Побег в предназначение...

П О Б Е Г    В    П  Р  Е  Д  Н  А  З  Н  А  Ч  Е  Н  И  Е





Когда  ты  слеп  и  нет  поводыря,  нужно  остановиться.  В  этой  жизни  у  тебя,  его  нет,  и  ты  должен  уйти.  Раньше  таким  поводырем  были  ценности.  Простые  человеческие  ценности.  Сейчас  они  сошли  на  нет.  Их  исчезновение  происходит  не  сразу,  постепенно,  исподволь.  Так  сходит  позолота,  опадает  листва  с  деревьев,  наступает  зима.  «Сначала    ты  ребенок,  потом  юноша,  потом  ты  старик»,  вспомнилась  фраза  из  давно  прочитанного  текста.  Вспомнил,  не  переставая  всматриваться  туда,  где  в  километре  от  них  двигалась  на  большой  скорости  мишень,  и  в  нее  всаживались  снаряд  за  снарядом  из  стодвадцатимиллиметрового  орудия.
Десятилетия  орудия  оснащались  одними  и  теми  же  прицелами,  эффективность  стрельбы  была  невысока,  и  вот  пришла  пора  модернизации.
Над  разработкой  прицельного  устройства  работали  конструкторы  разных  предприятий  в  разных  городах,  и  вот  теперь  все  собрались  вместе  на  полевые  испытания.
Сначала  все  шло  хорошо.  Но  после  очередной  серии  скорострельной  стрельбы,  снаряды  стали  зарываться  в  землю,  не  долетев   до  макета.
Сделали  перерыв.  Картина  повторилась  почти  в  том  же  порядке -  сначала  все  хорошо,  потом  -  недолет.
Температурный  перегрев.  Ствол  изгибается,  и  снаряды  зарываются  в  землю.
После  мозгового  штурма  к  концу  ствола  прикрепили  светящуюся  марку.  По  ней  можно  было  вводить  поправку  в  электронику.  И  вот  теперь  попадания  в  цель  обрели  стабильность.
Озабоченность  сошла  с  лиц,  напряженность  отодвинулась.  И  уже  все смотрели только  на  наводчика,  следя  за  его  последним  движением  руки  перед  выстрелом.
Наушники  были  только  у  него.  Интенсивность  и  жесткость  выстрела    настолько  ошеломляли,  что  справиться  с  ним  было  на  грани  возможного.  Выстрел  воздействовал  на  низ  живота.  Наверное,  от  этого  восприятия  идет  термин  “животный   ужас”.  “Открывайте  рот  и  закрывайте  уши.  И  вы  справитесь”,  советовали  все  перед  началом  стрельб.  Он  этому  не  поверил  и  перед  первым  выстрелом  не  сделал  ничего  и  ощутил  этот  ужас.  Не  сдался  он  и  после  второго  выстрела,  но  потом  стоял,  как  все,  открыв  рот  и заткнув  пальцами  уши.
Казалось  бы,  теряя  ценности,  приходишь  к  безответственности,  но  это  не  так,  подумал  он.  В  случае  с  позолотой,  может  быть  это  так,  там  обнажается  нечто  неприглядное  и  уродливое.  А  вот,  когда  опадает  листва,  обнажается  сущность  дерева,  его  неизбывная  естественность,  готовая  принять  новый  убор  по  весне.
Ценности  -  это  способ  что-то  скрыть.  Скрыть  истинную    природу  явлений.  Для  кого-то  это  скрыть  смерть,  для  кого-то    жизнь.  Скрыть  с  помощью  категорий  уродства  и  красоты,  свободы  и  рабства,  внутренней  полноты  и  внешнего  блеска,  любви  и  ненависти  добра  и  зла,  а  для  нынешней  ситуации  -  это  эффективным  способом  убивать  людей  или  быть  готовыми  сделать  в  любую  минуту. 
Теряя  ценности,  ты  оказываешься  чуть  ближе  к  миру  подлинности  и  естественности,  чуть  зрячее  и  уже  не  можешь  пренебречь  ответственностью  за  свои  действия.  Просто  в  мире  подлинности  и  естественности  живешь  из  мгновения  в  мгновение,  и  тобой  движет  Программа.
-   Владимир  Алексеевич,  составлен  список,  кто  с  кем  предпочитает  оказаться  на  ночь  в  одном  номере.  Если  не  возражаете,  я  с  вами.
-   Нет,  конечно.  Как  вас  по  имени  и  отчеству?
-   Ясон  Георгиевич.
-   Вы  грек?
-   Нет,  У  меня  все  русские.  Но  я,  скорее  грузин.  Родился  и  вырос  в  Поти.
-   Неужели!   Я  тоже  родился  в  Поти.  На  острове.
-   А  я  за  мостом  в  районе  вокзала.  Как  здорово,  мы  снова поразили  цель.  Встретимся  в  автобусе  или  в  городке.
-   Хорошо.
Ну,  вот,  ты  только  пытаешься  освободиться  от  ценностей,  а  появилась  новая,  нежданная  привязанность.  Колхида,  Золотое  руно,  Медея  -  их  в  свое  время  воедино  связал  Ясон.  И  начало  искажения  Программы  связано  с  ним.  Правда,  в  то  время  никто  об  этом  не  знал,  даже  боги  -  Зевс,  Посейдон,  Афродита,  Арес,  Афина, Эрот. Он  мог  перечислить  ещё  столько  же  божеств  греческого  Олимпа,  но  попросили  повиснуть  на  стволе,  чтобы  разгрузить,  а  затем  передвинуть  сошники  (упоры)  орудия.  Вот  здесь  начинается  братство,  подумал  он,  повиснув  вместе  с другими  членами  комиссии  на  стволе,  ощущая  его  теплоту,  стараясь  не  испачкать  ни  впереди,  ни  сзади  висящих  людей.
Фёдор,  наводчик,  и  две  женщины,  каждой  за  тридцать,  передвигали  сошники.  Им  без  нас  было  бы  трудновато.  Женщины  итак  работали   из  последних  сил.  Одна  протирала  ветошью  снаряды,  другая  складывала  их  возле  грузовика,  а  потом  при  скорострельной  стрельбе  обе  подносили  нелегкий  груз  к  орудию.
У  Фёдора  на  голове  торчала  фуражка  с  мичманским  козырьком,  в котором  были  вырезаны  четыре  дистанционные  прорези.  И  он,  когда  снаряды  стали  зарываться  в  землю,  кричал,  что  может  обойтись  без    всяких  прицелов.  Лучше  и  опытней  наводчика  не  было  в  той  воинской  части.  Маленький,  тщедушный,  злой  и,  конечно,  добрый.
