Творцы, Глава 9

 
               

     По расплывающимся от уличных фонарей  бело-жёлтым пятнам света мы подходили к дому Убенса. Ветра не было и потому они лежали друг за дружкой спокойно, без колебания и подёргивания. Так как светильники, в их вышине, ничто не тревожило.
    Шли по хорошей вропейской улице, но у меня почему-то мысли снова вернулись к АШС в города молчунов. Среди народа новые архитектурные образования пользовались большой популярностью. Там прогуливались, хиппи пели под гитару и целовались с отрешёнными глазами,  поэты зазывно читали стихи, неравнодушные к жизни страны собирались кучками и говорили о политике, некоторые приходили с плакатами на которых указывали трудности, которые необходимо было  предотвратить или победить. Почитатели оружия показывали своим друзьям или их фотографиям последние совершеннейшие приобретения. Иногда постреливали в воздух или ещё куда-нибудь. Тогда какой-нибудь хиппи срывал цветочек и они решительно, всей толпой, шли его засовывать в ствол оружия стрельнувшему. Приезжали театры и показывали свои талантливые представления. И конечно же вездесущий Олливуд такие колоритные, тянущие к философии и мудрости тихие города своим вниманием не обделил. Это были настолько многогранные места, что снимали фильмы и о патриотизме, и мелодрамы, и популярные ужастики, и про разбойников, и о красоте телесной любви, и кулинарные шоу, и конечно же мультфильмы: динамичные, смешные и лёгкие с громкой музыкой про собаку, кота и мышей. Иногда складывалось впечатление, что подобные мультфильмы и есть основа сознания жителей АШС: динамично, легко и с громкой музыкой. И потому, что нам стремительные кот и мышь, если ещё нарисуют других. Ба-бах!
     До дома Убенса осталось недалеко. Дмитрий Веников, одетый по-летнему во всё светлое: в рубашку с короткими рукавами, свободные брюки и лёгкие туфли. Шёл рядом и говорил совершенно не о том, о чём думал я. Наконец, до меня дошло, что речь шла о чём-то красивом. Ну да, о женщинах. У писателей сегодня такой день. Шогинский от чашечки кофе перешёл к размышлениям о натуре живой, которая имела свои стремления и притязания. Могла также, как и он выразить своё мнение и даже сказать что-нибудь хорошее. Но Веников вёл речь о лице, голове, как долго можно рассказывать о самой верхней части тела. Какое разнообразие, сколько существует элементов построения, чтоб создать почти единственную, неповторимую форму. И если она посмотрев вниз на свои ступни, скажет, что это есть её человеческая опора, то пора переходить к другой красоте головы, что заключена внутри и не менее ценна, чем внешняя часть: овал, глаза, нос или рот, причёска. "Всё-таки согласись  Рид, - обратился он ко мне, - что ум ближе к писателям, чем к художникам. Вам важен образ, и если он на полотне будет живой, то и естественно проявит себя и ум. Но он будет обобщённый, вы не сможете изобразить все тонкости и изгибы. Я говорю о человеке, в том числе и о женщине. С бурундуком, конечно будет проще". Мне сразу в голову ничего и не пришло, чтоб ответить. Можно нарисовать человеческие мозги и извилины, но они не раскроют тонкости и изгибы ума. Шёл и думал: мы разве глупее эссеистов? Художник в немощи затронуть значение разума и состояние души. Неправильно. Абсолютно неверно. В моей голове стали появляться картины одна за одной, знакомые. Которые когда-то видел. И у меня сразу, внутри, в моей оболочке, пролился свет. Эмоции начали наплывать одни на другие. Там были простые чувства человека с бедным  умом, но и возвышенное величие человека разумного, думающего, мыслящего. У хорошего художника окружающие предметы, обстановка, помогают этому. Творец подсказывает, показывает материальным, его сочетанием, глубину ума находящегося рядом