Агерон. Пробуждение часть 1

1
Приход путника
     Средних лет человек в длинных светлых одеждах с тюрбаном на голове вытер пот со лба. Посох, на который он опирался, да узелок за спиной и были  его имуществом. Весь  вид говорил о том,  что он много лет ведет странствующий образ жизни.
     Загорелое лицо с глубокими морщинами под глазами свидетельствовали о долгом пребывании под солнцем. Сегодня оно палило так же нещадно, как и вчера. Но ни светило, ни проливной дождь, ни сбивающие с ног ветра не смогли изгнать из сердца скорбь о прошлом.
     Скитаясь по свету, странник  видел много разных городов, знакомился с людьми, такими же не похожими друг на друга, неповторимыми, единственными  в своем роде.  Из-за внешнего вида одни называли его бродягой, другие, слушая рассказы, мудрецом, но чаще встречал  равнодушных.
     Постелил он циновку, присел  посреди пустыни, по которой брел бессчетное количество дней, и дал отдохнуть ногам, покрытым мозолями. Обветренная кожа на уставших  руках потрескалась, на них проступила кровь, но закалка скитальца позволяла стойко переносить всякого рода невзгоды.
     Впереди появился оазис, однако, до него еще идти и идти, и, может быть, завтра к утру достигнет. Вокруг безлюдье, на сотни километров ни одной человеческой души, да и  не надо, все равно мало, кто слышит.
     За время добровольного бродяжничества он научился понимать силы природы и разговаривать с ними, видеть, что скрыто от большинства. Год от года глубже постигал суть вещей, учился ценить жизнь, притом не только свою, уважать созданное Богами, никого не осуждать и не бранить  за ошибки, потому как и сам совершил немало. Одинокий путник  прощал обиды, ведь когда-то простили его.
     Вскоре будет спасительный зеленый остров, что посреди песков. Тот дает самое ценное, о чем может мечтать здесь живой, - воду. Там, коль будут благосклонны Всевышние, он обретет ночлег, а нет,  так не впервой, переночует уж как-нибудь и отправится дальше оставлять следы на земле, зная, что держит ответ за каждый из них. Тяжела жизнь странника, иссякли ли его силы? Отнюдь. Все больше и больше познавая, крепчал дух, приходило осознание бесконечности высшего дара.
     На рассвете под блеклыми лучами еще только поднимающегося из-за горизонта розового диска,  шествуя по маленькому городку, расположенному среди редкой  в   пустынях зелени,  он кивал в знак приветствия и уважения прохожим. В этом месте чужеземцы не вызывали удивления, они частенько являлись сюда за питьем и пристанищем, но мало кто задерживался в глуши более, чем на три дня. Караваны пополняли здесь свои припасы питьевой воды, закупали или обменивали часть  товаров на провизию и шли своей дорогой дальше.
     Жгучее солнце и сухие ветра  безжалостны, но от них спасали местных жителей высокие стройные деревья и густые кустарники. Казалось, что может произрастать на неплодородной пустынной почве? Тем не менее, благодаря усилиям крестьян, удавалось вырастить множество сельскохозяйственной продукции, которая хорошо шла на продажу: она раскупалась как здешними, так и захожими.
     С самого раннего утра на площади  кипела жизнь: торговля и обмен начались с первыми проблесками зари. Одни торопились отбыть как можно скорее, другие  только что прибыли и хотели  есть и пить - обычные желания, сопровождающие человека.
     По тропе, ведущей к центру, любуясь цветами и красками, столь редко встречающимися в выжженном добела алевролитовом море, медленно шел очередной путник. Повсюду бегали детишки, вызывая улыбку у странного  мужчины.
     - Подскажи, любезная, где можно набрать воды и умыться? - обратился он к девушке в   длинном темном платье, что скрывало ее всю.
     Незнакомка несла кувшин для масла, потому  путник догадался, куда та держит путь.
2
     - Вон там! - указала  она в противоположную сторону, ее  черные косы взлетели вверх, словно руки. - Нужно пройти дальше, до поворота, что  за фонтаном, а после  повернуть налево. Проследуете до дома с покосившейся  дверью и найдете,  что  ищете. Обычно там меньше всего народа.
     - Благодарю, дитя мое. Как зовут тебя?
     - Гайдэ, - раскраснелась она. - Какой у вас  голос, звучит, как мелодия песни.
     - Разумеется, речь - один из даров. Хоть я не многословен, но беседую внутри. Постепенно мои мысли обрели форму и начали творить.
     - Творить? Что? - заинтересовалась черноволосая девушка.
     - Наверное… - улыбнулся ей пришелец, - меня.
     - Красиво и таинственно говорит чужестранец, нечасто доводилось таких видеть. Судя по всему, вы многое ведаете, коль долго бродите по земле.
     - Ах, дитя, кто научил тебя так разговаривать?
     - Мудрецы. Они изредка захаживают  в наш оазис. Правда,  делятся с нами своими историями или рассказывают, что видели на длинном пути. Может,  поведаете нам что-нибудь?
    - Обещаю, как только смогу. Куда мне прийти для беседы?
     - Общественная жизнь кипит вокруг фонтана, что находится в центре. Там  и собираются жаждущие нового и интересного. Мы, женщины пустыни, нигде не бываем. Наша жизнь проходит большей частью в доме. О происходящем  узнаем от отцов,  мужей, приезжих или  случайных  пришельцев, которым не посчастливилось оказаться здесь. У них учимся и познаем. Истории о дальних странах, о  величии  мира, в котором живем, завораживают. Но нам говорят, что земля не имеет предела.
     - Это неверно, Гайдэ, она имеет границы. Только они другие, не как у городов, рек и  морей.
     - Какие же тогда?
     - Наш дом круглый.
     - Как круглый? –  устремились на пришельца девичьи удивленные глаза.
     - Как шар.
     - Вы, верно, путаете что-то! Он не может быть круглым, иначе бы люди и дома, что снизу,  упали бы! А как они будут держаться по бокам?
     - Это загадки, на которые  могут ответить далеко не все. Думаю, надо спросить у Богов, -  поглядел на синеющее небо путник.
     - Они отвечают?
     - Конечно, всегда. Боги слышат твое дыхание, стук в груди, мысли в твоей голове и видят  поступки, - сжался незнакомец, словно от боли, - и разговаривают с нами посредством сердца, знаков, встреч.
     - Мне не понять  этих слов, - пожала маленькими плечиками девушка.
     - Придет время, а оно неизбежно наступает, все поймешь, дочь моя.
     - Я задержала вас, да и  матушка будет бранить, что до сих пор не принесла масла. А потом обязательно буду ждать у фонтана.
     Мужчина следовал указанному пути и вскоре достиг цели. Когда-то здесь прямо из-под земли бил родник. Но теперь его сделали удобным для того, чтоб можно было без сложностей умываться и набирать воду  в большие емкости. Сейчас он выглядел, как ручеек, впадающий в кратер и растворяющийся в искусственно созданном озерке. На кристально чистой поверхности отражались бирюзовый свод и облака, погруженные в него, блики солнца грели душу, притягивали взор.
     Человек протянул руки к прозрачной жидкости,  стараясь взять ее как можно больше, зачерпнул,  поднес  ладони к губам:  древний источник разрешил вдохнуть свою прохладу. Сладкая влага смочила сухое горло и потекла дальше и дальше, даря уставшему силы и свежесть.
3
     Сняв тюрбан, он обнажил полуседую голову,  умылся, наполнил сосуд и  повернул обратно на площадь - там наверняка уже заждалась юная дева.
     Дар Богов, что дает жизнь, щедр ко всякому  нуждающемуся, он делится   благословением, не позволяет погибнуть иссохшему телу от жажды. Каждому свойственно испытывать столь страшные  муки, как  голод и  холод,  изнемогают и трясутся человеческие члены от страсти, будь то сильное чувство или болезни. Борется горемыка, боится показаться слабым, не знает, что мощь  внутри.
     Назад путь показался короче и вот он, скиталец,  уже стоит в назначенном месте и ищет глазами жаждущую новизны. Познание - та же самая страсть, охватывающая обширные области, она пленит, зовет за собой, и  душа, коль отважится, последует на зов.   
     Бегающие  дети, казалось, были повсюду. Только что здесь и, вдруг уже далеко, да так, что невозможно разглядеть и  лиц.  Завидев новичка, они тут же бросились донимать  его, но мужество не покинуло и сейчас, бодро держался перед  армией неугомонных, обступивших со всех сторон, шумных ребят.
     - Не думала, что так быстро управится чужеземец, - послышался  девичий голос. - Им тоже будет интересно послушать новые истории. - Девушка тут же осадила детей, пытающихся штурмом взять гостя.
     Ребята прикрыли рты.
     - Пусть говорит пришелец! А вы и так говорите много и попусту! Со мной пришли подруги, они тоже хотят узнать про  другие страны, - сказала Гайдэ.
     Из-за ее спины вышли еще две девчушки, одетые так же, как и она.
     Жительницы  оазиса не знали  разнообразия в нарядах, здесь все являлись бедняками. Кроме того замужняя женщина должна была носить лишь черное, дабы не привлекать интерес никакого другого мужчины, кроме своего собственного мужа. Более  живыми были цвета одежд  молодых дев, но и те сразу облачались в угольные,  как только их провозглашали женами.
     - Ищите место, располагайтесь поудобнее, - огляделся  путник.
     - Есть место под деревьями, где насыпь и несколько досок, - показала одна из любознательных девчушек в нужную сторону. - Обычно там беседуют с нами, -  поведала она  процессию в тень растений. - Скоро будет палить солнце, но мы будем в укрытии.
     - Спокойно тут. Сразу видно предусмотрительный вы народ. Ни жарко, ни холодно, есть где присесть да и вода рядом, - улыбнулся путник.
     - Много ли он знает историй? - спросил один сорванец, усаживаясь рядом с ним, потому горожанкам пришлось разместиться чуть дальше от визитера.
     - Уже достаточно много, чтобы поделиться с другими. - Гость оазиса поставил  посох у  могучего дерева.
     - Какие именно? Страшные? - загорелись глаза у мальчугана.
     - Зачем же такие? Их не люблю слушать, тем более рассказывать - лучше говорить о хорошем и полезном.
     - Это неинтересно, - протянул непоседа.
     - Так кажется только на первый взгляд,  полезное не бывает скучным. Любое повествование должно  нести нечто вечное, создающее, а если я буду говорить о разрухе и зле, в итоге, подумаете, что так и должно быть. Но это будет неверно. Вместо того чтобы говорить о плохом, лучше уж молчать.
     - Ладно, - нехотя  согласился спорщик. - Расскажи что-нибудь полезное и м-м-м… хорошее.
     - И о любви, если можно,  - попросила Гайдэ.
     - Конечно, конечно, - закивали две другие девчушки.
     - Вам бы, девчонкам, только о ней и говорить. Всегда лишь мечтаете, - посерьезнел  мальчик, - а выходите замуж и не любите мужей, как положено! Мужа надо слушаться и не перечить ему, ведь муж - хозяин легкомысленной женщины!
4
     - Откуда тебе знать?! - вспыхнули девушки.
     - Отец говорит! Еще вижу и слышу - мои старшие  братья жалуются! Вы только болтаете о ней, любви,  а ее  нет! Глупости все это придуманные, чтобы развлекать пустой болтовней таких, как вы! Это не для настоящих мужчин! Их такие вещи не интересуют! 
     - А что, по-твоему, представляет интерес для настоящих мужчин? - спросил путник.
     - Деньги, власть, оружие, лошади! Когда муж владеет всем этим, его уважают и боятся! Живешь в свое удовольствие, делаешь, что хочешь! Здорово!
     - Думаешь, это главное в жизни?
     - Конечно, что же еще?
     - Я  считаю, ты ошибаешься. Неужели для тебя любовь матери вымысел и ее роль совсем не важна?
     - Это другое. А вот если бы ты любил, то был бы сейчас  женат и не скитался б по свету.
     - Не-е-ет, я совсем не одинок - со мной весь Мир. Одиночество - это состояние души, но в моей  нет пустоты, а, значит, нет места скорби. Но с чего  взял, что человек перед тобой никогда не любил? Бывает и так, что те, кого любим мы, не любят нас. Пусть она не со мной, однако, до сих пор храню ее в памяти.
     - Тогда пусть лучше ее, этой самой любви, вовсе не будет, чем мучиться!
     - Так думают слишком многие. Только, сынок, без нее нет радости жизни. Любить - не значит быть женатым, это значит нести добро. Без любви не было бы мира, он бы рухнул  со всеми своими  разноликими обитателями. Когда ее нет - наступает тьма.
     - По-вашему, она -  свет? - подпрыгнула одна из дев, ее глаза загорелись.
     - Самый яркий, теплый, исцеляющий - без него не будет Сущего.
     - Понял! – скорчила Гайдэ  рожицу  мальчику.
     - Девчонки, что с них взять, - пробубнил он.
     Еще было только утро, а он с прочими мальчишками изрядно перепачкался,  его светлые одежды стали серыми. Эти парнишки были столь забавны, что путник, глядя на них,  улыбался.
     - Уважай мать, сестру, вообще, женщину, ибо она делает мужчину, -  молвил он.
     - Как они могут меня сделать? – показал сорванец  на трех  юниц.
     Путник рассмеялся - давненько так не веселился. Последний раз это было столько лет назад, что уже и не помнит, что вызвало радость. 
     - Со временем, если тебе повезет, и твое сердце обожжет любовь, станешь настоящим мужчиной. Уж тогда ни за что не захочешь, чтоб случилось  иначе, а пока что просто уважай. Что же вам рассказать, дорогие мои?
     - О любви? - замерли подружки.
     - Давайте хоть о ней, коль им так надо, а то не успокоятся, - разрешил мальчик.
     - Пойду-ка я на уступки всем - расскажу о силе, оружии, лошадях, власти, а также о примеряющей и объединяющей всех любви, - кивнул странник.
    Ту историю, которую он собирался поведать,  не вся была для детских ушек, потому решил опускать ненужные подробности, оберегая отпрысков от гнета  взрослых проблем.











5
Я выну сердце из груди,
Чтоб стало меньше боли.
Как трудно мне тебя любить,
Но ты не видишь что ли?

Я всякий  вздох твой берегу
И всякий взгляд твой точно помню.
А если далеко - грущу,
Ведь каждой клеточкой люблю.

Забвенье мне подарит небо,
Но отступить не смею я.
Хоть волосы мои седеют,
И все равно люблю тебя.

