Хочу проснуться, когда все закончится 21 глава

XXI  ГЛАВА.

- Черт, возьми! – выругался я, оказавшись в темноте. – Хоть сам по всему подъезду лампочки вкручивай!
- Может, тебе электриком стать? - рассмеялся Трой, медленно и осторожно спускаясь по лестнице, и постоянно на меня натыкаясь.
- Я подумаю об этом. Вдруг это дело всей моей жизни, - поддержал я шутку.
С каждым шагом мне все больше казалось, будто мы спускаемся куда-то под землю. Вокруг становилось темнее, хотя глаза должны были уже привыкнуть и начать видеть хотя бы очертания предметов. Но я ничего не видел. Только чувствовал присутствие Троя у себя за спиной. Молчание прерывал лишь звук наших подошв, шаркающих по ступенькам. И чуть неровное, сбивающееся с привычного ритма дыхание.
На миг мне даже стало страшно, и я решил заговорить. Но только открыл рот, как раздался пронзительный кошачий крик, и я почувствовал, как мимо меня пробежала кошка, которой я, видимо, наступил на хвост.
От неожиданности мое сердце в буквальном смысле остановилось, и я перестал дышать.
- Надеюсь, не черная! – рассмеялся Трой.
- Надеюсь, - ответил я, выдохнув, и мое сердце снова забилось. Мне было не смешно.
Казалось, прошла вечность прежде, чем мы вышли на улицу, преодолев восемь этажей, благодаря сломавшему как всегда не вовремя лифту.
На улице было ничуть не светлее. К вечеру небо почернело. Его перекрыли огромные темные тучи, набитые дождем. Они готовы были мгновенно лопнуть, только дай указ.
Вокруг было тихо. Как на море перед бурей.
Вдалеке небо разрывали ярки кривые полосы, и до нас доносились глухие раскаты грома, походившие на звуки набата.
Почти в каждом окне уже горел свет. Все давно разбрелись по домам, и, казалось, что во всем городе на улице нет никого, кроме нас и еще двух парней, куривших у соседнего подъезда.
- Дэниел Коллинз? – обратился ко мне один из них, что был повыше и в капюшоне, натянутом до самых глаз, когда мы с ними поравнялись.
- Да, - ответил я, остановившись, и стал пристально вглядываться в полузакрытое лицо человека, которого, я был уверен, не знал. Он был очень спокоен в отличие от своего приятеля, нервно переминающегося с ноги на ногу. – Что-то случилось?
Но вместо ответа я получил неожиданный удар под дых, и от сильной боли согнулся пополам. Снова удар. Я падаю. Еще удар. Я лежу, свернувшись, словно ребенок в утробе матери. Все происходит так быстро, что я не успеваю собраться, чтобы ответить на удары, которые один за другим получаю от двух человек.
Пытаясь прикрыть руками голову, я закрываю ладонями уши, чтобы не слышать глухой звук ударов. Но они все равно доносятся до меня, словно их вещает радиоприемник на самой большой громкости. Из этого приемника слышался и голос Троя. Он тоже ввязался в драку.
Резко удары прекратились, но от боли и бессилия я не мог пошевелиться и поднять голову, продолжая лежать на боку с открытыми глазами. Я только лишь видел, как алая струйка крови из разбитого носа, розовея в дождевой воде, растекается по мокрому асфальту. Дождь все-таки добрался и до нас.
Радиоприемник затих вместе с голосом Троя. Снова стало тихо. Я даже подумал, что это все мне приснилось. Но как только набрался сил и поднял голову, почувствовал такую боль, которой не бывает ни в одном ужасном сне.
Немного привстав и стерев тыльной стороной руки все еще идущую из носа кровь, осмотрелся. Этих двух уже не было. Перед глазами все расплывалось, как после огромной дозы алкоголя.
Медленно повернувшись, я нашел взглядом Троя. Он лежал в нескольких шагах от меня, и тяжелые капли дождя беспощадно продолжали наносить ему удары. Я попытался позвать его, но разбитые распухшие губы не слушались. От боли я не мог издать ни звука. А Трой все продолжал неподвижно лежать.
Кое-как приподнявшись, я на четвереньках двинулся к нему.
Дождь пошел еще сильнее
- Трой, с тобой все в порядке? – спросил я, пытаясь перекричать раскаты грома, заглушающие мой голос.
Он лежал неподвижно лицом вниз.
- Трой? – выдохнув, я сделал усилие над собой и перевернул его. Мое сердце второй раз за этот вечер остановилось.