живого образа. Иной раз самого человека и нет в картине, но его показанное предметами и природой действие мысли говорит о присутствии человеческой созидающей жизни. Или наоборот, возьмите рисованный портрет Леонардо да Винчи, где изображена только одна голова: от неё разве не льётся свет разума? И тут же всё высказал Дмитрию. А он начал говорить о длинном пути познания, о поиске, об элементарных отправных точках, которые постепенно могут привести к результату. Как такое можно отобразить в картине? Я ответил, что можно написать несколько картин, чем художники по мере необходимости и занимаются. Есть же в повестях и романах главы, и здесь то же самое — картины. Убенс шёл рядом с нами незаметный, молчал и улыбался. И уже подходя к дверям своего дома, он заметил: "Бывают случаи, когда бедный, простой ум и возвышенный, особо мыслящий, могут поменяться местами. Первый основывается на элементарных общечеловеческих жизненных условиях, а второй до крутился до удобных ему небылиц и вранья". Да, бывают всякие случаи. И даже врун не желая оставаться со своим отрицательным назначением, может начать настаивать если не на правдивости, то на неком новом значении или необходимости лжи, чтобы хотя бы вмостить её в рамки правды. И вот тогда толпа может оказаться в двойственном положении: или они становятся понимающими серьёзными свидетелями появлению нечто нового, или дураками с умными лицами (что-то вроде бы не так, но сказать неудобно, либо не получается). А потом всё же Убенс вернул художников к краскам, оттенкам, свету, тени, перспективе, штрихам и пятнам, оставляя за человеком право, в первую очередь, зрительно чувствовать и понимать, что хотел изобразить,  выразить, показать мастер кисти или карандаша. А Веников вернулся к своей правде. Потому что мысль и слово связаны воедино. Без слов не бывает мыслей. Человек может думать только словами. А цветовая гамма даст, представит только зримый образ, картинку в мозгу, а вот какой образ, что за картинка осталась в голове, зависит от художника. Некоторые в своих картинах пишут слова.
     Дом Убенса стоял за небольшим забором, в пояс высотой, сразу за которым росла трава и редкие кусты. Подъезды располагались с противоположной стороны, со двора. По дороге, которая окружала здание, мы вышли к дверям его квартиры. Вот здесь и была особенность. Дом обычный, трёхэтажный, с одинаковыми окнами. Но на нём клубилось много разной выпуклой лепнины: всевозможные растения, звери, рыбы, люди, землепашцы на тракторах, и всё покрашенное белой краской. Стены после последнего ремонта сделали салатовыми. На треугольной красной черепичной крыше, посередине, опираясь на высокий шест, торжественно плавала метла с палкой. Флюгер. Жители говорили, что здесь лётчики могут пролетать спокойно, так как все ведьмы сидят по домам. Кто и когда поставил флюгер, уже никто не помнил. И тот спокойно, размеренно, год за годом, своей ершистой частью показывал куда дует ветер. Жительницы дома к нему давно привыкли. И потому, головомойки устраивали своим мужьям, обычно, как все городские женщины. Правда, гости иногда интересовались на счёт шабаша. Ответы они слышали разные, иногда обижались. Но больше смеялись. Дворники к дому относились очень хорошо. И считали метлу, самым правильным флюгером во всём городе. Что же касается Убенса, то он жил не так, как все в доме. Две однокомнатные квартиры второго и третьего этажа переделал в студию с необходимыми удобствами для нормально жизни, как он говорил. Поставил лакированный деревянный навес, где снизу разместил кухню со столом, а сверху спальню. А туалет с ванной, отдельным кубиком, так и остался от старой планировки.  На стенах висели картины, в рамах и без них. По середине стоял мольберт, большой и тяжёлый.