Возвращение жреца
     Это произошло много лет назад. Вдоль реки Паэрти расположилась некая страна Пелихория, ее географическому положению можно было позавидовать:  с двух сторон государство защищала Сатийская пустыня, еще с одной высокие  крепкие скалы. Таким образом  была обеспечена безопасность от враждебно настроенных соседей и сводились к минимуму захватнические войны. Выход в море позволил вести торговлю с   державами, желающими взаимодействовать.
     Земли подле  водной артерии были плодородны, но чтоб обеспечить необходимым количеством влаги все  разрастающиеся города, были созданы  сети каналов и водопроводов. Они в избытке   снабжали  население  водой и  служили незаменимыми помощниками в орошении полей, на которых выращивалось множество сельскохозяйственных культур.    Дабы пустыня с ее зловещими песками не наступала,  с ней вели борьбу – для этого высаживались длинные ряды высоких  деревьев.
     Между крупными поселениями встречались  спасительные оазисы, которые давали приют  путешествующим. В  них, помимо деревень,  жилых кварталов  были и постоялые дворы,  и гостиницы, здесь так же вели  торговлю, занимались  земледелием. Отсутствие воин давало возможность Пелихории  развиваться, как никогда ранее.
     Именитые архитекторы заимствовали из различных культур опыт, дополняли его,  вырабатывали свой неповторимый стиль, их умения удивляли. Высокого уровня  мастерства достигли и многочисленные ремесленники, что изготавливали из всевозможных, в том числе и драгоценных материалов, бессмертные произведения, которые заслуживали самой высокой похвалы.  Наряду с этим также развивалась наука,  живопись,   музыкальное искусство, скульптура.
     В солнечной стране разбивались сады и скверы, состоящие преимущественно из пышных и рослых  представителей флоры, создающих густую тень, последняя  облегчала  участь всего живого в жару. Со временем  перед домами богачей выросли зеленые насаждения, ставшие незаменимыми  местами отдыха и  бессменными  спутниками особняков.
     Садовники подрезали кустарнички, придавали им  причудливые  формы -  от геометрических  до фигур  мифических животных. По примеру восточного мира создавались фонтаны, бассейны, маленькие озера, они   были идеально вписаны в ландшафты благодаря  умельцам-зодчим. Садики высаживались так, что одно цветущее растение, отцветая, уступало  место другому, таким образом, в них всегда присутствовал нежный цветочный аромат, напояющий воздух.
     В дельте реки располагалось несколько городов, среди которых главенствующее место занимал Дастис, столица государства. Она  являлась самым крупным деловым и экономическим центром. Именно здесь находился царский дворец, вызывающий восхищение
6
у всякого. Он удивлял  своей роскошью и  безупречным  вкусом, коим обладал и  государь. Высокую  постройку с множеством колонн,  их любили   здешние архитекторы, венчал удивительной красоты фриз, на нем изобразили  мифических и легендарных героев,  и  сцены  из  царской жизни. На фронтоне  портика  рельеф повествовал  о подношении  даров щедрым Богам.
     Владыка,  Отина III, был человеком незаурядного ума,  далеко не слабохарактерным. В свое время он стал свидетелем  гибели отца, скончавшегося от ран  в период  завоевательных походов:  выиграв битву, тот не успел насладиться победой. После столь серьезной потери наследник решил не идти  по стопам родителя, и  из любви ко всему прекрасному окружил себя преданными советниками, мудрецами, деятелями искусств.
     Это проглядывалось во всем, что его окружало: при дворе было много талантливых людей, творящих красоту и несущих ее в мир. За свои пятьдесят два  года, из которых  царствовал полжизни, он выиграл две оборонительные войны,  что говорит  и о  ратных умениях  повелителя.
     Так как управление всеми городами сразу являлось трудной задачей,  он ввел должности правителей. Ими  назначались  доверенные лица, коим  давалась разумная свобода действий,  но все они подчинялись единой монаршей власти. В компетенции органов местного самоуправления было облагораживание вверенной территории, внесение изменений в устаревшее, если оно таковым признавалось, и совершенствование системы законодательства на благо горожан. Однако это не давало право  действовать  без ведома главы государства. Регулярно отчитываясь за проделанную работу, чиновники и политики получали либо одобрение,  либо, вызвав гнев, впадали в немилость. Бывали случаи, когда осерчав, всемилостивейший государь менял  наместника и придавал позору прежнего. Градоначальники старались  угодить самодержцу, чтоб не пасть перед лицом    прочей знати и не лишиться завидного положения.
     Первая супруга  родила царю пять дочерей и скончалась, не успев подарить наследника, которому должна была перейти власть,  -  право наследования происходило от отца к сыну. После многолетнего  вдовства повелитель, женившись  на молодой царевне соседней державы,  обеспечил прочный мир с могущественным тестем.  Выбор был  отнюдь не случайным -  дева настолько поразила достойного мужа, что он не смог устоять перед беспощадной красотой,  сразившей его наповал. Испросив разрешения  у отца юной красавицы, он сочетался браком и  был счастлив в семейной жизни, а такая радость не способствует ведению воин и беспричинному  гневу. И хоть политика сыграла здесь немаловажную роль, но  Отину III она порадовала - получив союз с бывшим врагом, обрел  прелестницу жену.
     Одним  из самых уважаемых и приближенных к нему людей  был сорокашестилетний  господин Агерон.  Он   являлся третьим лицом в государстве после владыки  и его главного советника. Этот высокопоставленный муж заслужил доверие царской особы еще в свои девятнадцать лет, когда перед ослабевшей армией произнес пламенную речь и  поднял дух отчаявшихся воинов, - после таких слов те  не посмели проиграть  бой.  По окончании  серьезной битвы наступил перевес в пользу пелихориев, и они одержали победу в кровавой войне.
     Глядя на отчаянного юношу, возникало  впечатление, что он бесстрашен: обучение и воспитание в жреческой школе давали о себе знать. Впоследствии тот стал одним из самых выдающихся учеников курия, что упорно двигался по духовной лестнице вверх. Именно он, посвященный в  криптах в тайны природы, умел лечить наложением рук, читать мысли, к списку следовало бы  добавить  открывающееся ему  будущее.
     Удивительные способности росли, и наступил момент, когда его наставник ушел в пещеру для уединения, чтоб и впредь идти дорогой созерцания. Вместо себя он оставил  своего преемника, Агерона. Энергичный, уверенный в своих силах, тот уже четыре года прекрасно справлялся с возложенными на него задачами. Хоть высший духовный сан и
7
давался пожизненно, и Отис  по-прежнему оставался главой религиозного течения, самые сложные вопросы  решались при его участии,  но для простых обывателей мастера  не существовало, о нем теперь мало, кто помнил.  Великим жрецом именовали   его последователя - как для жителей государства, так и для управляющей верхушки  первым  священнослужителем был именно этот человек.
     В подчинении Агерона находились храмы, школы и монастыри, не считая святилищ, разбросанных по всей стране,  где уже не одну сотню лет процветал культ Великих Родителей.  В  каждом  городе было по два храма, возведенных в Их честь. В Доме Великого Отца, Акки, Единого,  служили мужчины,  в то время, как в Доме Великой Матери, Акаты, Благодатной,   служительницами являлись женщины.
     Храмовники  давали обет безбрачия, свято чтили традиции и многовековые  уставы, носили  длинные светлые одежды до самых щиколоток, закрывая свои ноги.  Жрецы и жрицы подчинялись наставнику или наставнице соответственно,  вместе они  находились во власти старшего жреца и уже сонмом  всех этих  духовников  жестко управлял  господин Великий жрец.
     Сановника приветствовали повсюду, и даже  не знающие его в лицо, вмиг определяли, кто перед ними по темным  одеждам, в которые облачались и старшие, и жрецы-сопроводители,  и его помощники. К лишенному радости наряду полагалось  массивное ожерелье с огромным количеством драгоценных камней, с круглым кулоном-диском, Кономусом. Он  символизировал Вселенную со всем ее содержимым, о чем свидетельствовали надписи на нем, несущие сакральный смысл.
     Религиозный лидер и  могущественный  повелитель  носил  платья, как и положено ему с длинными рукавами и закрытой шеей. Эти одежды, подхваченные на талии расшитым поясом, оставляли видимыми  лишь черноволосую с  редкой проседью голову, кисти рук и ступни. Все остальное скрывалось под дорогой материей - положение обязывает - но эта закрытость не мешала видеть в нем высокого и крепкого мужчину хорошего телосложения.
     У одних грозный вид служителя  вызывал страх и опасения, у других благоговейный трепет, но таких встречалось  мало,  по большей части его боялись, но верно одно -  равнодушных не оставалось. Еще будучи старшим жрецом, он настолько привык к преклонению и заискиванию перед ним, что  стал  холоден к любезностям  и любому  яркому проявлению чувств. 
     Проведя  насыщенные дни в столице, он должен был возвращаться – его ждали  неотложные дела в  родном городе, Мирее. Она являлась духовным  центром державы.  Слишком много времени провел здесь, Дастисе, и теперь, покинув дворец, вместе со  слугой господин торопился назад.
     Верхом на своем караковом  любимце арабских кровей,  Лагусе, готовился  отбыть. Стоит отметить, что повелитель вообще ценил животных, у них ряд преимуществ, к примеру,  они молчат. Из всего разнообразия живого мира Агерон выделял лошадей. Они умные, добрые, преданные, стойкие, не истерят, как не выдержанные женщины, доходчивые. Кто еще обладает столькими качествами?
     Темно-гнедой жеребец всякий раз при встрече подставлял хозяину теплый выпуклый лоб,  при этом раздувал от удовольствия широкие глубокие ноздри, а большие выразительные глаза  так и светились преданностью. Скакун был грациозен и быстр, благодаря высокому поставу хвоста  во время движения выглядел  невероятно красиво. Поражала выносливость коня,  и оттого всем прочим обитателям конюшни господин предпочитал его.
     Всадник пришпорил красавца Лагуса и направился к выезду из столицы. Проезжая по многолюдным центральным улицам, складывалось  впечатление, будто все жители  разом оказались на них. Пешие не слишком торопились уступать дорогу серьезному конному,  а у Агоры это стало практически невозможным. Чтоб не подавить людей, был вынужден   повернуть на менее знакомые тропы. Невольник едва поспевал за первым, но  это  не заботило путника.
8
     Роскошные особняки богачей сменились  обычными жилищами простых горожан, а те плавно переросли в серые домишки бедняков. Бесконечные крохотные улочки, где оказался впервые не прекращались, верховой  остановился на перекрестке и  выбирал направление для дальнейшего следования. Здесь не было  ни одного прохожего,  его окружали  лишь  убогие стены да нечистоты. Картину украшали редкие деревья и пара-тройка цветущих кустов, но и  те не сумели перебить отвратительный запах. У обшарпанных дверей лачуг стояли емкости для сбора дождевой воды, неоткуда взяться водопроводу в глухом районе,  некоторая хозяйственная утварь нашла себе место прямо под солнцем.
     Жрец окинул взглядом хижины с крошечными оконцами  и полурваными тряпками на них вместо занавесей  - никого.
     - Как повымерли, - бросил он воздуху и замер,  намеревался узреть  скрытое и Боги открывали,  что следовало знать. 
     Через мгновение глаза запали, казалось, всадник вот-вот упадет, но тут   услышал   ехидный смех и непристойную брань, он отправился на шум. Через минуту  стал свидетелем, как на   худую с изможденным лицом женщину средних лет напали лиходеи. Та была  одета во все темное, как и сам, однако, разница существенная, ведь на нем дорогая иноземная   ткань   и увесистое  ожерелье. Несмотря на то, что  сан обеспечивал  безбедную жизнь, он еще являлся единственным наследником богатых и уважаемых родителей, но они вместе с его братом-близнецом давным-давно покинули мир живых, погибли  в страшной трагедии далеко отсюда. 
     Простолюдинка,  облаченная в   рваные одежды, прижалась к стене. Ее лохмотья вызывали жалость, на  поседевшие от горя волосы  она накинула платок.  Чем привлекла злодеев?  Из всех драгоценностей  у нее только и  была  виньетка с изображением Великой Матери, висевшая на простой веревке, на груди наездника же  сверкало  украшение-символ, говорящее само за себя.
     В корзине нищенка несла  лепешки для продажи,   что сама  выпекала, хоть и являлась  слепой. Плотно сомкнутые веки, синяки под глазами, белые сухие губы и впалые щеки составляли все ее богатство.
     Двое нападающих выбили  из рук плетенку,  и уже через мгновение товар лежал на земле,  несчастную  ударили, она  упала следом. 
     - Оставьте ее! – бросил конный разбойникам, сохраняя каменное выражение лица.
     Голодранцы, такие же, как и их жертва, решили  позабавиться над калекой, чтоб, издеваясь над слабым, почувствовать себя  сильными. От неожиданности они оторопели и, вмиг узнав говорящего, покрылись мурашками, их перекосило  от страха – едва ли можно было   спокойно  стоять под давлением  тяжелого  проникающего вглубь взгляда богача. Одни пугались чародея, иные начинали дрожать, стуча зубами, третьим, как утверждают красноречивые  очевидцы, становилось плохо, едва ли не до смерти.  Каждый пелихорий  был наслышан  о его способностях, гремевших на всю страну и, чуть  придя в себя, злодеи   бросились наутек, позабыв о добыче.
     Горожанка поползла на четвереньках. Все собирала одну за другой лепешки, бережно  очищала их от грязи и пыли, складывала обратно.
     Агерон хотел  было  тронуться, но с ним заговорила незнакомка.
     - Благодарю вас, добрый человек, который еще не знает об этом, - произнесла она.
     - Что ты такое говоришь? - нахмурился жрец,  восседая на спине чистокровного жеребца. Гордая выправка наездника заставляла  отступать любого. 
     - Меня мог спасти только отзывчивый, – сказала простолюдинка.
     Наездник ухмыльнулся, давненько  перестал  считать себя таковым.
     - Не оставшись равнодушным к чужому горю, господин совершил благое дело. Спаситель будет вознагражден Богами – скоро  появится то, чего еще нет.
     - Ты слепа и не видишь, к кому обращаешься! - отрезал немногословный сановник.
     И действительно,  много он никогда не говорил. В школе жрецов то не приветствовалось,
9
излишне болтливых людей именуют лгунами.  Мудрецы же слушают  небеса, остаются скупыми на праздные речи,  а коль  и отверзают уста, то глаголют  по делу. 
     - Да, верно, меня лишили  зрения, но все равно знаю, что предо мною одинокий человек.
     - Мое положение и призвание требуют этого!
     - Разве они достойны, чтоб ради них оставаться таким? Разве неведомо, что несчастный не достигнет высот?
     - Ты не знаешь, что говоришь! - возрастало недовольство мужчины.
     - Не сердитесь на покалеченную. Пройдет немного времени и господин обретет, что жаждет.
     - Бедность и нужда затуманили тебе рассудок, женщина! Ты не знаешь, с кем разговариваешь! – кинул Агерон и, увидав вдалеке слугу, пришпорил Лагуса, покидая  глухое место навсегда.
      - Как же мне не знать тебя, Великий жрец? - улыбнулась им вслед незнакомка  и открыла светящиеся глаза. В ту же минуту она исчезла.
     Священнослужитель  выехал из душного города, битком набитого людьми, и помчался что есть мочи прочь от него, считая сумасшедшей  нищенку, что по своей невежественности не знает, что у него есть все, о чем можно  мечтать. Единственным его желанием было стать истинным Великим  жрецом   и достичь высокого уровня сознания. Когда курий возложит на него целиком и полностью все обязанности,  ученик даст обет безбрачия и станет настоящим полноправным  высшим духовным лицом, и продолжит свое служение Всевышним в новом, возвышенном  качестве, станет праведником, распрощавшись  с привычными каждому простому мужу  усладами.
     Он порождал  разного рода разговоры, но  не был злым и корыстным, скорей безразличным. С бедняков, которым доводилось  помогать, платы не брал, да и что с них взять, коль у тех нет ничего? Напротив, считал  долгом  использовать свои таланты на благо, ни в коем случае не применяя их во вред, так учили в крипте - это главная заповедь посвященного. Человек,  вышедший из Адитума, святая святых, знакомый с  сакральными тайнами природы, видел и знал больше других и  не мог поступать иначе.
     Богачи и обычные люди, замаливая свои грехи и прося благословения, преподносили дары Богам, храмам, упрашивали  и  вышестоящих служителей замолвить за них словечко перед Всевышними,  избранные обращались и к главе культа.
     Агерона привлекали высокие цели, он терпимо относился к публичности, которую не любил,  называя работу «на зрителя» лицемерием, противным ему, но  по роду деятельности приходилось смиряться с этим бременем. Помимо всего прочего, он со временем обрел  безразличие к плотским утехам, считая привязанность к женщине  пагубной, в том  видел падение в материю и  нисхождение души от светлого к темному.
     Дорога   из столицы в Мирею  занимала не менее недели, но  лихой скакун   управлялся с трудностями  за пять дней -  резвость и нрав Лагуса  позволяли  это и если бы не отстающий слуга, жрец уже бы был на месте.  На пути делались остановки в гостиницах или на постоялых дворах в оазисах  и рощах,  конечно, и там сановнику всячески старались угодить, повсюду   повелевал, и  ему подчинялись.
     Людей, осмеливающихся перечить, попросту не существовало. Лишь  два человека могли не согласиться с ним  – государь, Отина III, и мастер, что учил его с детских лет, и которого  называл своим духовным отцом. Главный же советник царя  предпочитал держаться  подальше и не прекословить. Сила убеждения  высокопоставленного чиновника росла,  а так как он являлся  одним из самых богатых граждан и занимал высокую   должность,   обеспечил себе еще и завидное положение в обществе. Уж сколько  к нему обращалось правителей разных городов за советом или помощью, можно было со счета сбиться, к нему  ходили на поклон, как вхожему к царю и курию.
     С отшельником дело обстояло сложнее – с ним можно было встретиться только с его личного разрешения. Он уходил в неведомые  обывателям   миры, потому строго-настрого 
10
запрещалось  беспокоить анахорета.
     В пещеру допускались немногие, такого расположения мудреца снискали первое лицо государства, два-три правителя и несколько учеников, достигших немалых высот и обладавших тайными знаниями. Владыка почитал старца и не стал чинить препятствия, когда тот попросил разрешения передать полномочия своему преемнику, считая кощунством мешать полусвятому. Еще его отец, Поскил II,  ценил Отиса, в прошлом  Великого жреца, как непревзойденного  оракула и оказывал всяческую поддержку   в нелегком  труде-заботе о каждом человеке.
     Наконец на  горизонте появилась Мирея. Уставшие путники увеличили скорость, хотелось успеть до заката прибыть на место.
     - Отведи коня! - кинул спешившийся хозяин слуге, только въехав в ворота своего огромного имения.
     Длинная, широкая  аллея вела к главному входу двухэтажного здания. Постройку  окружал прекрасный сад и цветники, но все это великолепие не вызывало должного восхищения и даже блестящие на солнце статуи господин находил обыденными, их со временем намеревался сменить.
     Вокруг священнослужителя, носящего темные одежды, превалировали разнообразные и яркие  тона, присутствовало много света и пространства.  В коридорах, залах, галереях наблюдалось буйство красок, но его покои и кабинет резко отличались от остальных помещений. Они были исполнены в неброских цветах, дабы, как сам говорил, не отвлекаться от раздумий и не обращать внимания  на всякого рода пустяки. В эти две комнаты допускался ограниченный круг людей: поверенный управляющий, советник, двое приближенных жрецов, сопровождающих его на  важные, носящие религиозный характер встречи и обряды, и личный слуга.
     Агерон любил порядок во всем -  в вещах, в делах, поступках, и, в первую очередь, в  помыслах, зная об их важности. Он всегда  выглядел опрятно,  с иголочки, а дом и прилегающая территория  сверкали чистотой.
     - Господин, вам письмо из Совета Семи, - сообщил  Цилий, личный слуга, имеющий доступ  к запретным помещениям.
     Орган местного самоуправления  состоял из шести советников-политиков, зажиточных и знатных мужей, во главе с седьмым, правителем.  Их-то и  называли Советом  Семи, но в разных городах  были установлены свои порядки и администрация могла носить иное название.
     Он, Совет, приглашал на свое заседание Великого, а  по совместительству еще и старшего жреца. Он не стал обременять младшей должностью никого из своих приближенных,  решив, что лучше него все равно никто не справится, тем более, что не так давно занял  пост и пока еще не полноправный хозяин.
     - Оставь! Позже! - взлетел по ступенькам владелец дома. - Мыться! – кинул Агерон.
     Невольник тут же  подготовил купальню для благодетеля, зная его чистоплотность и предпочтения. После долгой дороги ему требовалось привести себя в надлежащий вид, а уж потом все остальное - письма, записки, ужин и сон,  именно в таком порядке. Повелитель  утверждал,  что только в чистом теле обитает чистый дух, больное и грязное  усложняет задачу, делает  рост невозможным.
     Спал и ел он немного. К тому за долгие годы привык  слуга, что  уже подготовил  одежды и благовония для  покровителя,  любившего, когда от него исходит приятный запах. Затем подчиненный  читал - он умел это делать - накопившуюся  корреспонденцию, разумеется,  с высокого на то  позволения,  пока серьезный господин отмывался и переодевался.
     Раба он приобрел около семнадцати лет назад. Через некоторое время тот заслужил доверие своим умением держать язык за зубами, трезвым умом, грамотностью и владением иностранными языками. Конечно, он  никогда не  делал ни одного лишнего движения без ведома хозяина, вскрывал и читал письма только в его присутствии, и полностью ему
11
подчинялся.
     Верой и правдой Цилий служил  высокопоставленному господину. За годы, проведенные здесь, в большом доме, владелец не избивал слугу, но ценил и содержал, как нельзя лучше - завидная участь для пожилого невольника. Оттого всеми силами старался он угодить  спасителю. Кто знает, чтоб с ним случилось,  окажись он у  другого?
     Этот худощавый служащий  только переступил  пятидесятилетний рубеж, но волосы поседели давно. Серые глаза его излучали преданность. Правда, с годами стал ворчливым, что тщетно  пытался  скрыть,  сутулым  и плохо переносил дальние поездки. Потому  благодетель его не брал с собой, предпочитая молодых и крепких, не болеющих в пути.
     - Вас приглашают завтра на заседание Совета, - сообщил сановнику Цилий.
     - Тизану не терпится узнать результаты, - ухмыльнулся в ответ Агерон, понимая, что будь политик  посмелее, давно был бы уже здесь.
     Слуга знал, о чем идет речь, но не осмеливался задавать вопросы, чтоб узнать, чем закончилось дело. До глубокой ночи повелитель  разбирался с одними бумагами и письмами, составлял другие, что-то анализировал, изучал, в общем, праздно время проводить не приходилось.   Ему были открыты двери любого дома, его приглашали  на все празднества - большая честь принимать высокого гостя, но далеко не всех удостаивал он своим присутствием. Порой не хватало времени даже на друзей, к тому же невозможно находиться у  нескольких почтенных господ одновременно.
     Каждое утро Агерон начинал в храмовой комнате Великого Отца. Она находилась в восточном крыле особняка, далее следовал намеченному плану. На следующий день к  назначенному времени он прибыл в Совет. Преимущественно религиозный глава передвигался верхом, хоть и предпочитал ходить  своими собственными ногами, но для экономии времени  пользовался услугами красавца  Лагуса. К тому же имение  находилось далеко от центра, а нужно было повсюду успеть.
     Здание Совета Семи стояло на центральной площади с одноименным названием перед   великолепным круглым  фонтаном,  чтоб, так сказать, не было острых  углов, то бишь,  разногласий у заседающих: политики - люди суеверные. Из наиболее любимого и доступного белого мрамора и было изготовлено  столь примечательное  сооружение -  вверх с шумом устремлялось  множество струй на разную высоту, а если горожан радовал ветерок, то проходящих мимо людей окропляло водой. Но, несмотря на это, вокруг бурлящего  произведения искусства  всегда толпился народ.
     Помимо главного административного здания, где вершились судьбы города, здесь, в центре, на Агоре, присутствовали и другие общественные здания, разные по архитектурному замыслу и решению. Они идеально сочетались друг с другом, придавая данному месту особую величественность.
     Центральные  дороги и аллеи Миреи были вымощены брусчаткой. Это избавляло горожан от  грязи на  ногах, конечно, никто не говорит о районах бедняков. Чтоб город не казался каменной глыбой, его наводнили зеленью, в том числе и цветущей, и теперь Агора  утопала в деревьях и кустарниках, а жители могли дышать, несмотря на жаркий климат и плотность населения.  Градоначальник, человек брезгливый, боролся за чистоту  и потому улицы и кварталы, по которым он прохаживался, являлись образцовыми.
     Слуга тут же принял скакуна. Великий жрец поднялся по ступенькам, миновал двух вооруженных до зубов стражников, стоящих у портала, и скрылся в глубине величественного строения. Его фасад украшал великолепный портик с шестью  ионическими колоннами и фронтон с рельефом заседания политиков во главе с правителем. На фризе мастера изобразили обычные сцены из жизни горожан, а в нишах нашли убежище статуи выдающихся деятелей Пелихории. Образец  архитектурного мастерства  венчала, как и множество других построек в городе, двухскатная крыша, сияющая на свету. Она удивляла всех тем, что  меняла  цвет в зависимости от угла падения  на нее солнечных лучей.
     Внутри   царили спокойствие  и прохлада.  Снаружи дело обстояло иначе: шум, жара,
12
беспрерывный гул мешали, душили. Людям приходилось  кричать  для обретения шанса быть услышанными. В этом гомоне следовало приложить массу усилий, чтоб слова  долетели  до уха адресата.
     Приглашенный Агерон очутился в огромном коридоре с высоким расписным потолком. По бокам от него  в два ряда  разместились длинные  колонны. Пройдя еще немного вперед, сановник повернул в  залу: здесь и проходили собрания первых лица города. Остальные помещения, меньшие по размеру, являлись кабинетами советников,  их писцов  и секретарей.
     В  администрацию  имели право входить лишь немногие  избранные, находящиеся на службе у правителя, собственно эти семь человек, глава культа, служки да  рабы, следящие за чистотой.   
     Охрана не переступала порога без особого на то указания свыше, дабы не смущать мирных глав правительства и не нарушать ход их мыслей своим грозным видом. Время от времени стражи сменяли друг друга,  как часовые они несли службу на благо города и его руководителей.
     Войдя в зал заседаний, Агерон занял свое, восьмое, место рядом с Тизаном, что заждался   его. Он  уже ерзал от нетерпения в богатом кресле из черного дерева, отделанном слоновой костью, подобно  царскому трону. Очень уж понравилось кресло градоначальнику, и он  велел изготовить  похожее, но без золота, чтоб  не прогневить  самодержца.
     Гость с невозмутимым  видом  - всегда  так держался - удобно расположился на  не менее роскошном стуле, откинулся на  спинку,  подпер  рукой подбородок, ноги по привычке вытянулись и улеглись  на маленькую  подставку.    
     По правую и левую стороны от председателя правления и господина посвященного на достаточном расстоянии друг от друга, дабы не задевать  в споре соседа, сидели  советники и первые мужи.
     Длинные узкие окна впускали много света, ко всему прочему здесь было просторно, и сейчас тихо. В этой зале зодчий вместо привычных  колонн решил употребить   бессчетное количество пилястров, то ли охраняющих покой политиков, то ли наоборот.  Нависла гнетущая тишина.
     - Умоляю, Агерон, произнеси, наконец, вердикт -  каково намерение государя?! – застыл  ожидающий Тизан.
     - Ты просил - я  помог, - начал ответчик, время не позволяло медлить, и он поторопился к царю с просьбой, оттого так и задержался в столице. -  Но более  не буду вмешиваться! 
     - О,  как  же  уповал на тебя и твердо верил, что  не можешь  бросить на растерзание моего  зятя!
     - Этот сибарит, определенный тобою же на государственную службу,  предает тебя, ставит под угрозу  государственное дело. Не в первый раз! – заметил Агерон. Дело дошло до того, что самодержец стал получать жалобы на родственника Тизана и разгневался на обоих. – Немало я приложил усилий, чтоб убедить владыку сохранить ему жизнь, но он должен покинуть свой  пост!
     - Он уверил, что это  не повторится!
     - Боюсь,  солгал.
     - Неужели ничего нельзя больше сделать? Какой позор! – воскликнул Тизан.
     - Не вижу смысла внедряться  в его  игры, у меня другие обязанности. А как другу, настоятельно рекомендую не перечить высокому решению. В противном случае неминуемо суровое наказание, я  не смогу обезопасить тебя. Угроза нависла над твоей головой и самое безвредное из них – изгнание. Гнев царя беспощаден!
     - Ты, как всегда, полон благоразумия. Моя  благодарность велика! – побледнел, испугавшись, Тизан.
     Муж старшей дочери, поставленный тестем на общественную должность,  как человек праздный, бездумно прожигал свои средства. Чтобы их вернуть, ничего лучше не придумал, как запускать свою ненасытность  в городскую казну и опустошать ее без всякой совести.
13
Росло  недовольство данным обстоятельством  со стороны горожан, подлило масла в огонь увеличение   налогов.
     Мирейскому государеву наместнику  подавались  жалобы на молодца, он пытался воздействовать на беспечного родственника, но безуспешно. Однажды  слухи  достигли царского дворца, Отина III был зол. Чтоб спасти от гибели еще только начинающего жить горе-чиновника, Агерон внял мольбам приятеля  и  совершил длинный путь для того, чтобы  унять страшный гнев. Он вновь  держал короткую, но запоминающуюся речь, и отстоял никчемную жизнь подзащитного и честное имя старого знакомого, ради которого и сражался. Вина того заключалась исключительно в любви к дочери, умоляющей простить супруга.
     Тот несчастный  считал себя едва ли не первым  человеком в городе. К тому же с такой поддержкой, как его глава, он твердо верил в свою безнаказанность, а благодаря усердию друзей и родственников и вовсе не опасался за будущее.
     - Моя признательность велика! Уверен, он будет благодарен тебе… - начал  Тизан.
     - Мне ничего не надо от него, пусть свои дары и золото оставит себе. Пока он еще слишком молод и  не понимает, как хрупка жизнь. Я должен был хотя б  попытаться спасти положение – хвала Богам  получилось. Однако, его дерзость…  - ухмыльнулся Агерон.
     - Более его не придется спасать, друг мой, сегодня же сообщу ему новости. Только вот   он  вовсе не юн  – все-таки тридцать четыре года.
     - Для меня  молод, в поступках – юнец! – отрезал Великий жрец.
     Тревожное дело было  завершено, и повеселевший председатель Совета  приступил к обсуждению следующего вопроса. Он еще меньше интересовал  приглашенного господина. Он лишь наблюдал, как оживились до того притихшие советники. Потоком неслись речи, о которых могут пожалеть после, но сейчас это не имело значения. Правда, если  господа не могли прийти к согласию, последнее слово оставалось за правителем, но прежде спрашивалось мнение именитого гостя и уж потом выносилось окончательное решение. 
     Агерон видел каждого из советников и мог с точностью сказать, что ожидать от любого присутствующего в этом зале. Они жаждали зрелища, яркого, кровавого. Вот было бы представление – опозоренный своим лепетом перед царем миротворец  возвращается ни с чем, потерпев неудачу в столице.
     Куда привлекательней, реши гневный самодержец  казнить презренного вора, а наместника прогнать взашей. Но разрешилось дело мирно – скука смертная. Приезжает  хмурый священник-молчун и заявляет, что всего-то нужно  отпустить преступника –  поистине случай не заслуживающий   внимания. Возникает только недовольство мягким  царским  решением – кражи-то были. Совершенно не имеет значения тот факт, что сами порой пополняют свои кошельки из казны. Надо отдать должное,  делают это более аккуратно и оттого не так заметно.
     А что до пустой болтовни   простолюдин об их доходах, так ни один из этой голытьбы не сможет доказать причастности к преступлению. Как подтвердить то, к чему нет доступа? Невероятно сложная задача, которую не решить простым гражданам. Единственное, что им остается, так это сетовать на сложную судьбу, душащие налоги и высокие цены. Кажется, то же самое говорил отец Агерона, когда был жив, и дед, а ему его дед - извечно повторяющаяся история.
     Великий жрец потер уставшие глаза, не хотелось смотреть на советников. На что хотелось бы сейчас перевести взгляд? Ответа не последовало.



