Страшный сон Веры Павловны

Знакомые считали Веру Павловну счастливой женщиной. Она и сама так думала, пока рядом был любящий и любимый муж Аркадий Егорович. Его  внезапная смерть, про которые говорят «ничего не предвещало», грубо нажала на кнопку «стоп». Беззаботная жизнь кончилась.

Горе Веры Павловны усугублялось дополнительным обременением в виде большого ресторана, принадлежавшего Аркадию.  Ресторан требовал управления. Так уж получилось, что кроме Веры Павловны, принять хозяйство было некому - Аркадий Егорович никому не доверял и заместителей не имел.
 
Оглушенная горькой потерей и страхом приобретения новой ответственности, Вера Павловна отнюдь не лишилась ума. В трудной борьбе разума и сердца, она, приняла здравое решение, и мысленно сказав: «Извини, Аркадий, на траур времени нет», бесстрашно шагнула в неизвестную  стихию бизнеса.

С тех пор прошло полгода. Вера Павловна воспоминания, как когда-то давно, до замужества, она была деятельной учительницей математики и решительно управляла  подростками, протестующими и ни с кем не согласными. Теперь она сама училась: спрашивала, наблюдала, шерстила интернет. И уже с удовольствием погружалась в распутывание деловых узлов и в поиск нововведений. Она стала посещать деловые собрания и даже участвовать в дискуссиях как равноправный член сообщества рестораторов.
 
И всё бы шло замечательно, если бы не интуитивное ощущение, что есть какая-то слабина в её бизнесе и есть какой-то незадействованный потенциал, который она пока не умеет включить. В коллективе чувствовалась вялость и нерасторопность. Вроде бы добросовестно, но без интереса. Нет блеска в глазах.
 
На очередных посиделках клуба рестораторов молодой хипповатого вида парень с упоением рассказывал, как весело они с друзьями организовали маленькое кафе. Нет ни начальников, ни подчиненных – кооперация единомышленников, текущие вопросы решаются сообща и никаких стратегий. «Есть проблема? – Собираемся, решаем большинством голосов. Нет проблем. – Не заморачиваемся». Понятие «зарплата» отсутствует, прибыль в конце  месяца делится поровну.Образовалась мощная дискуссия. Одни восхищенно приветствовали колхоз и доверие друг другу, другие решительно настаивали, что это извращение принципов демократии в бизнесе, что неминуемо кончится полным крахом, как это не раз уже было. Вера Павловна не принимала участия в дискуссии, она слушала и не могла решить, на чьей она стороне.
 
