Четыре благородные истины Прикосновение

Петр Евтеев
                Четыре благородные истины (Прикосновение)
                Из раннего

                Есть страдание,
                есть возникновение страдания,
                есть прекращение страдания,
                есть путь прекращения страдания.
                Будда
                Четыре благородные истины.

Он с предельным нежеланием оторвал себя от постели, посмотрел в окно, убедился, что дождь не кончился, и почувствовал подавленность и страх. Потом встал, с трудом разогнул спину, превозмогая боль, прошел на кухню, зажег газ, поставил чайник и улыбнулся.
- Это не ты, - сказал он себе. Болит спина. Но это – не ты. Состояние подавленности и страха из-за неотвратимости наступившего дня – это не с тобой. И утренняя серость в темных углах комнаты омрачает не тебя. И не ты умоешься, почистишь зубы, выпьешь стакан горячей воды, а потом не ты сделаешь зарядку и приготовишь завтрак. И все, что ни свершится сегодня, произойдет не с тобой. Ты просто не вырвался из беспамятства сна и потерял контроль над собой.
Когда завтрак был почти готов, он разбудил Малыша и стал ждать его к столу. К этому моменту лучи солнца легли на подоконник, и в комнате стало совсем светло.
За завтраком он видел печальное лицо мальчика. « Почти не отличимое по выражению от твоего час тому назад», - подумал он и улыбнулся.
- Ты улыбаешься. Но есть страдание, есть возникновение страдания, есть прекращение страдания, есть путь прекращения страдания. Я думаю над этими благородными истинами, они не дают мне покоя.
- Ты очень торопишься. Ты только прикоснулся к ним. Пусть же они прорастут в тебе.
- Мне нет покоя. Я не нахожу ответа. Где они, в чем пребывают, какова природа и в чем взаимосвязь с человеком?
- Да, Малыш. Есть страдание. Есть Аленький цветок. Он безмерно красив и заполняет существование девочки из сказки. И отец отправляется на поиски только по версии, только по чьему – то утверждению – есть Аленький цветочек. А здесь истины произносит Будда. И не просто произносит, а в результате мучительного поиска, что происходит в мире, почему существуют болезни, почему приходит старость, а вслед за нею смерть. Задавая эти вопросы, Будда исходил землю вдоль и поперек и не нашел ответа. Усталый, полный отчаяния, как тысячи из нас, он сел под дерево и сказал: «Все, мой путь окончен. Нет смысла тратить силы на поиски ответа». Расслабился, посмотрел в бездонное небо, и тут внезапно пришли эти четыре благородные истины. Первая из них – есть страдание.
- Расскажи мне что-нибудь еще.
- Разве этого мало? Разве мало того, что Бог произнес, подумай! Истину! Истину для людей, которые находятся в неведении. Ведь для большинства из нас пребывание в страдании считается эпизодом, случайностью, и все мы считаем, что справимся с ним, и ничего не получается до самой смерти. Значит, что-то все делают не так, и эта агония длится тысячелетия.
- Но знание истин мне не помогает. Я не могу вписать их ни в какие философии, ни в какие бытийные, или надбытийные конструкции сегодняшнего дня. И потому нет мне покоя.
- А ты встал с места? Ты исходил землю вдоль и поперек, ты отправился, наконец, в плавание, как тот купец за Аленьким цветком? Ты довел себя до изнеможения, чтобы понять смысл хотя бы первой истины? Не торопись, мой мальчик. Эти суждения вне логики. Вне ума.
Они должны стать твоим переживанием, поэтому им нет пока места ни в твоей жизни, ни в жизни других людей.
- А ты, я спрашиваю тебя, знаешь ли ты смысл этих истин, стали они твоим переживанием?
- Нет, мой мальчик. Как информацию о них знаю давно, но тогда они меня не зацепили. И вот только сейчас, чувствую, становятся смыслом моего существования.
- Но ты говоришь с таким убеждением, будто что-то постиг.