          
            

14
Встреча с Дааном
     Один день сменялся другим, принося все те же дела и заботы. Однообразная жизнь, рутина?
     А когда-то  мальчика учили уважать и ценить сущее. Но Агерон так и поступает. Разве несет что-то дурное? Напротив, спасает жизни,  лечит, следит за порядком во вверенных ему институтах, выполняет предписания, следует долгу.
     За спиной школа жрецов, долгие годы мастер преподносил ему уроки, да и сейчас продолжает. Стоит прибавить к этому самообразование, длительные тренировки тела и духа, в противном случае он не выглядел бы столь крепким -  ничуть не остыло стремление к дальнейшему  росту.  Агерон давно желал занять  место после своего наставника, изо дня в день усердно  трудился.
     Ночь. Скоро он  уснет. Когда проснется, будет завтра, потом послезавтра  и так еще и еще, до конца. Знания, которыми обладает, дают ему более глубокое понимание мира, его устройства, но с годами утратилась способность улыбаться. А чему радоваться? Был сделан вывод, что вырос жизненный опыт, пришла зрелая мудрость, закаленность, благодаря преодолению  неурядиц и бед, а потому  не пристало обращать внимание на всякого рода  мелочи. Радуются беспечные глупцы, мудрым же людям свойственно глубокое  и осознанное восприятие, никак не перекликающееся с весельем.
     В главном храме города, при школе Великих Родителей, только что прошел обряд очищения, здесь он носит название «Чистый Воздух». Великий жрец передал бронзовый систр помощникам,  его еще называют ссеш или кемкен.
     Это  ритуальное орудие   дугообразной формы с  четырьмя  струнами, проходящими через отверстия, оттого и принимается некоторыми за музыкальный инструмент.  К   маленьким  просветам  прикрепляются звенящие кусочки  металла, потому-то  он и  издает  столь  пронзительный шум. Верхушку культового орудия   по обыкновению  украшает фигурка  всемогущей Богини.
     Религиозного назначения  предмет  издревле использовался в божьих Домах для изгнания злых духов. Служитель, держа его в левой руке, обходил священное место и производил на свет важные  магнетические токи и звуки, а правой рукой манипулировал крестом с рукоятью. Храмовники именуют его  крестом жизни,  но правильно  могут использовать  единицы, в том числе и господин посвященный. Несведущие люди способны нанести непоправимый вред.
     Обряды совершались разными жрецами, самые же важные осуществлялись  высшим духовным лицом. Сегодняшняя церемония являлась событием значительным – без нее нельзя проводить остальные. Все началось с серьезной подготовки, далее следовало исполнение религиозных гимнов, предписанных сводом священных законов – Лакан. После были  тайнодействия в сопровождении  молитв. Следуя традициям, духовники очистили не только физический воздух, но  и создали благоприятную атмосферу  в святилище.