Нет,  Ясон  жил  раньше  сбоя  Программы.  Он  действовал  в  соответствии  с  ней,  действовал,  не  рассуждая,  да  и  как  он  мог  рассуждать,  если  до  двадцати  лет  воспитывался  у  кентавров,  правда,  мудрейшего  из  них.  Нужно  было  вернуть  царство  отца,  он  делает  всё  для  этого,  нужно  ехать  за  золотым  руном,  он  отправляется  на  край  света  в  Колхиду,  то  бишь  на  нашу  родину.  И  Медея  ни  при  чем.  Любовь  к  нему  даже  не  спонтанна.  Внушена  Эротом,  пронзившим  стрелой  сердце  по  просьбе  Геры,  Афины,  Афродиты. 
Прав  Фрейд  в  том,  что  самое  глубокое  различие  между  любовной  жизнью  древнего  мира  и  нашей  состоит  в  том,  что  античный  мир  ставил  ударение  на  самом  влечении,  а  мы  переносим  его  на  предмет  влечения.  Древние  уважали  влечение  и  готовы  были  облагородить  им  даже  малоценный  объект,  между  тем  как  мы  очень  низко  оцениваем  проявление  влечения  самого  по  себе  и  оправдываем  его  достоинствами  объекта.
В  те  давние  времена  каждый  человек  совершал  круг  своей  судьбы.  Это  было  тривиально  и  обыденно,  но  каждый  остался  в  памяти  человечества  как  герой,  и  нам  уже  никогда  не  приблизиться  к  их  героической  обыденности.  Мы  очерчиваем  только  огрызок  от  своего  круга,  и  мир  не  помнит  никого.
Герои  остались  в  памяти,  а  боги  ушли  в  небытиё.  И  стихалии  канули  в  лету.  Те  примитивные  боги  и  стихалии  -  отражение  постоянно  присутствующей  энергии  в  человеке,  действующей  в  нём  согласно  Программе.  И  этой  контролируемой  энергии  пришёл  конец.
На  смену  пришел  разум.  И  он,  как  обезумевшая  лошадь  понес  человечество  к  прогрессу.  И  когда  с  эволюцией  было  покончено  навсегда,  равновесие  между  добром  и  злом,  правдой  и  неправдой,  силами  Инь  и  Ян,  духом  и  материей  исчезло,  как  все  остальное,  что  делало  жизнь  естественной  и  безопасной.  Безопасной?  -  спросил  он  себя.  И  ответил  утвердительно,  понимая,  сколько  трудностей,  лишений  и  опасностей подстерегали  человека  в  те  древние  времена.  С  тех  времен  к  нам  докатилась  только  одна  трудность  -  рожать  ребенка  -  трудно,  больно,  но  итог  прекрасен.  Такой  же,  по-своему  прекрасной,  была  жизнь  каждого,  потому  что  никто  не  знал  и  не  помышлял  добавить  что-либо  к  своему  счастью.
Хватит  об  этом,  приказал  он  себе.  Необходимо    распланировать  завтрашний  день  и  согласовать  с  руководителем  испытаний.
Он  это  сделал  уже  в  автобусе,  который  по  ухабам  лесной  дороги  возвращался  к  военному  городку.
В  банкетном  зале  их  ждал  плотный  ужин.  Спиртное  за  свой  счет  в  буфете.  Брать  или  не  брать  -  за  него  решил  Ясон.  Они  выпили  здесь  и  захватили  с  собой  ещё.
Поднимаясь  на второй  этаж  в  свою  комнату  в  сопровождении  женщины-дежурной,  он  видел  её  фигурку,  маленькую,  изящную  и  чуточку  порочную.  Эта  чуточка  присутствовала  во  всех  женщинах  военного  городка,  не  могла  не  присутствовать,  какой  бы  целомудренной  она  ни  была.  А  потом  он  увидел  её  лицо.  Лицо  как  лицо,  но  зубы  были  настолько  испорчены,  что  захотелось  скорей  помыть  руки.
Она  открыла  дверь  и  оставила  их  одних.
Он  подошел  к  окну  и  увидел  огромное  белое  облако,  а  за  ним  густую  черноту  надвигающегося  дождя.  Ещё  несколько  минут  и  здесь  тоже  станет  темно.
-   Будет  дождь,  -  сказал  Ясон.  -  Располагайтесь,  где  хотите.
-   Мне  все  равно,  -  сказал  он,  опускаясь  на  стул  слева  от  окна.
-   Вот  и  хорошо.
Они  сидели  перед  открытым  окном  и  видели,  как  порывы  ветра  прошлись  по  верхушкам  деревьев,  как  все  погрузилось  в  темноту и  как  первые  капли  дождя  ударили  о  подоконник.  И  почувствовали,  как  нечто  глубоко  хранимое  пытается  вырваться  на  поверхность.
-   Ну  как  произнесется  вступительный  тост  за  знакомство  или  за  тот  город,  который  превратился  в  мираж,  виден  только  во  снах  и  не  виноват  ни  в  чем,  даже  в  нашей  встрече?
-   За  наш  город  я  не  пил  целую  вечность.  Ни  одной  встречи  за  всю  прошедшую  жизнь.  Давайте  за  него,  а  там  будь  что  будет.
И  они  выпили  и  почувствовали  сострадание  друг  к  другу  как  ответ  за боль  одиночества  в  скитаниях  по  другим  республикам  и  городам  и  предчувствие  созидательности  этой  встречи.
-   Ну  что  поведает  мне  друг  Ясон  о  детоубийце  Медее?
-   Она  не  виновна  в  этом.  Еврипид  оболгал  ее  для  усиления  трагической  развязки.  У  меня  сестра  Медея.  Она  прочла  все  о  древней  прорицательнице,  и  сама  ею  стала.  Колхида,  как  встарь,  наполнена  волшебством.
-   А  что  Ясон?
-   Он  увалень.  Всю  остроту  и  страсть  взяла  себе  Медея.  Я,  что?  Мой  удел  -  обыденность.
-   А  героизм?
-   Вы  знаете,  в  нашей  повседневности  героическое  и  необычайное  часто  соприкасаются  с  бесчестьем.
-   Но  философу  бесчестье  не  грозит.
-   Да.  И  потому  по  их  вине  наш  современный  мир  переполнен  грязью.  Земля  большая,  но  некуда  ступить,  чтобы  не  испачкаться.
-   Отлично,  мальчик.  Go boy!  Помните,  как  в  Америке  первый  раз  прыгал  в  высоту  Ященко.  Все  трибуны  замерли  перед  прыжком  228.  Go boy.  Go boy!  -  скандировали    люди,  отдавая  рекорд  своей  страны  и  мира  в  другие  руки.