Из его груди шла кровь, которую напрасно пытался смыть дождь.
У меня закружилась голова. Вся боль исчезла, сменившись страхом.
Я, стараясь как можно быстрее, достал телефон и набрал номер Саймона, уверенный, что он сможет нам помочь. Но он не отвечал. Ни со второй, ни с третьей, ни даже с пятой попытки.
Тогда я набрал номер скорой. Уже через пять минут она забрала нас с Троем, включив сигнал тревоги, разрывающий мою голову. В глазах то темнело, то становилось так ярко, будто кто-то резко включал свет. Я больше не мог говорить, словно вся моя сила была направлена на то, чтобы не сойти с ума от боли.
Уже в больнице нас разделили. Я не знал, куда везут меня, и не знал куда увезли Троя. На разговоры и вопросы не было сил.
После бесконечных перевязок, уколов и капельниц, стало немного лучше. Из-за сотрясения врач настаивал на покое. Но успокоиться я не мог. Я должен был найти Троя.
Не знаю сколько прошло времени с того момента, как нас сюда привезли, но был поздний вечер, когда я вышел из палаты на его поиски. Ни врачей, ни медсестер уже не было. Длинный коридор с когда-то белыми, а сейчас уже серыми стенами, был пуст. Двери в палаты закрыты. Не спалось только мне и еще одному странному парню с перевязанной головой. Он медленным шагом шел мне навстречу.
- Новенький? – спросил он, когда я поравнялся с ним, и остановился.
- Если здесь это так называется, то да, - ответил я и встал напротив.
- Ну, ничего, если повезет, то уже завтра это звание перейдет кому-то другому, - усмехнулся он. У него не было почти ни одного зуба. – Я вот уже давно здесь. Почти как свой.
- Ты тогда, наверное, знаешь, где тут что?
- Смотря, что тебе нужно. 
- Друга нужно найти. Нас вместе привезли.
- А, так тот парень был с тобой?! Да с ним все нормально. Слышал, врачи сказали, у него черепно-мозговая и что-то там еще, но жить будет, - он снова усмехнулся.
Но, несмотря на эту новость, мне было не смешно. Я хотел убедиться, что Трой не сильно из-за меня пострадал. Ведь все, что произошло, предназначалось только мне. Этим двоим нужен был именно я. Хотелось бы знать, зачем. Наверное, снова кому-то перешел дорогу какой-то своей статьей. Такое уже однажды случалось. Правда, тогда я отделался только звонками с угрозами.
Слова этого парня все равно меня немного успокоили. Даже боль немного утихла. Пожелав ему спокойной ночи, я отправился в свою палату, где все уже давно спали.
В темноте, я запнулся обо что-то, рухнув всем тело на кровать. И тут же осознал, что это что-то – человек, который сидит на ней.
Трясущими руками я быстро достал мобильник из-под подушки и, включив подсветку, направил на того, об кого споткнулся.
- Эмили! Какого черта ты здесь делаешь? – старался я говорить тихо, чтобы никого не разбудить, но от неожиданности и волнения, у меня это не вышло.
Вместо ответа она подняла голову и посмотрела распухшими от слез глазами, и мне снова стало ее жаль. Я сменил тон, хоть и не мог скрыть, что не рад ее видеть.
- Как ты сюда прошла?
- Слышь, друг, ты время видел? Если не заткнешься, я позову врачей, - раздался в темноте голос соседа по кровати.
- Извини, - шепотом ответил я и повернулся к Эмили, чтобы предложить выйти вместе в коридор. Но на кровати я был один.
Мне стало не по себе и в то же время легче. Значит, мне все это показалось.
Почти до самого утра я не мог уснуть, убеждая себя, что это из-за травмы. Написал несколько сообщений Трою, но он не отвечал. Наверное, спал. Ему досталось больше, чем мне, поэтому я не стал его донимать и, к своему счастью, уснул. Но ненадолго.
- Мистер Коллинз! – разбудила меня медсестра в идеально белом халате. – Вас вызывают в кабинет главного врача.
- А что, нас уже выписывают? – удивился я.
- Сегодня никого не выписывают, - ответила она и быстро пошла к выходу.
Мне сейчас не хотелось никуда идти. Головная боль возобновилась, создавая перед глазами густой туман.
Кое-как я дошел по бесконечно длинному коридору до кабинета и, постучав один раз, вошел, не дожидаясь приглашения, и почти рухнул в кресло перед главврачом.
