарушения территориальных вод. Прошу внимательнее следить за движением чужого авианосного соединения…
- Молодец, Ромка! – взял за руку друга Андрей. – Вовремя узрел  супостата…
 - Ставлю в пример экипажу корабля вахтенных радиометристов! - звучало в динамиках. – Крадучись не прошли чужие корабли к берегам нашей страны тайно, не застали нас врасплох, не спровоцировали опасных действий…
Роман Куницын  засветился от похвал, в нем появились какие-то для него неведомые силы. Перестал он ощущать в себе слабость, мягкотелость. Почувствовал, что он как бы поправился от своего недуга в миг, болезнь и недомогания отступили. И терзаемые  переживания, что Маринка не выдержала испытаний разлуки, отошли. Хотя  считал их не второстепенными.  А коварный противник  не приблизится к границам родины тайком. 
Роман почувствовал, что он вырос в своих глазах, стал тверже силами и волей.
- Слушай, Ром, командир корабля, наверное, поощрит тебя домашним отпуском, - шептал над ухом Андрей. – Утрясешь там все с  Маринкой… Под киль срубишь богатого пижона, подкупающего девушку особняком да шикарной машиной!
Но командир корабля не поощрил матроса Куницына  домашним отпуском. Часа через два он сам пришел в рубку радиометристов. Подсел к Роману.
- У вас, товарищ Куницын, знаю, горит в душе… - заговорил он участливо и проникновенно. – В голове, очевидно,  перепетлялось  все. В отчаянии, наверное… Так оно и должно было быть у настоящего моряка… Главное, что воинский долг оказался превыше всего в ваших помыслах и в вашем поведении…  А личные чувства… личные чувства, между прочим, всегда проверяются в разлуке. Что прочно, крепко, то на мертвом якоре остается, а что хлипко, шатко – обрывается, рушится... Но непостоянство, подлость, измена всегда отвергались моряками.
 Он помолчал в задумчивости.
- Мы, военные моряки, на посту,  - продолжил он мягче.  – Свою страну охраняем от алчных недругов…
Внутренняя борьба в душе Романа не улеглась от добрых товарищеских слов командира корабля. С приходом в базу непременно он даст телеграмму Маринке, что он охраняет свою страну от нападения и военных провокаций врагов, как клялся в военной присяге.   А Марина пусть крепко задумается над этой телеграммой. Неглупая она девчонка, правильно должна взвесить и расценить его отношение к себе.