-   Да.  Это  было  здорово.  Потому  и  живу,  исповедуя  обычные  человеческие  ценности.
-   Но  если  некуда  ступить,  боясь  испачкаться,  то  в  этом,  может  быть  повинны    и  эти  общечеловеческие  ценности,  не  так  ли?
-   Вопрос  ниже  пояса.  Я  знаю  ваши  блестящие  разработки  в  прицельной  тематике,  они  присутствуют  во  всех  приборах  наведения  ракет  ближнего  боя,  но  вы  затрагиваете  проблемы  нравственности.  Удар  ниже  пояса.
-   Да.  Но  вечер  длинный.  И  магазин  работает  допоздна,  и  мы  не  коснемся  прицельной  тематики  хотя  бы  потому,  что  с  ней  у  меня  кончается  любовь,  мы  накануне  развода. Я  ухожу,  должен  уйти,  заставлю  себя  уйти  из  оборонки,  из  этих  привычных  человеческих  ценностей.
-   Чуть  помедленнее,  а?
-   Извини.  Любому  разводу  без  крика  не  обойтись.  Просто  это  контролируемая  форма  страстности.
-   Тоже  хорошо.  Так  в  чем  поперек  горла  стали  ценности?  И  какие  из  них?
-   Все.  Все  без  исключения.
-   И  десять  заповедей? 
-   И  десять  заповедей.
-   Круто.  Очень  круто.  Круче  не  бывает.  За  меньшие  грехи   отлучили  Толстого  и  Кьеркегора  от  церкви,  за  меньшие  грехи  обижали  Лютера  и  за  меньший  грех  распяли  Христа.  Вы  даете  себе  отчет  в  своих  претензиях?
-   Есть  контролируемая  форма  неистовости,  а  есть  контролируемая  форма  сосредоточенности.  Днем  и  ночью,  днем  и  ночью,  чем бы  ты  ни  занимался  внешне,  какие  бы  события  ни  происходили  вокруг,  и  как  бы  ты  ни  соприкасался  с  ними,  эта  внутренняя  сосредоточенность  ни  на  миг  не  покидает  тебя.  Как  можно  сделать  открытие  или  немыслимое  изобретение?  Вы  знаете,  как.  Ты  запускаешь  эту  сосредоточенность  вглубь,  и  она  как  луч  сканирует  все  пространство.  Ты  становишься  и  этим  лучом  и  этим  пространством,  и  постигается  искомое  Золотое  руно.  Конечно,  это  не  легко.  Но  какой  кайф  -  прикоснуться  к  неведомому,  войти  в  область  запредельного.         
-   И  вы  хотите  все  оставить?
-   Это  не  я.  Так  велит  луч  сканирования.
-   Какие  же  ценности  должны  придти  взамен  существующих?
-   Ценности,  в  которых  человек  не  искажает  свою  естественную  природу  в  угоду  материально-техническому  прогрессу,  не  теряет  своих  естественных  свойств  и  устремлений  в  угоду  обществу  и  его  усредненной  морали,  ценности,  в  которых  человек  сможет  опираться  на  свое  единство  с  природой,  а  не  разрываться  в  двойственной  полярности.
-   В  чем  повинно  общество,  и  что  человек  не  поделил  с  ним?
-   Общество  -  это  то  же,  что  и  материально-технический  прогресс,  его  функция,  а  по  отношению  к  человеку  -  это  антипод,  паразитирующий  и  угнетающий  его.  Человек  -  это  одно  из  немногих,  что  не  изменилось  с  древности.  А  общество  и  коллектив  движутся  синхронно  с  прогрессом,  подталкивая  один  другого  вперед,  вперед  как  можно  быстрее. Паразитируя,  они  безучастны  к  нуждам  человека. По  своей  природе  им  не  ведомы  страдания,  боль  и  проблемы  отдельного  индивидуума.  Общество,  как  своеобразный  организм,  рассматривает  человека  как  объект  насилия,  а  насилие  -  как  формальную  процедуру.  “Нет  свободы  индивидов,  есть  свобода  народов  рас”  -  провозглашают  они.  И  все  их  программы,  все  без  исключения  -  отрава,  губительная  для  людей.  И  ты,  и  я,  и  все  мы  участники  и  вершители  этих  программ.
-   Круто,  -  снова  сказал  Ясон.  И  между  ними  установилась  тишина.
За  окном  шел  дождь.  Дождь  советских  субтропиков,  подумал  он  здесь,  под  Новосибирском,  о  том  белом  городе,  который  остался  в  прошлом  и  так  саднил  сердце.  Там  шли  дожди,  как  у  Маркеса  в  “Сто  лет  одиночества”.  Они  затопляли  все  вокруг;  сточные  канавы  не  справлялись  со  сбросом  воды  в  реку.  И  на  центральные  улицы  люди  выходили  босиком.  И  никто  не  считал    это  неудобством  и  наказанием  свыше.  Сейчас  это  уже  не  советские  субтропики,  и  туда  Въезд,  практически,  закрыт,  да  и  дожди,  может  быть,  не  такие,  как  тогда.
Он  чувствовал  неубедительность  своих  слов  и  надеялся  на  ту  внутреннюю  связь,  которая  не  нуждается  в  словах. Не  мог  передать  ощущение  безмерности  и  величия  Бытия  и  то,  почему  человечество  кромсает  и  глумится  над  ним,  бахвалясь  своим  невежеством.               
-   Значит  вы  и  против  государства  и  против  родины?
-   Государство  и  родина  -  это  не  одно  и  то  же.  Родина  -  это  превыше  всего.  А  государство  это  тот  же  институт  насилия  над  личностью.  Особенно  в  нынешнем  виде.  Государство  -  это  транквилизатор  для  общества.  Только  оно  гарантирует  ему  видимость  покоя  и  безопасности.  Но  всегда  оно  несет  вред,  как  наркотики.  А  Родина?  Почтение  к  родителям,  любовь  к  братьям,  человечность  и  долг,  верность  и  доверие,  целомудрие  и  скромность  -  все  это  входит  в  понятие  любовь  к  Родине  и  даже  не  может  быть  предметом  обсуждения.
-   Я  понял,  -  вдруг  сказал  Ясон,  -  вы  против  искажения  или  нарушения  всех  форм  естественности,  не  так  ли?