     Древняя  легенда гласила, что много веков назад человек по имени Агун возвращался  домой  из далекой жаркой страны, где Богами называли странных существ, а  невероятные прекрасные сооружения удивительной  прочности и высоты строили великорослые люди, которых называли великанами. Существовало поверье, будто творили  они не руками, но странными  инструментами, приводимыми в движение силой мысли. Ими  могли обтачивать даже крепкие  горы.
     Агун долгие годы обучался  у последователей исполинов,  терпеливо переносил   испытания и  нужду, в итоге достиг небывалых высот. В дар за выдержку и старания ему преподнесли ключ жизни и систр. Он много путешествовал по миру и вел целомудренный образ жизни,  оказывал помощь людям, нуждающимся в ней. Теперь держал путь на родину. Однажды  из-за угрозы песчаной бури  забрел в глухую деревушку.
     Ее жители оказались очень бедными, но радушными людьми и приняли гостя как
15
родного, с распростертыми объятьями. Приготовили, сколь позволяли средства   праздничный, ужин и усадили пришлого за стол.
     - К нам редко захаживают путники, - говорил самый старший и уважаемый житель, седовласый лохматый  старик с грустными глазами, являющийся здесь старейшиной.
Всю свою жизнь он прожил в этой деревне. А того, что происходило в ней сейчас,  боялся, жаль не мог ни остановить,  ни избежать.
     Бедняки собрались в одной большой комнате каменного дома, в центре разожгли большой костер. Расположившись вокруг него,  поглощали скромную еду, приготовленную на всех,  и вели беседу. Тусклый свет пламени придавал  зале с серыми стенами еще более зловещий вид.
     - Дорога, по которой ты пришел, уже  семьдесят лет как заброшена и поросла травой. Молодые уходят отсюда, боясь оставаться. Посмотри вокруг, - указал глава поселения на других, - не увидишь ни одного младше пятидесяти. Нам некуда идти,  потому и живем, дрожа от страха. Советую тебе, чужеземец, скорее  покинуть это проклятое место. От него даже Боги отвернулись – беги, пока оно не погубило и тебя.
     - Чего же боитесь, коль вокруг ни души на сотни километров? – спросил Агун.
     - Мы боимся не людей, от них знаем, что ожидать. Страх внушает то, чего не видим. Как только солнце прячется за землю, на нашу деревню опускается тьма. Люди кричат и стонут от боли. Женщины срывают с  тела одежды, дерут  волосы, словно одержимые, а мужчины ранят себя оружием, приобретенным, чтоб отражать нападения врагов и животных. Сейчас оно  против нас самих, -  обнажил старик  застарелые и свежие  шрамы.
     - Зачем же хранить его? Рано или поздно им воспользуются, и может быть, не  владельцы? Моим убеждениям вы живой пример.
     - Мы выносили металл  из домов и даже отвозили его в горы, но когда возвращались, он оказывался здесь, -   тяжело вздохнул старейшина,  наполнился  скорбью по погибшим. - Не одну жизнь унесло страшное горе и унесет еще,  если никто и ничто не вмешается в происходящее.
     - Как началось бедствие?
     - Мои предки посчитали, что они достойны лучшей участи, чем у них есть, подвергли свою душу страшной гордыне и отвернулись от Всевышних. Тропы к ранее процветающей деревне заросли и исчезли потому, что путников убивали с целью наживы. Первыми в страшных муках погибли самые гордые, после - их дети. Со временем остались только мы, но, боюсь, ненадолго -  на нас проклятье.
     - Почему вы не обратитесь за помощью к Божествам?
Женщины опустили глаза, а мужчины вздыхали да помалкивали.
     - Мы не знаем, кому поклоняться, потому как давно забыли своих Благодетелей. Кому поклоняешься ты?
     - Создателям Всего - Отцу и Матери, сотворившим все, что видите, слышите, ощущаете.
     - Позволь и нам Им поклоняться! – воскликнул старейшина.
     - Этого никто не может запретить. Конечно.
     - Но мы не знаем как? У тебя есть Их золотые статуи?
     - Для того чтобы любить и почитать Богов не нужно ни золота, ни серебра - вера заключена внутри, в центре человека,  в его сердце. Она самая сильная и творит чудеса. Разумеется, существуют священные изваяния, но это образы Всевышних, а не Они сами. Символы, пусть и важные.
     - Как же быть тогда? Как объяснить  людям, что нужно почитать то, что нельзя увидеть и до чего нельзя дотронуться?
     - В первую очередь, нужно научиться уважать сущее, все вокруг, а статую можно сделать и самим из любого материала, хоть из  камня или дерева.
     - Прошу тебя, помоги, - взмолился старец, встав на колени перед Агуном.
     - Не падай  предо мной ниц, ибо я   такой же человек, равный тебе, как и ты мне.
16
     - Для нас ты надежда, посланец! На тебя уповаем!
     - Меня учили быть отзывчивым, потому очищу вашу деревню от зла, и, если позволишь, буду учить вас.
     Так впервые воспользовался Агун своими ценными наградами, изгнал нечистых духов. Он построил поблизости  монастырь, что со временем обрел большую известность на всю округу. Последователей у мудреца оказалось достаточно,  они делились  знаниями  и верой со  всеми желающими.
     Рикон, один из лучших его учеников, неся мудрое  Слово, дошел до границ Пелихории и основал в ней свою школу. С тех давних пор в вышеупомянутом государстве процветает культ Великих Родителей. Жрецы-воспитанники  и прочие священнослужители называют Агуна и Рикона просветителями, «открывающими очи» -  те, кто, достигнут их чистоты, непременно будут счастливы.

      - Господин, мы вам нужны? - спросил   один из  сопроводителей после обряда у Великого жреца.
      - На сегодня вы свободны. - Агерон покинул Адитум.
     Вернувшись из столицы, он обнаружил письмо с  приглашением от своего старинного друга и состоятельного торговца, дела которого шли в гору. Они были знакомы так давно, что даже не помнили, когда произошла первая встреча. В памяти  всплывали размытые образы  прошлого.
     Раньше, в молодости,   виделись частенько, со временем стали реже. В последние годы визиты  свелись к минимуму. Даан, добродушный, любящий и знающий толк в вине,  имел хорошую его коллекцию. Он  не оставлял после себя тяжелого отпечатка, как бывает, порой, от прочих знакомых. В гостях у него всегда велась легкая, ни к чему не обязывающая беседа. Причем говорить  почти не надо, купец  сам говорит без умолку. С  ним всегда просто, как не бывает рядом с лжецами и  лицемерами.
     Открытый, забавный, любит повеселиться по-доброму, его веселость не граничит с праздностью. Этот человек никогда не просил высокой помощи, только приятельские отношения, которые не старался обратить  в свою пользу. Несколько лет назад он потерял  любимую жену, скончавшуюся от болезни во время длительного отсутствия жреца в городе, к  сожалению,  смерть-злодейка забрала свое.
     Супруга оставила Даану детей, двоих  или троих, сановник не помнил точно. Единственное, о чем попросил приятель за годы знакомства, одну-единственную мелочь - причислить к храму его маленькую дочь. Обряд причисления имел серьезное значение и для семьи, и для храма. Годовалого ребенка родители, желающие определить его впоследствии в Дом, представляли взору Всевышних и приобщали  к Ним. После того, как малыш оканчивал религиозную школу, он становился  жрецом или жрицей и обретал  уважение, занимая  почетное место в обществе.
     - Друг мой, - молвил   торговец, - у меня есть дочурка, которую с женой хотим отдать в храм, чтоб она посвятила свою жизнь служению Великой Матери. Мы уже не надеялись, что будут еще дети, но вдруг случилась такая радость – милое дитя! Наше благословение! Самое большее, чем можем отблагодарить Богиню – преподнести ей в дар нашу крошку. Пусть займет такое  завидное место, будет служить на благо всех и каждого, станет счастливой! О большем и  не мечтаем!
     - Конечно, с радостью выполню свой долг. Приводите ее в храм на рассвете после новолуния, - согласился на радость Даана двадцатилетний ученик курия - уже тогда его имя было известно всякому жителю государства.
     Настал радостный момент. Трепещущие в предвкушении  родичи стояли поодаль от глубокой серебряной  чаши с жидкостью, в которую  погружались    отпрыски. По традиции святилище нарядно украшали. Прихожане одевали самые лучшие одежды, храмовники
увенчивали свои головы диадемами и готовились к тайнодействию, читая молитвы. Ведущий
17
церемонию Агерон, произнеся  заклинания над сосудом, влил в него  похожее на молоко средство, поманипулировал с затейливыми для  обывателей предметами. После он подзывал
к себе соучастников с младенцами - женщины несли девочек, мужчины – мальчиков. Руководитель акта  причисления   брал ребенка,  что-то еле слышно шептал, далее погружал в заранее  подготовленную смесь плачущее чадо. По зале разносились  грохочущие звуки гимна,  они сопровождали  всю церемонию от начала до конца. За чередой слов Агерон погрузил в емкость следующего младенца,  передал его ассистенту,  после  надел отличительный знак с символами принадлежности и  накинул на  молодое поколение  трехцветную материю с бело-красно-синими цветами. Помощник отошел в сторону, уступая место очереднику.
     Тут приблизилась  высокая жрица и  вверила в  крепкие объятья кроху. Последователь мастера  растерянно глядел на копошащееся чудо, зажатое меж ладонями. На него глядела  девочка со светлыми, коротенькими, кудрявыми волосенками и поразительными серыми с голубыми крапинками глазками.
     Она повертела головкой, после вздохнула и вместо того, чтобы расплакаться, как остальные,  с улыбкой на премиленьком личике положила крохотную ручку  на  мужской лоб.   Агерон   пришел  в себя и  завершил начатое. Такое произошло в первый и в последний раз за все время  служения Высшим Силам. Больше никто из причисляемых детей не осмелился повторить ее подвига.
     Эту историю сановник считал стертой из своей памяти, но сейчас она вдруг всплыла из глубоких  недр, захватила с собой дни ушедшей юности. Как быстро пролетели годы, превратившиеся теперь в горстку счастливого прошлого. Было ли оно счастливым? Конечно. Только тогда он не знал об этом, полагая, что все самое лучшее и прекрасное только впереди,  но пролетели десятки лет в мгновение ока, оставили седые волосы и воспоминания о давно минувшем.
     Но был уверен жрец, что приобрел мудрость, знания, положение - счастье зрелого возраста. Хочет ли возвратить былое? Возможно, только с теперешним мировоззрением, иначе снова промотает часы  без должной пользы. Агерон всегда трудился над собой, но дай ему время в руки,  вернул бы его и прошел все  заново с большим рвением. Когда-то он тоже был беспечен, по-своему, как и прежняя молодежь. И его порицали строгие учителя, желающие ему блага. Теперь он занял их место и сетует на ветреных юнцов.
     Складывалось впечатление, будто не жил вовсе, но  только что родился. Зачем? С чего вдруг стали беспокоить такие вопросы,  если есть все, о чем может только мечтать простой человек? Но он не обычный, посвященный, воспринимающий окружающее совсем  иначе, шире, глубже, серьезнее. Мир для таких людей бездонный, бескрайний - органы чувств обострены.  Что все это ему дает?  Агерон тряхнул головой - идя к  высокой цели, ни к чему задавать себе глупые вопросы.
     Сейчас господин сидел в удобном кресле в доме Даана. Тот любил принимать высокого гостя: и сегодня, в такой прекрасный день давние приятели расположились в галерее с прекрасным видом на сад. Роль трех стен выполняли витые колонны, а сзади находилась  обычная, с окнами и  дверью, что вела в особняк.
     Сад с густой  растительностью глядел на людей:  деревья с широкими кронами скрывали господ от внешней суеты. Мягкие лучи Арка, дивного солнца,  ласкали листву, нежные лепестки роз и лилий. Оттого их запах стал еще ярче, но гостя не  привлекала вся эта красота - у него свои цветники.
     Хозяин распорядился принести со своих погребов, насчитывающих бесчисленное количество сортов вин и по содержанию  уступающих  лишь царским хранилищам, амфору с новинкой, которую нахваливал  с момента встречи. Слуга  исполнил указание, и через несколько минут на столике между господами стояло поистине заслуживающее похвал питье. Торговец  сам разлил разведенную рубиновую жидкость в золотые кубки и подал приятелю угощение.
18
     - Как же давно ты не был у меня, совсем забыл старого друга! За год виделись сколько раз? Два? – покачал он головой.
     - Сегодня второй, - отпил вино приглашенный.
     - О Боги, друг мой, это же ничтожно мало! С тех пор, как встал на должность, не навещаешь старика, не принимаешь приглашений, не отвечаешь на письма. Уж не возгордился ли ты? - рассмеялся захмелевший Даан.
     - Ты же знаешь, дела, - прозвучал сухой ответ.
     - Да, да. Заседания, служения, контроль за вверенными в твои надежные руки  храмами и святилищами...
     - И не только, - смотрел гость в никуда.
     - Мне кажется уставшим твой взгляд. Понимаю, что предлагать и советовать человеку с такими обязательствами отдых это кощунство, но…   Может быть не в усталости дело? - многозначительно  протянул говорливый хозяин.
     - О чем ты? – взглянул на него Агерон.
      - Раньше ты был другим.
     - Раньше был моложе и глупее.
     - Неправда, глупость никогда не была присуща тебе. За всю мою жизнь я не встречал человека мудрее, хотя повидал на своем веку немало. Любой твой совет ценен, думаю, ты ни разу не ошибся.  А сколько к тебе обращалось? Страшно подумать. Таких людей еще поискать! Если бы Великий жрец не обладал столькими достоинствами, то вряд ли б его уважало такое количество народа. Среди них, шутка ли, государь! Что тут говорить,  не все достигают такого высокого положения. - Радушный Даан остановился, чтоб перевести дух.
     - Еще немного и начну краснеть. - На лице Агерона появилось подобие  улыбки.
     - Неправда, не начнешь, - рассмеялся в ответ купец. - Все сказанное - истинная  правда. Царь не станет призывать к себе пустословов. Мой друг обладает выдержкой, не выказывает чувств. Станешь  политиком? Будешь иметь успех.
     - Ох, нет. Большая политика не входит в мои планы, слишком много интриг. В ней не может быть друзей, только противники. К сожалению, она проникает и в мою жизнь. Бывает, вмешиваюсь.
      - Но  Совет Семи же приходит  к единому мнению? В противном случае они бы заседали с утра до позднего вечера без согласия.
      - У Тизана есть преимущество.
      - Значит, игра?
     - Конечно. Кому, как не торговцу, знать такие вещи?  Ты  можешь стать политиком, однако не стремишься занять место в управленческом аппарате.  Глядя на фарс, особенно желаешь подлинного, искреннего,  вечного. Устаешь от притворства, укоренившегося в душах.
     То  жрец видел  изо дня в день,  ему опротивело, он очерствел.
     - В мои годы со здоровьем не шутят, а от интриг у меня изжога! - расхохотался седовласый Даан. Его тело затряслось и он, пролив на  светлые одежды вино,  посетовал на свою неуклюжесть. - Вот видишь? Какая тут может быть  должность, если чашу в руках не держу?  Сам говорил - каждому свое место в жизни отведено!
     - Это оттого, что питье дало в голову, - улыбнулся Агерон.
     - О, улыбаешься!  В первый раз за вечер! Значит, Даан еще способен удивить  или не очень? Ну, да ладно, зато повеселить  вполне! Как неловок я стал, досадно, - вздохнул гостеприимный хозяин.
     Из дома послышались жуткие звуки,  издаваемые детьми. С криками и визгами на галерею  налетело трое. Они тут же закружились вокруг  сидящих до того в тишине и покое взрослых мужчин.
     - Это мои внуки! – сквозь шум пояснил дед.
     - Я так и подумал, -  приложил руку к черноволосому виску сановник.
19
      - Они хорошие, только немного  шумные!
      - Угу. - Священнослужитель зажмурился, когда возле него выкрикивал правила игры старший мальчик  лет шести-семи.
      - Их сейчас уведут!
      Служанке-няньке, следившей за озорниками, Даан велел  отвести внуков  в другую залу.   Несчастная рабыня, которую совсем не слушались,  ловила сорванцов  и уговаривала их зайти в особняк. Тщетно. Избалованные родителями и любящим дедом, смотревших на них с обожанием, дети не поддавались увещеваниям. Гость как никогда был рад, что в его имении царит спокойствие.
      Ребятишки  то и дело прятались  за  креслами, чуть не утонули  в крохотном фонтане. Девочка успела поцарапаться или уколоться о шипы роз, жрец так и не понял. Однако когда она увидела каплю крови, затмила гам братьев диким ревом и озвучила свои догадки - ей отрезало палец. Наконец, нечеловеческими усилиями удалось утихомирить бунтарей. Внучку Даан усадил  себе на колени и расцеловал в румяные щечки. Она еще немного повсхлипывала, дабы ее еще потискали, потом снова разбаловалась.
     - Отведи их в дом, - скомандовал семьянин, когда маленькая Мади повеселела.
     Рабыня поспешила выполнить приказ.
     - Ничего, подрастут,  еще больше будут меня радовать. Девочка и старшенький - детишки старшего сына, мальчишка помладше - второго. Хочу, чтобы дети  подарили мне  как можно больше внуков - такое счастье. Люблю, когда они рядом! Чувствую себя молодым и  живу! - торговец поднял кубок, словно произнес тост. – Правда, мои не спешат  поддержать старика. Редко навещают, а ведь живем в одном городе, но хоть доверяют шумных внучат! - расхохотался он вновь. - Судьбы моих чад устроены. Думаю, жизнь удалась!
     Первый сын друга,  Геаркон, здоровяк с непокладистым и  взбалмошным характером, со скандальной репутацией был полной противоположностью отца и брата, Идана, этакого улыбающегося весельчака. Они казались очень  разными, но, тем не менее, были  дружны. Никто, кроме красавца, не мог усмирить гневный пыл Геаркона. Правда, не во всех  случаях его можно было   остановить.
     Несмотря на женитьбу, первый любил развлечения и женщин. Он оставался безразличным к политике и торговле, которой занимались остальные мужчины семейства,  и в свои зрелые тридцать девять лет бездумно тратил нескромное наследство, что говорило о браке против  воли – женился он по велению родителя. Благодаря азарту,  Геаркон из всех развлечений  предпочитал охоту на диких зверей. Знакомых  удивляло его стремление глядеть в глаза опасности, он словно искал гибели.
     Красавец Идан, хоть и младше на пять лет, но умнее, сообразительнее,  красноречивее. Его обходительность привлекала, он имел успех в семейном деле, был умеренно хитер и любил пошутить. В отличие от сумасбродного братца вступил в брак  по собственному желанию и был счастлив. Его, как человека по натуре осторожного и аккуратного, погоня за зверьками не привлекала,  лишь изредка он  составлял компанию Геаркону.
Эти двое любили бывать в гостях друг у друга. Их принимали   скорее за друзей, нежели за братьев. Парочка  удивляла посторонних, не понимающих, что может связывать столь непохожих людей, кроме родства. Второй сын, Идан, открытый и добродушный для  родных, не стеснялся  ни в выражениях, ни в жестах. Он  мог без церемоний обнять и чмокнуть сестру, любимицу семьи, и с интересом наблюдать, как она смущается. Но в делах уступок не допускал, добиваясь своего  дипломатично. Именно эти качества и позволили ему увеличить благосостояние за короткий срок. Весельчак Идан не был завсегдатаем увеселительных заведений,  но его внимание также привлекали хорошенькие женщины.
     Вопреки правилу наследия, то есть предписанию передавать наследство старшему сыну, меньшую часть младшим и какую-то долю дочерям в качестве приданого, Даан поступил иначе. Отдал имущество своего погибшего брата бунтарю Геаркону, собственное обещал отписать второму отпрыску, а потому,  как дочурка состояла при храме ей ничего не
20
потребовалось.
     - Твоя дочь окончила школу Великой Матери? – задал вопрос Агерон.
     - Она давно  ждет своей участи в обители. Помнишь,  ты услышал, как она шумно играет с мальчиками, еще до учебы?
     - Тогда меня озадачило, выдержит ли непоседливый ребенок нагрузки?
     - С тех пор моя девочка  немного подросла, - закивал купец. - Завершила образование и надеется получить  место в храме.
     - Обучение нельзя завершить, только начать, - поправил священнослужитель. - С твоей привязанностью к семье не жалеешь, что отдал ее в святилище? Она могла б подарить тебе еще внуков, найдя себе мужа.
     Радушный хозяин задумался.
     - Пожалуй, соглашусь на это, если только им станешь  ты! - рассмеялся  Даан.
     Агерон поперхнулся вином.
     - Мое положение обязывает вести иной  образ жизни, - постучал он кулаком себе в грудь и откашлялся.
     - Хм. Друг мой, ты же не дал священного обета.
     - Зато собираюсь сделать это,  как только наступит нужный момент. Решение принято еще в молодости, его не изменю.
     - Тебе попросту не встретилась тогда…
     - Даан,  это  невозможно.































