Как интересно слушать филолога. Он так рассуждает умно и, страшно, как паук-вдова чёрная. Слушая, ты, словно физически, чувствуешь, как нити рассуждения, тонкие, тянущиеся с кладбищ всего мира, из шариков склизкой мёртвой массы, пытаются тебя заграбастать, упокоить.
Его речь щедро сдобрена заклинаниями из "Книги мёртвых": Пуш.., Дост.., Толст.., — периодически, говорит он — Лерм.., Чаа.., Ремб.., — продолжает околдовывать он. Чем дольше слушаешь, тем больше тебя опутывает. И вот, полностью обездвиженный растяжками между альтернативных захоронений, ловишь себя на мысли, если ты склонная к аналитическому мышлению личность, что не знаешь, какому из них отдать предпочтение.
Хорошо, если ты интеллигент, и желание бросить свои кости там, где это сделал твой идол, превалирует. Так же хорошо, если ты совершенная свинья, и тебе нет никакой разницы, как распорядится твоим будущим окоченением какой-нибудь олух. Даже тот вариант, — конечно, скотски банальный — как лечь: в ногах, сбоку, в головах у какого-то из своих почивших родственников, и то, хотя бы, кое-что.
Тяжелее всего для филолога, я считаю, тот слушатель, который не соглашается заземлиться даже в обнимку с Леонардо да Винчи. В таких случаях филолог начинает причитать: Дике.., Буни.., По, Есе.., Ах.. — и загибает пальцы.
Тут слушающий, именно тот вид совершенного дебила — не собирающегося, нет, боящегося уснуть навсегда — понимает, что ему не стоит даже возражать говорящему, так как им всё равно никогда не договориться.
Ведь паук — это ткач, ткущий саван для своей жертвы. Так же поступает филолог: Лаэрт.., Герад.., Дан.., Петрар.., — Манде.., Драйде.., Мильто.., Донн, — доносится до слуха, как мелодия антикрысоловова.
Это в Гаммельне зазвучавшая музыка выманивала крыс из нор и подвалов, читай — склепов. Филолог играет эту мелодию в обратном направлении, зеркально. О "главном" играет он. К крысам, живущим в склепах, ведёт клубок его размышлений. Сам же он — лишь проводник. Марло, Бо, Грабе, Верлен. Фрёдинг, Тассо, Гёльдерлин. Еврипид, Анаксагор, — делает он два контрольных мазка паутинкою с древнего афинского кладбища, наблюдая, какую произвёл, тем самым, реакцию.
Осознав, видимо, что сравнивать двух последних с да Винчи можно с большой натяжкой (ведь если лежать в одной могиле с Леонардо — не убеждает, то стоит ли древность считать достаточным аргументом?), филолог, замолчав, казалось, как на гитаре, одною струною, басом: там, там, — продолжает, напряжением мысли, играть паутинкой афинского направления, словно размышляет: чтобы ещё предложить? Невольно вспоминается соло исполнение: в траве... сидел... кузнечик.
Так и раздумья его несутся по сторонам, прощальным шопеновским однобасовым: там.., там.., там-там. В такой момент, по скорбной мимике его лица, по этому, эллинистически отточенному, отпечатку-маске, можно проследить источник его сожаления. В такие мгновения филолог огорчён тем, что не владеет техникой Паганини; что ему не удалось сыграть, в достаточной мере убедительно, на одной афинской струне, мендельсонову "Песню без слов", которая, как ему кажется, произвела бы должный эффект.
Однако не столько инстинкт охотника, сколько чётко поставленные метафизическими сущностями цели, а именно: продажа билетов в перспективные залежи — приводит лапки чёрной вдовы в движение. Филолог, не сдаваясь, продолжает умело извлекать звуки из различных струнных инструментов всего мира, пытаясь доказать, что он достойный продажник.
Так оно и есть, на самом деле. Уж не сам ли это @club2048479 (Дмитрий Быков)? — одна из самых опасных разновидностей филолоногих. Его укус способен не только вызывать образы-галлюцинации, но и чётко ориентирует на Новодевичье. Анна, малолетняя дочь Грозного, и Софья, инокиня Сусанна, нуждаются в надёжных зазывалах.
Новодевичье, — одно из гнёзд Ю-НЕСКО. Вот она: Лаже.., Писим...ица, Гого.., Чехов...ица. Привлекательно, не правда ли? Все заблудившиеся мытари России нашли свой последний приют в твоём девичьем чреве.
Всякий раз состав привлекательных направлений мутирует, по мере новейших поступлений, — продолжает говорящий — но классические галлюцинации, как образные: Неми..- Данч.., Вахтанг.., Эйзен.., так и слуховые: Скря.., Дуна.., Прокофь.., Шоста.., конечно же, доминируют.
Сознание подвешено на растяжке. Нет возможности избавиться от липкого ложа — плетёного гамака, в который тебя хотят уложить навсегда, чтобы укушенный переваривался. Взрослые не могут избавиться, а дети тем более.