-   Точно,  мой  мальчик.  В  этом  беда  всех  бед,  корень  всех  несчастий  и  зол.  Это  проблема  из  проблем.  Коллектив,  общество,  государство.  Да  я  не  сказал  и  сотни  слов против  их  зловредности.  А  этих  слов  тысячи.  А  коллективное  бессознательное?  Красота,  величие,  святость  -  это  самые  сущностные  ценности  прошлых  двух  веков.  А  сейчас  они  не  востребованы  и  валяются  в  пыли.  И  вместо  истинной  красоты  и  величия  человеком   верховодят  самые  низменные  проявления.  Этими  проявлениями  наполняется  коллективное  бессознательное,  чтобы  рано  или  поздно  осуществиться  в  чудовищных  поступках  отдельного   человека.  Его  мозг  может  накапливать  только  негатив.  И  этот  негатив  будет  заявлять  о  себе  в  виде  желаний  и  потребностей  в  каждом  следующем  рождении.  Поэтому,  как  бы  я  целомудренно  ни  вел  себя  в  этой  жизни,  мне  не  избежать  греховных  устремлений.  О  каждом  из  нас  еще  Лютер  говорил,  что  мы  уже  родились  в  грехе  или  в  предрасположенности  к  нему.  И,  кстати,  ни  в  одной  из  заповедей  не  упоминается  ни  коллектив,  ни  общество,  ни  даже хоть  что-нибудь  во  множественном  числе.
-   Полный  абзац.
-   Полнее  не  бывает.  А  ты  сидишь  безучастно,  как  твой  предок  Ясон  после  свершения  подвигов.  Твоя  сестра,  став  прорицательницей,  Ушла  из  социума,  хотя  ты  сказал  о  ней  два  слова,  не  могла  не  уйти,  а  мы  здесь  создаем  оружие.
-   Медея  она  всегда  Медея.  Ясону  за  ней  вовек  не  угнаться.  Ты  прав,  в  мире  что-то  не  так.
-   Ну  вот,  наконец-то.  Выпьем  за  “ты”.  Мы,  наконец-то  стали  людьми,  которых  объединяют  одни  чувства.  С  этого  момента  мы  можем  дополнять  друг  друга,  не  так ли?
-   Да.  Тогда  Вопрос,  вернее  два  вопроса.  Откуда  этот  необычайный  нигилизм  и  есть  ли  свет  в  конце  туннеля?
-   Торопишься?  Ещё  нет  эскизного  проекта,  а  хочешь  иметь  серийные  образцы.  Мы  же  оборонка  и  можем,  должны  сделать  всё,  что  ни  потребуется.  А  здесь, в  этом  негативе  решается  проблема  твоего  бытия.  Проблема,  важнее  которой  нет  ничего  на  свете.  Конечно  же,  присутствуют  помехи,  препятствия,  каких  нет  в  оборонке.  Это  страх.  Говорят,  храбрый  воин  выступит  в  одиночку  против  целого  войска,  а  вот  выступить  против  Бытия  ради  иного  видения  Бытия  необходимо  иное  качество  бесстрашия.  Страх  вошел  в  человека  вместе  с  разумом  как  следствие  искаженной  Программы.
-   Что  такое  Программа?
-   Это  -  Все.  С  большой  буквы.  Она  присутствует  во  всем,  предшествует  всему,  завершается  во  всем,  чтобы  снова  возродить  всё.  Возникновение  галактик  подчинено  ей,  движение  электронов  и  сперматозоидов  -  ей,  возникновение  человека,  а  в  нем  кровообращения,  красных  кровяных  телец,  лимфы,  мышечной  ткани,  мозга  -  подчинено  ей.  И  даже  Пустота  -  то,  из  чего  все  возникает,  это  Программа.
-   А  что  такое  сбой?
-   Сбой  -  это  когда снаряды  зарываются  в  землю,  не  долетев  до  цели.  Сбой  -  это  когда  естественному,  благополучному  и,  наконец,  эволюционному  течению  жизни  приходит  конец.  Во  всех  религиях  мира  отмечен  этот  сбой.  В  христианстве  это  случилось  с  Адамом  и  Евой,  вкусивших  запретный  плод.  В  индуизме  -  это  неправомерное  желание  духовной  составляющей  править  над  материальной.  Наступила  эра  страдания.
-   И  результатом  сбоя  стали  непомерно  развивающиеся  сознание,  рассудок,  разум.
-   Точно.  Ты  настоящий  парень  из  Колхиды.  Только  там  сама  земля  обеспокоена  несуразностью  перемен.
-   Об  этом  я  где-то  прочел,  забыл  и  вот  снова  вспомнил.
-   Ты  открыл,  я  или  кто-то  не  имеет  значения.  Важно,  чтобы  постижение  сбоя  было  актуальным до  степени  безумства.  Так  же  актуально,  как  Бог  наказывал  Адама  и  Еву,  лишая  их  бессмертия.
-   Но,  может  быть,  не  надо  так  неистовствовать
-   Нет.  Тысячелетия  прошли  в  агонии  страдания  из-за  экспансии  разума.  Сознание  и  разум  для  земли  хуже  вирусной  эпидемии.  Ненасытность  их  не  имеет  границ.  Мы  все,  без исключения,  зараженные  этим  вирусом  существа.
-   Но  в  чем  грех  экспансии  сознания  и  разума?
-   В  том,  что  они  конструируют  Бытие  по  своему  примитивному  разумению,  а  цель  одна  -  как  можно  больше,  быстрее  реализоваться  в  ущерб  людским,  природным,  энергетическим  ресурсам.  Ими  движим  материально-технический  прогресс  во  всех  областях.  И  ими  пренебреженна  эволюция первозданной  Программы,  и  создан  дисбаланс  развития  человека  и  общества.
-   Но  ум,  рассудок  и  познание  существовали  с  незапамятных  времен.
-   Да,  но  все  поступки  тех  людей  были  под  неусыпным  контролем  богов  и  стихалий.  Любовь,  ненависть,  гнев,  созидание  городов,  ремесла,  ваяние,  писание  Гомером  книг  -  всё  было  под  их  контролем,  или  вытекало  из  велений  Бытия. “Гнев, богиня,  воспой  Ахиллеса  Пелеева  сына”,  Медея  не  могла  не  полюбить  Ясона  без  участия  богов,  Сапфо,  Катулл  писали  стихи  под  их  диктовку.  Но  сбой  погубил  богов.  Это  первая  утрата  во  всечеловеческой  нравственной  катастрофе.  Вот  почему  тот,  кто  старается  сделать  жизнь  по  своему  разумению,  неизбежно  вступает  в  противоречие  с  Программой  и  рано  или  поздно  ощутит  свою  несостоятельность  и  ущербность.
-   Так  откуда  этот  нигилизм?