- Нет. Этой уверенностью во мне говорит ощущение счастья. Счастье прикоснуться собственным Бытием частицы истины, мимо которой, не замечая, шел всю жизнь.
- Ты говоришь о счастье, а я испытываю боль.- "Я пытаюсь в вас пробудить боль», - сказал Будда своим ученикам на вопрос, зачем они рядом с ним, если никто не способен ничему научиться. Так что боль боли – рознь. Да и что сетовать, если мы говорим о страдании.
- Нет. Ты говоришь о счастье.
- Это мой Путь, Малыш. Путь веры. Даже не веры, не столько веры, а доверия. Мне достаточно прикосновения к этим истинам. Они завибрировали во мне тысячами оттенков. Сотнями прикосновений, создавая гармонию слитности с мирозданьем. Мне достаточно! Что-то во мне знает смысл этих высказываний. Но есть ты. Есть окружающие меня люди. Есть распад нашего государства. Есть Северная Осетия, Грузия,  Карабах. Есть сотни тысяч беженцев. Есть возврат к капитализму и страх миллионов и миллионов перед надвигающейся опасностью остаться ни с чем. Я – это они. Они – это я. И открыв смысл этих посланий, через меня, люди тоже станут их обладателями – таков закон единства всего сущего на земле.
- Может быть, ты спасешь и меня?
- Нет, мой мальчик. У каждого свой путь погибели и спасения.
- Ты одариваешь то надеждой, то отчаянием. Откуда такая непоследовательность?
- Стараюсь быть ответным ситуации. Жизнь непредсказуема. А слова, какими бы ни были, - просто слова, за которыми ничего не стоит.
- Почему?
- Потому что они не могут выразить сути ни происходящих явлений, ни застывших предметов. Вот почему я стараюсь вызвать в тебе, то надежду, то отчаяние, то боль, то радость. Втянуть тебя в область переживания. А истина всегда где-то рядом с нами. Никто не в состоянии достичь истины, но пережить ее может каждый.
- Хорошо, я ухожу на лекции, а ты, пожалуйста, отправляйся за Аленьким цветком, только будь внимательным и береги себя.
- Ты тоже не спи, старайся найти его.

Он молча следил за движениями Малыша, вбирая в себя всю неторопливость его перемещения в пространстве. Удивительно серьезный двухметровый мальчик.
Есть страдание, - подумал он. Эта проблема стоит перед тобой так же неотвратимо сейчас, как и много лет назад. Только тогда, ты кружными путями подходил к ее решению, а сейчас подступил вплотную. Собирай рюкзак и отправляйся, как сказал Малыш, за Аленьким цветком. И пусть для начала поиска будет непрестанное всматривание вглубь его истин; настолько непрестанное, чтобы выйти за пределы страдания.
  Он заполнил термос, приготовил еду на целый день, проверил спусковую систему. Все это аккуратно сложил в рюкзак и вышел.
На улице шел дождь. Придется ждать окончания непогоды. Ожидание может продлиться целый день. И выход на работу тогда будет напрасным.
  Но ты не один. Есть страдание. Есть возникновение страдания. Есть прекращение страдания. Есть путь прекращения страдания. С этими истинами ты не одинок, ни здесь, на остановке, ни в метро, ни в толпе, ни там – на крыше.
 Да, ты выброшен не на улицу, а на крышу. И не на гладкую поверхность покрытия, каким бы оно ни было, а с необходимостью спускаться по наружной стене с двенадцатого этажа вниз на десятимиллиметровой веревке, чтобы покрасив все окна сверху вниз, подняться вновь по лифту вверх для следующего спуска.