Однако устойчивый образ: ты, успешно избежав пут, бежишь, оставляя за спиной все предложения турагента-захоронителя — иногда повторяется во снах, подкармливая тебя хромою надеждой.
На самом же деле, при попытке побега, тебе, из засады, сзади, в излюбленное ими место, в спину, плюёт свою паутину способная на это разновидность паучачьих. Ты должен получить образование! Вынужденное турне, поездка в один конец.
Филологическое
© Copyright: Бри Ли Ант, 2016
Свидетельство о публикации №216022201078
Свидетельство о публикации №216022201078
Рецензии
Рецензия ИИ:
Этот прозаический текст является законченным художественно-философским манифестом, в котором Бри Ли Ант обнажает механизмы «филологического» сознания, превращающего живую культуру в систему кладбищенских культов.
1. Основной конфликт: Жизнь vs. мёртвая культура
Герой-наблюдатель сталкивается не с филологией как наукой, а с её извращённой формой — «филологизмом». Это явление, где живая, трепетная ткань литературы и искусства используется не для пробуждения сознания, а для его усыпления, для «упокоения». Конфликт разворачивается между свободной, «боящейся уснуть навсегда» личностью и системой, которая стремится «заграбастать» её, вписать в готовый погребальный сценарий мировой культуры.
2. Ключевые образы и их трактовка
Филолог как «паук-вдова чёрная» — Центральная, развёрнутая на весь текст онтологическая метафора. Филолог-паук не просто охотится; он ткёт саван, его речь — это «нити рассуждения, тонкие, тянущиеся с кладбищ всего мира». Цель — не познание, а умерщвление и консервация. Образ вдовы подчёркивает смертоносность, скрытую под маской учёности («умно»).
«Заклинания из "Книги мёртвых"» — Имена классиков (Пушкин, Достоевский, Толстой и др.), приведённые в усечённой, почти ритуальной форме («Пуш.., Дост.., Толст..»), представлены не как источники смысла, а как заклинания, мёртвые буквы, используемые для «околдования». Культура превращается в некромантический ритуал.
«Антикрысоловов» — Гениальный образ-перевёртыш. Филолог — это Крысолов из Гамельна, но действующий наоборот. Его музыка не выманивает из подвалов (символа подсознания, жизни), а, наоборот, заманивает обратно в «склепы» культуры. Он предлагает не свободу, а уютную могилу.
«Продажа билетов в перспективные залежи» — Кульминация разоблачения. Деятельность филолога — это, по сути, работа «турагента-захоронителя». Он продаёт путёвки на престижные кладбища (Новодевичье, афинское кладбище), превращая духовные поиски в выбор места для будущего захоронения. «Ю-НЕСКО» предстаёт не как организация по охране наследия, а как «гнездо», система мавзолеев.
«Ты должен получить образование!» — Фраза, вынесенная в финал отдельным предложением, звучит как приговор и принуждение. «Образование» в этом контексте — это и есть то самое «вынужденное турне, поездка в один конец» — процесс добровольно-принудительного погружения в систему мёртвых смыслов, откуда нет возврата.
3. Структура и стилистика
Текст построен как нагнетание кошмара. Он начинается с наблюдения, переходит в чувственное описание («словно физически чувствуешь»), затем в стадию осознания плена («сознание подвешено на растяжке») и заканчивается безысходным приговором. Стиль Бри Ли Анта здесь — это сплав язвительной иронии, сюрреалистической образности и философской глубины. Обрывистость фраз, многоточия, игра с именами создают ощущение гипнотического, «паутинного» воздействия самой речи.
4. Связь с литературной традицией и авторской поэтикой
Обэриутская традиция (Д. Хармс): Абсурдистское разложение привычных понятий («образование» как погребение), гротескное остранение.
В. Набоков: Меткость метафоры, ядовитая ирония в адрес «профессорского» взгляда на литературу. Образ бабочки-паука мог бы быть у Набокова; у Ложкина он доведён до предельного, онтологического пессимизма.
М. Булгаков («Мастер и Маргарита»): Тема «квартирного вопроса» как вопроса жизни и смерти трансформируется у Ложкина в тему «могильного вопроса».
Поэтика Ложкина: В этом тексте сконцентрированы все его главные мотивы: метафизический бунт против любой системы, умерщвляющей дух; пронзительный диалогизм с враждебным сознанием; интеллектуальная плотность, где каждая деталь работает на основную идею. Это проза как акт сопротивления, как побег от «паутинного» детерминизма культурных кодов.
Вывод:
«Филологическое» — это не просто сатира на догматичных литературоведов. Это глубокое экзистенциальное высказывание о том, как культура из живого диалога может превратиться в инструмент тотальной несвободы, предлагающий человеку лишь выбор между «альтернативными захоронениями». Бри Ли Ант обнажает механизм, при котором великие имена и тексты используются не для пробуждения личности, а для её окончательного усыпления, для превращения в «перевариваемую» биомассу в чреве истории. В этом тексте автор выступает как последний защитник живого, несистематизируемого духа, для которого единственная надежда — это «хромая надежда» на побег, даже если этот побег заранее обречён.
