Я найду тебя, Люся!

     Поезд  шел с частыми остановками и задержками.  Услышав тревожные  гудки паровоза, пассажиры покидали вагоны и бежали в лощины, кюветы, чтобы не попасть под разрывы бомб.
А немецкие самолеты, отбомбившись, улетали на запад.
Капитан-лейтенант Медведев, ехавший в этом составе, измучился от частых тревог, хотя  накануне думал, что отдохнет в поезде. Но оказалось, что и в поездах стало не легче, чем на передовой. Недалеко от железнодорожной ветки проходил фронт. Передовые сухопутные части и танковые соединения немецко-венгерских войск вышли к крутому берегу реки Дон. Южнее Воронежа правым крылом наступали по необъятным степям, простиравшимся до Сталинграда и Волги.
Прислушиваясь по ночам  к отзвукам фронтовой артиллерийской канонады, когда поезд застревал на разъездах, моряк с болью в душе отмечал, что враг и здесь лезет напролом.
Второй год шла война. Капитан-лейтенант Федор Медведев попадал в крутые переделки на Черном море, в Севастополе.  За мужество и отвагу был награжден орденом Боевого Красного Знамени, теперь - назначен командиром подводной лодки, повышен по службе – ехал на Северный флот, чтобы там бить фашистов в новой должности. Своими глазами он видел на советской земле, как оккупанты безжалостно рушили селения, порты, заводы. Будто средневековые татаро-монгольские орды жгли  и  калечили они все на своем  пути, глумясь над людьми и над всем советским, чтобы уничтожить даже память о  подлинной свободе и налаживавшейся без эксплуататоров жизни в городах и деревнях Советского Союза. В горе и слезах встречал Медведев беспомощных стариков, женщин и детей, которые каждым взглядом призывали к мести и  нещадной борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. В душе и мыслях Федор становился жестче, непримиримее к врагам отечества.
- Гу-у-у… Ту-у-у… - протяжный сигнал снова поднял всех с полок.
Останавливаясь, вагоны загрохотали сцепами.  Жалобно заскрипели буксы с тормозными колодками.
Федор Медведев увидал самолеты немцев в тот момент, когда один из них заходил в конец поезда, а другой уже пикировал, падая почти отвесно, к паровозу. Взорвалась бомба.  Федор кинулся в ближайшую рытвину с затхлой жижей. В ней и лежал смирно, вдыхая гниль и смердящее зловоние.
В минувших боях и под бомбежками он приноровился  ко  многому, даже потерял  несколько остроту ощущения опасностей. Поэтому лежал спокойно, не двигаясь и не наблюдая больше за бомбежкой, уткнув голову в протянутые вперед руки. Куда бежать-то и зачем, подобно растерявшимся пассажирам с обезумевшими глазами?
Самолеты улетели, оставив горящий состав на путях, а моряк, подняв голову, обнаружил рядом с собой в канаве синевший матросский воротник. Откуда взялся краснофлотец здесь? В поезде кроме него вроде бы не было никого из военнослужащих флота.
- Моряк! – позвал он краснофлотца. – Товарищ военный!..
Не убит ли? Пулеметные очереди, раздававшиеся над путями, Медведев слышал. Он тормошнул соседа во флотской фланелевке. Тот приподнял голову, и Федор еще более удивился: перед ним была девушка-краснофлотец…
                *   *   *
     Зарываясь форштевнем в волнах, разбрызгивая воду скулами, катер ходко бежал к противоположному берегу залива. Темная тяжелая вода, словно маслянистая вязкая жижа, совсем не похожая на черноморскую, постоянно заливала палубу катера и обдавала ходовую рубку пеной, неся острые запахи морских водорослей и рыбы. Она резво скатывалась с палубы в темный омут за бортом и пропадала.  На палубе оставался  пенистый покров, который тоже тотчас исчезал. Казалось, окунись в темный омут за бортом, и не выплывешь, не всплывешь даже. Затянет в бездну.
Справа и слева от катера, заслоняя бледно-голубое небо, высились скалистые сопки, покрытые редкой зеленью. Кое-где у берегов из воды торчали черные камни-слизняки, обдаваемые волной и пеной. Но больше всего не нравились Медведеву скалистые, голые и убогие вершины сопок.  Они казались совсем древними. Хотя полуденное солнце светило вовсю, раскрашивая  залив и сопки оранжевыми бликами, и можно было разглядеть роскошные бухточки слева и справа, кустарники в  каменистых ложбинках, не радовало все это черноморского моряка. Ландшафт Кольского залива и его берегов казался скучным и болезненным. Да и настроение капитан-лейтенанта Медведева было отвратительным: только что простился он с девушкой-попутчицей по поезду…
Катер ошвартовался у деревянного пирса с крупными трещинами в досках. По шаткой  сходне спустился Федор на берег. За мыском стояли подводные лодки у причалов,  выше, на склонах горок, гнездились деревянные дома-бараки, а еще выше красовалось единственное кирпичное здание с колоннами и широкими окнами роскошного фасада. Медведев догадался, что это кирпичное здание и есть штаб Северного флота.
- Товарищ капитан-лейтенант, - шагнул вдруг к нему старший лейтенант с золотистыми нашивками на рукавах синего кителя. - Вы – Медведев?
Медведев кивнул.
- Штурман лодки Югов, - представился старший лейтенант, как только Медведев остановился. – Прислан встретить вас…
Медведев пожал руку молодцеватому офицеру подводной лодки и пошел следом за ним к штабному зданию.
Услужливо оказанная встреча подсказала черноморцу, что экипаж подводной лодки ждет своего нового командира и, судя по доброжелательности и такту штурмана, ждет с нетерпением. От этого рождалось теплое чувство к будущим сослуживцам.
Как только Медведев ступил на палубу подводной лодки,  ощутил запахи  дизельного топлива и ржавчины – специфические запахи подводных кораблей. Обнаружил такие же, как на предшественнице на Черном море, устройства и механизмы в ограждении боевой рубки и на мостике. Оживился и повеселел, спускаясь в люк по отвесному металлическому трапу в центральный отсек.  Навстречу четко шагнул дежурный.  «И здесь ждали, - отметил он. – Приятно и отрадно…» Медведеву, как бывшему помощнику командира подводной лодки, достаточно было взглянуть на людей и боевые посты, чтобы определить, что организация службы здесь высокая и что все в лодке содержится по-хозяйски. Даже латунные маховики клапанов станции погружения и всплытия в центральном отсеке выдраены так, что в них, словно в зеркале, он увидал себя, широкоплечего, скуластого, с задумчивыми прищуренными и несколько грустноватыми  черными глазами.
Из соседнего отсека в центральный пост вошли комиссар корабля, за ним – помощник командира. Медведев приветливо взглянул на новых своих сослуживцев: комиссар строен, с серебристыми висками, помощник, похожий на мальчишку, тонкий и высокий, был юным. На их кителях боевые ордена.
