Хочу проснуться, когда все закончится 22 глава

XXII  ГЛАВА.

Проснулся я, трясущийся от холода.
- Это я спустила воду, - сказала Эмили, сидя на полу у противоположной стены. – Не смогла тебя разбудить.
- Спасибо, - недовольно ответил я, накинув на плечи полотенце, и направился в комнату.
Я был зол, и чувствовал, что неумолимо устал от всего. В первую очередь от себя самого. Моя память снова безнадежно копила все то, о чем мне уже сейчас хотелось забыть навсегда. Я слишком уязвим. Мне никуда от этого не деться.
Перед собой я видел лишь тупик, который зажал меня в четырех стенах, забаррикадировав все входы и выходы. Я стоял на месте, а время шло. Шло так быстро, что я не успевал уследить за ним. Постоянное ощущение, что я что-то теряю, вызывало панику и страх. Мне хотелось спросить у кого-то, что же сейчас делать и как быть, и, получив ответ, сразу начать действовать. Но не знал того, кто бы дал такой совет, который бы спас меня. Я не хотел умирать. Я хотел, чтобы меня спасли.
Я все еще слонялся по квартире в мокрой одежде в тот момент, когда раздался неуверенный, но настойчивый стук в дверь.
Я испуганно посмотрел на Эмили. Все это время она сидела в кресле, поджав под себя ноги, и наблюдала за моим метанием по квартире.
- Эм, только не обижайся, но тебе сейчас нужно уйти.
Она отрицательно покачала головой, показывая, что никуда не уйдет.
- Да и черт с тобой! – сказал я, бросив на нее злостный взгляд, и пошел
к двери.
- Опять ты? – встал я на пороге, пытаясь закрыть Роджеру обозрение в квартиру. – Я сегодня не принимаю гостей. Тем более в твоем лице.
- Я пришел не ругаться, Дэн, - спокойно сказал он.
Всегда наигранно самоуверенный, сегодня Роджер выглядел уставшим и измученным, будто ни один день провел наедине с бессонной ночью.
- Завтра похороны Сары…Думаю, тебе будет интересно.
- Входи, - сказал я, приготовившись представить ему Эмили. Но ее уже не было.
- Это какая-то новая мода - принимать душ в одежде? - усмехнулся он.
- Говори уже, зачем пришел! Я не собираюсь вести с тобой дружеские беседы.
- Смотрю, у тебя ничего из прошлого не осталось…- проигнорировал он мои слова, разглядывая квартиру.
Я молча смотрел на него, всем видом показывая свое недовольство.
- Из-за тебя погибла Сара… Ты не любил ее, - подойдя к окну, тихо сказал Роджер. - Все могло быть иначе, если бы ты оставил ее в покое. Она бы вернулась ко мне, и сейчас была бы жива.
- Я не виноват, что она выбрала меня.
- Ты увел ее ради развлечения. А я любил её по-настоящему...
- Теперь мы квиты. Из-за тебя погибла Ками, и мой ребенок. Если бы ты вовремя остановился и смирился с тем, что она любит меня, не случилась бы трагедия. Ни с Ками в прошлом, ни с Сарой сейчас. Все было бы по-другому.
Я слушал себя и ужасался тому, с каким равнодушием сейчас говорил. Боль заставляет людей меняться. И порой не в лучшую сторону.
- А ты бы смог принять чужого ребенка? – скорчив насмешливую гримасу, спросил Роджер.
Я смотрел на него, сжимая до боли кулаки, и едва сдерживался, чтобы не врезать. Гнев и ненависть наполняли меня, перерождаясь в головную боль.
- Что молчишь? Не хочется верить, что тебя обманывали? – усмехнулся он.
- Что ты несешь? – сдержанно ответил я, понимая, что Роджер пришел надо мной поиздеваться, сгорая от боли, которую причиняет ему смерть Сары.
- Ками всегда любила только меня. А с тобой начала встречаться только из жалости, когда мне пришлось на время уехать из города. Потом просто заигралась и не смогла уйти. Мы встречались втайне от тебя, пока она не забеременела. Я уговаривал ее оставить тебя. Я был уверен, что это мой ребенок. Но она так и не смогла этого сделать. Пока однажды не сказала, что любит нас обоих, и не сможет выбрать одного, причинив боль другому. Только я до сих пор уверен, что она просто продолжала тебя жалеть.
От уже нестерпимой головной боли у меня стало темнеть в глазах. Огромных над собой усилий мне стоило держаться и не подавать вида, что со мной что-то не так. Я боялся вызвать ту самую жалость, в которой Роджер так настойчиво пытался меня убедить.
- Я никогда не поверю, что человек пожертвует своим счастьем из-за одной лишь жалости к тому, с кем не будет счастлив, - сквозь зубы сказал я.
- Ками была именно такой.