     Около дома было тихо и безлюдно. Все окна провалились чёрными прямоугольниками. Фонарь на витиеватой фигурной подвеске, прикреплённой к стене, освещал вход в подъезд. Безмолвно, загадочно и таинственно. И Убенс только протянул руку, чтоб открыть дверь в подъезд, как мы услышали сзади себя шорох. А оглянувшись, сразу все, увидели, как от скамейки, спрятанной среди небольших фруктовых деревьев, к нам направилась притемнённая фигура человека. "А я думала, что вы уже давно пришли. И пришлось сидеть, ждать вас", - голосом Леды произнесла она. Леда приближалась и её плохо различимый образ начал принимать знакомые черты. Мы конечно же не были готовы к такой встрече и поэтому начали выяснять причину её появления: "Что случилось? Какими судьбами? Одна ночью … Вот такая турбулентная женщина. Хорошо, что всё хорошо закончилось". Убенс, незаметно для всех, уже открыл подъездную дверь и стал радушно приглашать дорогих гостей пройти в дом. Я напоследок оглянулся на двор. Воздух завис остановившемся водопадом, безбрежной рекой без струй и волнений. Ветра не было совсем, и флюгер, скорее всего, безразлично застыл, подрёмывая и ожидая своего часа.
     Лестницу подъезда жители содержали в чистоте, а все лампочки работали исправно. А потому поднимаясь наверх мы чувствовали себя парадно и легко. Мне, как-то случайно, удалось попасть в закрытый элитарный "Клуб больших возможностей". И первое, что бросалось в глаза: обилие света, хрусталя и позолоты. А также чистота и незаметные тихо скользящие уборщики да официанты. В этом парадном и радостном месте собирались взяточники, прохиндеи со всего города. Образование не имело значение. Главное, иной раз, хорошо и эпатажно выглядеть, а если ещё и разговаривать умеешь, прибыток к молчаливому посулу, то успех в бизнесе почти гарантирован. В обществе больших возможностей немалой популярностью пользовались покупные дипломы. И спустя двадцать лет, у какого-нибудь общественного бизнес лидера, вдруг обнаруживалась не кандидатская диссертация, а четыре класса образования. Но такой факт уже не имел существенного значения, жизнь в городе уже сделала свой виток. Как и положено, в подобных клубах имели свои залы казино, стриптиз бары, ночные клубы, деловые комнатки. Но внешнее богатство и чистота в данном клубе не являлось характерной чертой таких заведений вообще. В других городах они выглядели, как самое бедное, неприбранное помещение из всех городских строений. А девиз "Нам всё похер, мы всё можем" обязательной строкой на самом видном месте в центральном зале показывал желания и стремления членов клуба. Не смотря на внешний вид заведения.
     Надежда Олигарховна сидела в зале на парчовом диванчике с позолоченными подлокотниками и беседовала с каким-то солидным  господином в костюме и при галстуке. Высокую, большую, объёмную женщину я уже знал давно. Она, наверно, с детства себя не старалась обременять какой-то общечеловеческой моралью и поэтому услышать и ожидать от неё можно было всякое. Как-то возле своего дома я увидел молодого кота, почти ещё котёнка, показавшимся мне слишком одиноким.  Присел возле него, погладил и сказал: "Жалко мне тебя". И вдруг меня застлала чья-то тень, и я услышал женский басовитый голос: "Тебе его жалко!?" Через несколько дней котёнок пропал. Не смотря на свою волю делать что хочу и как хочу Надежда знала про ответственность и про созданный имидж. Потому ловиться на чём бы то ни было она не собиралась. А садистские наклонности были спрятаны за спокойной и большой фигурой. И было очень интересно сбрасывать таких котов с пятого этажа. Вскоре Надежда уехала на жительство в АШС, но через пару лет вернулась. И её уже начали величать полным именем, по-русски, Надежда Олигарховна. Соответственно и дела начала вести крупнее и величественнее. Числилась безработной. Часто ходила по врачам. Стараясь расплачиваться с ними, тут же, наличными деньгами. Она всей своей массой нависала, силой засовывая в карман, приговаривая: "Давай бери, сморчок какой. Жене хоть леденцы купишь". Большинство отказывалось. А те, кто брал, оставались довольными, что хватит не  только на леденцы, но и ещё на что-нибудь.    Конечно, если рассказывать всё про местный "Клуб больших возможностей", то нужно писать очень большую, толстую книгу, и по необходимости не одному.
     Убенс щёлкнул замком и открыл дверь, приглашая нас войти к себе в студию.