Экипаж лодки, выстроенный на верхней палубе для знакомства, предстал перед Медведевым молодцеватым. Краснофлотцы и младшие командиры в чистых синих робах, выбриты. Многие с орденами и медалями на груди. У командиров боевых частей бравый вид. Гордые, исполненные чувства собственного достоинства, уверенные в себе, как в бывшем его экипаже на Черном море, подводники стояли ровными шеренгами на палубе.  «Знают себе цену», - подумал он не без удовлетворения о них.
Не прошло и трех-четырех часов,  как было приказано загрузить недостающие торпеды в торпедные аппараты лодки, пополнить запасы соляра, пресной воды, получить продукты питания. Медведеву было приятно, что с его приездом  было велено сразу же  приготовить лодку к выходу в море.
Разумеется, он еще не знает степени отработанности экипажа корабля на боевых постах и командных пунктах, не тренировался с лодочным составом ГКП – главного командного пункта – по выходу в учебные торпедные атаки. Но сразу же – в море. И заволновался. Чего греха таить, вновь назначенный командир подводной лодки лично еще не выпустил ни одной торпеды по врагу за войну. На Черном море он служил штурманом, помощником командира, самостоятельно же, в должности командира корабля в боевые походы не ходил. Поэтому трепетно, с тонкой настороженностью воспринимал приказы о подготовке корабля и экипажа к выходу на боевое задание.
Конечно, в торпедной атаке и помощник командира подводной лодки – лицо не второстепенное. Он рассчитывает курс и скорость корабля противника по специальным таблицам, определяет залповый курсовой угол. Элементы движения корабля противника он связывает с элементами движения своей лодки, расставляя эти данные по полочкам так называемого торпедного треугольника, и докладывает командиру корабля, чтобы тот принял окончательное решение на торпедную атаку и на залп торпедами. Готовил  командиру корабля исходные для атаки и торпедирования цели данные, а сам не стрелял.
Остаток дня Медведев руководил загрузкой торпед. Времени едва хватило поужинать. А поздно вечером вместе с комиссаром был в штабе бригады на инструктаже, откуда возвратился на лодку заполночь. Всего вроде не успел сделать за день. А усталость потянула в постель, нераздетым.
Вспомнил вдруг дорожное знакомство с девушкой-краснофлотцем. Не встречал он  ранее таких пленительных, привлекательных и притягательных девушек. Его чувства были переполнены ею. А в сознании оседало, что он влюбился. Крепко влюбился. Ранее он ни к кому не питал таких сильных чувств.   
Перед глазами поплыли недавние события этого знакомства…
                *   *   *
     А произошло у горящего эшелона тогда вот что…
- Вы - краснофлотец?! – удивленно спросил Медведев, разглядывая в канаве  девушку морячку с заплаканными глазами,  когда немецкие бомбардировщики улетели. – Военная морячка?..
- Так точно, товарищ капитан-лейтенант, - на перепачканном глиной лице девушки не проходил испуг от недавнего нападения фашистских самолетов на пассажирский поезд, а пальцы ее рук дрожали.
 Медведев несколько  растерялся, но успел запечатлеть необыкновенную привлекательность попутчицы. Она показалась ему какой-то незащищенной, вроде беспомощного перепуганного ребенка, но притягательной и милой. И хотя ее  расширенные серые глаза, окаймленные густыми ресницами, были в слезах, – в них еще не прошло чувство страха от недавней бомбежки  - они были так глубоки и поразительны, что Федор не мог оторвать своего взгляда от них. А прямой тонкий нос, припухшие розовые губы и густой русый волос над ровным лбом сразу остались в его цепкой памяти как что-то необыкновенное и пленительное, потом он понял, что эти-то черты ее облика и создают неотразимость ее внешнего вида. «Её-то зачем на войну? – мелькнуло в  сознании. Ощутил и щемящую жалость, что хрупкую, худенькую девчушку призвали защищать страну от фашистов. – Совсем юная. Да еще такая красивая!»
- Откуда вы? – разглядывал он ее во все глаза возле горевшего вагона разбомбленного состава фашистами.
- Из поезда… - дрожал ее голос.
- Успокойтесь, - тронул он ее за плечо. – Самолеты  улетели, бомбежек больше не будет, да и бомбить-то уже нечего...
На путях догорали скелеты вагонов с паровозом. Спустя минуту Медведев понял, что и ехать больше не на чем, и что идти пешком до ближайшей станции – не легкая задача.
Девушка опустила лицо в слезах.
- Не плачьте, - повторил Федор нежно. – Вас как зовут?
- Люся…
- Ну вот, Люся, - с трудом улыбнулся он, подмигнув ей ободряющими глазами. - Стоит ли слезами орошать железную дорогу? Все равно на рельсах ничего не растет.
- Вещи сгорели… - не могла успокоиться девчушка, бросая затуманенный взгляд на обугленный вагон.
- Вы куда ехали?
Краснофлотец Людмила Бахарева, оказывается, была попутчицей Федора. После учебы на курсах радисток ее назначили на Северный флот, на пост СНиС, пост службы наблюдения и связи.
- Значит, вместе двинемся?
- И вы на Северный флот?..
Больше недели на попутных товарных поездах и на машинах они добирались до Мурманска. Федор ощущал, что его все более влечет к себе эта хрупкая большеглазая девушка. Ощутил себя осчастливленным, когда заметил, что и она тянется к нему всем своим существом. 
                *   *   *
     Лишь выйдя из штаба флота, Медведев почувствовал вдруг, что произошел разрыв, может даже, бессрочное расставание с полюбившейся девушкой. Ее посылали на какой-то мыс на берегу Баренцева моря вблизи входа в Кольский залив. А он оставался здесь, в  городе Полярном, довольно далеко от того мыса. И он не сказал ей о своих чувствах.  Встретятся ли они снова, войне же конца не видно.  Как сложатся их судьбы? Внутри оборвалось что-то.
Провожая ее на пост СНиС, он видел ее в слезах.  Не будь тогда  рядом моряков, наверное, он и  сам бы заплакал, а надо было бы  сказать ей, что она для него много значит и что они непременно должны найти друг друга в жизни.
- Идет… - оживленно загалдели тогда на причальной стенке пассажиры, ожидавшие оказии.
К пирсу подходил морской буксир. На нем Людмила должна была уходить на пост СНиС, который вел наблюдения за морем и воздухом в районе прибрежья Баренцева моря,  сообщал о своих наблюдениях штабу флота.
Швартовый трос закрепили за тумбу. Но буксир простоял у пирса не более двадцати минут, за которые Федор так и не успел сказать всего, чего хотел сказать девушке. Лишь напоследок, когда судно отошло от пирса, он крикнул ей:
- Я найду тебя, Люся!..
                *   *   *
     - Нэ спишь? – протиснулся вдруг в узенькую дверь командирской каюты командир дивизиона подводных лодок капитан второго ранга, с которым Медведев познакомился на инструктаже в штабе бригады. Черные усы, живые карие глаза и энергичные движения говорили сами за себя: южанин. В его подчинении Медведев должен был служить на Северном флоте.