21
Появление Леды. Праздник Цветов
     - Ксали, попей, - держала в руках чашу с водой дева с серо-голубыми глазами. - Сейчас помогу тебе, - заботливая подруга склонилась над больной и, приподняв  голову, поднесла сосуд  к высохшим бледным  губам.
     Больная еле глотала жидкость, дающую жизнь, но это не дарило ей выздоровления.
     - Вот и хорошо, - уложила  дежурная дева недужную  и поправила покрывало.
     В одной из комнат жилого дома при храме Великой Матери поместили  жрицу в тяжелом состоянии, она была больна который день. Буквально сгорала, вызывая  тревогу у здешних обитателей. В этих стенах жили двенадцать жриц, несущих службы, три послушницы, их последовательницы, несколько служанок и пятеро  мужчин: юноша-посыльный, двое сторожей, дежуривших по очереди, и двое  разнорабочих, исполняющих, ко всему прочему, роль садовников.
     Все они находились во власти  матери-настоятельницы. Эта была милая и добрая женщина пятидесяти двух лет, невысокого росточка,  склонная к полноте. Она обладала  темно-русыми волосами, которые собирала  на макушке - получалось что-то вроде рогалика - и  закалывала его подаренной подопечными булавкой.
     То,  что обыватели называли храмом, по сути, являлось храмовым комплексом с садом и  цветниками. Его ограждал от города высокий каменный забор, окрашенный  в белый цвет. На всей территории святилища так же превалировали светлые   оттенки. В обитель прихожан  впускали  деревянные ворота, считалось, что крепких не требуется - религиозное сооружение располагалось  недалеко от центра.  Тем более стражи Миреи добросовестно несли службу и следили за порядком безупречно,  так что жили здесь  без опасений.
     Проходя далее, верующие видели длинную галерею с множеством колонн. Если шли вниз по ней, доходили до маленького, второго,  священного источника, там жрицы редко бывали. Это место, как и переднее святилище, существовало для людей извне. Первый же родник находился возле лимны, священного озера. Вышеупомянутое молитвенное место,  небольшое по размеру, построили  из бело-розового мрамора  и поставили в нем чудную  белоснежную статую Великой Матери,  алтарь и жертвенник устроились перед ней.  Далее простым горожанам ступать запрещалось.
     Помимо того  существовал  еще  ряд ограничений: не дозволялось  рассматривать акатий,  что делалось тайком,  сквернословить, сожалеть о принесенных дарах, нарушать уединение служительниц и так далее. Граждане хорошо знали, что от них  требуется в святом месте,  следовали  предписаниям в меру своих сил и возможностей, но, как все обычные люди, приходили сюда при крайней необходимости.
     Дорожки и площадки, как и в городе, были  вымощены брусчаткой. Вдоль них росли цветы и пахучие травы. За передним храмом располагался основной - величественное, нарядное, непревзойденной красоты здание с необыкновенным фасадом.
     К его входу вела двухмаршевая лестница, портик украшали  колонны с каннелюрами, далекие капители обвивали стебли цветов и ветви акации, а фронтон повторял сцену зарождения мира - такое украшение делало древнюю постройку нарядной. С двух других сторон  двускатную крышу поддерживали прекрасные кариатиды, по шесть с каждой, что вместе составляло число жриц.   
     Рядом находилась еще одна галерея с балюстрадой, далее аркада, отделяющая грандиозные  строения от сада с плодовыми деревьями, помещение для слуг, различные хозяйственные сооружения, жилой дом для невест неба и  библиотека с залами  для обучения и досуга прелестных служительниц и воспитанниц.
     Приемная матушки, являющаяся по совместительству ее рабочим кабинетом, для удобства прихожан  находилась в маленьком здании возле переднего Дома.  Живописности комплексу  добавляло  тайное  озеро,  что находилось  за  центральным храмом. Водоем, обсаженный всевозможными  растениями,  наполняла  кристально чистая вода. Подле росло  множество цветов. Цветущие травы и кустики дарили служительницам аромат, который
22
хотелось вдыхать бесконечно долго.
     Только два человека  в любое время могли беспрепятственно войти в обитель - старший и Великий жрецы, но в Мирее  это был один и тот же господин.
      - Госпожа, - позвала служанка сиделку, - вас ждет у себя  матушка. Я подменю.
     Дева заторопилась на встречу.
     В светлой, скромно обставленной комнате,  на узкой кровати безнадежно больная  лежала  последние восемь недель. Акатии  жили в своих попросту устроенных покоях по двое. Послушницы чуть дальше по коридору, но Ксали была чересчур  слаба, и настоятельница поместила ее в отдельные покои. Здесь за ней по очереди ухаживали  служительницы, их последовательницы,  послушницы, им помогала прислуга. Все убранство  жилищ составляли два ложа, два  кресла, стол с принадлежностями для письма, туалетные столики и шкаф для одежды. На небольших окнах были легкие занавеси, что дополняли небогатый интерьер, они  придавали ему некую воздушность.
     Послушница со светлыми курчавыми  волосами  ниже плеч вышла в коридор и направилась в приемную матушки. Свои кудряшки  она делила надвое  и фиксировала верхнюю часть на затылке, оттого чудные завитки походили на пышную гриву. Ее сверкающие глаза обрамляли темные кокетливые  ресницы, делая их выразительными, хотя  не красила лица - храмовым служительницам не полагалось, - но  наносила смесь масел на губы, во избежание сухости и следующих за ней трещинок. Благодаря целебному составу  уста блестели и  притягивали взгляд.
     Обитательница Дома  была среднего росточка, не сказать, что красавица, но с милой улыбкой, при которой появлялись озорные ямочки на щеках. Хоть она и была худенькой, но    природа одарила ее аккуратной небольшой грудью, однако  про нее можно было смело сказать, что она все-таки есть, а округлые бедра  придавали девичьей  фигуре женственность.
     По сложившейся традиции младшие девы сменяли акатий на случай ухода тех  в мир иной. Они также одевали длинные до щиколоток платья исключительно светлых тонов,  но в отличие от жриц их плечи оставались открытыми.
     Белокурая послушница быстро  обогнула пару цветников, прошла мимо двух храмов и постучала в нужную дверь. 
     - Заходи, - послышался мягкий голос настоятельницы.
     Распоряжение тут же было выполнено.
     - Присядь,  Леда, мне нужно с тобой поговорить, - сказала Айри.
     Ее просторный кабинет, наполненный светом, хранил множество различного рода необходимой утвари. Рядом с большим столом  стоял стеллаж со свитками, пара удобных кресел. Вдоль стен расположились дары от прихожан: вазы, сосуды, статуэтки и прочее, которые заполнили и галерею. Настоятельница не отступала от предписаний, строго соблюдала их и потому обставила рабочую комнату скромной мебелью,  украсив лишь окна  легкими  газовыми занавесями. 
     - Ксали  умирает,  боюсь, ей ничто не поможет, - продолжала главная акатия. -  Сегодня же напишу письмо Великому жрецу, чтобы он принял решение, кто займет ее место.
     - Матушка! - Воспитанница  произносила это слово ласково, и Айри не могла не растаять. Кудрявая дева пропевала ударные слоги, эта особенность придавала ее речи выразительность и ласкала любое ухо. - Я слышала, что он может лечить руками, почему бы не попросить господина?..
     - Месяц назад он уже осматривал больную и ничего утешительного не сказал - такова ее судьба, - вздохнула акатия. - Всего-то сорок лет, а кончина близка.
     Послушница всхлипнула.
     - Не плачь, дитя, мы можем ею гордиться - эта жрица несла слово Божье, не творила зла, сохранила свое целомудрие. По неведению люди не понимают, что и отчего происходит, но случайностей не бывает. Ничего не происходит без нужды - причина порождает необходимые следствия. Иначе говоря - так надо, такова нерушимая воля Великих
23
Родителей. Наша подруга  (меж собой девы  называли себя именно так) страдает. Потому попрошу нашего благодетеля, хоть как-то облегчить боль, насколько возможно. Кстати,  буду говорить с ним  о тебе. Ступай, у меня еще много дел, завтра Праздник Цветов.
     Подавленная воспитанница  отправилась в храм принести бескровные, как и полагалось, жертвы и вознести молитвы Богине. Леда хотела просить облегчить участь своей предшественницы. Ни одна  живущая  здесь не желала горя и боли ближним, не завидовала, не кляла, чтобы ни случилось.
     В шесть  лет девочку отдали в школу Великой Матери, находившуюся далеко от Миреи, где ее обучали двенадцать лет религии, наукам, искусствам, говорили об уважении ко всему сущему и любви – знания без нее не имеют прочности. Ученицу познакомили с  медициной, поведали  об истинных ценностях и потому никто не усомнился в девичьей искренности.
     Поддерживая друг друга, жительницы Дома были дружны между собой, хоть и  принадлежали к разным сословиям. Не выделяли послушниц, которым еще только предстояло дать обет безбрачия и познать больше, чем  сейчас.
     После продолжительной  учебы Леда, дочь Даана, пребывала семь  лет в другой обители,  в далеком городе,  все в  той же роли. Когда освободилось место здесь, в Мирее, любящий вдовый отец, скучающий по своей единственной дочери, попросил матушку принять под свое крыло любимую крошку. Женщина  ответила согласием, и вот уже два года, как белокурая послушница радует ее.
     С появлением Леды в этих стенах стало светлей и уютней -  живая, отзывчивая, милая, она одарила окружающих заразной болезнью под названием жизнелюбие. До того тихие, степенные жрицы оживились, улыбались и радовались любым  мелочам. Не так как виновница перемен, но…
     Невероятно, ей удалось совместить несовместимое, используя это как нельзя лучше. Айри сразу разглядела в ней достоинства, а недостатки… не слишком  тревожили – они меркли перед первыми.
     Леда  разожгла курильни и капнула в  них  благовония. Густой дым поднялся к потолку и разнес целебный аромат повсюду. Просящая дева принесла жертвы и опустилась на колени, моля о пощаде Всемогущую Акату. Отнюдь не мимолетный порыв, она с детства была религиозна, отзывчива и не нарушала клятвы данной при выходе из школы - нести добро.
     Послушницы, а их число не должно было превышать трех, помогали  служительницам, в чем было дозволено,  делали это добросовестно, от всей души. Правда, не имели права в своем статусе принимать участие в обрядах - требовалось возведение в жречество.
     Итак, наставница собиралась рекомендовать свою любимицу на почетную должность, что вовсе не означало, что выбор действительно мог пасть на нее, хотя ученица была  уверена, что станет  небесной невестой.  Жрец имел полное право отказать подопечной, если считал  ее недостойной чистого звания и выбрать  из  оставшихся двух, либо никого - бывало и такое. Тогда приходилось искать других, а прежних, недооцененных, отправляли восвояси.    Изгнание  считалось позорным - кто возьмет в жены выставленную вон, уже  зрелого возраста, которую даже в обители  не приняли? Но такого развития событий  Леда  не  допускала. Вся ее жизнь и стремления здесь, перед лицом  Всемогущей Богини, а другой попросту не существует.    
     Пришло время для одного из самых нарядных  и любимых празднеств жриц - Праздника Цветов. Они собрались перед храмовым  озером и после того, как Айри огласила апоретту,  затянули священный гимн Великой Матери Всего. Религиозные наставления выполнялись в точности, от них не отступали.
     После затяжных замысловатых  манипуляций с различными  инструментами, похожими на крючки и на кривые с изогнутыми краями палочки, Айри произнесла заклинания из свода религиозных законов. Затем  вместе с  прочими  медленно спустилась по маленьким ступенькам  в прозрачную воду - вся ее поверхность  была усеяна  лепестками всевозможных цветов.  По традиции в этот день полы святилищ устилали ветвями ивы,  лимну и дорожку,
24
что вела  к  ней,  украшали   тонкими  цветными пластинками. Вокруг водоема росли   мята и олеандр, чуть дальше магнолия, их запах смешивался с ароматом цветущей поблизости лаванды. Все это только добавляло пышности обряду.
     Нарядные акатии  с золотыми диадемами - их даровал  жрец во время возведения в сан -  погружались одна за другой в священное озеро  и выходили из него,   по представлениям храмовников, полностью очищенными. Укутавшись в трехцветную материю, они заканчивали омовения благодарственными молитвами, затем отправлялись в Адитум для подношения святых даров. Матушка осыпала алтарь цветками. Старшая жрица, ее заместительница, Тея,  освободила сосуд и, окуривая святая святых, завершила церемонию.  Подготовленная жидкость смывала злобу, таким образом, с  душ и тел прелестниц сошла тьма – они стали чище и молятся о других с удвоенной силой, которую даровала сама Великая Матерь,  в миру ее еще называют Природой-прародительницей.
     Пока подруги  выполняли обязанности, Леда делала свою работу - по поручению очень занятой наставницы, как и остальные послушницы,  следила за больной, ходила на рынок, расположенный на торговой площади,  за жертвенными  продуктами и блюдами, притом самыми лучшими, и за дарами. Айри, главная акатия,  или старшая жрица, заменяющая настоятельницу во время ее отсутствия,  выделяли средства для приобретения необходимого и ученицы выполняли указания. Давшие же обет безбрачия девы  не покидали высоких стен  без  нужды, да и то лишь с разрешения Великого жреца. Исключение составляет Праздник Луны или Сомы, когда храмовницы идут под покровом ночи к реке для проведения церемонии у проточной воды.
     Накинув свой плащ, ибо не имела права выходить за ворота, не укрывшись им, посланница взяла серебряный жертвенный поднос, лонид, как и озеро, овальной формы, символизирующий Вселенную или Мировое яйцо, и  отправилась за покупками.
     Скрытая от посторонних глаз Леда  пересекала одну за одной улицы, следуя  привычному за два года маршруту. Она старалась избегать  массовых скоплений народа, а по пути вглядывалась в лица людей, торопившихся по своим делам.  Совершенно разные горожане,  в таких неодинаковых одеждах, громко говорящих о  происхождении владельцев, с суетливыми взглядами попросту не замечали друг друга. В храме дело обстояло иначе - там не было  чужих,   все родные, жизнь протекала спокойно и размеренно -  за воротами дева видела  другое.
     Когда она глядела на звезды,  думала, что дальние объекты гораздо ближе, чем рядом стоящий человек в многолюдном городе. Он  не видит того, что под  собственным носом, винит  в  бедах другого,  не ведает, что для того, чтобы изменить мир вокруг, нужно всего лишь изменить образ мыслей. Ведь  он такой, каким хотим его видеть - старая мудрая истина, так учили в  школе.
     Служительницы  знают, что Великие Родители окружили нас заботой, вниманием,  своей святой любовью. От нас лишь  требуется довериться Им, и счастливы те, кто принимает их Великий  Дар. Все, что нужно живому - это Вера во все хорошее,  доброе,  тогда Боги осветят Путь. Она, Вера – основа, что нужна для достижения цели. Не стоит забывать и о  подкреплении ее  своими благими поступками. Матушка говорит, будто  люди приходят в храм в период  трудностей, в болезни, страдании, а  кто регулярно  сообщается  со Всемогущими,  укрепляет данную связь, и Боги наполняют землян силой.
     Прихожанам кажутся бессмысленными  обряды и тайны, но ритуалы отнюдь  не пустые слова, но символические действия. Они  сопровождают  некоторые важнейшие  моменты нашего скромного существования. Так крестьянин просит у Богини урожая, умоляет, чтоб река не вышла из берегов, будущая мать испрашивает  здоровое дитя, голодный - кусок лепешки. У любого есть свое  заветное желание.
     Немеркнущая лампа, что подле Акаты горит всегда - она освещает души и указывает направление движения. Курильницы с благовониями отдают атмосфере свой дух, он возносится  к  небесам  и  принимается  там.  Жрицы  называют  это  жертвой.  Горожане
25
жертвуют разные предметы, товары, еду. На  алтарь люди возлагают  личные вещи, продукты,  питье, денежные средства  и что еще могут позволить себе.
     В ритуалах культа, впрочем, как и в остальных присутствует огромное количество движений. Дев  учили  танцам и обрядовым действиям, позволяющим  ощутить невидимое глазу, стать единым целым с прочими участниками церемониала  и со всем миром разом. Хотя Леде всегда казалось,  что  почувствовать может каждый, было бы желание.
     Когда произносятся молитвы, заклинания, поются гимны, человек присоединяется к значимому, без кого не будет  нас,  к Великим Родителям. Едва ли кто-либо  возьмет на себя смелость  утверждать, что можно  говорить, что угодно безнаказанно -  всякий звук слышит Вселенная. Во время обращения не имеет значения вслух, либо нет, создается особая вибрация – она чудодейственна. Наставница Айри частенько повторяет: «Пока в Пелихории есть господа посвященные, обращенные к Богам, нас не постигнет страшная участь. Там, где люди отвернулись от Ликов, царят разруха и бедствия. Таков Закон». 
     Вокруг кишели люди, на  Агоре всегда  обилие  пестроты. Богатые и знатные, одетые в роскошные  платья  из дорогих тканей и осыпанные с головы до ног  золотом,  серебром и  драгоценными камнями, резко выделялись из основной массы простолюдин.
     Красные, желтые, зеленые, лиловые оттенки так и  рябили в глазах. Обычные граждане облачались  скромнее, а бедняки  только и мечтали о лишнем куске хлеба, не тратясь на наряды. Они с завистью разглядывали разодетых богачей.
     Мужчины предпочитали платья с короткими рукавами или совсем без них, но с поясом на талии. Женщины же завязывали его под грудью, верх и бретели могли видоизменяться в зависимости от желания хозяйки, но не отсутствовать – гимнофилов   в городе не было.
     И хоть плечики белокурой украсили тонкие лямки, очаровывать не собиралась.  Розовое  платье с атласным ремешком скрывалось под  традиционным бежевым  шелковым плащом чуть меньшей длины, а широкий капюшон давал доступ только к личику и шейке.


























