Одесские рассказики 4. Павлина и Мурзик

http://www.proza.ru/2016/01/26/854

   
   Павлина робко окликнула нас на вокзале, когда мы повторно приехали маленькой компанией в Одессу, а до этого мы были здесь  по спортивным делам большим коллективом и жили на турбазе «Крыжановка», располагавшейся напротив легендарного Поскота, прямо у самого Чёрного моря. Она представилась Полиной, отчество назвать наотрез отказалась - пожилая женщина, из работниц, одетая так, как одеваются  многие  бабушки до сих пор: длинная юбка собственного пошива, вязаная кофта и платочек на голове.

- А где у вас квартира?  - Первым делом спросила я.
- В Крыжановке, - и женщина начала обширный географический обзор…
- Это судьба…- Глубокомысленно изрекла Ленка.
- Беня говорит смачно, но не мало,- шёпотом добавила Юлия.
- Нам подходит, Полина … - Я замялась, - неудобно как-то без отчества… Вот я, например, Григорьевна.
- И я Григорьевна, - растерялась она.

 Уже в экспрессе, мчавшемся к пункту назначения  сквозь одесские урбанистические пейзажи, мы узнали, что застенчивость, которую проявила наша новая знакомая на вокзале, была вызвана странностью обстановки и непривычной миссией искать квартирантов. Тут же в автобусе выяснилось, что наша будущая квартирная хозяйка владеет риторикой не хуже Цицерона, а из её красочной речи на фоне мелькающих раскалённых бетонных заборов нам стало известно, что мы будем первыми жильцами, которые вселятся  в новенький, построенный специально «для бизнеса» домик, и что до встречи с нами  она два часа  ходила и смотрела на прибывавших на перрон пассажиров, но никто из них не вызвал у неё  желания познакомиться поближе, и только наше трио внушило ей хоть какое-то мало-мальское доверие. Мы застрекотали в три  голоса, как мы польщены таким доверием и жаждем  увидеть уже свой заветный домик.

   Через пару дней приехавшая на выходные внучка сообщила нам, что её бабушку зовут Павлина, и мы дружно отчитали теперь уже Павлину Григорьевну за излишнюю конспирацию.

  - Прекрасное, редкое имя, и никаких москвичек оно ничем смутить не смогло бы, - сказала я пафосно в ответ на её оправдания.

   Вечерами, когда мы не уезжали в город, мы сидели  за большим столом, застеленным жизнерадостной клеёнкой, на нашей очень уютной летней кухне под тускло светящейся лампой в мощном стеклянном плафоне и каждый раз ждали, когда же появится Павлина и произнесёт свою коронную фразу:

 - Ну что, девчаты, сегодня не поехали в теятр?
 - Нет, Павлина Григорьевна, сегодня – антракт. Заходите! Посидите с нами, пожалуйста.

  И мы угощали гостью московской тушёнкой и чем-то там ещё вкусненьким.  Вскоре мы становились зрителями в домашнем  театре  одной актрисы.

  Павлина Григорьевна была профессиональной сказительницей, и, если она начинала  свою  речь на какую-нибудь произвольную тему, то, будьте уверены, длилось она, как хорошее действие  классической пьесы.
 
   Рассказ Павлины Григорьевны был всегда  очень обстоятельным, изобиловал всякими живописными, я бы даже сказала, вкусными подробностями. Иногда она позволяла себе пространные лирические отступления, и тогда мысль её воспаряла к южному небу  белой чайкой  и витала там поэтическими кругами, нанизывая  один эпитет на другой… И так до бесконечности…

   Тогда мы вежливо возвращали Павлину с небес на землю и просили вернуться к основной канве повествования, и она, смеясь над своим недавним полетом, махала смущённо рукой и, глубоко выдохнув, говорила: « Ну, слухайте, девчаты, дальше!»

   Тема рассказа могла быть любой: поездка ли к родственникам на свадьбу, житьё ли бытьё её соседа слева -  бобыля и морского волка, чьё семейное счастье она одержима была устроить или же обсуждение политических новостей. Но в тот памятный вечер мы услышали историю о сбежавших без оплаты  квартирантах, которые бессовестно воспользовались неопытностью Павлины в таких делах.