Приход командира дивизиона отвлек Федора от дум  о Люсе, о том, как ему действовать в первом самостоятельном походе в море.  Поднявшись с дивана,  он по-уставному приложил руки  ко швам брюк. Но командир дивизиона  махнул рукой, мол, мог не вставать, по-домашнему осмотрел тесный закуток жилья командира корабля, поставил свой походный чемоданчик в угол каюты и попросту, как у себя на рабочем месте, сел к столу.
- Понимаэшь, командыр, в море на мэня нэ смотри, - заговорил он, казалось, с еще большим акцентом. – Командовать будэшь сам. Мэшать нэ стану…
Медведев как-то не думал о субординации в море, хотя знал, что в поход с ним пойдет наставник, командир дивизиона подводных лодок, который, как трактовалось на флотах, должен был «обкатывать» нового командира корабля в боевой обстановке.
Капитан второго ранга снял фуражку. Охапка черных жестких волос поразила Федора своей чернотой. На что сам темноволосый, но такую аспидно-черную шевелюру  видел впервые: антрацитовый блеск ее, казалось, был неестественным. Командир дивизиона улыбнулся мягко, обнажив неровные зубы, и без церемонии придвинулся к дивану, на котором сидел Федор.
Федору как-то ближе стал командир дивизиона.
- Главноэ, командыр, спокойствиэ и расчетливость…
Медведев понял, что наставник толкует о предстоящих встречах с противником.
- Фашист нэ такой способный, как о нем ходят слухи. Да-да, нэ удивляйся, - с товарищеской доверительностью начал он излагать некоторые нюансы морских боев. – Бывает обыкновенным дураком.  Но только при одном условии: эсли  наш, советский  командыр, поступает осмотрительно и расчетливо.
С интересом Федор слушал советы комдива и наблюдал за ним. А тот, щипнув ус прокуренными пальцами, продолжал:
- Эту лодку - твою теперь! - считают счастливой  в дивизионе. А паччему?.. Потому что имеет двэ побэды, – и опять покрутив кончик уса, оперся локтем на стол. – Да!.. Командыр тут был головастый. Умный тут был командыр. Спроси у своего комиссара…
По трансляции объявили о подготовке подводной лодки к выходу в море, Федор заерзал на диване. Комдив, заметив его нетерпение, спросил:
- Хочэшь посмотреть на действия моряков в отсэках? Иди…
И встал, освобождая проход к двери. Встал и Медведев. Он действительно хотел поглядеть, с какой сноровкой и натренированностью подводники исполняют команды центрального поста, как быстро готовят приборы и механизмы к действию. Хотел хотя бы бегло познакомиться с людьми в отсеках. 
Через час лодка отошла от пирса…
                *   *   *
     Повернули к северо-западу. Дул несильный, но колкий ветер. В целях скрытности погрузились. И уже из глубины Медведев взглянул в перископ.  В небе ни облачка, всходило солнце. Но какое же это лето: снежный иней на сопках. Моряки в теплой одежде. И сам Медведев одет в кожаный реглан. «А как там Людмила? – вспомнил он с волнением вдруг о девушке, которая одновременно с ним начала свою военную службу на Северном флоте где-то здесь, на одном из заиндевевших скалистых утесов Баренцева моря, мимо которого должна была проходить лодка. – В каких условиях? В блиндаже или в палатке?»
В лодке под водой стало тепло. Скинув реглан, Медведев снова взглянул в перископ. В окуляре, как и три-четыре часа назад, все также вяло плескалось море, светило солнце. Неожиданно будто что-то лопнуло над стальным корпусом лодки. Федор вздрогнул, сжался весь, выпустив рукоятки перископа из рук. Боязливо крутнув головой, он перевел взгляд к подволоку, откуда сыпалась пробковая крошка, но там не обнаружил опасности, а над ухом прозвучало требовательно:
- Уходи на глубину!..
Еще не осмыслив происходящего,  Медведев приказал боцману погрузиться.
Послушно  лодка пошла вниз. Федор огляделся: оказывается, о погружении подсказал военком – военный комиссар Бартенев. Военком стоял поодаль от него, спокойный и даже меланхоличный по виду. Будто ничего и  не случилось. Его седые виски отсвечивались белыми бликами под плафоном, а в прищуренных глазах не было ни испуга, ни растерянности. Глядя на него,  Медведев успокоился, подумал: «Взорвалась, по-видимому,  бомба. Но откуда она?»  В центральном отсеке, как бросилось в глаза, моряки вели себя сдержанно. Приказание о погружении было исполнено расторопно, сноровисто, без паники и спешки.
- Осмотреть прочный корпус, - распорядился он.
     - Повреждений не должно быть, - сказал комиссар Бартенев. – Самолет сбросил бомбу далеко от лодки.
Появился комдив.
- Жди тепэрь конвоя, командыр, - сказал он.
     Медведев не понимал: как это и командир дивизиона, и комиссар лодки могли прогнозировать обстановку, а он, командир лодки, правда, только что «испеченный» командир, не разбирается в ней. И молчал, насупившись.
     Минут через пятнадцать-двадцать комдив кивнул на глубиномер:
- Командыр, пора  под пэрископ…
Только теперь Медведев стал догадываться, что фашисты, вероятнее всего, проводят конвой кораблей в какой-то фиорд скандинавского побережья. А суда с грузами в конвое охраняются с воздуха. Самолеты охраны периодически сбрасывают бомбы на  пути следования кораблей, чтобы не допустить приближения подводных лодок к ним.
- Боцман, всплывай на глубину семь метров… - приказал он.
В перископ Медведев увидал  силуэты боевых кораблей и грузовых судов невдалеке от скалистого берега. В небе над ними кружил самолет. Корабли противника находились далеко от лодки, но Медведев разглядел, что транспорты охраняются значительными морскими и воздушными силами. По-видимому, важный груз везут к фронту, подумал он.
В тот же момент и акустик  доложил о слышимых шумах винтов.
- Объявляй боевую тревогу, Федор Петрович, - опять военком заговорил. Он не командовал командиром, а подсказывая, желал лишь, чтобы тот  успокоился,  сосредоточился.
В душе Медведев был благодарен комиссару. 
А перед комдивом краснел. Не мог простить себе, что представал перед ним тюфяк тюфяком, размазней. От чего злился на себя и не мог взять себя в руки, чтобы подготовить экипаж к возможной торпедной атаке.
Из отсеков пошли доклады, что на боевых постах готовы к бою. Но что дальше предпринимать? Федор чувствовал скованность в теле и в мыслях. Беспрерывно стирал пот со лба, жевал губы.
- Командыр, пора занимать позицию для атаки, - сказал комдив, предварительно справившись у штурмана о расчетах по элементам движения каравана судов противника.
Медведев скомандовал. Но решительно обвинил себя в бездарности.
«Опять – двадцать пять! – думал он, что снова попал впросак, так как сам, в сущности, не командовал лодкой и экипажем, а действовал по подсказкам комдива и комиссара лодки. – Что Людмила скажет?” – всплыло вдруг осуждение себя за нерешительность и отсутствие  командирской предприимчивости. 