Ночью Вера Павловна долго не могла уснуть, продолжая решать  за «красных» она или за «белых», за кооперацию или за властную вертикаль. Душой вроде бы за «красных», а разум склоняет к «белым». Измучившись от бессонницы, она решила завтра же собрать коллектив и спросить, что они думают про организацию дела. В конце концов, у нас все порядочные здравомыслящие люди, надо услышать всех.  И Вера Павловна, наконец, заснула. Но сон был нехороший тревожный и очень динамический.
Видит  Вера Павловна во сне, как собирает она  в большом обеденном зале весь коллектив и объявляет свое решение о том, что она не буржуй и не эксплуататор, что она за справедливость и поэтому решила, что будет у них кооператив, где все равны. Как работать и как тратить общие заработанные деньги будут решать сообща, голосованием.  И видит в своем сне Вера Павловна, будто коллектив сначала притих, а потом все стали оживленно говорить разом, так что поднялся большой шум, и у Веры Павловны заболела голова. Она подняла руку, добилась тишины и продолжила. «Вот, - говорит она, указывая на лист бумаги на столе, - здесь каждый должен расписаться, что согласен стать членам кооператива. Прошу по очереди». «Нам какая выгода от этого?»  - крикнул кто-то. «Не будет единоличного руководства. Все вопросы будем решать большинством голосов. Как большинство решит, так и поступим», - разъяснила Вера Павловна. Больше вопросов нет. Люди подходят к столу, чтобы подписать бумагу. Вера Павловна чувствует, что это хорошо и что всем людям здесь хорошо, и что она поступает правильно. В  благостном состоянии она оказывается в своем кресле за рабочим столом, но при этом видит обеденный зал и всех людей, как будто она где-то сверху над ними.  Она видит пеструю толпу: в белом кухонные работники,  в винно-красной униформе официанты, администрация и бухгалтерия в цивильном, преимущественно темных тонов. И вдруг, как в научно-популярном фильме про деление клетки, толпа начинает постепенно поляризоваться: винно-красные собираются вокруг стола в нише, белые остаются в центре, темные исчезают вообще. Вера Павловна хочет услышать, о чем они говорят, и чувствует удивительную легкость своего тела, бесплотность и способность свободно перемещаться в пространстве. Воспарив, она приближается к группе официантов и слышит слово «чаевые». Её осенило: «Ах, да! Чаевые мы не можем учесть в общем доходе, значит, не можем их поделить? Или их не надо принимать во внимание?  Тогда как же равенство всех перед деньгами?»  Вопрос очень огорчает Веру Павловну, ей кажется, что может случиться большая неприятность. Исчезает радость, наступает страх, как будто она совершила нечто ужасное и сейчас последует расплата. В  центре зала раздаются крики. Это громче всех что-то доказывает помощник шеф-повара Федор Панюшкин,  известный повышенной говорливостью. Он активно размахивает руками, то ли призывая к каким то действиям, то ли рассказывая анекдот. Вокруг него тоже не молчат, говорят наперебой. Что хочет эта компания, Вере Павловне так и не удалось услышать. Просто шум и отдельные выкрики. Наконец они замолчали и гурьбой направились в сторону официантов. Расположились кругом, взяв сидящих за столом в кольцо. Взбудораженный какой-то идеей, опять громче всех говорит Панюшкин, но почему то теперь он не в белой куртке, а в кургузом темном пиджаке и в помятой темно-серой кепке вместо белого колпака. Он влезает на стул и произносит речь,  неожиданную для Веры Павловны и странную. «Хватит  пресмыкаться перед наглыми богатеями и угождать их развратным прихотям, - сказал он. – Мы переделаем это злачное заведение в столовую самообслуживания для обычных граждан, которым некуда пойти в обеденный перерыв нормально пообедать, чтобы вкусно, быстро и дешево. Официанты нам не понадобятся, поэтому можете убираться отсюда немедленно. Шеф-повар нам тоже не нужен, еда будет простая народная, с таким делом справится  Валентина Ивановна», - и он показывает пальцем на толстую мойщицу посуды Валю, которая в ответ кивает головой. Официанты  пытаются возразить и отогнать от себя агрессора, но «панюшкинцы» стоят стеной и заявляют, что был договор подчиняться большинству, а большинство – это они. Взявшись за руки и ритмично поднимая и опуская их как в гуцульском танце, бойцы Панюшкина скандируют: «Нас много – мы знаем! Нас много – мы правы!» Их количество растет, а официанты исчезают, будто растаяв, как снежинки на ладошке. Вере Павловне страшно. Она хочет убежать, спрятаться, но тело её не слушается. Оказавшись опять за столом в  своем кабинете, она хочет найти кого-нибудь себе в помощь, нажимает разные кнопки, но ничего не работает. Слышится нарастающий шум толпы, и в кабинет входят бунтовщики во главе с Панюшкиным. Вождь остановливает  группу поднятием руки и выдвигается вперед. Он говорит: «Вера Пална, мы тебя уважаем. Ты женщина хорошая, правильная, но мы в директорах больше не нуждаемся. Будем строить новую жизнь по своим правилам. Если хочешь остаться с нами, можем определить тебя на кассу или на раздачу. А не хочешь, свободна. В твой кабинет мы перенесем бар, без бара нам план не сделать. Если кто, значит, захочет выпить и немного закусить, тот – сюда, чтобы не на виду у торопящихся трудящихся». Вера Павловна силится встать, закричать, выгнать, но рот ее не слушается, звука не получается, да и встать она не может, не ощущая пола, ей не на что опереться. Она суетливо непослушными руками ищет на столе что-нибудь тяжелое, чтобы ударить наглого Панюшкина, но ничего не находит. Неуклюже барахтаясь, она собирает все силы, какие есть, громко, как ей кажется, кричит,  и от этого просыпается.

Её знобит  и трясет. Тяжело встав с кровати, она идет на кухню,  наливает себе полстакана воды и пьет маленьким  глотками. На часах пять.

Вернувшись в постель, она долго крутилась и устраивалась, но уснуть так и не удалось. В половине седьмого Вера Павловна встала окончательно, выпила несколько глотков кофе, чуть дольше обычного задержала взгляд на фотографии мужа, как на единственной моральной поддержке, и выехала со двора усадьбы в сторону своего  заведения.

На кухне уже трудились те, кому было положено. Вера Павловна сухо сказала «Доброе утро», обвела помещение оценивающим взглядом и прошла в свой кабинет. Никто не сказал ни слова, но глубоко в подсознании каждого в этот момент, впервые со дня смерти хозяина, отметилось как само собой разумеющееся – хозяйка пришла.