26
Матушка говорит о Леде. Несостоявшаяся встреча
     Агерон держал в руках письмо, доставленное еще вечером -  настоятельница просила о помощи, нужно было ехать. Несколько недель назад он уже обследовал жрицу, но, к сожалению, оказался бессилен. Это пришлось   не по нраву   господину. Тяжело переносил он неудачи и  промахи,   при таком повороте событий чувствовалась несостоятельность. Что  поделаешь, коль не всесилен.  И вроде бы дурного ничего не произошло, но забыть случай не смог.
   
     В душной  маленькой комнатке  перед  сановником, живущим в роскоши, на узкой кровати лежала бледная с синяками под глазами и бесцветными губами женщина, еле выговаривающая бессвязные слова. Священнослужитель водил над ней рукой, все вглядывался внутрь тела. Надо сказать, он  умел так делать с ранней  юности. Лицо, как всегда оставалось чрезвычайно серьезным. Никого не удивляла хмурость - другим его помнят несколько  человек. 
     - Ее плоть разлагается, одни клетки пожирают другие. Могу приостановить процесс на время, но  болезнь вернется с прежней силой, причиняя страдания, - прогремел  голос врачевателя.
     - Господин, неужели ничего нельзя сделать? - застыла Айри.
     - Боюсь, что нет. Болезнь сильна и несет гибель любому, кого настигла с таким напором. К тому же мне не разрешают продлять ей жизнь.
     Агерон говорил правду. Он всегда слушал, что ему говорит Голос, евреи называют его Кол. Вот сейчас Глас сообщал о скором уходе акатии по велению Судьбы. Настоятельница знала о такой особенности целителя - слышать и видеть недоступное массам - потому не смела перечить. Высокий покровитель слов на ветер не бросал, всегда знал, что и как говорить.

     Сейчас, по прошествии времени, ему нужно вновь осмотреть тлеющую больную и вынести окончательный приговор. Помимо всего прочего  требуется новое назначение, он должен сделать выбор.
     Агерон отложил письмо в сторону и  продолжил разбирать корреспонденцию. Рядом  хлопотал Цилий. Он то и дело подносил  бумаги занятому хозяину, не проронившему ни слова с момента прочтения послания из подвластной обители. Слуга сообразил, оно расстроило владельца. Чтоб не разжечь большего пламени, старался  помалкивать. Правда,  и прежде не являлся болтуном, но  одно неверное слово и тогда… лучше не думать о том,  что может произойти в таком случае.
Ни один раб  в доме  не рискнет вызвать гнев  повелителя.  Здесь невольникам не грозила гибель от голода и плети,  но одного пронизывающего тяжелого взгляда хватало для того, чтоб вызвать дрожь в коленях. От человека в темных одеждах  исходило нечто необъяснимое, пугающее, что и позволяло управлять окружающими.
     - Распорядись подготовить Лагуса, - не отрываясь от письма от некоего чиновника,   приказал благодетель.
     - Господин желает еще что-нибудь? – отложил  работу личный слуга.
     - Нет! – прозвучало в тишине. 
     Добросовестный   раб  незамедлительно отправился выполнять указание.
     Сегодня утром прошел дождь, огромные лужи высохли лишь наполовину, но послушница с легкостью перепрыгнула одну из них, вызывая удивление прохожих. Доселе они не видели подобных ей попрыгушек, а она даже не заметила осуждения. Ее мысли занимало совершенно другое. В этот день двадцать семь лет назад родилась она,  осчастливив своих родителей.
     Матушка разрешала покидать высокие стены, пока она не стала акатией, чтоб проведывать отца. Родная мать Леды умерла восемь лет назад, потому она  считала своей
27
матерью наставницу. Та  в ответ питала столь же  нежные чувства, не скрывая от девы своей заботы.
     Открытый и  болтливый от счастья торговец не умолкал ни на секунду. Его любимица, самая лучшая дочь на свете приносила ему и братьям  только радость. Почти. Геаркон тоже, по-своему, ценил сестру, но, вероятно, в силу тяжелого характера и солидной разницы в возрасте был излишне придирчив, отказываясь принимать ее попытки мало-мальски наладить родственные отношения, что таинственным образом обрели непонимание в подростковом возрасте юноши. Зато весельчак  Идан души не чаял в сестренке,  называя ее самой любимой женщиной.
    
     - Я тебя так редко вижу, что  не успеваем надоесть друг другу - идеальные отношения! – хохотал  братец.
     - Как же твоя жена? – подивилась Леда.
     - В том есть один недостаток – мы живем вместе! О,  не морщи носик, я шучу!
     - Вдруг она услышит?
     - Салис  знает, что все равно приду к ней, во что бы то ни стало, -  добавлял Идан.   
     Племянники не отходили от тетушки, с симпатией относились к золовке невестки.
    
     - Милая моя, наконец-то! У меня для тебя подарок, - улыбался Даан. – Смотри, какой прекрасный, - преподнес он дочери большой красный камень по форме напоминающий каплю. Ювелир оправил его в золото и оттого кристалл еще больше сверкал.
     - Благодарю, но  предписание запрещает носить украшения помимо ритуальных. Что я буду с ним делать? – вздохнула милая гостья.
      - Носи, он принесет тебе удачу. Когда я увидел эту вещицу,  сразу подумал, что она   украсит твою тонкую нежную шейку, - поцеловал  дочурку  в лоб Даан.
     - Ты правильно подобрал его и  прав, что на пользу. Еще в Древнем Египте люди были знакомы с целебными и магическими свойствами минералов. Говорят,  жители этой страны до сих пор сильны в данной области - им открыты сакральные знания, как нашим посвященным. Некоторые знатоки делят камни на «мужские» и «женские». Считается, что первые - яркие, теплых тонов, приносят удачу женщинам, а вторые - тусклые, холодных оттенков - мужчинам. Теперь стану очень счастливой! - улыбнулась любимая дочка. - Если только… - и погрустнела.
      - Что не так, дитя?
      - Одна из акатий серьезно больна, меня тревожит ее состояние.
      - В том  нет твоей вины, дорогая. Вскоре можешь стать жрицей ты - твое давнее желание.
      - Не такой ценой я желала места в храме. Скорее предпочла бы оставаться послушницей или  служанкой, чем… - опустила серо-голубые глазки  в мозаичный пол и тяжело вздохнула дева.
      - Жаль  не от нас то  зависит. Кому как не мне знать, что такое потери? За столько лет в моей жизни чего только не произошло, но я остался, да не один - у меня прекрасные дети, внуки,  интересное, любимое дело, годы прошли не зря. Ты знаешь лучше меня устройство мира, так зачем столько печали на лице? Сегодня прекрасный день, радующий меня и, надеюсь, тебя. Прочь тоску! Не стоит горевать о том, что не в силах изменить. Лучше припомни что-нибудь умное, удиви старика, - Даан легонько потрепал  девичью щечку.
     Отец хорошо знал свое чадо, покинувшее его дом двадцать один год назад. Прекрасно помнил ее тягу к познанию, живость. Он сам отвез кроху в школу акатий и велел со всем усердием  учиться, чтоб не приходилось сожалеть о растраченном попусту времени.  Дочь  следовала наставлениям и по окончании образовательного учреждения   умела в отличие от безграмотных, даже самых богатых женщин Пелихории, читать, писать, обладала  азами тайных знаний, владела двумя языками, помимо своего родного и понимала еще два.
     Она любила книги, буквально поглощала их, не для праздного времяпрепровождения,
28
любила  размышлять, ибо пока человек способен думать, способен и  познавать, лишь бы мыслить в правильном направлении. Ее образованности могли позавидовать и царские дочери - их не учили и половине  того,  что знали служительницы.
     По сложившейся традиции патриархального мира девочек не обучали  даже грамоте, считалось, что  они должны  хорошо служить мужу, а науки только повредят. Оттого образованными оставались по-прежнему лишь жрицы, окончившие одну-единственную в государстве школу для девушек. Большая часть мужей считала женщин существами недалекими, глупыми, способными лишь на  мелкие или дурные поступки. Без знаний и собственных суждений, по сути, они оставались темными, ведь могли  только  шить,  вышивать, готовить еду да угождать супругу, ни в чем ему не переча. Некоторые знаменитые философы осуждали мужей, что назвали жену «госпожой», видя в таком поступке едва ли  не преступление. В  этом дева никак не могла поддержать Аристотеля.
     Мужам же закон предписывал быть умными, дабы служить на благо отечества.  Одним мальчикам давали образование на дому, другим в школах, третьим, кому повезло больше, в жреческом заведении Великих Родителей. Из последнего должны были выходить высокообразованные, благовоспитанные  мудрые граждане. Не всегда опыт шел на пользу, и далеко не все становились священнослужителями.
     Истории знакомы  случаи забрасывания своих знаний в дальний угол и скитания  по увеселительным заведениям. Господа  забывали  о своем предназначении, уважении к ближнему, но все-таки  положение в обществе мужей  оказывалось более выгодным – женщинам не дозволялось и малости.  Незавидная участь – безграмотная, бесправная, не рассматривалась ее кандидатура на общественную работу, тем более в политику, отсутствовала свобода выбора, в том числе и собственного супруга.
     Она не смела без особого на то изволения  покинуть дом даже для  похода на рынок или в лавку. Положение усугубляло отношение к данному вопросу главы государства и  Совета Семи Миреи. Они тоже считали, что бессмысленно нарушать вековые законы. Как полагала Леда, религия и политическое устройство, отрицающие женское начало как таковое, прямиком шагают к пропасти – их ждет падение.
     На взгляд белокурой, так всего-навсего было проще - ни в коем случае не допустить к управлению слабый пол, тогда он станет повелевать мужчинами. Однако то частенько  делают  любимые жены,  незаметно, тем и лучше.  Повелители   рассудили о важности отсутствия   влияния дам на себя и  решили не давать и  шанса  нанести  удар по столь ранимой мужской натуре.
     Дабы жена не мешала благоверному заниматься важными  делами, дом делился на две половины - мужскую  и женскую, ее  поселяли на вторую. Гражданкам не разрешалось посещать различные общественные места, в том числе  театры и  ярмарки в одиночку и обязательно с разрешения  главенствующей стороны. Но господа, желая выглядеть щедрыми в глазах других, были милосердны,  если это не шло вразрез с их желаниями и убеждениями.   
     Дочка улыбнулась и выпалила отцу, что тот просил:
     - Мужчина и женщина не противоположности, а части одного целого. В любом муже есть женское начало, в жене - мужское, - пропела кровиночка.
     Даан рассмеялся, посчитав, что она фантазирует.
     - Мне пора возвращаться, - обняла она на прощание родителя.
   
     В храме встречали сановника.
     - Господин,  благодарю, что так скоро откликнулись на просьбу, - склонилась перед Великим жрецом матушка.
     - Проводите меня! – кинул он на ходу.
     Настоятельница повела целителя  к больной, где тот  вынес  вердикт - ей осталось недолго и пришло время подумать о будущем.
     Наставники покинули жилое помещение и направились к выходу, высокий гость спешил.
29
     - Подготовьтесь,  на восьмой день выберу замену! - отдал  распоряжение он.
     - Господин, хотела бы просить вас обратить внимание на Леду, которая совершит подношение. Она милая…
     - Айри, у нас не должно быть «милых», нам требуются благоразумные,  боголюбивые, - ухмыльнулся сановник.
     - Она как раз такая, ей претит любое насилие. Если бы милосердие можно было назвать призванием, то это призвание Леды. Действительно, она очень хорошая, и у нее удивительная способность притягивать к себе людей. Она вам понравится, - не унималась Айри.
     - Меня перестали интересовать «милые» и довольно давно, - заявил на прощание господин, подчиненная откланялась.
     Остальное расстояние Великий жрец преодолел очень быстро - не было смысла задерживаться здесь, все нужное уже сказано. К нему подвели Лагуса, и, вскочив на  жеребца, помчался по своим делам дальше.
     Дева спешила  в храм, слишком уж задержалась и опасалась, что  будут недовольны ее опозданием. Хвала Богам, главная акатия очень добра и обязательно  поймет трепетного родителя, не желающего быстро отпускать дочурку.
     Едва ли  не вприпрыжку шагала  она  и могла б побежать, но решила не смущать прохожих, кто знает, вдруг пожалуются  настоятельнице, что одна из ее подопечных слишком  резва и ведет себя  раскованно? Это огорчит добрую служительницу, а ее ни в коем случае  не хотелось оскорблять и  вообще никого не хотелось, никогда. 
     На пути возникла  уменьшенная в размерах прежняя лужа – Леда  хотела ее перепрыгнуть, но засмотрелась на мутную воду. На удивление в ней отражалось небо с пышными  облаками. Причисленных дев учили видеть прекрасное во всем, на что бы не упал взгляд. Может, это и есть  высокий Дар, о котором говорит Айри?
     Не считая  себя одаренной, Леда действительно видела на поверхности улик, оставленных дождем, голубой свод, яркое солнце, сияющие белизной нерукотворные дворцы и цветы. Она подняла  головку вверх, оттуда  ей улыбнулись облака и Арка.
      «Как вверху, так и внизу», - говорили  воспитанницам.
     Вдруг, правда? Что если  наш мир отражается на что-то или мы отражение? Счастливы обладающие такими богатствами, как леса, поля, горы и реки, в  общем, всем  тем, что не создано человеческими руками, но является следствием высшей Причины.   
     Мимо пробегали суетливые граждане, не замечающие красоту, что царила вокруг и наполняла их существование. Люди, вроде нее, считаются безумцами, но в итоге они оказываются правыми, чтобы жить - надо радоваться  и любить. Только такие  уходят Назад по-настоящему счастливыми.
     Кудрявая дева постояла у куста  акации, громко вдохнула ее запах. Он проник в девичьи  легкие, оттуда попал в кровь, которая разнесла дух  по всему телу, теперь оно благоухало, как цветки. На лице появилась довольная улыбка, запоздавшая  послушница поспешила к подругам, что  давно ожидали ее.
     Она перешла на другую улицу, миновала еще один квартал и повернула к обители. Впереди промчался всадник, да так быстро, что не было возможности разглядеть,  кто это был. Правда, и не смотрела. Разминулись: один - торопился, другая - задержалась, на время отсрочили встречу. Леда еще раз свернула и через пару мгновений оказалась перед нужными воротами.
     Откуда ни возьмись, подул ветер. Прежде не было ни единого  дуновения,  и смахнул легкой рукой с головы капюшон. Тут же кудри всколыхнулись, и стихия понесла нежный запах  по улице, он окутал уносящегося прочь человека.
     Как только благоухание коснулось чувствительного носа, конный тут же осадил арабского скакуна и обернулся, ища глазами  того, кто застиг  его врасплох. Однако никого не увидел, лишь вдалеке  мелькнула шелковая накидка вошедшей в храм.
30
     Агерон тряхнул головой и нахмурился, с чего вдруг остановился? Вокруг ни души, плащ померещился. Пришпорил Лагуса и помчался  отсюда, но предательница-память сохранила умопомрачительный аромат. Сановник знал, если учует его вновь, пусть даже в толпе, не ошибется, обязательно узнает.
     Хоть воспитанница и запоздала, матушка не выругала  ее, а рассказала о решении  Великого жреца выбрать новую акатию в скором времени. Без разъяснений дева   догадалась  о  недолгом сроке,  отпущенном  Ксали. Держась из последних сил, она отправилась выполнять  распоряжение  наставницы.
     В библиотеке уже заждалась старшая жрица. Невероятно привлекательная, высокая,  она обладала стройной  фигурой - такой завидовали женщины,  хотели обладать мужи. Они так и таяли при виде красавицы. На Тею с замиранием сердца смотрел всякий мало-мальски умеющий видеть, такая  красота не оставляла никого равнодушным. Густые каштановые волосы она собирала в длинный хвост, и без того  дивное  личико с маленьким носиком правильной формы и чувственными губами украшали васильковые глаза, обрамленные густыми ресницами. Они заставляли трепетать толпы  поклонников.  Жрица старательно скрывала ото всех, что ее засыпают  предложениями  замуж, хоть и  не юна. В свои тридцать пять лет Тея пользовалась успехом у противоположного пола больше прежнего,   настолько была   свежа и прекрасна.
     - Наконец-то, заждалась тебя. Присоединяйся, - улыбнулась  старшая.
     Они принялись разбирать  свитки, раскладывали их по местам. Девы наводили  порядок на полках - рутинная, кропотливая работа. Учебный корпус вмещал в себя неплохую библиотеку, содержащую труды нескольких десятков поколений светлейших умов мира. Здесь присутствовали копии знаменитых и старинных рукописей. Книги  переводились девами с разных языков на свой родной - опыт многих столетий не пропал даром, изучается и применяется. 
     Пока синеглазая жрица  раскладывала манускрипты,  послушница сортировала их, у нее это отлично получалось, но тут  вниманием завладел  папирус с изображением  амулетов и талисманов. И хоть у  нее не было ни того, ни другого, кроме  отцовского подарка, любопытство  взяло верх,  она зачиталась. Оказалось, между этими двумя  существует  большая разница. Первые  призваны  охранять от опасностей и  болезней, бытует мнение  даже от гибели. Самыми действенными являются переданные по наследству, что накопили  дух или  энергию целого рода, к которому принадлежит владелец.
     Рисунки в книге пестрели различными  магическими  вещицами. Каких там только не было! И кресты, в том числе Джайна, так называемой свастики, ключи, устрашающие клыки, когти, лапы, хвосты и много еще чего ни на что непохожего. Древние шаманы и маги  что только не использовали в своих ритуалах, результат долго не заставлял себя ждать.  От эпидемий за короткие сроки исцелялись целые деревни и города. Кто после чудесного выздоровления  не поверит в магию?
     Талисман же в переводе с восточного языка, уходящего своими корнями в седую древность, означает «волшебное письмо». Он  помогает своему обладателю в исполнении желаний, притягивает  удачу, кроме того талисман  обязан  выпустить  на поверхность скрытый  потенциал  и таким образом осчастливить носителя.  Им, талисманом,  могло стать что угодно, любая  неприметная мелочь. Самое  главное нужно верить в то,  что тот  действительно приносит успех.
     - Вера - основа всего,  - протянула дева.
     Без нее невозможно жить, да и как это делать, коль  не веришь в это самое существование? Люди, утверждающие, что не поступают так, лукавят - они либо верят в науку,  либо себе,  или еще во что-нибудь. И  это не отсутствие, а, наоборот, присутствие той самой пресловутой веры, которую отрицают.       
     - Что тебя заинтересовало? – приблизилась  Тея.
     - Охранительные и приносящие удачу магические средства индивидуального
31
пользования, - рассмеялась помощница  и свернула манускрипт. - Пусть этот подарок будет моим талисманом, сохраняет счастье и мир в моей душе, -  показала младшая на вещицу, преподнесенную накануне  родителем.
     Когда служительницы мирной обители выполнили указания наставницы, появилось немного свободного времени.  Айри собрала  подопечных и объявила о грядущих переменах,  не скрывая, что  дары понесет  любимица.  Жрицы и послушницы  после череды сожалений и сетований по случаю ухода одной подруги,  поздравили  другую.
     - Еще рано меня поздравлять, - тряхнула головой ответчица, - пока не сказал своего слова Великий жрец.
     - Кого же, если не тебя в первую очередь? - говорила светлоглазая блондинка Ралмина,  тоже  послушница, дружная с первой.
     - Конечно, разве может быть иначе? Назови хотя бы одну причину,  по которой   тебе можно  отказать? – развела  руками черноокая жрица Вейко. - Ты достойна.
     С этой доброй служительницей Леда подружилась в первый же день своего прихода. Она была  ниже росточком, хорошенькая, ее черные глаза излучали тело, а удивительные темные волосы с чуть вьющимися кончиками придавали еще больше очарования небесной невесте. Жрица любила поднимать их, обязательно выпуская несколько прядей, чтоб они касались шеи. И хоть  шейка белокурой  наполовину оставалась скрытой кудрями, но была красивее и изящнее, чем у остальных прелестниц.
   