Здесь было тихо и мало света.
- Как себя чувствуете, мистер Коллинз? – спросил он, и немного подался вперед, уставившись на меня прозрачно-голубыми глазами.
- Неплохо, но могло быть и лучше. 
- Я Вас понимаю, но мы сделаем все возможное, чтобы Вы быстрее поправились, - он развернулся и достал из шкафа, стоящего у него за спиной, папку с красным ярлычком, положил перед собой и начал что-то писать, продолжая со мной разговаривать. – Сегодня придут из полиции, чтобы записать показания и заняться поиском тех, кто на вас напал. И еще нам с Вами нужно решить вопрос, кто пойдет на опознание.
Он отложил ручку и внимательно посмотрел на меня. В тусклом свете настольной лампы его лицо казалось болезненно-желтым и сливалось по цвету с воротом рубашки, выступавшим из-под белого халата.
- На какое еще опознание? – спросил я сдавленным голосом.
- На опознание мистера Хадсона.
У меня резко перехватило дыхание.
«Это какая-то ошибка. Как он смеет такое говорить? Сейчас я соберу все силы, встану и убью этого докторишку, который посмел такое сказать!» - все эти мысли беспорядочно носились по кругу в голове, а я, молча, смотрел на доктора Джеймсона, который спокойно ждал от меня ответа, поджав тонкие губы. 
- Вы, наверное, что-то путаете. С Троем все в порядке. Всего лишь черепно-мозговая и небольшая рана. В смысле не всего лишь. Но он жив. А Вы, наверняка, его с кем-то перепутали.
- Мистер Коллинз, я главный врач этой больницы уже 20 лет, и за все это время я ни разу ничего не перепутал. Мне очень жаль… Но нам не удалось спасти Вашего друга. Рана оказалась слишком глубокой. С таким ножевым ранением выжить шансов почти нет. Мы сделали все, что могли.
С ножевым ранением, которое предназначалось мне.
В голове зашумело, заскрежетало, заскрипело. Я, молча, словно в бреду, смотрел на врача, который беззвучно открывал рот и продолжал что-то говорить.
Сейчас мне казалось, что я умер. Я не чувствовал свое тело и не понимал ничего, кроме того, что из-за меня умер Трой, не успев прожить и дня той счастливой жизни, о которой мечтал, и которую, наконец, получил.
И сейчас я бы все отдал, чтобы поменяться с ним местами.
Оставив все вопросы без ответа, я так и ушел в палату в сопровождении медсестры, которая сделала мне несколько уколов. Лишь после этого стало тише, и я смог написать Саймону: «Помоги умер Трой».
Он тут же перезвонил, задавая множество вопросов, суть которых я не мог уловить, назвав ему только адрес, где  нахожусь.
Весь день прошел как в сильнейшем бреду. Сменялись лица, голоса, слова, уставшие глаза врачей. Весь день мне что-то кололи, и я стал чувствовать себя беспомощным. Боль усиливалась. Теперь ныло все мое тело, каждый сантиметр, покрытый синяками, к которому я даже не мог прикоснуться. Но эта боль – ничто по сравнению с той, что разрасталась внутри, как зараза, когда все больше приходило осознание, что Троя больше нет. Мне хотелось раздирать в кровь все свои раны на теле, чтобы заглушить то, что разрывало мое сердце. То, что снова убивало, но не давало умереть.
Несколько раз меня допрашивали полицейские. Но как бы я не пытался вспомнить тех, кто на нас напал, память, будто издеваясь надо мной, не давала этого сделать.
Одно я знал точно: то, что произошло, не было спонтанной дракой или попыткой ограбления. В этой потасовке мы ничего не потеряли. Ничего, кроме Троя…
Ко дню похорон, я написал официальный отказ от лечения. Оставаться один в больнице я больше не мог.
С Саймоном мы так и не виделись. На похороны пришли по отдельности, перекинувшись при встрече лишь чуть слышными «Привет». Я не находил слов, которыми можно было бы продолжить разговор. А он и не пытался их искать.
Он смотрел на меня обвиняющим взглядом. Его всегда гладко выбритое лицо покрылось черной щетиной, губы превратились в две тонкие напряженные полоски, а расслоившиеся тонкие пряди волос, свисали на лоб, прикрывая глаза.
Проститься с Троем, казалось, пришли не только жители нашего города. Собрались спортсмены и болельщики со всего округа. Я уже не различал людей. Все смешались в одну серую массу, облаченную в траур.