 -Ой, как они ушли в пять утра, так ни один камушек не стукнул, и ребёночек их громогласный не пикнул даже вот настолько, и Павлина отметила большим пальцем на указательном, на сколько не пикнул этот киндер.

 - Ой, а ребёночек-то худенький у них, ручки, как у того Мурзика лапки…

   Мурзик, всеобщий любимец, белоснежный  молодой вальяжный кот с голубыми очами, сидел тут же в позе сфинкса в ожидании остатков тушёнки и пытался малость вздремнуть, но каждый раз вздрагивал при произношении любимой хозяйкой своего имени и приоткрывал небесно-голубые глаза. А поскольку именно Мурзик был объектом постоянных сравнений Павлины с разнообразными явлениями, то глаза его то и дело освещали наши одесские прослушивания лазоревыми огоньками наряду с тусклой лампой и большими звёздами, которые уже светили во всё южнорусское небо. За музыкальное сопровождение пьесы отвечали цикады, всегда справлявшиеся со своими партиями блестяще.  Под звуки их инструментала рассказы Павлины Григорьевны воспринимались и правда, как театральное действо.

     Но кот Мурзик – это совершенно  особенная история… Это был кот-джентльмен, всегда элегантный в своём безупречно белом костюме. Он разгуливал по Павлининому двору, как английский лорд. А однажды он удивил нас и  растрогал почти до слёз своим благородством. Я уже упомянула здесь московскую тушёнку.  Так вот,  баночки из-под  тушёнки с остатками этого дефицитного продукта мы оставляли для Мурзика на полу при входе в кухню, и он всегда приходил и  с тщательностью их вылизывал.

  Но как-то вечером он пришел не один, а привёл с собой  двух пёстреньких кошек. И ведь каким-то образом он на своём кошачьем языке смог объяснить  этим местным красоткам, что здесь их ждёт московская вкуснятина. Затем его подружки вылизали всё, что можно было вылизать со стенок двух баночек и пошли к выходу. Аристократ Мурзик  во время этой трапезы сидел чуть поодаль и деликатно смотрел в сторону. Но всё же после ухода дам он подошёл к пустым посудинкам, и по тому, как он их обнюхал, стало понятно, что он и сам был бы не против лизнуть пару раз столичную амброзию.

   Мы с Юлией накрывали в то время  стол на кухне для ужина, и всю сцену угощения кошек мы простояли молча, замерев в тех позах, в каких  нас застали неожиданные визитёрши, не сводя глаз с галантнейшего нашего кота. Я первая вышла из оцепенения и  громко выразила Мурзику свой восторг по поводу его благородного поступка. Встретив понимающий Юлькин взгляд,  я начала выбирать из картошки кусочки тушёнки и кормить ими Мурзика.

    Ленка, пришедшая  со двора с ведром воды и заставшая нас причитающими над трапезнующим  Мурзиком, которому мы выковыривали из приготовленного блюда мяско, только в очередной раз с недоумением  возвела свои зелёные  глаза к потолку.

 - Да ладно тебе, Ленусик, чай в Одессе живём, а  не на Северном полюсе, купим мы ещё себе хавки, - и мы в лицах рассказали подруге о случившемся пару минут назад…

  Когда мы приехали на третий год  к Павлине Григорьевне в гости, мы с ужасом увидели совсем другого Мурзика – больного старика-инвалида, передвигавшегося на трёх лапах. Несчастное животное попало в капкан, специально  для него поставленный на соседском участке справа. Так вместе с капканом он и приковылял домой, изнемогая от боли. Никакие кошки к нему уже не приходили, да и сам он уже никуда не отлучался со двора.

  Но бедный Мурзик всё-таки никак не хотел забыть, каким молодцом он был ещё совсем недавно, и то и дело пытался охотиться на воробьёв.

 - Нехай они живут, Мурзик, - кричала ему Павлина и смахивала набежавшую слезу, глядя, как он хромает назад на свою лежанку. И Павлина грозила бессильным кулачком в сторону  ненавистной высокой крыши, а Мурзик смотрел на этот мир своими по-прежнему голубыми глазами, в которых читался немой укор: «А я ведь так доверял Вам, люди…»



               http://www.proza.ru/2016/04/15/2260