-   Дразнишь  и  спрашиваешь,  откуда?  От  безысходности.  От  Кришны,  от  Будды,  от  Христа  и  Лютера,  от  Чжуан-Цзы  и  Толстого.  Все  они  пытались  дать  рецепт,  как  уйти  из  состояния  зараженности  этим  вирусом.  Безуспешно.  Может  быть,  тогда    это  было  не  так  актуально,  а  может  быть  тогда  были  другие  приоритеты,  другие  слова,  другие  молитвы.
-   Да,  те  слова  включали  и  десять  заповедей.
-   Спасибо,  Ясон,  за  напоминание  и  постижение  не  слов,  а атмосферы  между  словами.  Конечно,  заповеди  уязвимы.  Не  работают  или  работают  в  полсилы  потому,  что  уже  тогда  они  ориентировались  на  подключение  разума.  “Не  убий,  не  укради,  не  прелюбодействуй”.  Это  всё  равно,  что  “награждать  за  заслуги  и  наказывать  за  проступки.  Но  злодея  наказаниями  не  исправить,  а  порядочный  человек  и  без  наград  будет  жить  честно”.  Три  заповеди  в  мире,  изуродованном  разумом  -  это  пустой  звон.  А  в  мире  естественном  их  просто  нет.
-   Ты  сам  к  этому  подошел  или  кто-то  еще  додумался?
-   Сам?  Нет.  Это  Михалыч  докопался.  Но  что-то  сам,  что-то  вместе.  Он  -  наука,  а  мы  исполнители  его  идей.  Сбой Программы  он  привез  после  одиночного  восхождения  на  Кавказе.  Там,  говорит,  ощутил  себя  Прометеем  кающимся.  Уж  кто-кто.  А  Михалыч  может  ходить,  не  касаясь  земли  и  генерить  необычайное
-   Почему  кающимся?
-   Потому  что  нельзя  нести  знания  и  свет  истины  раньше  времени.  Люди  обратят  его  во  зло.  И  были  правы  боги  Олимпа,  заковав  Прометея.  Только  вирус  уже  был  выпущен  из  бутылки.
-   Ну  ты  суров.
-   А  быть  добрее  и  снисходительней  нужно  только  в  повседневной  жизни.  Такой  доброй  и  снисходительной  всегда  была  наша  земля.  А  вот  сейчас  вступает  антропогенный  фактор  изменения  климата.  И  неизвестно,  наступит  в  свои  сроки  зима,  не  выпадет  ли  летом  снег.  Именно  здесь  уже  нельзя  быть  добрым  и  снисходительным.
-   Давай  дальше,  -  сказал  Ясон,  -  и  по  нему  было  видно,  что  зацепило.  Да  и  не  могло  не  зацепить  любого  взрослого  человека,  в  ком  неизбежно  рано  или  поздно  встает  вопрос,  зачем  всё  это.
-   Михалыч  первый,  я  второй  ты  третий.   Давай  выпьем  за  свет  истины.
-   Давай,  а  потом  пойдем  дальше.
-   Дальше  истины  идти  некуда. Она  -  конечный  пункт  устремлений  всех  форм  жизни.  Каждая  её  решает  по-своему.  Согласно  закону  бесконечных  возможностей  и  вариаций  истин  столько,  сколько  ищущих  её.
-   А  мне  казалось,  что  она  одна.
-   Вот  я  и  говорю,  чтобы  не  казалось.
-   Неужели  не  страдает  от  этих  многих  и  частных  истин  та,  единственная?
-   Ты  угадал.  Когда  эти  мелкие  истины  вопят  о  своем  приоритете,  они  наносят  ей  ущерб,  а  когда  пытаются  от  слов  переходить  к  делу,  вообще  ведут  её  к  погибели.
-   И  ничего  нельзя  с  этим  поделать?
-   Могут  только  боги.  Вот  эту  возможность  привез  Михалыч  с  гор.
-   Я  так  и  знал,  что  во всем  повинны  боги.
-   Конечно,  С  них  всё  начинается  и  с  ними  всё  кончается.  Михалычу  открылось  знание  того,  что  Боги  -  это  посланцы,  корреляты  Программы,  когда  в  ней  происходит  сбой.  И  они  несут  людям  весть,  знание  и  способы,  как  жить  с  возникшей  напастью.  В  нашем  случае,  как  эффективно  бороться  с  галопирующим  сознанием  и  разумом,  как  отсекать  ум  от  его  бесконечного  мельтешения,  как  бороться  с  желаниями  -  этими  ненасытными  детьми  разума  и  как  быть  вне  их  игр.  Михалыч  открыл,  что  боги  -  такие  же  элементы  Программы,  как  любая  иная  энергия.  Они  так  же  подчинены  закону  взаимозависимого  возникновения  или  причинно-следственной  связи.  Возникла необходимость,  и  они  тут  как  тут, чтобы  нести  свет  истины.
-   Принято,  -  сказал  Ясон,  -  тогда  и  все  формы  творчества,  человеческих  открытий,  постижений  тоже  заложены  в  Программе.
-   Конечно.  Пусть  даже  в  искажённую  вирусом.  Жизнь  не  кончается  с  внедрением  в  неё  чего-бы-то-ни-было. Она  уже  вершится,  но  только  в  поле  страдания.
-   И  это  твой  позитив?
-   Нет.  Позитив  ещё  впереди.
-   Не  надо,  а?  Мы  уже  вернулись  в  наш  привычный  мир  страданий.  Здесь  так  уютно.  Не  надо  мне  твоего  позитива.
-   Нет,  ты  его  получишь.  Но  сначала  маленькую  новость.
-   Новость  эта  та,  что  мы  -  не  люди.
-   С  ума  сойти!  Ты  страшнее  моей  сестры  Медеи  в  сотни  раз.  Она  пугает,  но  не  разрушает  мир,  а  ты  его  бросаешь  в  бездну.
-   Мы  говорим  о  смысле  жизни  и  поиске  истины  в  ней.
-   Нет.  Ты  меня  застращал.  Ведь  я  тебе  верю.  Пропускаю    твои  слова  через  свое  нутро. Почти  со  всем  согласен,  хотя  многое  слышу  впервые.  Я  не  боюсь  того,  что  ты  говоришь,  боюсь  трепа,  боюсь  хоть  на  мгновение  отойти  от  серьёзности  или  усомниться  в  правоте  не  слов,  а  твоего  переживания.