- Ну, допустим, все именно так как ты говоришь. Тогда почему же ты молчал, раз был уверен, что она носит твоего ребенка?
- Я говорил! Я много раз говорил! Но она убеждала меня оставить все, как есть.
- Дэн, не верь ему, это все ложь. Если ты не помнишь Ками, то я-то помню.
Я вздрогнул, услышав Эмили, ничуть не стеснявшуюся Роджера.
- Вот, даже Эмили говорит, что ты врешь, - после нашего нелегкого разговора я уже решил не представлять ее.
- Кто? – недоуменно переспросил он.
- Эмили. Моя новая знакомая, - ответил я, показывая на нее рукой.
- Коллинз, ты что, пытаешься меня идиотом выставить?! Какая к черту Эмили!? Здесь нет никого, кроме нас!
Боль резко, как внезапный удар противника, заставила меня схватиться за голову, издав стон, похожий на рычание раненного животного.
Я забыл, что Эмили всего лишь моя больная фантазия, хоть так и реальна в моих глазах.
- Как-то неважно ты выглядишь. Может, скорую вызвать? – напугано спросил Роджер.
- Никого мне не надо! Оставь меня и убирайся отсюда! – едва сдержав себя, чтобы не закричать, сказал я, вытирая вспотевшее лицо.
- Ладно-ладно, ухожу, ты только успокойся, - сказал он и пошел к выходу, а я следом, чтобы закрыть за ним дверь. – Так на похороны Сары пойдешь?
Ничего не ответив, я силой вытолкнул его из квартиры и с грохотом захлопнул дверь.
Боль все больше нарастала, постепенно захватывая все тело. Мне хотелось быстрее добраться до кровати, и заставить себя уснуть, игнорируя ее.
Я быстро повернулся. На том месте, где только что стояла Эмили, я увидел себя.
«Что за чертовы шутки!? - подумал я и на пару секунд закрыл глаза». Открыв их, снова увидел Эмили.
Добравшись до кровати, я лег и кое-как набрал номер Саймона, рассказав все, что произошло.
На похороны Сары я не пошел. Моя жизнь и без того напоминала фильм ужасов, в котором я главный злодей и сумасшедший.
Всю ночь я пролежал с головной болью, чувствуя, как по щекам текут слезы.
Утром позвонили из лаборатории профессора Стоуна и попросили приехать. Я долго пытался объяснить настойчивому женскому голосу, что не очень хорошо себя чувствую. И получил ответ, что именно поэтому меня и ждут.
Я долго и нехотя собирался, постоянно ругаясь с Эмили. Всеми возможными способами она пыталась отговорить меня от очередного визита к профессору. Но терпеть эту боль, я больше не мог.
Захлопнув перед ее носом дверь, я спустился к ожидавшему уже меня такси.
Как только машина тронулась, меня стало укачивать, чего никогда не случалось. Вспоминая все молитвы, я закрыл глаза и просил Бога любым способом сократить путь.
Но либо он меня не слышал, либо был слишком занят, чтобы исполнять такие нелепые просьбы.
На выезде из города машина резко остановилась, и я открыл глаза.
- Что там? – сидя в углу на заднем сидении, спросил я водителя.
- Хоронят кого-то, - ответил он спокойно.
От его слов, мое лицо вспыхнуло. Я стал задыхаться, будто кто-то схватил меня за шею. Казалось, похоронная процессия бесконечна.
- Да поехали уже! – разозлился я.
- Так ведь нельзя. Плохая примета.
- К черту эти приметы! Чушь собачья! Будто нам больше не во что верить! Я плачу деньги, чтобы ехать, а не стоять и ждать, пока всех перехоронят!
Я снова не верил своим ушам. Никогда раньше я не позволял себе так неуважительно относиться к чужому горю.
Водитель, помедлив, все-таки завел машину, и мы медленно поехали по обочине.
Я положил голову на колени, закрыл руками уши, чтобы больше ничего не слышать и не видеть.
Как только машина набрала скорость, я выпрямился, и всю оставшуюся дорогу бездумно смотрел в окно на быстро сменяющие друг друга деревья. 
Подходя к дверям лаборатории, я вспомнил Аманду, и мое сердце сжалось. Я ждал, кто же на этот раз меня встретит. Но никто так и не вышел. В пункте пропуска мне лишь назвали этаж и номер кабинета профессора Стоуна, которые я и без того уже знал.
Пока я шел по длинному коридору вдоль закрытых дверей кабинетов, почувствовал, как в меня медленно вселяется страх. От застоявшейся здесь тишины становилось не по себе. Сердце билось все быстрее, эхом отзываясь в висках. 
За все это время мне не встретился ни один человек. На миг я даже подумал, что во всей лаборатории работает только профессор Стоун.