Сегодня окна. Завтра заделка швов, а там грядет установка водосточных труб. Можешь ли ты сказать, что ты доволен своей работой? Нет. Но хочешь возвратиться в конструкторское бюро? Еще больше – нет. У тебя есть выбор. Тебя долго звали, сейчас уже не зовут, но всегда можешь вернуться и сесть также у окна. Нет. Здесь перед твоими глазами Васильевский остров, внизу под тобой Смоленское кладбище, позади залив, вдали Исаакиевский собор, Петропавловская крепость, и над всем этим смог или туман. Ты стал свободен, но этим самым ты приобрел страдание. Лучшая доля, это доля раба, - говорил Демокрит. Свобода, это выбор предпочтения, вероятность пойти по ошибочному пути, неизбежно возникает страх перед будущим. Страх. Боль. Страдание. И должен быть выход из него. Не при помощи смены работы, условий жизни, обстоятельств, а должен быть выход вне зависимости от существования, каким бы оно ни было. Да, ты вплотную подошел к разрешению проблемы, и назад возврата нет. Только не отождествляйся так безраздельно в поиске решения. Не будь так серьезен и усерден. Прикосновение к истинам само по себе благотворно.
Странно, подумал он, еще вчера вы, вскользь коснулись этих истин, а сегодня ты чувствуешь приток энергии, способной тебя сделать счастливым. И даже больше – все стало иным, ты вырвался из заточения - на свободу. Приоткрылась дверь, которую искал безнадежно столько лет. Искал и не находил. И вот сейчас ты купаешься в свете этих истин, и остается как можно дольше продлить это состояние потому, что неизбежно все кончится, как это случалось столько раз. И тебе вновь придется ждать такого озарения.
Нет, в этой смене приливов и отливов есть взаимосвязь с четырьмя истинами. Существует настолько глубинное переплетение, что, кажется, придет в соприкосновение с ними целый мир, и твой фрагмент ощущения счастья сольется с ним в новое, неведомое, гармоничное образование.
Автобус мчится мимо каких-то домов, люди сидят с отрешенными лицами, за окном падает дождь, рюкзак надавливает спину. Состояние свободы, бесстрашия, выпрямленности и счастья переполняет тебя. Но это не с тобой. Ты знаешь, что это пройдет, а все, что переменчиво, хорошее или плохое – происходит не с тобой. Оно может стать тобой, если ты пройдешь за дверь своего бытия, и там не окажется другой двери, готовой захлопнуться тотчас. Может стать тобой, когда нарушится закон двойственности и прекратится превращение счастья в несчастье, страдания в наслаждение, добра во зло и тысяч других превращений одно в другое. И вот тогда все будет происходить с тобой, и наступит целостность твоего существования. Это отражено в истинах. В них прослеживается тот же порядок – есть, возникает, прекращается, путь. Вглядись в последовательность изложения истин. Есть страдание. Есть возникновение страдания. Спонтанно и безусильно. Так спонтанно и безусильно в человеке наступает прекращение страдания. Путь безусильности. Пусть естественного возникновения и исчезновения. Не в результате тысячекратных бесплодных усилий, техник, молитв, подвигов, трудов, а так, как приходит ночь или день, падает звезда, или дождь, цветет земля или несет полные воды река. Единственный закон – двенадцать слов, способных сконцентрировать в себе всю тайну мироздания, весь хаос и порядок, всю огромность космоса и малость наших чаяний.
И только потом, вглядись, потом, уже после прекращения страдания, есть путь прекращения страдания. Как срединный путь, где реализуется целостность существования, который способствует виденью и знанию, ведет к миру, высшей мудрости, где нет двойственности, нет добра и зла, страдания и наслаждения, счастья и несчастья.
Вот и метро. Вниз по эскалатору. Первый вагон. Две пересадки.
Навстречу из - под земли движется лента неулыбчивых людей, глядящих на нас, безмолвно спускающихся вниз.