-   Все  -  правда.  Ни  мгновения  фальши.  Если  перегибаю,  значит  иду  в  разнос,  а  разнос  исходит  из  доверия  к  тебе.  Но
 все  -  правда.  Мы  -  не  люди,  потому  что  в  нас  нет  истинной  духовности,  нет  души,  она  где-то  есть,  но  настолько  завалена  материальным  хламом  нашего  взросления,  что  её,  по  сути,  нет.   Мы  пытаемся  её  вытащить  усилиями  разума,  но  это  безнадежная  затея.  Потому  что  разум  и  душа  -  абсолютно  разные  сущности.  Только,  кажется,  что  разум  стремится  заглянуть  внутрь.  Нет.  Он  может  объяснить  только  внешнюю  сторону  проблемы.  Подлинная  истина  ускользает.  Разум  и  сознание  могут  работать  только  в  узком  секторе  материальной  субстанции  в  человеке.
           -   Но,  говорят,  все  виды  искусств,  любое  творчество  -  философское,  научное,  прикладное  - даны  от  Бога  и  встречаются  в  Боге.
           -  Напротив.  Искусство  и  творчество-  способ  выживания  без  Бога,  деятельность  выживания  без  него.  Самое  большее,  на  что  они  способны  -  на  выражение,  манифестацию  неволи  человека  у  необходимости.  Или  служение  и  безоглядное  подчинение  иному  Богу,  Богу  искаженной  Программы.  Я  рукоплещу  религиозным  запретам  всех  веков  читать  светскую  литературу,  слушать  светскую  музыку,  изобретать  паровозы  и  самолеты.  Религиозные  учения  что-то  знают.  В  чем-то  всегда  правы.  Они  знают,  что  истинную  духовность  невозможно  вписать  в  рациональный  порядок  существующего  мира.
          -  Но  это  же  мракобесие.
          -  Да.  С  позиций  Равенства,  Свободы,  Братства,  Любви  и  всех  демократических  лозунгов  -  это  так.  Но  с  точки  зрения  эволюции,  естественности  и  подлинности  существования  -  это попытка  хоть  как-то  оттянуть  уготованный прогрессом  конец  Света.
          -  Значит  ты  и  против  демократических  институтов?
          -  Посмотри  на  меня.  Конечно, против.  Еще  Демокрит  говорил  “Самая  лучшая  доля  -  это  доля  раба”.  А  он  знал  толк  и  в  прелестях  демократии  и  низостях  рабства.
          Перед  расстрелом  поэт  Гумилев  в  застенках  ЧК  писал  “Социализм  -  это  зигзаг  в  истории”.
          -  Так  и  случилось.
          -   Да,  но  он  не  мог знать,  что  это  был  золотой  зигзаг  в  истории  человечества.
          -   Не  знал  сути,  но недолговечность  предсказал.
          -   Не  торопись  с  выводами.  Ничто  не  умирает  на  свете.  Все  ждет  своего  возвращения.  Сначала  это  зигзаг  потом  виток  потом  эпоха  потом  цивилизация.
          -   Но  что  хорошего  в  ушедшем  тоталитарном  социализме?
          -   А  то,  что  демократия  ориентирует  человека  на  внешнее.  Это  все  виды  деятельности  в  создании,  накоплении  и  трате  материальных  ценностей.  Наука  и  искусство  тоже  участвуют  во  внешней  деятельности.  И  жизнь  становится  хуже,  чем  жизнь в  стаде.  Это  бытие  толпы,  в  которой  идёшь,  расталкивая  её  плечами,  умирая  от  одиночества.  Только  там,  где  человек  ориентирован  на  внешнее,  возникает  психоз  одиночества.
         -   А  Демокритово  рабство?
         -   Там  совсем  другое  дело.  Чтобы  выжить  в  условиях  рабства,  нужно  найти  опору  внутри  себя.  Поиск  этой  опоры  неизбежно  наталкивается  на  глубинно-бесценное  -  свою  истинность  и  подлинность.  Самые  сокровенные  постижения  смысла  бытия  были  открыты  в  условиях  тюрем  и  лагерей.  Даниил  Андреев  Солженицын,  Лихачев.  Монастыри  -  это
тюрьмы,  религиозные  затворничества  -  это  тоже  тюрьмы.  Тюрьмы,  в  которых  непременно  воссияет  Свет  истины.  В  нашем,  ушедшем  социализме  тоже  мог  бы  он  воссиять,  но  сбой  решил  по-своему.
         -   Тогда  почему  Лихачев  и  Солженицын  оказались  у  истоков  демократических  преобразований?
          -   Потому  что  им  сопутствовали  чистота,  интеллект  и  целомудрие. 
         -   Ты  против  и  этих  ценностных  категорий?
         -   Нет.  Это  одни  из  самых  замечательных  проявлений  в  человеке.  Но  когда  они  накладываются  на  внутренние  постижения,  тогда  становятся  оковами.  Внутренний  поиск  опоры  и  те  категории  нравственности,  о  которых  ты  печешься,  - это  чужеродные  ценности.  Что  рождается  внутри,  не  может  быть  понято  вовне.  Они,  наверное,  этого  не  знали,  вот  почему  смешение  несовместимых  ценностей  может  привести  к  плачевному  результату.
         -   С  тобой  трудно  спорить.
         -   Трудно  спорить  с близкой  по  сердцу  истиной.
         -   Твоя  истина  и  необычайна,  и  фантастична.  На  грани  возможного  и  невозможного.
         -   В  вечности  нет  никакой  разницы  между  возможностью  и  её  существованием.  Это  отмечали  ещё  древние  греки.
         -   Да,  но  они  в  большей  степени  исповедовали  дионисийское  начало  -  ликование,  радость  жизни,  а  мы,  даже  говоря    о  смысле  жизни,  не  видим  в  ней  ничего,  кроме  безрадостного  существования,  страдания,  негатива.
         -   Им  было  хорошо.  Они  ещё  не  вкусили  плодов  искаженной  Программы.  Но  уже  тогда  Чжуан-Цзы  писал:  “Когда  кончается  Дао,  возникает  потребность в  добродетели,  когда  добродетель  утеряна,  возникает    потребность  в  милосердии и  человечности,  после  этой  утраты  возникает  потребность  в  долге,  когда  утрачено  чувство  долга,  возникает  потребность в  церемониях  и  приличиях,  когда  и  это  утеряно,  возникает  смута,  и  на  сцену  выходят  “друзья  народа” “.  Казалось,  уже  тогда  катиться  было  некуда,  и  он,  Чжуан-Цзы,  наезжал  на  Конфуция,  исповедовавшего  церемонии,  долг  и  человечность  -  четвертую  и  пятую  ступени  отклонения  от  первоначала.  В  наше  время  “друзья  народа”  -  это  самые  уважаемые  люди  -  так  низко  мы  пали.
         -   А  есть  ли  ещё  более  низкая  ступень  падения?
         -   Конечно.  Это  утилитаризм  -  наша  повседневная  реальность. ”Я  хочу  веселиться,  веселиться,  веселиться”  -  визжат  звезды  с  экранов  ЕВ,  и  это  не  дионисийское  начало  -  это  пир  во  время  чумы.