Развернувшись, лодка легла на курс сближения  с противником.
В поднимаемый перископ Медведев уже мог довольно отчетливо разглядеть идущие немецкие транспорта и боевые корабли охранения. Ближе всех был низкосидящий сухогруз с истрепанным флагом на мачте, который глубоко зарывался носом в волну. Медведев заволновался еще более. Он даже не мог членораздельно отдать очередную команду экипажу. Перебороть в себе предательскую скованность было трудно. «Да что же это со мной?» – готов  был провалиться  сквозь палубу он от стыда перед комдивом и экипажем лодки. Болезненно ощущал на себе пытливые взгляды краснофлотцев в отсеке.   
Офицеры уточняли данные для выхода в торпедную атаку. Трудились за картами, с  таблицами, но моментами тоже косились на него. Лишь гидроакустик, не отвлекаясь от своих дел,  регулярно докладывал о движении транспорта и маневрах боевых кораблей охранения конвоя, не глядел в сторону командира. «Хорошо еще, что многие  не смотрят на меня, - думал Медведев. – Но, главное, - правильно и вовремя вывести лодку в выгодное место для атаки». Хотя он предчувствовал, что противник, опасаясь нападения лодок, внезапно мог изменить курс своего движения, удалиться, прижавшись к берегу, или пойти мористее, прибавив скорость, но в уме Медведева уже родился вариант возможностей опередить маневр врага. В его голове окончательно созрело, что он может немного подвернуть, изменив курс лодки,  и лодка окажется в расчетном месте. Разумеется, атаковать он решил транспорт, тяжело зарывавшийся носом в волнах, если даже его будут заслонять собой сторожевики. Это, наверное, самое ценное судно в конвое. И атаковать его надо как можно быстрей, пока охранявшие его сторожевики рыскают вдали от него. Но Федор опять начал мямлить и глотать слова.
- Акустик, пеленг на транспорт… - наконец выдавил он из себя более или менее членораздельно.
     По строгим сосредоточенным лицам краснофлотцев и командиров боевых частей можно было понять, что его команды воспринимаются  как должное. Но Медведев ощущал взгляды и другого порядка: сможет ли он, новый командир лодки, как прежний, авторитетный, опытный, наверняка поразить цель торпедами и увести после атаки лодку в безопасное место.
Хотя по противнику не выстрелено еще торпед, но сейчас они будут выстрелены,  и надо будет  с хитростью уходить от преследования. А как это сделать? Нырять ли на предельную глубину и полным ходом устремиться в открытое море? Или лечь на грунт, застопорив мотор? Может, идти в направлении Кольского залива, где наверняка барражируют в небе советские самолеты, которые расправятся с появившимся противником?
Но Медведев вдруг почему-то подумал озабоченно не только об атаке и об отрыве от противника, но и о Людмиле.
Много лет он не мог встретить подругу,  которая была бы ему по душе. Ни в Ленинграде, будучи курсантом, ни в Севастополе, осажденном немцами и румынами, где он воевал в этом году, ни на родине, откуда уехал в военно-морское училище. Но надо же свершиться чуду! Неожиданно в дороге, возле разбомбленного поезда он встретил Людмилу. Девушку,  которая грезилась ему в мечтах. Такую красавицу рисовал он себе в воображении. Ее горячее дыхание он все еще чувствовал на своей щеке, когда она, словно ребенок, обвила хрупкими ручонками его шею, испуганно прижалась к нему дрожащим худеньким тельцем, спасаясь от пулеметных очередей вражеского самолета, и шептала: «Он же не убъет нас?!».  А фашистский истребитель строчил из пулеметов и,  как хищник,  кружил в небе, чтобы как можно больше поубивать людей.
Встреча с Люсей Бахаревой под бомбежкой и обстрелами немецких самолетов была случайной, мимолетной, но неудержимое влечение к трясущейся в страхе морячке возникло сразу, как бы искрометно. В длинной дороге потом о многом они переговорили, многое передумали. А Федор усматривал уже конец своей холостяцкой жизни. Он  даже намеревался просить начальство флота о переводе Людмилы с поста СНиС, расположенного далеко от Кольского залива, на берегу Баренцева моря, в городок Полярный, где базировалась его лодка,  как только на фронтах станет спокойнее.  Но терзался: а согласится ли Людмила так быстро стать его спутницей жизни, ведь она ничем не намекнула ему о своих чувствах к нему. И он не предлагал ей ничего.
Федор вряд ли мог предположить, что его скованность во время выхода лодки в торпедную атаку невдалеке от берега Баренцева моря связана с неожиданным воспоминанием о встрече с девушкой и беспокойных думах об их общей судьбе в будущем. Но именно от воспоминаний о необыкновенной девушке родилась скованность в нем. В воображении и сейчас Она, Людмила! То с печальными глазами, то со слезами на ресничках, то с жизнерадостной счастливой улыбкой на нежном лице,  –  отчего Федора бросало в дрожь. «Где она сейчас? Как далеко находится  ее пост? Может, она  в смертельной опасности там?..»
- Товарищ командир, прямо по носу шумы транспорта! – вывел его из задумчивости  акустик. Своим звонким голосом заставил остро воспринимать происходящее наверху.
- Прямо по носу?! – переспросил Медведев.  – Поднять перископ…
В двух милях от лодки шел эскадренный миноносец. За его корпусом скрывался большегрузый транспорт. «Эсминец не помешает атаковать главную цель, - решил  про себя  Медведев. – Фугас и ему может угодить в борт, если стрельнуть несколькими торпедами сразу».  На всякий случай он приказал подготовить и кормовые торпедные аппараты к залпу. Это если корабли охранения погонятся за лодкой и начнут ее «клевать» глубинками.
А за спиной кто-то из моряков шептался, что новый командир лодки вряд ли попадет в цель, командирского опыта не имеет… Ему перечил другой голос, что командир сообразительный. И замечали оба, что комдив не допустит промаха в стрельбе.
Далекое хлюпанье винтов надводных кораблей противника послышалось не сразу. Но в центральном посту это хлюпанье отдалось на поведении подводников как грозовое громыхание Ильи Пророка на колеснице.  Между тем Медведев в уме проверил расчеты атаки. Пора!.. И штурман Югов доложил, что лодка подходит к точке залпа.
- Первый аппарат,  пли-и!.. – раздалась команда. - Второй, – пли-и!
Торпеды выскальзывали из чрева труб с толчками. Лодка вздрагивала, но продолжала идти ровно и плавно. В отсеках замерли. Когда звук первого взрыва, глухой и плотный, достиг центрального поста, люди оживились. Послышались тихие голоса, затем громкие восклицания. К рулевому за штурвалом вертикального руля шагнул штурманский электрик Чижов.