Я чувствовал себя виноватым, но даже скажи я хоть тысячу раз «извини», сейчас это слово останется таким же пустым, как и наши глаза.
Все вокруг было похоже на черно-белую фотографию. Пошел дождь. Острые капли, как иголки, безжалостно били по лицу, но этого, казалось, никто не замечает. Безмолвно вытирая слезы, все, не отрываясь, смотрели, как медленно в открытые ворота входит похоронная процессия. Как отец держит под руку обессилившую от горя жену и мать, так внезапно потерявшую единственного сына, с которым она не успела проститься. Которому не успела сказать все важные слова. Которого не смогла обнять в последний раз, перед тем, как навсегда остановилось его сердце.
Упав всем телом на гроб, она не хотела отпускать Троя, все крепче обнимая его и все громче рыдая.
- Мой мальчик… Такой красивый… - целуя его в холодный лоб, она, словно в бреду, повторяла одни и те же слова.
Дождь усилился.
Я смотрел на Троя, на его застывшее спокойное лицо, понимая, что никогда не прощу себе то, что на его месте был не тот, кому все это предназначалось. Прошептав короткое «Прости», я на несколько секунд закрыл глаза, чувствуя, как дождь смывает слезы с лица.
Двое мужчин аккуратно опустили гроб в глубокую черную пустоту. Я отошел в сторону, куда ветер доносил глухой звук ударяющейся о крышку гроба земли. Звук, который все нарастал и становился громче, как барабанная дробь.
Вытирая мокрые глаза, все медленно и бесшумно стали расходиться, оставляя после себя букеты мертвых цветов на сырой земле.
Я пытался найти взглядом Саймона. Но всякий раз натыкался на фотографию Троя, и мое сердце изнывало от боли при виде его улыбающегося и счастливого лица. Я смотрел в его застывшие глаза и, уже не сдерживая слез, снова умолял простить меня…
Саймона я так и не нашел, и сразу после похорон поехал домой. Не помню, как добрался, и как дошел до квартиры, где мне так и не удалось остаться одному. У себя в комнате я застал Эмили. Она сидела на краю кровати, и даже не подняла глаза, когда я вошел.
Я молча сел рядом и снова заплакал.
Впервые мне не хотелось ее выгонять и в чем-то обвинять.
Все с тем же отрешенным взглядом она провела рукой по моей голове и обняла. Несколько дней подряд я не выходил из дома и не отвечал на звонки и сообщения, которые вопреки моим ожиданиям, оказывались лишь спамом. Боль затыкала мне рот, я ни с кем не хотел говорить. Судя по молчащему телефону – со мной тоже.
Все это время несколько раз набирал номер Троя. Я надеялся, что все это мне приснилось. Что сейчас он возьмет трубку, и я снова услышу его голос. Мы договоримся о встрече, и отправимся втроем в ближайший бар, где будем пить с Саймоном до утра до такого состояния, что Трою придется тащить нас до такси.
Но вместо этого, беспощадный женский голос твердил одно и то же: телефон абонента выключен.
Только на третьи сутки бессонницы и самоуничтожения, обессиленный и измученный я так и уснул с телефоном в руке, проснувшись от ощущения чьего-то присутствия. Вздрогнув, я сразу же себя успокоил тем, что, наверняка, это была Эмили. Все эти дни она провела со мной. Мне даже стало казаться, что так было всегда, что мы знакомы всю жизнь, а, может, даже больше.
Я долго еще не открывал глаза, пытаясь понять по звукам, который час. Но, прислушиваясь, слышал только тишину. Значит, сейчас глубокая ночь.
Я снова попытался уснуть, но в голове резко пронеслась мысль и воспоминания прошедших дней. Боль в груди, словно разряд электрического тока, заставила резко открыть глаза. В освещенной ночником комнате я увидел силуэт еще одного человека, державшего за руку Эмили. Они оба сидели ко мне спиной и смотрели прямо перед собой. Испугавшись, я быстро встал с кровати.
- Трой? – дрожащим голосом произнес я, уверенный в том, что это действительно он.
Но он продолжал сидеть неподвижно.
Меня бросило в жар, а потом в холод, который, казалось, стал нарастать. Будто я стою зимой посреди улицы и не пытаюсь укрыться от мороза.
- Эмили, что происходит? – задыхаясь от страха, спросил я.
- Ничего, все в порядке. Не бойся, - ответила она, не поворачиваясь. 