Дойдя до его кабинета, я замер перед закрытой дверью, услышав, что он с кем-то разговаривает. Слов было не разобрать. Профессор говорил тихо и спокойно, но в его голосе слышалось раздражение. Я прислонился ухом к двери. Но представив, как глупо и смешно сейчас выгляжу, одернул себя. И едва успел отойти в сторону, как ручка резко опустилась вниз и из кабинета вышла невысокая женщина лет сорока с обеспокоенным выражением лица. Ее внешность показалась мне знакомой. Присмотревшись, я узнал в ней заместителя мэра нашего города.
- Добрый день, миссис Портер, - сказал я, заинтересованно посмотрев на нее.
- Добрый ли, - растерявшись, грубо ответила она.
Следом сразу же вышел и сам профессор, абсолютно спокойный и сосредоточенный.
- А, мистер Коллинз, вы уже подошли!? Очень хорошо. Проходите пока в кабинет и присаживайтесь, - сказал он, пропуская меня в открытую дверь.
Я занял стул напротив его кресла на другом конце стола. А профессор тем временем вышел и, слегка прикрыв за собой дверь, что-то тихо сказал миссис Портер.
Но я услышал только ее ответ:
- Я надеюсь, мы с вами друг друга поняли.
Это были последние слова перед тем, как ее шаги стали отдаляться.
- Извините, мистер Коллинз, рабочие моменты, - профессор Стоун вошел и плотно закрыл дверь.
- Ничего, все в порядке, - ответил я, а в голове все крутился вопрос, что же делала здесь миссис Портер. Неужели даже она хочет стереть память?
- Мистер Коллинз, на днях с нами связался мистер Росс. Он переживает, что с Вами что-то не так.
Молодец Саймон, ничего не скажешь. Сдал меня, как преступника.
Я не хотел ничего рассказать. Мне нужно было самому во всем разобраться.
Взяв небольшую паузу, я задумался и в итоге решил, что, возможно, профессор сможет мне помочь гораздо быстрее. Выпишет очередной рецепт, и я навсегда отсюда уйду.
Но только я открыл рот, чтобы заговорить, как его резко закрыла чья-то рука. Это была Эмили. Она стояла рядом со мной, как ни в чем не бывало.
Я гневно на нее посмотрел, но она не сдвинулась с места. Тогда я мысленно сказал ей не лезть не в свое дело. И, будто услышав меня, она нехотя убрала руку.
Мне показалось, что прошло много времени, пока я рассказывал все, что со мной произошло после операции. Повторил даже то, что уже когда-то говорил.
Он молча слушал. Иногда лишь останавливал и просил подробности о головной боли. И об Эмили, которая при упоминании о ней, исчезла. 
- Не волнуйтесь, мистер Коллинз, я пропишу Вам более сильные таблетки, а медсестра сейчас сделает укол. Все будет в порядке, - сказал спокойно профессор Стоун, будто и, правда, все было в порядке. 
Уже через несколько минут я в сопровождении медсестры вошел в соседний кабинет, где стоял невыносимо тяжелый запах спирта. У меня мгновенно закружилась голова. Внезапный и резкий приступ тошноты, заставил закрыть рукой рот и на несколько секунд задержать дыхание.
Сев на стул у небольшого столика с бутылочками этого самого спирта и несколькими шприцами, я почувствовал, как тонкая игла вошла в мою руку, впрыскивая в вену какую-то мутную жидкость.
Не успела медсестра ввести последнюю каплю, как мое сознание переполнила небывалая легкость. Запах спирта исчез…
Я открыл глаза, и еще не до конца придя в себя, понял, что лежу на кровати. Сев на край и осмотревшись, я некоторое время соображал, каким образом попал в неизвестную комнату с темно-зелеными стенами, которые сразу же вызвали у меня отвращение. Это маленькое помещение больше походило на одиночную камеру, в которой не было окон. Наверно, поэтому на небольшом столике в углу напротив, горела настольная лампа, от тусклого света которой я почувствовал себя еще хуже.
Голова нестерпимо болела. Кажется, даже еще сильнее, чем когда-либо.
Я пытался понять, как здесь оказался. Единственным воспоминанием был запах спирта и медсестра. Эта мысль потянула за собой и воспоминание о приеме у профессора Стоуна.
Забравшись с ногами на кровать, я прислонился спиной к холодной стене и стал ждать, когда за мной кто-нибудь придет. Вдруг услышал  шаги. Они принадлежали двум людям.
Я подошел к двери. Сначала шаги поравнялись с ней, а потом стали отдаляться. Затем что-то упало, по звуку похожее на связку ключей. Шаги затихли.
- Профессор Стоун, я Вам еще раз говорю – мы не можем построить отдельный корпус и перевести туда всех больных из лаборатории. В городском бюджете нет на это средств, - узнал я голос миссис Портер. – Да и чем мы будем оправдываться?