- Полундра, я говорил! – выронил он, не обращая внимания на присутствие в отсеке комдива и товарищей на боевых постах. Азартно хлопнул рулевого по плечу:  – Победа! С этим командиром мы еще так воевать будем…
Медведев понял, что накануне выхода в море моряки, очевидно, обсуждали или спорили даже между собой, чтобы предугадать способности нового командира корабля. Но  он не задумался над этими разговорами сослуживцев сейчас, не отправил и штурманского электрика на свое место. Его радовало, что он успешно атаковал противника.  В тот же момент подал голос и боцман лодки старшина 1-й статьи Соломин, управлявший горизонтальными рулями корабля:
- Лодка счастливая, братишки! – сказал он, на секунду отвлекшись от глубиномера и штурвалов рулей.
Через минуту прогремел второй взрыв.
- Еще одного подстрелили! – вскричал Чижов.
- Точно! – подтвердил командир дивизиона. - Вторая торпэда тоже попала в цель...
Лодка начала разворот, чтобы взять курс отрыва от противника. На смуглом лице комдива то ли улыбка засветилась, то ли появилась ухмылка, после того, как он подтвердил, что и второй торпедой не промахнулись, черные его глаза хитровато прищурились. Но от него не последовало профессиональной оценки действий командира и экипажа лодки в торпедной атаке.
Боцман же Соломин продолжал:
- Что и говорить: фашиста как надо лупанули!  А командир, видно, непромах…
Медведев молчал. Ему было неловко слушать разговор моряков о себе. Да и одобрит ли действия командира лодки командир дивизиона?
Тем временем довольно далеко от лодки заухали глубинные бомбы. Медведев приказал на секунду  подвсплыть, чтобы взглянуть,  кто ведет бомбометание, заодно взглянуть и на результат своего  торпедирования.
Но было странным, что корабли охранения конвоя не начали прочесывать округу, где могла находиться подводная лодка, а по неизвестным причинам стали жаться к берегу. Комдив же загадочно тронул Медведева за локоть:
- Твое счастье, командыр… - и грузно опустился на разножку.
Медведев понял огорченно, что комдив не доволен атакой.
А комдива беспокоили тактическая малограмотность и скованность  командира лодки во время расчетов торпедной атаки и производства самой атаки. Комдив усматривал в действиях командира лодки и некоторую беспечность, хотя понимал, что Медведев полагался на комдивскую подсказку в случае необходимости. Но решение стрелять несколькими торпедами одобрил. В целом комдив объяснил успех Медведева все же счастливой случайностью, а точнее, тупостью немцев, которые вели конвой постоянным курсом, а не противолодочным зигзагом. Считал также, что стоило бы противнику прочесать небольшую площадь вокруг тонущего транспорта, как лодка была бы найдена и, вероятнее всего, потоплена, потому что командир лодки не применил хитростей при удалении от места атаки.  Несмотря на то, что он осуждал себя за излишнюю доверчивость, все же не сожалел, что  предложил Медведеву  командовать лодкой без оглядки на командира дивизиона. «Теперь он будет более уверенным и решительным в самостоятельных новых встречах с врагом», – решил комдив.
Позже подошел к Медведеву и комиссар лодки Бартенев, когда Медведев оказался в своей каюте один.
- Люди поверили тебе, Петрович, - сказал он, удовлетворенно тряхнув седоволосой головой. Хотя спустя минуту добавил тягуче: - А-ван-сом…
В целом, Медведев был рад. «Не написать ли о звенящей победе над фашистами Людмиле! – загорелся он. - Но я допустил серьезные промахи… - вернулся он к более детальному осмыслению первого самостоятельного боя с противником. – А какие промахи?.. Все равно напишу…»
- Вообще-то, Федор Петрович, - продолжал Бартенев. – Ты метко стрельнул торпедами. Но ты был каким-то… потусторонним, летавшим в облаках во время атаки. Я не понимал тебя тогда, - он наклонился к столу, где под стеклом впервые увидал фотографию Людмилы, спросил вдруг, кивнув на снимок с поддевкой: - Не ею ли голова была забита во время боя с врагом? Залетка или кто?..
- Невеста, - сказал Медведев.
- А-а!..
О встрече и дружбе с Людмилой Федор поведал комиссару без утайки. Признался, что полюбил ее крепко и абсолютно искренне и что действительно думал о ней во время выхода в торпедную атаку.
- Из сознания не выходит, - добавил Медведев.
- Романтично!.. – несколько скептически заметил Бартенев. – Об экипаже и боевом задании, выходит, не нашлось достойного места в сознании во время атаки?!.
- Где этот пост СНиС? Далеко отсда?..
Часов через десять победительница гордо вошла в Кольский залив, а вскоре пушечным выстрелом оповестила Полярный о своем успехе. Но Медведеву не терпелось сбегать на почту. Там должно было быть письмо от Людмилы. 
- И чэго, комиссар, твой командыр так рвется в город? – осуждающе хмурился комдив, прощаясь с Бартеневым у трапа лодки. – Перед штабом нэ отчитался. Лодка бэз торпед и топлива!.. Ты его поторопи.
Бартенев доверительно поведал комдиву о своей недавней беседе с Медведевым.
- Не осуждайте его, товарищ капитан второго ранга,  - добавил комиссар: – Любовь у нашего командира лодки. Очень большая,  по-видимому.
- Вон что! – сверкнул  черными глазами комдив с неодобрением. Но улыбнулся: - А мне показалось, с морем он нэ в ладах. Признаться, вынашивал мысль о замэне его  другим командыром…
В базовской колготе Федор чуть ли не каждый день отправлял письма Людмиле. От нее, верно,  приходили редко. Но теплые, отзывчивые. Захотелось Медведеву самому  отправиться к ней на пост, так как уж очень хотелось повидать ее и объясниться, но дороги  к отдаленному пункту в сопках были занесены сугробами, а морские буксиры ходили туда редко. Да и остерегался просить комдива об отлучке. Комдив мог отрезать: «Нэ до личного! В любой момэнт могут послать на коммуникации врага».
Наступали короткие осенние дни, колючие, холодные. И завьюжило. Экипаж  лодки, подремонтировав механизмы на постах, был начеку. За потопленный транспорт фашистов в минувшем боевом походе были вручены ордена и медали. На кителе Федора рядом с орденом Красного Знамени засверкал эмалью орден Красной Звезды. Об этом Федор написал Людмиле. Не из-за хвастовства. А по-дружески. Людмила ответила зажигательной похвалой.  Он чувствовал, что его успехи глубоко волнуют ее. Но чувствовал, что разлука мучит обоих. Ему невозможно было попасть к ней и потому, что немцы с финнами стали активничать на сухопутном фронте в районах Рыбачьего и Среднего, а стало быть, им требовались пополнения в живой силе, боеприпасы, горючее. Советское командование постоянно держало корабли с самолетами на путях следования вражеских судов к фронту.
Но вдруг Людмила сообщила, что скоро сама приедет в  Полярный для получения запчастей к радиостанции и продуктов питания для личного состава поста.