32
Подготовка к встрече
     С Ралминой и Вейко белокурая  подружилась сразу. С первой она жила в одной комнате, и обе секретничали перед сном, доверяя друг другу свои маленькие тайны, существующие у любой женщины. Более опытная черноглазка оказывала помощь в том, что младшие не знали в силу своей неосведомленности,  что связано с  премудростями жречества. Акатия питала  к  подружкам  нежные чувства – послушницы  настолько  открыты, что невозможно  оставаться к ним равнодушной. И хоть наблюдалась  разница в возрасте - последовательницы  на порядок младше - старшая тоже могла кое-чему поучиться.
     Леде приносило радость все, что окружало. Тем она и притягивала обитателей священного Дома Великой Матери и за то была любима смуглянкой Вейко. Девы, служившие здесь,  пришли из разных семей. Время от времени они рассказывали о родных,  Тея хранила молчание. Остальные догадывались, что делиться  нечем, но ее  уважали за сильный характер и неподдельную доброту. По поводу ухода Ксали она скорбела больше других, а заботливая  Айри была  твердо убеждена, что храм много теряет, когда  его  покидает  любая из воспитанниц.
     Разговоры о семьях всегда были  коротки и неполны, потому как отчие дома оставлялись в детстве и более  девочки там не жили. Скудные воспоминания, случайно всплывшие в памяти,  вызывали у кого тепло, у кого горечь. Так у  Вейко было трое братьев и пять сестер, когда родилась еще и она, отец посчитал дочь обузой - за ней  нужно давать приданое - и определил ее  в школу Акаты. С тех пор родные не виделись. Но дочка была бесконечно  довольна, что стала служить высшей цели, а заботливый родитель был горд тем, что преподнес ценный дар Богам.
     Ралмина,  выброшенная на улицу своим же старшим братом еще  в младенчестве,  до шести лет  воспитывалась  у  дядюшки и тетушки, затем отправилась к наставникам.  Но бывали и другие случаи. Например, у Ксали – она, будучи совсем крохой, сама выказала желание  служить Великой Матери. Родичи  видели,  как горели глазки малышки в храме, а затем, когда она начала говорить, услыхали  в словах ребенка глас божий и  отдали ее в духовно-образовательное учреждение, после  в Дом, где  и прибывает до сих пор.
     Леду отдали отец и мать, но она ни разу не пожалела о  выборе более опытного поколения, напротив, сердце переполняла радость - необыкновенное везение быть здесь. Как удачно  сложилась судьба. Будь у нее выбор, поступила бы также.
     - Тебе придется готовиться, - присоединилась к задумчивой подруге  Вейко.
     Рядом сидела скромная Ралмина. На столе перед ними  лежало несколько свитков. Скромница составила Леде компанию и увлеклась - остальные уже  ушли спать.
     - Знаю и волнуюсь. Перед неизвестностью либо  переменами человек неизменно чувствует тревогу и боязнь. Последнего у меня нет, ведь плохого ничего не случится, правда, первого хоть отбавляй, - улыбнулась белокурая. - Расскажите о жреце, какой он?
     - Ты его не видела? И издалека?
     - Видела, в детстве, когда причислял, - протянул певучий голосок. - Потом раз или два лет этак в пять и совсем не помню.
     Агерон, приходя в храм, по обыкновению, встречался с Айри и без необходимости не задерживался. Тея, как и прочие девы, тоже  не вела с ним диалогов. Господин знал поименно всех служительниц, видясь с ними крайне редко,  послушниц знал в лицо, кроме одной.               
     - На мой взгляд, очень суровый! – встрепенулась  Ралмина, соседка по комнате.
     - Темный весь такой, серьезный, неприветливый. Бр-р-р, - сжалась Вейко. - Он  действительно суров, в его руках большая  власть. Поговаривают, сам царь советуется с ним. А еще он внушает всем страх и  такой огромный!
     - Такой же, как сфинкс? - прищурилась Леда. - Видимо, по сравнению с тобой он выглядит высоким.
     - Я всего лишь на капельку ниже тебя! -  вскинула подбородок  жрица.
33
     - О, по-моему, вы обе побаиваетесь его. Может, мои подруги - трусишки?
     - Увидишь господина, тогда сама все поймешь, - отрезала скромница.
     - Примкну к сообществу боящихся жреца! - залилась смехом дочь Даана.
     - Ах так - лови ее! - скомандовала Вейко и с Ралминой бросилась догонять шутницу,  которая резво удирала.
     Игру усложнила мебель, что то и дело возникала на пути, зато помогала беглянке оторваться от погони. Леда легко лавировала между столами и стульями, едва не столкнулась со стеллажом. Зала наполнилась неподдельным весельем, вновь возникшим  по ее вине  - от задора подруги светились, в глазах горел огонек.      
     Поменяв стратегию, подруги окружили и схватили бегунью, заключив ее в объятья.
     - Что тут происходит? - прервала их матушка. - Слышно даже в коридоре! Не хватало еще кому-нибудь пораниться! Ну-ка, спать! - сделала она  вид, будто рассердилась.
     Подопечные, зная об этом, сдержали улыбки и разошлись.
     Айри посмотрела им в след - молодые, прелестные, чистые, радостные, на первый взгляд  хрупкие, но сколько сил.
     - Ах, мои хорошие.
     Настоятельница никогда долго не сердилась, по натуре добрая и чуткая, любящая и мягкая, она ценила всех  вверенных. Для нее каждая была необыкновенной, самой лучшей на свете, сокровище. К Леде  относилась с большей  трепетностью оттого, что та вертелась, ни на секунду не замирая.
     Сколько мыслей в кудрявой маленькой головке, даже страшно представить. Она отличается от остальных -  другие  не  скачут через лужи,  не разглядывают облака в них. Любимица же умудряется,  перебирая книги,   читать их,  разгоняет  вдруг напавшую  на подруг тоску, веселится от души.  Всякий  испытывает боль и горе, даже здесь, в стенах храма, бывают минуты отчаяния. Хвала Богам, появился дополнительный живительный источник – маленькая резвая дева.  Есть еще два - за лимной,  в тени ясеня бьет тонкой струйкой первый   священный ключ, тот, что в конце галереи  родом  отсюда. 
 
     Предание гласит, что в город как-то явилась слепая женщина  в черном потрепанном платье и решила проверить, достойны ли жители тогда еще только  зарождающейся Миреи подарка Богов? Она остановилась возле большого камня и обратилась к первому попавшемуся.
     - Прошу, подайте воды, - взмолилась нищенка. - Или помогите найти родник.
     - Постой здесь, никуда не уходи. Сейчас принесу - тут повсюду стройка, можешь упасть, - говорил бывший воин, теперь  он стал строителем.
     Время было мирное, государство богато,  началось грандиозное строительство. Каждый государь стремился отличиться от своих предшественников чем-нибудь запоминающимся. И  вот один решил отблагодарить священнослужителей, что напророчили ему долгое счастливое правление и крепкое здоровье, вопреки прогнозам чиновников и придворных лекарей, которые предвещали скорую кончину царя, когда тот занемог.
     В то время  явился последователь Рикона, излечил тяжелобольного государя и, произнеся увиденные на небесах слова, по мнению Гина II, заслужил уважение. Скромный священнослужитель отказался от несметных сокровищ, обещанных владыкой. Попросил лишь построить жреческую школу, но царь оказался щедрым властелином и велел возвести город, ставший впоследствии духовной столицей.
     С тех пор  жрецы стали одними из самых уважаемых и почитаемых людей в Пелихории, особенно  высшие посвященные, внушающие страх своей таинственностью. В итоге они  оказались правы: предсказание сбылось, глава государства долго восседал на троне. Его потомки   регулярно обращаются  за помощью к духовным лицам, доверяя свои тайны, выслушивая их советы, пророчества и  предупреждения.
     Лицо и тело бывшего воина   покрывали  глубокие  шрамы - отголоски войн.  Оттого он
34
казался сердитым,  но был добрейшей души человек. Его некогда густые   волосы побелели,   хотя совсем не стар. Бывалый  солдат радовался спокойному времени, а сюда приехал  со всей своей многочисленной семьей  простым  рабочим в надежде обосноваться на новом месте.  Вокруг  полным ходом шла работа, сотни рабов и бедняков передвигали тяжелые мраморные блоки. Рядом с ними что-то объясняли прорабам  зодчие, их  дело оставило  следы на лике земли на долгие годы.
     Мужчина кликнул свою жену - она быстро принесла питье.
     - Благодарю вас, добрые люди, за вашу отзывчивость, - молвила нищенка.
     - Ты спрашивала источник, так он далеко отсюда. Нужно идти в сторону площади, там  поблизости строят школу жрецов.
     - Не беспокойтесь, за вашу доброту к немощным вознагражу -  этот город не разрушит война, много веков не сметут пески, а где стою, стройте храм Великой Матери. Здесь, - незнакомка дотронулась до валуна, - будет вода.
     Простолюдинка  исчезла, тут же из камня брызнули струи, после они объединились в одну - с той поры так и продолжает течь дарованная небесами благословенная жидкость. А супруги поведали историю градоначальнику, тот донес ее до царя, и уже государь распорядился выполнить волю Богов. Глыбу облагородили, придали ей торжественный вид,  соорудили вокруг бассейн, вроде лонида,  и обсадили  ритуальными растениями.
 