Есть страдание, есть неудовлетворенность, рождение, разложение, болезнь и смерть, соприкосновение с неприятным, разлучение с приятным, неполучение желаемого, и все, связанное с привязанностью пяти органов чувств. И виной этому наш разум, как нечто выпадающее из естественного устройства всего живого на земле. Все, кроме разума, оживленное или неодушевленное находится в гармонии с окружающим миром в такой естественности и безусильности, что нет никакой необходимости ни создавать, ни строить, ни учиться. Все в природе происходит само собой и всего всегда в достатке и вовлечено в процесс самореализации. Но не человек. С разумом мы стали инородцами, инопланетянами. Мы, обладатели, вернее жертвы разума, не знаем, что с ним делать, как насытить его алчность. Находясь в чуждой среде, разум не может найти себе пищу, все земное ему чуждо, и он пожирает все подряд, не в силах утолить свой голод. Чтобы делать это более эффективно, возникают школы, университеты, академии, искусства, промышленность и войны. По сути, мы живем только для разума; отмирает, отодвигается на задний план наша земная принадлежность. Больше того, мы становимся враждебными земному существованию, мы истощаем естественные кладовые земли, уничтожаем флору и фауну, загрязняем водоемы и воздух, обезображиваем землю. Итак, разум спровоцировал человека к безудержному потреблению, подчинил все формы жизнедеятельности только одному – созданию, накоплению, сохранению и воспроизводству материальных ценностей. И этой гонке нет конца. И все потому, что разум сделал ставку на временное, преходящее, конечное.
Вневременное, непреходящее, бесконечное остались вне поля зрения.
И вот сейчас необходимо найти лазейку в этом безнадежном, бескрайнем море страдания. Что-то должно вступать в противодействие с ним, нейтрализовать его и делать не столь безотрадным это существование. Но что, что, что?
Метро Приморская. К этому времени вместо дождя падает снег. Успело припорошить землю тонким слоем. Грязь исчезла. И только небо осталось темным, угрюмым, беспросветным.
Он шел через дворы, видел белые крыши и думал, что передвижение по ним будет крайне опасным  даже со страховкой, может быть даже невозможным, как там  в Выборге, когда они меняли старые водосточные трубы, и также падал снег.
Страховочные веревки были натянуты слишком высоко, и пользоваться ими было, практически невозможно. Пришлось расстегнуть карабин и пойти по краю крыши без страховки, одной ногой упираясь в бортик, шириной в ладонь, а другую ставить на снег полуёлочкой. В таком риске не было крайней необходимости. Нужно было перевесить веревки, но так никто этого не сделал до самого вечера. До сих пор тот день саднит память. И вот сейчас погода стоит, неотличима от той.
 Есть страдание. И есть разум, думал он, и разум диктует свое видение мира, и возникает неотделимое от существования чувство, что в каждой мысли, каждом действии, каждой частице тела присутствует душа. И любая утрата, любое насилие или боль, сопровождаются нанесением ущерба ей. Возникает страдание. И оттого, насколько велико ожидание ущерба, настолько невыносимо страдание. Но это ложное чувство, потому что тело не имеет души. Если бы существовала душа, то тело бы не испытывало страдания. Иначе существовала бы возможность создавать его по усмотрению души. Именно потому, что тело бездушно, оно подвержено страданию. Такими же бездушными являются чувства, восприятия, сознание». Ты где-то это читал. Может быть в Бенаресской проповеди, а может где-то еще. И тогда ты тоже прошел мимо этих истин.
Он вошел в мастерскую. В ней пахло краской. Повсюду лежало снаряжение, капроновые веревки, спусковые приспособления. Он оставил дверь приоткрытой, вытащил термос и бутерброды из рюкзака и стал ждать прекращения непогоды.
В течение дня он несколько раз поднимался наверх, но там непрерывно шел снег. Потом подступили сумерки. Он так и не дождался перемены в погоде и вернулся домой. А еще позже пришел Малыш.
- Тело не имеет души. А я? То, что вопрошает о боли, смысле существования, что находится в поиске истины, имеется ли хоть что-то во мне, что имеет отношение к душе? Должна же быть во мне обитель покоя, остров среди бесконечного страдания, где душа касается своим испепеляющим прикосновением? – спросил Малыш.
- Есть. Но это за пределами вопрошания о смысле или цели. Это место за пределами существования или не существования. Это там, откуда осуществляется свидетельствование твоего бытия в жизни и смерти, там, где нет места умиранию или воскрешению, где нет места твоему Я.