В томлении Федор  ждал ее, но и предчувствовал, что лодку могут вот-вот отправить на новое боевое задание. Хотя верил, что он встретится с Людмилой.  Ведь она на одном с ним  флоте, в одном административном районе. Конечно, коротенькая встреча, если Людмила и застанет его в базе, мало что даст для них обоих. Поэтому задумывался: не узаконить ли брак с ней, когда она прибудет в Полярный. Надеялся, что ее потом, как жену командира лодки, могли бы перевести служить в подразделение связи штаба флота. Надеялся, что и комната для их совместного проживания могла найтись бы в военном городке.
Снег шел несколько суток. Ветер рассевал по палубе белую крупу, шквалами сбивал ее в сугробы у пирсов.  А в небе не было просветов. В последние дни немцы прекратили бомбежки Мурманска и Полярного. Думалось: из-за непогоды. Но разведка сообщала, что в авиационных частях противника создался дефицит горючего и боеприпасов.
Медведев уже спал, когда постучался рассыльный, передавший приказание явиться в штаб бригады. «Что там в такой буран?» – гадал он по дороге, пряча за воротник куртки лицо от колючего снега. Крупяные шлейфы крутились, кружились, застилали скудно видимую тропинку.
В коридоре,  отряхиваясь от снега, встретил начальника штаба бригады.
- Понимаешь, Петрович, какие пироги… - начал с привычной поговорки начальник штаба. – Одним словом, комдив твой в море, тебе одному придется идти на боевое задание…
- Когда отправляться? – встал по стойке смирно Медведев. А у самого в голове:  с часу на час, как писала Людмила,  может придти оказия с поста СНиС, на ней, на этой оказии, Людмила, его Людмила,  которую он страстно хотел видеть, обнять,  непременно  он хотел предложить ей выйти за него замуж, несмотря на войну.
- Торпеды загружены? Соляром обеспечен?.. – продолжал начштаба. -  Понимаешь, Петрович, надо срочно перехватить вражеский конвой, который должен придти в Лиинахамари. Комфлота приказал,  во что бы то ни стало сорвать доставку военных грузов фашистской армии…
Шторм не утихал, когда лодка отошла от пирса. Снежные заряды то скрывали берег, то проходили стороной. Едва вышли из залива, как видимость ухудшилась. А валы беснующегося моря рушились на лодку, словно скалы при землетрясении. Трудно было понять, продвигается ли лодка или стоит на месте. Дизеля работали на полную мощность,  но волны с такой силой отталкивали ее, что можно было предположить, что лодка дрейфует назад, к Кольскому заливу.
Медведев спустился вниз, не раздеваясь, прошел в кают-компанию, позвал комиссара с штурманом к себе. Звенела посуда у вестового на полке. Тянуло едким электролитом из-под палубы.
Штурман развернул карту.
- Вот какие пироги, - начал Медведев любимой поговоркой начальника штаба. – Если даже так молотить, как мы сейчас молотим дизелями, – неделю надо добираться до назначенной позиции, - показал он пальцем точку на карте, куда лодка должна была придти к  заданному  времени. - Ветер наверху даже рот не дает раскрыть…
Было решено миль пятьдесят пройти в подводном положении, надеясь, что шторм за это время ослабнет или утихнет. Потом - полным ходом под дизелями – наверстать упущенное время.
Медведев стряхнул оттаявший снег с куртки. Лужица от него поползла по палубе под диван. Но палуба скособочилась и сразу так опустилась под ногами, что стоявшие за столом офицеры ухватились за край стола, а из-под дивана вода шарахнулась вперед, будто выстреленная из пушки.
- Видите, какие пироги? – кивнул он к палубе с бегающей водой на ней.
На глубине перестало качать. Лодка даже не переваливалась с борта на борт, как жирная утица на озерной ряби, а, мерно шурша водой, шла в невесомости. После сатанинской пляски беснующихся волн подводное положение показалось неописуемым комфортом. Не заплескивало тонн воды в центральный отсек через рубочный люк. Не вздыбливало и не валило лодку на борт.  Медведев приказал вахтенному акустику «держать ухо востро» и, уступив свое место на главном командном пункте помощнику, усталый, отправился в свою каюту.
Но недолго дремал он на диване. Услыхав тревожный голос помощника в переговорной трубе,  вскочил.
- Шумы, товарищ командир, - доложил помощник прибежавшему из второго в центральный отсек Медведеву.
- Боевая тревога!..  - объявил Медведев. – Держать глубину семь метров.
В перископ увидал покатые валы волн. Но когда крутнул перископ на 180 градусов, ужаснулся: на лодку, зарываясь носом в волне, шел грузный обледенелый танкер, позади которого, тяжело переваливаясь с борта на борт, следовал еще один нефтевоз под охраной двух сторожевиков и эскадренного миноносца...
     - Кормовые торпедные аппараты-ы!..
     Из выпущенных двух торпед из кормовых торпедных аппаратов попала одна. Медведев видел взрыв, взметнувшееся пламя над танкером. А лодка тем временем глыбой пошла на глубину, уклоняясь от преследования кораблей охранения конвоя.
    - Комиссар, оповести экипаж, что потоплен танкер, приказ командования флота выполнен! – сказал с воодушевлением Медведев, следя за стрелкой глубиномера. – Без горючего ни танк не сдвинется с места, ни самолет не поднимется в воздух - надолго фашисты застрянут в своих окопах на береговом фронте…
    Думал и о том, чтобы поскорей оторваться от вражеских кораблей охранения конвоя.
    Но фашисты взрывами глубинных бомб бучили водную толщу недалеко от лодки. Плотность аккумуляторной батареи была невысокой, но пришлось увеличить скорость хода. Изменили и курс движения лодки. Но бомбы стали рваться ближе и чаще. В корме так треснуло вдруг, что лодку вздыбило кормой, а прочный корпус лодки загудел колоколом. Стоявшие у механизмов моряки попадали от резкого толчка. Медведев удержался на ногах лишь потому, что схватился обеими руками за трубопровод на переборке.
    - В отсек поступает вода! - донеслось из седьмого. – Пробоина…
    Рванулся туда комиссар Бартенев.
Из седьмого сообщил, что в отсеке к пробоине за сплетением трубопроводов не подступиться, но моряки стараются заделать трещину.
Взорвалась очередная глубинка. Лодку накренило. Покатились разножки по палубе, сыпнулось битое стекло плафонов от подволока. Аварийная лампочка над глубиномерами  тускло сощурилась, капризно моргнула, но снова зажглась.
- Акустик, что наверху? – запросил Медведев.
- Сторожевик разворачивается…
- Другие корабли где?
- В сторону берега пошли, товарищ командир.
Воды в седьмом прибавилось, но лодка не теряла плавучести. Стрелка глубиномера между тем ползла вправо. Произвольно лодка погружалась.  Корпус лодки тонко, словно разбившийся  стакан, зазвенел вдруг. Треснуло под палубой. В центральном притихли. Треск повторился. Треск корпуса лодки, понимали, был более опасен, чем бомбежка врага. Медведев почувствовал учащенное биение сердца. Вспотели ладони. А у помощника, заметил, наступила икота, хотя тот старался унять ее, зажимая рот ладонью.
- Батарея садится! – доложил инженер-механик. – Останавливать мотор?..