         -   Только  не  говорите  мне  о  СМИ,  об  их  программах,  о  том,  что  творится  на  улицах  и  городах,  о  грязи,  бедности  одних  и  воровском  богатстве  других,  о  нравственности  и  безнравственности.  Давайте  лучше  послушаем,  как  идет  дождь  за  окном.
         Ясон открыл  окно  и  выключил  свет.  В  лицо  ударила  прохлада.  Ветер  изменил  направление,  и  комната  наполнилась  содержанием  ночи.  В  нее  вошли  и  свет  фонарей,  и  тени  деревьев,  чернота  неба  и  шум  дождя,  и  убаюкивающее  позднее  время.
         -  Ну  что,  Малыш,  мы  так  и  не  добрались  до  позитива,  ты  так  и  не  увидел  свет  в  конце  туннеля?  А  ведь  мы  не  коснулись  ни  проблем  свободы,  ни  любви,  ни  жизни,  ни  смерти,  ни  добра  и  зла  -  ничего  из  того,  что  каждый  день  стучится  в  сердце  и  требует  внимания  и  заботы,  как  любое  животное, которое  хочет,  есть  и  за  которое  мы  в  ответе.
         -   Нет,  мне  не  нужен  позитив. Ваш  негатив  универсален  и  созидателен,  а  позитив  -  это  переживание  в  поиске  личностного  эликсира,  не  так  ли?
         -   Ты  все  правильно  понял,  Ясон.  Только  знай,  этого  эликсира  в  каждом  человеке  больше  чем  с  избытком.
         -   Я  это  почувствовал.  Вы  делитесь  им  со  мной,  и  я  благодарен  до  земли.
         -   Довольно.  Больше  об  этом  ни  слова.
         Утром  им  постучали  в  дверь,  приглашая  на  завтрак.
         Одеться,  привести  себя  в  порядок  и  спуститься  вниз  -  дело  нескольких  минут.
         Комиссия  была  в  сборе,  чтобы  разлететься  по  своим  городам.
         Стояли  совершенно  чуждые  друг  другу  люди.  Даже  Ясон  смотрел  в  землю,  будто  был  в  чем-то  виноват.
         Только  в  последнюю  минуту  перед  посадкой  в  автобус  подошел.  Они  улыбнулись  и  молча  пожали  друг  другу  руки.
         Бесповоротно,  навечно,  навсегда.
         Об  этом  он  думал  всю  дорогу,  едучи  на  завод,  где делали  эти  противотанковые  орудия,  думал  и  тогда,  когда  шел  по  территории  сборочного  цеха;  орудия  стояли,  задрав,  не  свойственно  им,  стволы  кверху,  как  зенитки,  в  несколько  рядов  для  экономии  места.  Казалось,  их  количеству  не  было  конца.  И  только  в  конструкторском  отделе,  передавая  эскизы  светящейся  марки  молодому  парню,  он  отвлекся,  увидев  свою  разработку  координатора  наведения  ракеты  на  цель.  Копия  висела  на  чертежной  доске,  но  он  не  спросил,  и  затолкал  поглубже  вопрос  -  это  уже  не  его  проблема.
         На пути  в  аэропорт  он  уснул  и  проснулся  только,  проезжая  Академгородок.  Он  так  и  не  позвонил  Будянычу,  работающему  здесь,  не  позвонил,  хотя  должен  был  это  сделать.   
         Ты  многое  должен  сделать,  и  многие  завязаны  на  тебя,  и  с  этим  тоже  надо  кончать,  иначе  никогда  не  выберешься  на  свой  путь,  не  найдешь  дороги  к  себе,  будешь  плутать  между  привязанностями,  обязательствами  и людьми,  как  делал  столько  лет.  Да,  есть  особая  правда  в  том,  что  из  тюрьмы  можно  бежать  только  в  одиночку,  из  тюрьмы,  изуродованной  сбоем  Программы.
         А  есть  у  тебя  или  на  земле  такое,  что  не  было  бы  искалеченным  и  ущербным  из-за  этого  сбоя?
         Только  возможность,  подумал  он,  и  этой  возможностью  нужно  воспользоваться,  пока  горит  она  в  тебе  ярким  пламенем.  И  это  не  так  уж  мало  -  попробуй  отрешиться  от  дел  и  забыть  о  существовании  людей.
         Он  посмотрел  в  замкнутое  пространство  самолета,  где  были  только  люди  кресла  и  стеллажи,  и  не  было  ничего  из  того,  что принадлежало  бы  к  миру подлинному  и  естественному.
         Из  такого  плотного  пространства  трудно  вырваться  даже  при  наличии  решимости,  а  при  чрезвычайных  обстоятельствах,  тем  более,  подумал  он.  Но  уйти  без  возврата,  как  ушел  Ясон,  это  он  сможет.
         И  он  пожалел,  что  не  все  поведал  ему  из  того,  что  знал,  знал,  но  пренебрег  потребностью  ученика  в  учителе,  такой  же  настоятельной  как  у  учителя  в  ученике.
         Он  бы  ему  рассказал,  почему  жизнь  находит  истинное  пристанище  в  смерти,  и  почему  мужчина  ищет  такое  же  пристанище  в  женщине
         И  что  любая  человеческая  зависимость,  страдание  и  боль  проистекают  не  от  богов  -  они  и  вправду  всемилостивы  -  а  от  пигмеев  -  существ-фантомов,  паразитирующих  в  человеке,  с  которыми  тот  отождествил  свою  жизнь.  И  болеют  тоже  они,  и  страдают,  а  человек  обманно  мучится  вместе  с  ними.
         И  что  рабство  возникает  из  устремленности  к  власти               
Тех,  кто  не  может  дать  людям  воли.  Но  что  оно  никак  не  связано  с  понятием  свобода  в  каждом  индивиде,  в  какой  бы  рабской  зависимости  он  ни  находился.  И  свобода  косвенно  или  напрямую  связана  с  устремленностью  каждого  из  нас  прочь  от  механичности,  искусственности.  Свобода  -  неотъемлемое  качество  человека,  как  кровообращение  или  радость,  или  страх,  или  религиозное  чувство  -  качества  естественные  и  напрямую  связанные  с  эволюцией  и  Программой.  Странно,  подумал  он,  ты включил  в  этот  набор  религиозное  чувство,  но  ты  бы  не  сделал  этого  никогда,  если  бы  не  знал  всю  высоту  его  созидательности  для  тебя  и  окружающего  мира.
         И  свобода  -  это  не  произвол  и  вседозволенность,  не  разгул  страстей,  желаний  и  воль,  а  свобода  от  ярма  страстей,  желаний  и  воль.   