- Но нам нужно что-то делать! Мест уже не хватает, люди начали умирать, - это был профессор Стоун. – Мы не сможем долго прикрываться тем, что они пришли сюда неизлечимо больными, каждый раз подделывая их истории болезни.
- Профессор Стоун, Вы сейчас что, пытаетесь снять с себя ответственность за все, что тут учинили со своими опытами? Город пошел Вам навстречу, дал денег, а Вы устроили тут черт знает что! Вы понимаете, что нас ждет, если все Ваши ошибки всплывут? Нас всех не просто поувольняют, а Вас еще и лишат навсегда врачебной лицензии, но и посадят каждого, кто здесь даже просто пыль протирал. И это еще хорошая перспектива, если до суда нас не растерзают родственники ваших оперированных, или эти сумасшедшие из общества против операции. Или кто они там.
- Миссис Портер, мне кажется, Вы преувеличиваете и зря создаете панику. Вспомните пожар. Мы быстро смогли все уладить, не допустив расследования и множества проверок. И сейчас я прошу лишь отдельный корпус, как дополнительную пристройку. Представим ее как необходимый для врачебной деятельности корпус.
- А, может, Вы и ваша команда все же постараетесь вылечить людей, которыми забили все подвальное помещение, как ненужным хламом? Их между прочим, уже начали искать не только родственники.
- Вы слишком впечатлительная, миссис Портер. Здесь нормальные условия. Мы делаем все, чтобы им помочь, рискуя даже тем, что они больше никогда ничего не вспомнят. Как были здесь, кстати, тоже. Несколько удачных случаев у нас уже есть.
- Я сегодня доложу мэру и, скорее всего, операции на некоторое время будут запрещены. Пока Вы не решите проблемы с побочным эффектом.
- Но Вы же лишите людей надежды быть счастливыми!
- Пусть учатся этому сами! – последнее, что услышал я перед тем, как шаги снова стали удаляться.
Я еще сильнее разозлился на Саймона, когда понял, где нахожусь и почему. 
От услышанного разговора запульсировало в висках. В и без того маленькой и душной комнате стало еще теснее, и, казалось, что совсем не осталось воздуха.
У меня началась паника, с которой я уже не мог справиться. Подступившее отчаяние давало надежду, что это все мне только снится. Я скоро проснусь, и все закончится. Я снова буду дома. Увижу Саймона. И Троя. А, может, и маму с папой.
Когда проснусь, увижу, что жизнь изменилась. Что ничего плохого со мной не случалось. Что мне не хотелось день ото дня умереть и больше не чувствовать пожирающей душу боли, за избавление от которой я готов был продать эту пожираемую душу дьяволу, лишь бы все закончилось. Но чем больше проходило времени, тем больше я понимал, что это вовсе не сон. Не мог я так долго спать.
Боль в голове уже не давала сдвинуться с места. Всякий раз, когда я пытался встать, я не мог приказать себе пошевелить даже рукой. Тело мне не подчинялось.
Я не знал конец это и начало. Но одно понимал точно – я сам испортил свою жизнь, так и не став счастливым. Даже со второй попытки. Я начал было винить в этом Бога, но потом понял, что свою жизнь проживал я, а не он. И во всем виноват только я один.
Я возложил все надежды на операцию и почему-то решил, что как только забуду прошлое, моя жизнь вмиг наладится сама собой. А я лишь постою в сторонке и подожду, когда этот процесс завершится.
Я вспомнил маму и, лежа в бессилии, почувствовал, как по щекам покатились слезы. Сейчас, как никогда раньше я хотел жить, хотел бежать отсюда, и стать счастливыми во что бы то ни стало. Но было поздно.
Я периодически отключался и снова приходил в себя. Каждый раз, открывая глаза, я даже не пытался понять, сколько прошло времени: несколько минут или дней, а может, уже недель.
Иногда мне казалось, что кто-то осторожно заходит в комнату и, склоняясь надо мной, стоит так несколько секунд. Потом я чувствовал грубое прикосновение и легкое покалывание, будто под кожу вводят тонкую иглу. 
Все это время Эмили была рядом. В отличие от нашей первой встречи, сейчас она все время молчала. Я перестал задаваться вопросом, пытаясь выяснить, кто она и как здесь оказалась.
Через застилавшую глаза пелену, я видел, как она нервно ходит по нашей камере, все еще на что-то надеясь.
Когда же, наконец, ее вера издала последний вздох, Эмили села рядом и взяла меня за руку. Ее всегда теплая ладонь, сейчас была обжигающе холодной. Я хотел убрать свою руку, но не смог.
Продолжая держать меня одной рукой, второй она осторожно провела по моему лицу, закрывая мне глаза.
Я почувствовал резкую боль в груди. Наверное, так на самом деле разрывается сердце.