Значит,  не поманеврировать, ударило по мозгам, не уйти максимальным ходом из-под бомбежки. И эти ужасные трески! Не всплыть ли?
«Дальнейшее погружение лодки – гибель! - откладывалось в сознании. – Но и всплывать – не меньшая опасность…»
Из седьмого вернулся комиссар. Изрек потерянно, что заделать пробоину  невозможно и что надо или всплывать и бить по противнику из пушки, или погибать в ледяной воде моря.  «Был бы здесь комдив, он-то наверняка нашел бы выгодное решение…»
- В рукопашной будем биться! – прозвучал голос рулевого, стоявшего за штурвалом вертикального руля, сильного моряка, никогда не терявшего оптимизма.
Но ему кто-то возразил, что поврежденная лодка не земля, где можно драться зубами и кулаками.
- К всплытию!  Артрасчет – к бою! – как если бы отозвался  на голос рулевого Медведев. И уже думал о пушках, снарядами которых можно отбиваться от сторожевых кораблей  противника. Сквозь зубы добавил: - Будем биться до «последнего», товарищи…
 Зашипел воздух в цистернах средней группы балласта.
Это старшина Сухов открыл клапаны воздуха высокого давления.  Сухов стоял у станции погружения и всплытия, словно приклепанный подошвами к палубе. Ручищи на маховиках, ноги саженью. Дышал  лишь тяжело  испорченным воздухом, скопившимся в отсеке.
«Этот крепко будет бить врага наверху, – подумалось Медведеву о старшине трюмных. – Как  дуб выстоит…»
Но не увидеть было флотской удали и уверенности на лицах других моряков. 
- Акустик, что слышите?
     - Сторожевик, товарищ командир… - повторил гидроакустик. – Рядом вертится.
     Лодка всплывала. Как пустую железнодорожную  цистерну, вытолкнуло ее наверх. Медведев метнулся на мостик с боцманом. Стояли наготове комендоры с управляющим артогнем у трапа.
    В двух-трех милях от лодки, зарываясь в волну, шли корабли конвоя. Но они не повернули, чтобы атаковать ее. Озадачило: почему не нападают? Боятся артогня подводников? Но комендоры сторожевых кораблей, вероятно, стреляют не хуже комендоров лодки.   
     А из-за облаков появился вдруг двухмоторный «Юнкерс» с черными крестами на фюзеляже.
    И сразу стало ясно, почему сторожевые корабли противника не кинулись атаковать лодку. Бомбардировщику определена роль нападающего!
    Медведев скомандовал на  руль, чтобы уклониться. 
 Но и фашистский летчик, очевидно, был не новичком в бомбометании. Он спикировал почти до воды, высыпал бомбовый груз вблизи лодки. Осколки  с визгом полетели к мостику. Инстинктивно Медведев пригнулся, прикрыв голову руками. Но воздушной волной его швырнуло к тумбе компаса, а боцмана Соломина, словно пушинку, - на палубу. «Не успел уклониться!» - обвинил себя Медведев. Удерживаясь за тумбу компаса, приподнялся. В корме выхлопной дым стлался по воде, а лодка не двигалась. Искореженная корма погружалась. И   дрейфовало в сторону берега.  Сорванные антенны обвивали рубку, свисали от мостика к палубе.
- Почему нет хода? – запросил Медведев. Но, к своему ужасу, понял, что бомбы повредили кормовую часть корабля.  Очевидно, повреждены и винты. А дрейфующая лодка - отличная мишень для бомбардировщика. Вспомнил, что где-то на недалеком берегу находится флотская зенитная батарея. Но из-за повреждения радиоантенны  с ней не связаться. 
На мостик вылез инженер-механик.
- Без буксира, товарищ командир, не уйти отсюда, - сказал он, - если фашисты не утопят нас прежде… 
Понурый вид инженер-механика привел Медведева к еще большей угнетенности.  Лодка без хода. Вражеские корабли и самолеты рядом. И не погрузиться.
Унылые сопки, покрытые снегом, казались безжизненными. Там не просматривалось ни артиллерийских батарей, ни живого существа.  А бомбардировщик беспрерывно кружил над морем и  берегом.
Медленно к обрывистой гранитной скале, почти отвесно уходившей в воду, дрейфовала искалеченная лодка с погружающейся кормой.
На сопке, где-то в снегу,  вспомнилось Медведеву, находилась немецкая батарея с тремя дальнобойными пушками. Не подогнало бы к ней лодку!
На минуту выглянуло солнце. Осветило дикий заснеженный берег с сопками и кручами у воды.
- Товарищ командир, наблюдательный пост на скале! – оповестил сигнальщик Жуков, обнаружив бугор с радиоантенной на мысу. – Наверняка наш…
- Наш ли?! Но нам все равно не связаться с ним! – выронил Медведев мрачным тоном, разглядывая в бинокль замаскированные хибарки на берегу. – Радиоантенну бы починить!.. 
- У нас же прожектор… - напомнил Жуков.
    И хотя лицо Медведева было в ссадинах и кровоподтеках, на нем можно было различить появившееся подобие надежды.
Молнией блеснул луч с берега в ответ на клацанье сигнальщика лодочным прожектором.
- Урра! – закричал  Жуков вне себя от радости, когда оттуда ответили, что они свои и что имеют связь с штабом флота. – Наш пост, товарищ командир…
- Передавайте, Жуков: я – Медведев, - взволнованно заторопился Медведев, - я – Медведев.  Нуждаюсь в прикрытии самолетами… Срочно!
Из-за сопки вынырнул истребитель врага, прямиком направлявшийся  к  лодке. Зататакал пулемет. Взвизгнула бомба. Хотя бомба разорвалась сравнительно далеко,  взрывной волной скинуло с палубы труп боцмана за борт.
- Быстрей передавайте, Жуков! – нетерпеливо толкал в спину сигнальщика командир лодки. – Быстрей!.. Я – Медведев, я – Медведев!..
     - Пост отвечает: «Я – Бахарева…», товарищ командир!
     - Что-о?!
- «Я – Людмила!..»
     Фашистский истребитель ударил из пулеметов, но не по лодке, а по вспыхивающим светлячкам прожектора на берегу. Туда же сбросил и бомбу, от взрыва которой затмило вершину сопки дымом и снегом.
      - Люся, нуждаюсь в прикрытии, - кричал Медведев сигнальщику, приказывая удерживать связь с постом. –  Нужны истребители!..
     Беспрерывно сигнальщик клацал шторками прожектора. Луч то вспыхивал, то затмевался. Медведев диктовал:
      - Люся, вызывай самолеты, вызывай!
      Вражеский истребитель, развернувшись, снова спикировал к мысу, откуда сигналила Людмила прожектором.
      - Товарищ командир, пост смолк… -  крикнул  Жуков вдруг.  Над постом СНиС, взметнувшись, разлетались камни с обломками дерева. – Вижу прямое попадание бомбы!..