- Значит, в существующей для меня реальности нет этого места?
- Да, его нет. И оно повсюду за пределами этой реальности.
- Но я нахожусь не там. Я здесь, в этой реалии.
- Эта реальность подвержена страданию. И ничего иного не дано, как принять ее такой, какова она есть. И не просто принять, а принять со смирением. Но это касается третьей истины.
- А что приводит к возникновению страдания?
- Ненасытность и чужеродность разума, его постоянная конфликтность с бытием. Даже в состоянии наслаждения, блаженства и счастья разум начинает понимать – это не то. И начинает искать иное, жаждать другое, желать другое. Разум никогда не в согласии с бытием. Этот разлад и есть источник страдания.
- Но мне все же не понятно – а я? Почему я испытываю страдание?
- Потому что в любое желание вносится отождествление. Ты, твое «я», состоите из тысяч различных, совершенно независимых, зачастую не подозревающих о существовании друг друга маленьких «я», которые явно или неявно живут в каждом из нас. Одному «я» хочется есть, другому спать, третьему идти в магазин, четвертому – в кино, десятое устремлено к самоусовершенствованию, сотое «я» от рождения щедро, сто двадцатое доблестно, подло – этим «я» нет числа. Эти маленькие монстры, то незаметны, спрятаны на годы, и мы забываем об их существовании, то выходят на поверхность нашего бытия и заявляют о себе с такой силой, что мы идем на поводу каждого из них. Болит палец – ничтожная доля нашего организма, но я отождествляюсь с ним и страдаю всецело. Болит горло, только горло, но мы считаем, что болит весь организм.
Желудок хочет есть, мы отождествляемся с чувством голода, моему накопительству нужен автомобиль или дом, и я страдаю из-за их отсутствия. Этим отождествлениям нет конца. И каждый монстр ответственен за любую прихоть, прекрасную или безобразную, за любую реализацию чувственного проявления. Но человек страдает даже если реализуются его желания.
- Почему, папа?
- Потому что невозможно взрастить и выпестовать в себе тысячи монстров. Ты можешь быть сказочно богат, но не знаешь наслаждения бедностью, ты можешь быть удачлив в любви, но не ведать счастья в безбрачии. Ты можешь, в конце концов, реализоваться во всем позитиве, но негатив будет скрыт перед тобой. Так вот, любое желание делает жизнь фрагментарной, любое желание выбрасывает тебя из целостного восприятия.
Мы уже говорили, что разум, рассудок – это инородные составляющие нашего существа на этой планете. И тогда, когда появляется желание, мы выбрасываемся из безусильности земного существования. Что-то срабатывает в нас, и мы погружаемся в страдание.
- Скажи, а напитать любую страсть можно хоть когда-нибудь?
- Никогда. Существует сравнение – это все равно, что бросать дрова в огонь, пытаясь все погасить. Или откармливая монстра. Желание, если оно есть, всегда в состоянии жажды. Оно всегда в конфликте с бытием, всегда в разладе с тем, что уже есть. Вот почему источник всех страданий – разум, рассудок, желание.
- А в старости? Ведь тогда отмирают все желания.
- Тогда угасает энергия. И человеку легче справиться с ними. Но, если только в старости становишься смиренным – это поражение. Ты проиграл. Ты не продвинулся ни на шаг в своей самореализации. Смиренным нужно стать при жизни, когда ты полон энергии, и эта энергия способна открыть новые горизонты в твоей жизни.
- Ты говоришь об изменении энергии. Как ты рассматриваешь её в плане прекращения страдания?
- Очень просто. Поднять уровень своей энергии – значит автоматически оказаться в области сознания, где нет места для страдания. Что бы с тобой не случилось. А для этого необходимо отключиться от разума, избавиться от желаний, которые только и заняты тем, что сжигают всю энергию в каждом из нас.
- И тогда не страшны болезни, утраты, смерть?
- Это все внешнее. С какого-то уровневого состояния нет проблем ни в утрате, ни в приобретении.
- Что же тогда происходит?
