99 дней до приказа

(время действия – конец 1970-х, место действия – Оренбургская обл.)

Главный солдатский праздник – день приказа министра обороны об окончании срока службы у конкретно этого солдата. Приказ публиковался в газетах в последний день сентября. Те, кого это касалось, вырезали и хранили его долго и бережно.

За сто дней до приказа всем дембелям полагается брить голову под ноль. Не знаю точно, зачем. Думаю, что для гигиены. Или чтобы к светлому праздничку увольнения в запас отросла короткая и ровная прическа.

Командир роты механизаторов капитан Кривоножко очень раздражался каждый раз, когда дембеля брили свои черепушки. Он готов был рвать и метать от злости. Накануне этого дня командир вызвал к себе старшину Честного и повелел:

– Собери личный состав и доведи мою мысль. Кто завтра побреется, пойдет на гауптвахту. Выпить нет?

Фразу Кривоножко произнес на одном дыхании, поэтому прапорщик не сразу понял, где заканчивается угроза и где начинается вопрос.

– Выпить нет? – повторил последнюю, более важную на данный момент часть предложения, командир роты механизаторов.

– Нет, – как эхо повторил Честный.

– А водка есть?

– Есть, – ответил прапорщик.

– Что ты меня путаешь?

– Да я просто думаю, что послезавтра у нас твориться будет. Традиция же такая. Когда я служил срочную, тоже брились.

– Всему когда-нибудь приходит конец. В нашей роте я хозяин. Поэтому, старшина, неси водку.


***


На утренней поверке прапорщик Честный предупредил дембелей:

– Не вздумайте дразнить его. Всем, кто завтра побреется, мало не покажется.

– Он что, охре…

– Климочкин, молчать! – цыкнул старшина роты. – Ты как об отце-командире отзываешься? Думай, что хочешь, а вслух субординацию соблюдай.

На базе механизаторов в тот день никто не работал. Поначалу капитан Кротов попытался было что-то такое скомандовать, но шахтер Юрок приобнял его за плечо и сказал:

– Затронута честь солдата, товарищ командир. Над нами же все дембеля части смеяться будут. Давайте сегодня не будем огорчать друг друга. А? Завтра же мы вам отработаем с лихвой.

– Ну конечно, Юрий, – тут же согласился Кротов. – Ничего срочного сегодня нет.


***


– Всем думать! – приказал молодым Колёк.

Дембеля думали и так.

– А может…, – сказал Климочкин.

– Что? – все взоры были направлены на него.

– Фигня, – ответил Климочкин.

– А если не бриться, – предложил Юрок. – Чтоб смешнее было.

– Ты что, братан? – поразился Колёк. – Ты эти мысли из головы гони сразу. А то я не посмотрю на то, что ты – мой земляк.

– И что тогда будет, Колёк? Не пугай шахтера голым женским задом.

– Не, мужики. Не ссорьтесь. У меня идея лучше, – улыбнулся Лёва Штейн.


***

В день, называемый «сто дней до приказа», на утренней поверке личный состав роты механизаторов был, как никогда, вычищен и подтянут.

Капитан Кривоножко хозяйским шагом подошел из кабинета. Прапорщик Честный доложил о том, что все на месте и ждут дальнейших указаний.

– Снять головные уборы! – распорядился командир роты.

Пилотки мгновенно соскочили в правые руки солдат.

Как-то я видел на улице старушку, явно сохранившую, несмотря на возраст, невинность. Так эта брестская крепость в сером пальтишке и шляпке с вуалью стояла посреди двора и наблюдала за совокуплением бродячих собак. Она смотрела на эту здоровую природную картину, и ее вуаль шевелилась в такт движениям влюбленной пары. А руки судорожно сжимали авоську с кефиром и плавленым сырком.

Так вот. Что же увидели пораженные в самый крестец капитан и старшина?

Все молодые солдаты роты были выбриты наголо. Даже выскоблены. Их головы походили на бильярдные шары с ушами и бровями. Реакция той старушки была гораздо более естественной. Капитану же Кривоножко показалось, что это его сейчас, ну это самое, все одновременно дембеля. Он даже вздрогнул и оглянулся. Сзади был только портрет маршала Дмитрия Устинова, министра обороны нашей страны в то время. Но портрет не мог, сами понимаете. Это все самовнушение. И не мечтайте, бабушка, как говорится.

Прапорщик Честный, осознав, что произошло, тихо про себя матюгнулся, выразив тем самым восхищение увиденной картиной. Командир роты был более категоричен. Он сказал:

– Все на уборку территории.

Как будто ничего не произошло.

На следующий день опять была, как всегда, утренняя поверка. Личный состав роты механизаторов был так же подтянут и наодеколонен «Шипром». Прапорщик Честный доложил капитану Кривоножко о наличии в строю всего коллектива.

– Головные уборы снять, – как обычно скомандовал он.

Я представляю, что выражало бы лицо той старушки, если бы она увидела на улице совокупляющихся, к примеру, капитана Кривоножко и прапорщика Честного.

Да, мелодрама. Или даже трагикомедия.

Весь личный состав был выбрит наголо. Даже выскоблен. Разобрать, кто дембель, а кто нет, не представляло никакой возможности. Что себе грезил командир роты, понять по его лицу было невозможно. Но явно что-то из области без меня меня типа того. Прапорщик Честный незаметно показал Юрку и Кольку большой палец.

Капитан Кривоножко повернулся к строю спиной и, сутулясь, удалился в кабинет. Без слов.

Зато молодые механизаторы Малыш, Ганс и Киргиз все эти сто дней чувствовали себя дембелями. Не в своей роте, конечно, а в столовой и по дороге на работу. Им уважительно уступали дорогу, не понимая только, почему эти странноватые дембеля так быстро носятся и явно побаиваются своего статуса.


(Отрывок из повести "Таки служба")