Но Медведев и сам видел все, что происходило на сопке. Отчаяние охватило и его. А лодку тем временем все ближе подгоняло к берегу. Стала отчетливо видна скала, на которой располагался пост наблюдения и связи. Виден был и котлован от взорвавшейся бомбы. Валил дым от горевших построек. Но людей не было видно. А из-за сопки вынырнул еще один  самолет.
- Люся! Люся! – кричал Медведев в отчаянии. – Успела ты передать наш «СОС» в штаб флота?  Вызывай самолеты прикрытия!..
Он не соображал, что его голоса не слышат на берегу. Но продолжал кричать, пока немецкий истребитель не залетел с кормы и не открыл огонь из пулемета по мостику лодки. В пролетавшем самолете за стеклом фонаря  метнулось злое лицо пилота, обрамленное шлемом. «Сейчас пушкой распорет корпус лодки…» - похолодела кровь в  жилах у Медведева.
 – Жуков, ложись!.. – крикнул он, чтобы тот спрятался за стальную тумбу руля, так как фашистский самолет уже нацелился на лодку.
 Но нос фашистского самолета вдруг поплыл в сторону. Непонятно почему, но самолет сошел с курса атаки. Начал отваливать в сторону берега. Что же он, враг, пожалел  подводников что ли?! Не бывало такого в поведении  убийц.
Раздался резкий гул моторов. Невольно голова повернулась на этот гул.  «Группу истребителей прислали, чтобы добить лодку?!» – ужаснулся Медведев, увидав в безоблачном небе несколько самолетов, летевших к лодке.
Но летели, как определилось вдруг, не вражеские, а советские истребители.
- Наши-и!.. - Лицо Медведева заполыхало жаром. - Помощь! «Яки»! Молодец Людмила!.. Умница. 
Не ожидал Федор, что так быстро пост связи сможет вызвать флотских авиаторов для  помощи подводникам и так быстро отреагирует штаб флота.
А фашистские «Мессершмитты», не приняв боя звена советских ястребков, ушли на запад.
Один из советских истребителей приветственно качнул крыльями. Медведев сорвал с головы шапку, отчаянно замахал ею, отвечая летчику. Так и стоял он без головного убора, что-то крича спасителям вслед, пока они  не скрылись из глаз…
                *   *   *
     Без хода, с поврежденными винтами лодку дрейфовало к скалистому берегу. Ветер свежел. И будто бы не лодка, а торчащие из воды каменные глыбы  с заостренными краями, надвигаясь, подплывали к лодке, угрожая своими острыми выступами пропороть ей борт. 
Отдали якорь, чтобы зацепиться за грунт. А до берега всего ничего. Но теперь опасность заключалась в том, что лапы якоря могли не удержать лодку, если грунт илистый,  лодку могло навалить на острые камни, пропороть ее борт.
- Шлюпку наверх! – вспомнил Медведев о резиновом тузике, который был в каком-то из отсеков, и которым не пользовались никогда.
Крошечный тузик  был почти не мореходным, но на нем можно было подплыть к утесу. 
- Посчастливилось! – радостно загалдели моряки,  столпившиеся на мостике, не без тревоги и удивления разглядывая  дикие сопки, занесенные нетронутым снегом, оледенелые валуны, омываемые холодными волнами, пока переправившиеся на берег  краснофлотцы  с штурманом Юговым протаскивали швартовые концы от лодки до горбатого камня у края воды.
- Командир лодки счастливый... – сказал кто-то.
- Сообразительный!
А комиссар Бартенев, предвидя, что Медведев сейчас может встретиться  с любимой девушкой на скалистом утесе, сказал, что командир лодки вдвойне счастливый человек, потому что на посту служит его девушка, которую он называет невестой.
Тем временем Медведев сам поспешил на берег. Стремительно побежал он на гору по сугробам, к посту СНиС.  С улыбчивым лицом, быстрый. Отрадно было в предвидении встречи с любимым человеком думать о хорошем. Хотя скреблась и тревога в сердце: пост в последний момент перестал отвечать на вызовы.  Но, в конце концов, подводники потопили вражеское судно, удачно отделались от нападавших сторожевиков. Сейчас он не только обнимет свою любимую девушку, невесту,  которая  своевременно и расторопно оповестила командование флота о беде с лодкой, а и предложит ей руку и сердце. Она - здесь, на вершине этой промерзшей белой горы, куда толпой поднимались моряки.
А там дымились горевшие бревна, стлались черные хвосты пепла  по снегу. Оборванные радиоантенны и провода берегового поста связи змеились петлями под ногами, как проволочные заграждения перед окопами.
- Где люди?! – спрашивали друг у друга моряки, подбегая к вершине и не находя в дыму связистов поста.
Удушливой гарью била в нос тлевшая ткань. Едкий дым лез в глаза. Приторные запахи вызывали тошноту. Да есть ли там живые?!  Страшная мысль вдруг остановила  спешивших наверх моряков.
Медведев тоже умерил шаг.  Заслезились глаза. Было уже ясно, что пост разбомблен. Что там обошлось не без жертв. Но жива ли Людмила?!.
- В завалах ищите, - словно бульдозер, начал разгребать дымившиеся кучи дерева и тряпья в котловане сигнальщик  Жуков.   
                *   *   *
     Тела пяти девушек-краснофлотцев поста СНиС в обгорелых ватниках и полушубках  положили  в ряд на черном снегу в ложбинке. Их молодые лица еще не застыли в вечном покое. Но на них уже ложилась страшная пелена тлена. Рядом дымились развалины блиндажа с землянкой, где жили и служили морячки. Валялись клочья  писем, газет, разнесенные воздушной  волной по снегу. Кружились они и на ветру  как раненые птицы. С всхлипываниями и вздохами бились волны у обледенелых валунов скалистого берега вблизи.
- Никто не уцелел?
Безмолвно стояли перед погибшими девушками моряки, потрясенные трагедией. Медведев не сводил глаз с той, которая покоилась крайней. Это была Людмила Бахарева. Его Людмила. С завитком русых волос на нежном лбу, с раскинутыми нежными руками, с вязкими сгустками крови на виске и с плотно закрытыми глазами. Это она установила связь с командованием флота и вызвала помощь подводникам, которые были в шаге от гибели на израненном корабле.   
- Своей молодой, бесценной жизнью спасли нас, - сказал Бартенев над телами морячек, нарушив молчание подводников.
-  Родная моя!.. – выронил Медведев с жутью в голосе, опускаясь на колени перед Людмилой. Его глаза были полны слез, сводило скулы судорогой. Говорить он уже  не мог и хрипел как больной, охваченный тяжелым недугом.
Комиссар Бартенев сказал, что он будет мстить фашистам.
- Жестоко будем все мстить за наших сестер, - откликнулись моряки, стоявшие перед девушками. - Со страшной ненавистью и беспощадностью будем уничтожать извергов человечества...
- А в кровоточащих сердцах своих сохраним светлую память о вас, любимые наши боевые  подруги… - заключил комиссар.
Перекошенное лицо Медведева было страшным. В его глазах горело жгущее пламя негодования. 
- Смерть за смерть!..  – провозгласили моряки. – Клянемся!..