- Ты становишься наблюдателем за всем тем, что происходит с тобой. И ты не отождествляешься ни с чем.
- Но почему, почему??
- Потому что, в таком состоянии не наносится ущерб душе. Исчезает иллюзия, что все происходящее в мире, имеет хоть какое-либо отношение к твоему реальному Я. Болит сердце – ему свойственно быть здоровым, а иногда болеть – это не с тобой. Болит совесть – ты совершил проступок, но совершила только тысячная доля твоя – это не Ты. И тем более не нанесен ущерб душе.
Он замолчал. Слова сами собой выстраивались в нем в слитный поток. Есть страдание. Есть возникновение страдания, есть прекращение страдания, есть путь прекращения страдания. Присутствие этих слов создавало атмосферу мира и спокойствия. Только этих слов достаточно, чтобы боль и отчаяние уходили прочь, и отпадает необходимость осмысления этих истин. Ты слишком алчен. Поиск гармонии мира – это тоже алчность. Но в каких пределах? Может быть, ты еще не вышел за рамки дозволенного, и найдутся необходимые слова, понятные всем и каждому, чтобы приуменьшить эту боль, или принять ее достойно, не как страшилище, а как друга.
Может быть, таким понятием являются смирение и безусильность.
Нет необходимости бороться против сил зла во имя добра, потому что устремленность к одной крайности неизбежно порождает свою противоположность, как противовес. Нет необходимости бороться против любого проявления бытия, необходимо сотрудничество.
Этим сотрудничеством, в идеале, является смирение.
Смирение – это непроявленное обозначение энергии, как знания двух противоположностей аспектов бытия. Парадоксально, но смирение – чрезвычайно активная форма бытия. Оно сливается с самим бытием. Любой вид человеческой деятельности отражает фрагмент существования, смирение - тотально.
Деятельный мир идет путем разделения функций. И каждый человек ценен, как специалист в отдельной области – ты профессор химии, другой – физики, третий – механики. Но смиренность, это целостное знание, знание ни о чем - то, или о ком – то, в смирении, ты становишься предметом этого знания, стихией явления; исчезает различие между тобой и остальным миром; ты неотличим от облака или дерева, камня или цветка. Впервые бесспорна твоя земная принадлежность.
- Но как объяснить, донести каждому смысл, культуру, необходимость смирения, как совершеннейшего способа обретения счастья, если весь мир ориентирован на агрессивность, насилии, деятельности?
- Знание невозможно донести всем и вся. С ним либо рождаешься, либо остаешься таким, каков есть. Неоспоримо одно – страдание преобразует человека, заставляет искать выход из тупика, и в процессе поиска происходит разрушение невежества, и исчезает склонность к агрессии и насилию, обретается смирение.
- Но, если я чудовище, убийца, или растлитель, каково мое место в твоем представлении?
- Смирение предполагает знание. Знание предполагает служение Богу, а Бог предполагает всевозможные формы существования.
Кто мы такие, чтобы судить там, где мы невежественны?
- Но во все времена происходило осуждение и возмездие за проступки.
- Мы все обладаем удивительной способностью иметь обо всем суждение, глубокое или поверхностное, подкрепленное знанием или нет. Но, в любом случае, это суждение отражает только фрагмент Бытия, поверхностный срез огромного пласта существования, не более того. Но и к невежеству необходимо подходить со смирением. И к знаниям, и к заблуждениям. Смиренно к осуждению, смиренно к неосуждению. Но мы отклонились от нашей проблемы. Знаешь, самой трудной из всех четырех истин казалась мне четвертая.
Особенно тогда, когда я вскользь коснулся всех. Есть восьмеричный благородный путь прекращения страдания. Это праведный взгляд, праведное мышление, праведная речь, праведное дело, праведный образ жизни, праведное стремление, праведное воспоминание, праведная медитация. Казалось, даже одного из путей не достичь никогда. А тут – восемь. И каждый требует праведности. Это все равно, что знать, как правильно жить. Постановка проблемы казалась неразрешимой. Но вот пришло смирение, и отпала необходимость в знаковости. Правильное и неправильное, высокое и низкое, завершенное и незавершенное,
Доброе и злое,- смирение поглотило в себя все.