         И  свобода  невозможна  в  причинно-следственном  мире,  в  условиях  взаимозависимого  возникновения.
         Человечество  всё  время  пытается  искусственно  насадить  эту  ценностную  категорию,  слепить  из  возникающих  в  человеке  желаний,  волений,  влечений  -  худшего  материала,  порожденного  вирусом  искаженной  Программы.  Оно  даже  не  подозревает,  что  все  чувства  и  влечения  должны  вытекать  не  из  ума,  а  естественно  из  велений  Бытия.
        Ты  смог  бы  поведать  Ясон,  как  разум  расправился  с  самыми  надежными  рефлекторными  качествами  человека  -  инстинктами. 
         И  как  человек  стал  изобретать  тысячи  мерительных  инструментов,  а  в  те  давние  времена  их  было всего  четыре:  отвес,  треугольник,  циркуль,  линейка.
         Он  посмотрел  в  иллюминатор,  поискал  Полярную  звезду,  но  не  смог  найти.  Она  неизмеримое  количество  лет  не  меняет  положения  в  пространстве,  подумал  он,  но  твоя  искалеченность  не  позволяет  на  неё  опереться,  прислонить  голову,  использовать  как  ориентир.
         Да,  еще  Полярная  звезда,  ещё  времена  года,  солнце  и  луна,  мох  на  деревьях,  сезонные  перелеты  птиц,  следы  зверей  и  миграция  рыб.  Больше,  чем  достаточно,  чтобы  не  потеряться  в  окружающем  мире  и  найти  дорогу  из  Греции  в  Колхиду.
         А  будь  Ясон  здесь,  что  бы  ты  сказал  ему  о  позитиве? Во  первых  сказал  бы  что  блуждания  окончились  вместе  с долей  неверия,  которая  жила  в  тебе ,  как  туберкулезная  палочка,  как  червь  сомнения  и  как  неодолимое  препятствие  в  постижении  своей  подлинности.  Об  этом нельзя  говорить  громко,  настырно  и  бахвально.  И  ты  бы  начал  издалека.  О  той  непрекращающейся  ни  на  миг  занятости,  в  которой  конструкторская  работа  перекрывала  все  иные  интересы  и  была  смыслом  существования.  И  как  они  горели  на  работе,  и  все  горело  вокруг  их  разработки.  Первые  реактивные  снаряды  управлялись  с  помощью  проводов.  На  каждом  снаряде  находилась  Бабина,  принудительно  разматывающая  провода,  опережая  скорость  полета  снаряда,  Два  изолированных  и  склеенные  воедино  провода  толщиной в  две  десятых  миллиметра  -  это  тоже  было  чудом  технологии.  Погрешность  наведения  не  превышала   нескольких  секунд  в  радианной  мере.  Этого  не  могло  выполнить  заводское  оборудование.  Тогда  весь  завод  перевели  на  повышенный  класс  точности.  А  это  совсем  не  простое  дело.  И  Ясон  слушал  бы  с  интересом,  ведь  он  пришел  за  этим.
         Но  потом  он  поведал  бы  ему  о  том,  как  впервые  поехал  в  горы.  И  там  соприкоснулся  с  неведомым  доселе  первозданным  чувством  опасности,  страха  и  преодоления  этого  страха.  Оно  было  превыше  другого  известного  ему  чувства  -  чувства  любви.  И  с  этих  пор  оказался  среди  тех,  кого  разрывают  силы,  устремленные  вверх  и  тянущие  вниз. А  он  даже  не  мог  определиться,  что  это  за  верх,  а  что  низ.  Так  длилось  много  лет  и  тянулось  бы  вечно,  но  пришла  любовь,  ярче  которой  не  было  ничего  на  свете,  и  она  расставила  все  по  своим  местам.  Чтобы  спастись  от  её  смертного  приговора,  он  впервые  прикоснулся  к  Библии,  Гите,  буддистским  сутрам.  Прикоснулся  к  знаниям,  неисчерпаемость  которых  не  имеет  границ,  а  постижение  их  вступало  в  противоречие  с  существующими  ценностями.  Это  было  больше,  чем  страсть,  и  она  длится  вплоть  до  сегодняшнего  дня.  К  этому  времени  он  мог  сказать,  что  нет  более  религиозного  человека,  чем  он,  хотя  ни  разу  не  ходил  в  церковь,  буддистский  храм  или  мечеть.  В  поисках  той  единственной  истины  невозможно  ограничиться  одной  религией,  быть  влюбленным  и  преданным  одной.  Потому  что  со  стороны  каждой  истина  высвечивается  новым  содержанием.
         Эта  религиозность  воспринималась  им  как  игра,  глубоко спрятанная  игра  интеллекта  и  веры,  знания  и  вероятности. 
         Вначале  была  вера  -  Он  есть.  Потом  глубинное  переживание  и  видение  приводили  к  знанию  -  Он  есть.  Потом  снова  побеждала  вера,  ведь  она  предшествует  любому  знанию.
r         А  потом  пошла  полоса  открытий:  существа-фантомы,  их  страдальческая  возня;  за  ними  двойственность  как неустойчивое  переходное  состояние  от  добра  к  злу,  от наслаждения  к  страданию  и  обратно.  И  вот  сейчас  не дает  покоя  сбой  Программы  и  бессилие  богов  в  корректировке  этого  сбоя,  и  связанная  с  ним,  казалось  бы,  ничем  не  поправимая  нравственная  катастрофа. 
         И  всегда  подступало  отчаяние  из-за  неразрешимости  проблемы.
         Но  всегда  Бытие  на  стороне  тех,  кто  самозабвенно  ищет.  И  для  них  оно  имеет  наготове  распахнутую  дверь  в  иное  измерение,  иное  видение.  Вместо  приземленного  ощущения  Бытия,  начинаешь  видеть  его  небесную  составляющую.  Ты  можешь  ощутить  и  христосовскую  любовь,  и  сострадание  ко  всему  живущему  на  земле,  и  путь  бескорыстного  пребывания  в  этом  мире.
         Думая  об  этом,  он  вдруг  почувствовал  -  Бытие  дарит  то,  что  он  искал  всю  жизнь  и  уже  разуверился  найти  -  бесценный  дар  -  постижение  своего  предназначения  -  помогать  богам,  что-бы-это-ни-значило.  Быть  всегда  в  их  распоряжении,  для  начала  быть  там,  где  не  потревожена  естественность,  где  цветет  первоначало,  где,  наконец,  встретишься  с  безусильностью  существования.
         Самолет  пошел  на  посадку,  и  всех  попросили  застегнуть  ремни.