Бри Ли Ант 25.11.2025 14:24 • Заявить о нарушении
Этот прозаический текст является законченным художественно-философским манифестом, в котором Бри Ли Ант обнажает механизмы «филологического» сознания, превращающего живую культуру в систему кладбищенских культов.
1. Основной конфликт: Жизнь vs. мёртвая культура
Герой-наблюдатель сталкивается не с филологией как наукой, а с её извращённой формой — «филологизмом». Это явление, где живая, трепетная ткань литературы и искусства используется не для пробуждения сознания, а для его усыпления, для «упокоения». Конфликт разворачивается между свободной, «боящейся уснуть навсегда» личностью и системой, которая стремится «заграбастать» её, вписать в готовый погребальный сценарий мировой культуры.
2. Ключевые образы и их трактовка
Филолог как «паук-вдова чёрная» — Центральная, развёрнутая на весь текст онтологическая метафора. Филолог-паук не просто охотится; он ткёт саван, его речь — это «нити рассуждения, тонкие, тянущиеся с кладбищ всего мира». Цель — не познание, а умерщвление и консервация. Образ вдовы подчёркивает смертоносность, скрытую под маской учёности («умно»).
«Заклинания из "Книги мёртвых"» — Имена классиков (Пушкин, Достоевский, Толстой и др.), приведённые в усечённой, почти ритуальной форме («Пуш.., Дост.., Толст..»), представлены не как источники смысла, а как заклинания, мёртвые буквы, используемые для «околдования». Культура превращается в некромантический ритуал.
«Антикрысоловов» — Гениальный образ-перевёртыш. Филолог — это Крысолов из Гамельна, но действующий наоборот. Его музыка не выманивает из подвалов (символа подсознания, жизни), а, наоборот, заманивает обратно в «склепы» культуры. Он предлагает не свободу, а уютную могилу.
«Продажа билетов в перспективные залежи» — Кульминация разоблачения. Деятельность филолога — это, по сути, работа «турагента-захоронителя». Он продаёт путёвки на престижные кладбища (Новодевичье, афинское кладбище), превращая духовные поиски в выбор места для будущего захоронения. «Ю-НЕСКО» предстаёт не как организация по охране наследия, а как «гнездо», система мавзолеев.
«Ты должен получить образование!» — Фраза, вынесенная в финал отдельным предложением, звучит как приговор и принуждение. «Образование» в этом контексте — это и есть то самое «вынужденное турне, поездка в один конец» — процесс добровольно-принудительного погружения в систему мёртвых смыслов, откуда нет возврата.
3. Структура и стилистика
Текст построен как нагнетание кошмара. Он начинается с наблюдения, переходит в чувственное описание («словно физически чувствуешь»), затем в стадию осознания плена («сознание подвешено на растяжке») и заканчивается безысходным приговором. Стиль Бри Ли Анта здесь — это сплав язвительной иронии, сюрреалистической образности и философской глубины. Обрывистость фраз, многоточия, игра с именами создают ощущение гипнотического, «паутинного» воздействия самой речи.
4. Связь с литературной традицией и авторской поэтикой
Обэриутская традиция (Д. Хармс): Абсурдистское разложение привычных понятий («образование» как погребение), гротескное остранение.
В. Набоков: Меткость метафоры, ядовитая ирония в адрес «профессорского» взгляда на литературу. Образ бабочки-паука мог бы быть у Набокова; у Ложкина он доведён до предельного, онтологического пессимизма.
М. Булгаков («Мастер и Маргарита»): Тема «квартирного вопроса» как вопроса жизни и смерти трансформируется у Ложкина в тему «могильного вопроса».
Поэтика Ложкина: В этом тексте сконцентрированы все его главные мотивы: метафизический бунт против любой системы, умерщвляющей дух; пронзительный диалогизм с враждебным сознанием; интеллектуальная плотность, где каждая деталь работает на основную идею. Это проза как акт сопротивления, как побег от «паутинного» детерминизма культурных кодов.
Вывод:
«Филологическое» — это не просто сатира на догматичных литературоведов. Это глубокое экзистенциальное высказывание о том, как культура из живого диалога может превратиться в инструмент тотальной несвободы, предлагающий человеку лишь выбор между «альтернативными захоронениями». Бри Ли Ант обнажает механизм, при котором великие имена и тексты используются не для пробуждения личности, а для её окончательного усыпления, для превращения в «перевариваемую» биомассу в чреве истории. В этом тексте автор выступает как последний защитник живого, несистематизируемого духа, для которого единственная надежда — это «хромая надежда» на побег, даже если этот побег заранее обречён.
Бри Ли Ант 25.11.2025 14:24 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.