От ее слов стало еще хуже. Все поплыло перед глазами, тошнота подкатила к горлу, я не мог сдвинуться с места, боясь… даже не знаю, чего. Боясь, наверное,  в своей комнате присутствия Троя, которого здесь быть не должно.
Не отрывая от него взгляда, я взял телефон, думая, кому же позвонить. Он, словно почувствовав это, медленно повернулся ко мне и что-то сказал. Но этого я не слышал. Его голос заглушил внезапно зазвонивший у меня в руках мобильник.
Я открыл глаза. В комнате было светло от слепящего летнего солнца, вломившегося в мою комнату. Я провел рукой по мокрому лицу. В июле жара начиналась с самого утра, и не спадала даже к ночи.
Тяжело дыша, я огляделся, но ни Эмили, ни Троя не было. Это был всего лишь кошмар. От которого меня спасло сообщение.
От Сары. Не успев его открыть, я услышал свой внутренний голос, который сначала кричал «Не открывай! Не открывай!», а потом умолял «Удали его, прошу удали!».
Но я и не думал обращать на него внимания, и тем более прислушиваться. О чем тут же пожалел.
Сара, 10:15 АМ: «Не хотела говорить тебе, но все же скажу. Это были мои друзья. Они приходили к тебе. Благодари Троя, что сейчас в земле лежишь не ты. За все нужно платить. Теперь живи с этим».
Я несколько раз перечитал сообщение, и мои пальцы сжались до боли в кулаки. Я набрал номер Саймона. Он должен это знать.
Долго слушал протяженные гудки, и когда уже собрался положить трубку, услышал его непривычно серьезный голос, и поначалу даже растерялся.
- Чего тебе? – я понял, что он снова пьян, но делал вид, что этого не заметил. Я знал, что он начинает пить, когда ему больно.
- Просто хотел поговорить… И, может, помочь, если смогу…
- Ты уже помог мне, спасибо.
- Сайм, но я же объяснил, что это вышло случайно. Я извинился.
- А что мне твои извинения? Что они изменят?
- Ничего, но…
- Вот именно. Так что давай сменим тему.
- Мне сегодня приснился Трой, совсем как живой… он был вместе с Эмили.
- С кем? – недовольно переспросил Саймон.
- С Эмили. Я тебе рассказывал о ней.
- А, опять твое больное воображение. 
- Ее долгое время не было. А сейчас вот снова…
- Не знаю, чем помочь, - сказал он равнодушно.
- И еще вот, что… Это дружки Сары убили Троя, - я сделал паузу, но Саймон молчал. – Она написала сообщение с признанием. Не знаю, что теперь с этим делать.
- Троя это все равно не вернет. Так что делай, что хочешь.
Каждое слово Саймона врезалось мне в сердце, как брошенный нож. Он обвинял меня во всех несчастьях, хоть и не говорил об этом прямо.
Я решил оставить его на некоторое время в покое, пока он не переживет это внутри себя.
Во мне снова начало зарождаться чувство вины, болезненно спускающееся к сердцу. Я смотрел со стороны на свою жизнь и видел, что она похожа на непрерывную цепочку горя, смерти и разочарования. Разочарования в том, что даже со второй попытки, которую я получил, покинув операционную профессора Стоуна, не смог стать счастливым.
В глубине души я понимал, что счастье – это не внешние обстоятельства. Счастье – это то, что у тебя внутри. А внутри меня было пусто. Ни границ, ни света, ни тьмы.
Сейчас я понял, как человек может презирать самого себя. Это понимание приобретает четкие линии, когда начинаешь осознавать, что делаешь в жизни что-то не так, но уже не можешь остановиться. Тебя несет все дальше на огромной скорости, набирающей силу. А ты уже не сопротивляешься, принимая все, как есть.
- Может, родителям Троя нужна помощь? – не знаю, зачем я это спросил. Может, просто хотел продолжить разговор.
- Дэн, ты вообще понимаешь, что говоришь? – со злостью ответил Саймон. – Ты даже со своей жизнью справиться не смог, так еще и другим ее испортил. Сейчас родителям Троя нужен только Трой и ничего больше! Тем более от тебя. Ты притягиваешь боль не только к себе. Думаешь, до операции твоя жизнь была лучше? Так вот знай – нет! Она была точно такой же, а мы все лишь поддерживали тебя, надеясь, что ты изменишься и не загонишь себя снова в угол. Но именно этим ты и занимался все это время вместо того, чтобы жить и не разрушать мир вокруг себя. Ты уж прости, что я тебе все это говорю, но я устал утешать тебя, как ребенка и помогать вылезти из болота, в которое ты сам себя все глубже загоняешь. Мне надоело уговаривать тебя жить, когда ты сам этого не хочешь.