- Ты весь мир втиснул в рамки смирения, но мне не ведомо оно в той степени, что тебе. Ты стоишь перед распахнутой дверью, а я в тупике. Как мне быть?
- У тебя свой путь. Все, что я ни говорю, это попытка передать мое потрясение четырьмя истинами. Совершенно не обязательно тебе следовать или верить всему сказанному. У тебя своя вселенная, свое виденье мира, свое переживание. И ты помнишь – истина – это переживание. Ты только на пути к ней.
- Я тебе немного завидую – ты нашел свой цветок.
- Есть и печальная сторона моего переживания. Самое печальное во всем этом, что острота моего потрясения, распахнутость на все стороны света сменятся будничными заботами и кругозором, и я буду снова искать дверь и не находить. И наступит состояние безысходности. Но знаю, что с какого – то мгновения что – то во мне достигнет дна бездны и начнется новый подъем.
- Значит смирение – не постоянное состояние?
- Увы. Оно сменится рано или поздно вовлеченностью в какую – то форму деятельности, отождествления, желания, страха  удержать,
Опасения не удержать. Исчезнет из памяти место покоя, связь с душой. Отсюда печаль и неудовлетворенность. Страдание. Возникновение страдания. Но с какого – то мгновения это существующее место покоя или души обретает реальность, приходит неустойчивое переходное состояние да – нет, где явственно чувствуется это место. И страдание уходит прочь. Ты снова на волне взлета, всесилия, восторга. И в этом состоянии тебя посещают и праведная речь, и праведная мысль, и праведные поступки. Только надо помнить эти смены взлетов и падений, знать, что неизбежно, после беспросветной ночи, заблистает день.
Но путь к этому знанию для одних труден, для других легок, но не похож ни на чей другой. Он – твой – без аналогов, путеводителей и карт.
- Самый трудный для понимания вопрос – о душе. Тело не имеет души! Это невероятно, как же так, я не имею души. Это больше, чем противоречие, не укладывается, непостижимо.
- Да, но твое тело – это не ты. Здесь ни разу не произносилось, что истинный ты не обладаешь душой. Просто мы не привыкли считать или отождествлять себя с телом, чувствами, эмоциями, но истинное Я, не имеет ни тела, ни чувств, ни эмоций. Зато оно – обладатель души. Понимаешь?
Почему ты молчишь? Поиск истины труден. Ты вынужден продираться сквозь завалы невежества, предрассудков, лжи, как это случилось с представлением о душе, но таков путь, и его надо пройти.
- Но нельзя так пренебрежительно, так высокомерно относиться к жизни, ее атрибутам, ее носителям, пусть это будет тело, чувства, желания, удовлетворения или отвращения.
- Ты прав. Соединить два начала – духовное и материальное – это привести к согласию и миру, раздираемые противоречиями вселенные в каждом из нас. Высокомерие духовного, воинствующее невежество материального. Разрешение этой проблемы не сейчас, потом.
- А сейчас все? Уже конец?
- Мы с тобой очень торопимся. Может быть виной тому распахнутость двери, сквозь которую врываются в нашу жизнь неведомые переживания. Но осмысление, благость воздействия – впереди. Ощущение счастья прикосновения к четырем истинам надолго будет праздником во мне, в какими бы трудностями не пришлось столкнуться впереди.
- Может быть, ты перестанешь заниматься верхолазной работой? Ты уже не молод.
- А что ты предлагаешь?
- У меня появился канал перепродажи газового оружия. Это вполне легальный вид торговли.
- Ну, что ж. Я подумаю о своих друзьях в разных точках страны.
- Только не тяни с ними, хорошо?
Уже через две недели они заработали первые деньги. И это очень помогло дожить до весны, пока снег не сошел с крыш.

1993 год. Санкт-Петербург.