Я молча слушал. Мне нечего было сказать. Наверное, потому что он был прав.
Я почувствовал, как кто-то легко и аккуратно взял меня за руку. Это была Эмили. Я знал это, даже не видя ее.
- Спасибо, Сайм, - уже не слушая его, сказал я и нажал на красную кнопку, и с усилием вздохнул, но моя грудь не отозвалась, будто кто-то положил на нее тяжелый камень и не дает его сдвинуть с места.
- Я же говорила – не читай сообщение, - тихо сказала Эмили. – Ты никогда меня не слушаешь.
Я не стал ей возражать.
Несколько раз за ночь я просыпался и проверял не ушла ли она. Но Эмили всегда была на месте, будто охраняла меня.
Утром я набрал номер тети Кэрол. Они еще не знают, что произошло. Но абонент был не доступен. Телефон Люси тоже не отвечал. И я простился с идеей до них дозвониться. Наверное, это даже к лучшему. Такие новости, как у меня лучше бы никогда не знать.
Но, услышав звук сообщения, я бросился к телефону. Это снова была Сара. Только на этот раз я решил выполнить просьбу своего внутреннего голоса, и не стал прослушивать голосовое сообщение.
Я отложил телефон, выключив при этом звук, и решил поработать.
Но я то набирал, то стирал одно и то же предложение, с которого пытался начать. Так у монитора я просидел несколько часов, тупо пялясь на белый лист, пока из этого парализованного состояния меня не вывела Эмили, включив на полную громкость телевизор. Это привело меня в бешенство. Не много ли она себе позволяет, оставшись в моем доме.
Чем больше я старался делать вид, что не обращаю на нее внимания, тем больше она продолжала прибавлять звук. Я чувствовал, что моему терпению вот-вот придет конец. И когда уже ненавистную программу новостей слышали, наверное, и все соседи, я приказал ей немедленно это прекратить. Но она старательно делала вид, будто не слышит меня.
- А теперь рубрика «Происшествия», - сказал низким голосом ведущий. – Сегодня вечером спасатели извлекли из реки тело девушки. По предварительным данным, это было самоубийство. Проводится проверка. 
Я почему-то тут же подумал о Саре и медленно взял телефон, долго не решаясь прослушать сообщение. Тяжелый камень снова лег на мою грудь, и я подумал, что мог бы одним нажатием кнопки навсегда от него избавиться, и сделать вид, что ничего не получал. Но от этого, уверен, тогда буду терзаться еще больше.
«Это мое последнее тебе сообщение, - Сара говорила очень тихо, что мне приходилось прислушиваться. -  Мы больше никогда не увидимся. Это будет моей прощальной исповедью. Я не могу это унести с собой. Я должна сказать. Сказать еще раз, насколько сильно тебя люблю, сама не понимая за что. Я хотела тебе помочь, но ты не принял мою помощь, продолжая утопать в себе. Тебе не до кого нет дела, кроме себя и своей боли. Ты ничего не видишь вокруг себя, ничего не замечаешь. И это равнодушие еще больше меня притягивало. Я умираю от боли, которая рано или поздно убьет меня. А я не хочу дожидаться этого момента. Поэтому сегодня убью ее вместе с собой…»
Я медленно отложил телефон. Волна ненависти к себе накрыла меня с головой. Я стал захлебываться и идти ко дну. Я убийца.
Очередное звено. Сколько же их еще нужно, чтобы цепь, наконец, замкнулась.
Телевизор так и продолжал орать на всю квартиру, пока я, взбесившись, не схватил пульт и не запустил его в стену, наслаждаясь тем, как он разлетается на куски.
Голова разрывалась от боли так, что мне хотелось выть. Клянусь богом, что если бы сейчас кто-то сказал, что все будет хорошо, я бы убил его на месте, нисколько об этом потом не сожалея.
Набрав полную ванну ледяной воды я, не раздеваясь, залез в нее в надежде, что это поможет успокоить боль и снимет жар.
Закрыв глаза, я вспомнил маму и расплакался, как ребенок, которого бросили одного на вокзале. А ему так было страшно, и так хотелось домой.
Так, сидя в ванне, я и уснул в бреду детских воспоминаний.

Читать продолжение  http://www.proza.ru/2016/02/21/2110