     На территории храмового комплекса принято высаживать огромное количество цветов и деревьев, чтоб окружить место служения природой, потому как  человек часть ее. Именно поэтому  во всех залах и комнатах храма стоят прекрасные розы, ирисы, фиалки и прочие цветы, и как только они начинают  увядать, их тут же меняют на свежесрезанные в знак продолжения жизни и крепкой непоколебимой   веры. 
     - Если вам нужна красота, создавайте ее вокруг себя  и ваша жизнь наполнится ею, - учила Айри.
     - Матушка, мы можем создавать только здесь, дальше не позволят, - опечалилась  Леда. - Но  красота должна быть не только в храме.
     - Верно. Значит, будут создавать  другие.
     - Могут и не создавать, а думать, что ее нет. Как полагают, будто Великая Матерь только в пределах наших стен или где ее изображение. Знают ли люди, что Богиня везде?
     - Ох,  думаю, если бы знали, не творили б зла.
     Белокурая дева расположилась подле наставницы,  задумавшись о своем. Рядом сидели акатии и послушницы, слушающие их диалог. Ни одна из них никогда не задавала столько задач, сколько  успевала произносить любознательная дева, а добросердечная Айри терпеливо продолжала обучать вверенных.
     - Только такая неугомонная может выплескивать  такое количество вопросов в минуту, - говорила настоятельница. - Чем больше я отвечаю, тем больше ты мне их  задаешь! Воистину подле тебя должен быть совершенно необыкновенный человек, обладающий небывалыми знаниями и крепким умом. Другой просто-напросто не справится, но боюсь такого нет, - смеялась матушка.
     - Крепкий  ум  мешает освобождению духа  и   не дает высвободиться высшему началу. Такие люди  живут скорее  разумом, чем чувствами.
     - Дорогая, если  тебе такой попадется, ты  его изменишь, уверяю. 
     Один день торопился на смену другому. Настоятельница готовила свою воспитанницу к назначенному времени. Волновались и переживали все. Актии по очереди  рассказывали Леде, что да как. Через несколько дней ее голова стала забитой наставлениями настолько, что не  мыслила  с прежним усердием. Учительница начала беспокоиться – ей  не задают вопросы!
     Заботы  и уход за Ксали утомили непоседу, и  потому  уставшую любимицу матушка отправила  прогуляться под предлогом приобретения лекарств, назначенных самим Великим
35
жрецом,  до сих пор помнившим принесенный ветром запах.
     Светило было в зените. Укрываясь  от его лучей  под плащом, исполнительная дева не боялась солнечного  удара, а   торопилась   забрать   сверток у   аптекаря.  Прочие снадобья 
служительницы готовили сами. Матушка уверяла, что  полный перечень заставил бы их ужаснуться. И правда,  возле кровати умирающей стоял столик,  полностью заставленный флаконами и  коробочками с порошками. Лекарства давали по времени, в определенные часы, через равные промежутки времени днем и два-три  раза ночью. Тот факт, что целитель  не мог  помочь, подавлял скорей  его самого, чем хрупких подчиненных, сожалеющих о боли подруги. 
     Покровитель представлялся Леде неким далеким объектом, о котором все говорят и которого боятся. Думалось, будто он на время нисходит со своего высокого, приближенного к царю пьедестала,  чтоб раздать приказы и тут же возвращается обратно.
     Почему именно он, столь уважаемый и занятой,  должен выбирать будущую акатию, когда это может сделать более приземленный старший жрец? Зачем обременять себя дополнительными хлопотами, коль  можно возложить такую в общем-то несложную задачу на другого?
     Аптекарь жил и работал далеко, так что путь предстоял долгий. Посланница не торопилась - ей было запрещено возвращаться раньше ужина. Настоятельница посчитала, что этого времени хватит для прогулки, отвлекающей от мрачных мыслей.
     Дорога проходила мимо обычных городских домиков, ближе к центру они стали богаче, затем появились роскошные особняки, плавно переросшие обратно в скромные владения горожан.
     Леда переходила очередную аллею. Тут  заметила несущегося по пустой улице всадника. В такое время дня здесь  бывало много прохожих, а  сейчас  кроме нее никого не оказалось. Животное несло человека само, скакуном  всадник не управлял вовсе. Послушница  пригляделась -  верховой без сознания! Через мгновение он выскользнул  из седла и упал на землю. Если б не удачное положение руки, разбил бы  голову! Не успела очевидица и моргнуть, как незнакомец лежал на брусчатке.
    Тут же она ринулась к раненому, осмотрела  ушиб, собралась  позвать на помощь, но до сих пор  никто  не появился.  Леда поглядела на окна - и там пусто!  Отчаяние подступило к горлу, но что с того?  На другой стороне улочки  бил фонтанчик, из которого можно было напиться жаждущему, такие источники питьевой воды  разбросаны  по всему городу. Дева  оставила незнакомца и  заторопилась к влаге. Скинула с себя плащ, смочила  его, после   платок и  помчалась обратно.
     Она склонилась  над телом, обтерла  бледное, но красивое и мужественное лицо упавшего. Этого мужчину средних лет дочь Даана видела впервые. Ничего в том   удивительного нет, никуда толком не выходит. Коль не знает  Великого жреца, откуда ей быть знакомой с  самым что ни на есть обычным горожанином, лежащим без чувств?
     Его темные волосы упали на широкий лоб,  простые светлые одежды перепачкались.  Дева приняла человека за ремесленника. Незнакомец бездвижно лежал, послушница   похлопала его по щекам - не возымело действия. Она вновь  огляделась, убедилась, что одна и не на шутку заволновалась. Хвала Великой Матери,  простолюдин  вскоре  пришел в себя.
     - О, чудо! Наверное, я умер и в раю или вижу дивный сон? - улыбнулся еще слабый мужчина, увидев свою прелестную спасительницу.
     - Ни то, ни другое – вы по-прежнему на земле, точнее в Мирее, на одной из ее дорог, - обрадовалась Леда, что пострадавший жив и может говорить. - Право, так испугалась!
     Светлые кудри обрамляли улыбающееся личико, и  лежащий на камнях незнакомец не мог отвести взгляд от ангелоподобного существа  над ним.
     - Какой стыд! Упасть вот так! Эх, старая рана, полученная в бою, дает о себе знать!
     - Вам нужно к лекарю, а если защищали свою родину, выполняли  долг и  укрывали  других  нечего стыдиться.
36
     Человек  привстал, а Леда перевернула платок и чистой стороной вновь приложила к ссадине.
     - В первый раз вижу женщину, которая говорит, как философ.
     - Я не философ, всего-навсего обучена не хуже мужчины.
     - Скажи, куда мне прийти, чтоб преподнести в знак благодарности?..  - начал незнакомый красавец, он, правда, был хорош собой.  - Хм.  Судя по одеждам - в храм.
     - Прошу вас, никому не говорите обо мне! - всполошилась прелестница. - У меня будут неприятности, коль узнают, что была на улице в непристойном виде!
     - Неужели из-за такого глупого правила могла бы дать мне умереть?
     - Думаю, вы правы, ни одно искусственное правило недостойно человеческой жизни. Но, видите ли, чтобы опорочить женщину, много усилий не требуется. Достаточно сказать прилюдно, что она блудница, и ни у кого не возникнет желания оправдать ее или усомниться в правде слов говорящего. А потому лучше держать случившееся в секрете.
     - Как ты строишь речь, - изумился незнакомец. - Обещаю,  никому  не скажу, - сделал он  клятвенный жест. - Не боишься меня?
     - Это вы лежите на земле, а не я! – рассмеялась дева. - Так что зря пугаете! Появился румянец, значит, вам стало лучше, - заторопилась она в обитель.
     - Как же пойдешь в мокром плаще? -  указал мужчина  на влажное пятно на одежде.
     - Ничего, скоро высохнет.
     - Странно, даже не спрашиваешь, кто перед тобой? Я ведь богат и знатен. Могу отблагодарить.
     - Акатиям не пристало дарить подарки. Кроме того, будь вы бедняком, поступила бы так же.
     - Что говорят жрицы в таких случаях? Пусть Бог…
     - Великая  Матерь благословит ваш Путь! – продолжила Леда  фразу, убегая к матушке, которая начала  беспокоиться.
     На следующий день, после утреннего служения, в храме появился мужчина. Он велел позвать настоятельницу, и слуги поторопились выполнить распоряжение хорошо одетого высокопоставленного гостя.
     - Вы хотели меня видеть, господин? - вышла ему навстречу Айри.
     - Я - Канций, сын Ареда, - представился он, как и подобает правителю города.  В соседнем городе,  Сантари, в прошлом году  скончался бывший градоначальник и был назначен новый, его отпрыск, что так глупо чуть не расстался с жизнью накануне. – Хочу я сделать пожертвование и поблагодарить за ваших воспитанниц.
     Сейчас муж держал себя как истинный непреклонный политик. Он приехал  в Мирею тайно,  навестить друга и заодно излечиться. Если бы не позорное  падение, о его визите никто б не узнал.
     - Я знаю только одну, способную вызвать столь  щедрую благодарность, - улыбнулась женщина, увидев сумму. - Она сказала господину, как ее зовут?
     - Даже не дождалась, пока назову свое имя, - исчезла  официальность в голосе. - Скажите хоть вы мне, прошу, не оставляйте в неведении! - взмолился Канций.
     Наставница рассказала благодарному правителю  о спасительнице все, что  спрашивал, а  он, в свою очередь, поведал вчерашнюю историю, опуская подробности, способные  скомпрометировать помощницу.
     - Видите, как бывает, - продолжал визитер, - ехал к другу и чуть не убился по дороге. Если б не она, истек кровью или того хуже - сделался б дурачком. Приходилось видеть, - сказал Канций.
     Айри взглянула на зарубцевавшуюся рану.
     - Вокруг никого не было, даже наличие людей не могло гарантировать, что меня не ограбят или не добьют.
     - Господину повезло, что Леда попалась на пути -  не припомню ни одного случая, при
37
котором  прошла б  равнодушно  мимо нуждающегося. Храму повезло, она с нами.
     - Очень жаль, – сказал гость, удивленная жрица поглядела на него. - Жаль, что нашим законом запрещено иметь двух жен, - улыбнулся разговорчивый политик.
     От акатии не ускользнул тот факт,  что его мысли уже заняты ее подопечной. Другой вопрос, до какой степени?
     - Она будущая служительница Великой Матери - ею нельзя любоваться, - напомнила  хранительница приличий.
     - О, по правилам может быть да,  но вы знаете лучше меня, что оно  нарушается ежедневно - недоступность привлекает больше, чем близкие цели, - рассмеялся Канций. – Дни, проведенные на войне, научили меня быть правдивым - не вижу в лукавстве и лицемерии достоинств.
      - Видимо, потому  вас и избрал государь. Наш господин помог с выздоровлением?
      - Помог. Думаю, дева расстроится, жрец прочел мои мысли, Айри.
     Своего гостя Агерон принимал в зале с коллекцией оружия, разместившейся  на стене напротив длинных вытянутых окон. Пол украшала цветная мозаика из редкого дорогостоящего материала, она привлекала к себе  взгляды искушенных ценителей искусств. На потолке, в продолжении военной тематики, мифические герои  побеждали врагов человечества и боролись  за новый Мир. Приятель окинул взглядом галерею  и кивнул.
     - Неплохо, - похлопал он по плечу хозяина дома.
     Высокопоставленные господа сидели в удобных креслах с чашами вина в руках напротив огня, пылающего  в нише, и  беседовали  о разном.
     Уже был глубокий вечер, а человек в темных одеждах совсем недавно вернулся, подивившись  приезду друга. Он примчался без предупреждения, изнемогая от приступов боли  в груди, которые с недавних пор повторялись все чаще и чаще. Целитель  совершил  тайнодействие, и недуг отступил, свежая  рана  затянулась.
      - Как тебя угораздило упасть с лошади? В бою слыл лучшим кавалеристом, - ухмыльнулся  Агерон.
      - Жарко, дальняя дорога без остановок. Сам понимаешь. - Канций  улыбнулся и сделал  еще глоток.
     Его собеседник скорее  держал сосуд, чем употреблял содержимое, но за компанию пригубил.
     Тут гость  задумался.
     - Вдруг  я должен был упасть?
     - У тебя глаза сияют, о чем думаешь? – Дальновидный господин пригляделся. – Ах да, ну конечно, спасительница.
     - Она расстроится,  подумает, что я выдал ее, а на самом деле…
     - На самом деле ты  очень громко думал о ней, -  произнес сановник.
     - Если бы ты не был женоненавистником, я б  говорил о ней вслух, а так тебе пришлось подслушивать мои мысли! – хохотнул  красавец Канций.
     - В твоей голове крик, а не думы! - махнул рукой чародей. - Не нужно быть прорицателем, чтоб увидеть твой азарт. И, к твоему сведению,  я вовсе не женоненавистник. Меня интересуют другие вещи, - поставил Агерон  перед собой чашу.
     - Да, да, помню. Если б ты видел, как она мила, хорошо строит речь и… -  прищурил Канций один  глаз, - забавна.
     - Мне на днях уже говорили об одной  вроде нее. Видно,  пришло время милым девушкам завоевывать истосковавшиеся сердца? -  хитро улыбнулся жрец,  взглянув на друга.
     - Сладка, жаль  недоступна!
     - Недоступна? Для тебя?
     - К сожалению! Подскажи, где в городе храм Великой Матери - мне нужно принести   благодарности и дары?
     - О Боги! Канций стал верующим, вот это да!
38
     - Не то, чтобы особо религиозным, но…  - щелкнул языком гость.
     - Дева оттуда, - недовольно буркнул серьезный господин. - Разумеется, вижу светлые одежды. Только, что жрица делала на улице? Или она послушница? – спросил он, градоначальник  вздохнул. – Скоро  предстоит  назначить новую акатию. Мне как раз рекомендовали некую «милую». Настоятельница протежирует ее.
     - Повезло, - протянул Канций. - Был бы на твоем месте, у-у-ух!
     - Хвала Богам,  ты не на моем месте. Не то б  соблазнил всех невинных дев.
     - Не всех, парочку, - расхохотался захмелевший друг. - Или они все красивы?
     - Не рассматриваю, - сухо ответил Агерон.
     - Не может быть? Совсем? Странно, я  же хорошо тебя помню  много лет назад!
     - С тех пор прошло время, - отрезал священнослужитель.
     - Не знаю, как без них? Это же скучно! Засыпать одному, просыпаться. Не видеть и не понимать женской красоты - удел отчаявшихся и уставших мужей, а во мне бьет фонтан жизни! Они дают  возможность быть счастливыми, равно, как и несчастными! – от души хохотал  Канций. - Извини, забыл, с кем разговариваю, господин Великий жрец, - игриво склонился, вымаливая себе прощение, политик – приятель  же молча кивнул, по достоинству оценивая шутку.
     - Иногда опасаюсь за твой рассудок.
     - Я слишком безрассуден!
































39
Первый отказ
     Была  уже поздняя ночь. Лунный свет пробирался в глубь маленькой комнаты, освещая ее содержимое. За окном стрекотали сверчки, ночные певцы. Лежа без сна,  Леда  слушала их третий час подряд, и время от времени вздыхала - днем ей предстояла встреча со священнослужителем. Первая за много лет.
     Она не знала: бояться или нет. Не страх овладевал ею, а избыточное  волнение. Необъяснимая тревожность окутывала, словно одеяло. Успокаивало то, что ни она первая  и  не  бывать ей последней -  все здешние  послушницы переживают оценивающий взгляд Великого жреца, и дочь Даана не станет исключением. А что до переживаний, так, наверное, все испытывают их в такой важный момент своей жизни. Жаль, что от кого-то одного зависит, будет  акатией или  нет. 
     Быть может, он отклонит ее кандидатуру на долгие годы? Пусть так, станет  небесной невестой через годик другой, по большому счету, не так страшно. Если так распорядились Боги   примет их святую волю и не будет жалеть.  Помимо Ралмины есть и  Салмия, еще одна послушница, они тоже достойны сана. Третья очаровательная дева обладала длинными бронзовыми волосами,   которые подвязывала лентами, они нравились подруге. Ее  теплые глаза  блестели, как у всех болтушек, она действительно, бывало, много говорила.
     Иногда газ использовала и Леда, если не забывала утром впопыхах схватить полоску  со стола, куда клала ее каждый вечер, чтоб на рассвете повязать. Надо сказать, ленты  очень ей шли, они украшали  милое белое личико, а если были в тон к глазам, придавали им еще большую выразительность.
     Белокурая  не любила находиться в центре внимания, потому ей доставлял массу тревог   завтрашний день - она предстанет перед очень грозным человеком. Его так преподносили окружающие, что она заранее потеряла спокойствие. В своих фантазиях уже нарисовала жуткий образ Великого жреца. Чудилось, будто он некое ужасное огромное человекоподобное существо, внушающее страх и трепет, и те, кто не успели склонить головы перед ним, так и падают замертво. А так как  он умеет врачевать, сразу же воскрешает  еще теплые трупы и заставляет служить,  полностью подчиняя своей  воле, незнающей пощады.
     В памяти всплывали мифические животные, поверженные героями и Богами. Какие беды они только не несли, какое зло творили. Дева вспоминала,  за что они были наказаны. Но полагала, коль господин достиг такого высокого положения и должности, то достоин, и его никто не собирается низвергать, скорей напротив.
     Читая манускрипты, послушница  узнавала о сверхсильных людях, которые творили благо, и знала, что  мифы - это аллегорические истины, мало кем понимаемые и принимаемые. Даже спустя столько лет обучения  многое оставалось  вне девичьего  осознания.
     Матушка рассказывала, что есть посвященные, те, кому посчастливилось  узнать о Природе больше остальных. Одним из них является вышеупомянутый господин. Пессимистично  воспитанница полагала, что он восседает на такой высоте, до которой ей не достать, учись она хоть сотни лет. О способностях религиозного лидера ходили разные слухи - кто-то говорил, он  может убить даже взглядом, но это казалось  вымыслом, по крайней мере, не лишит же  ее  жизни  завтра, ни за что ни про что, на глазах у свидетелей. Другие твердили о силе духа и чудесах исцеления. Что если  не все так плохо? Целитель не может быть ужасным чудовищем.
     Щедрый дар Богов – благословение, не дающееся просто так. Именно по достижении  определенных высот покровитель  и  получил заслуженную  награду. Так какой же он на самом деле? Настолько ли он страшен, как о нем идет молва? Завтра узнает.
     Накануне Айри несколько раз повторила выученные подопечной  на зубок правила -  преподнести дары и ждать, пока вершитель судеб соизволит их принять. Затем, вынеся свой вердикт, он удалится восвояси. Все  достаточно просто. В случае положительного ответа, она станет акатией, как только возведет он же, возложив на ее кудрявую голову золотую
40
диадему жрицы.   
     На улице громче  застрекотали  шумные насекомые, не понимая, что Леда  уже хочет спать. Немного посетовав на скандалистов  сверчков,  дева  ушла в мир грез. На соседней кровати спала  верная Ралмина, с которой они проболтали весь вечер, делясь своими впечатлениями и мыслями, пока она не уснула.
     Оставшись одна, будущая жрица погрузилась в свои размышления. Ее не покидало странное чувство некой непонятности. Она убеждала себя, что хуже, чем отсрочка, ничего не случится и бояться нечего, но легче не становилось. Решив, будь что будет, сомкнула веки и засопела. 
     Во сне  она бегала по храму и искала, не понимая толком, что именно. На пути то и дело возникали преграды и тут же исчезали. В следующем  фрагменте сновидения окунулась в лимну с головой. Доплыв до середины священного озера, взглянула вверх - сквозь слой прозрачной воды были видны цветущие кустарнички, голубое небо и светоносный Арка. Лучи пронизывали живительную влагу, касаясь  самого дна. Она светилось теплом, казалось, даже человеческое тело просвечивается.
     Вскоре появилась пустота. Откуда-то сверху незнакомые голоса говорили, что дева должна ее заполнить.
     - Чем я могу заполнить столь глубокую пустоту? – спрашивала белокурая  у них прямо в воде, будто могла дышать ею.
     - Собой! - отвечали свыше.
     - Как собой?! - испугалась дочь Даана.  - У нее нет пределов!
     - Верно,  у тебя тоже! Ты будешь ВЕЗДЕ! - громким эхом раздались последние слова невидимых собеседников и послушница проснулась.
     Она села на  кровать, попыталась вспомнить сон от начала до конца и осмыслить  увиденное. Какая  необычная  последняя фраза. Как можно быть везде? А заполнить пространство собой? По телу пробежала дрожь.
     - Перечитала,  - вздохнула взволнованная дева. - Видно тревоги сказываются, повлияли и на сны. - И твердо решила выбросить лишнее из головы, пока оно не завладело ее помыслами окончательно.
     - Тебе не спится? - подняла сонные глаза на соседку  Ралмина.  - Оно и понятно, я бы тоже не спала. Такой серьезный день.
     - Любой день серьезный, а этот  особенный и сны особенные.
     - Что тебе приснилось? - присела рядом подруга.  - Или не хочешь рассказывать?
     - Пустота. - Рассказчица  поглядела на  удивленную скромницу. - Да, пустота.
     - Мне никогда не снилась пустота. Обычно какие-то события, что-то цветное, реже черно-белое. Я могу во сне прятаться, даже летать, но пустоту  не видела ни разу! Нам пора вставать,  скоро служение, а потом…  Ох, беспокойно мне, хоть и не я сегодня понесу  дары.
     - Не волнуйся, страшного ничего не произойдет, оно уже случилось.
     - Что же?!
     - Как что - я родилась! - рассмеялась Леда. -  И доставила  массу хлопот матушке!
     - Снова шутишь! В такой момент, когда все взбудоражены!
     - У тебя слишком серьезное лицо,  не похожее на прежнее, - улыбнулась послушница.
     Подруга ответила на улыбку.
     Перед вторым входом в храм собрались жрицы и их последовательницы. Они перешептывались меж собой. Чуть в стороне стояла виновница собрания и нервно теребила свой шелковый плащ. Как и положено, она была одета в белое  платье, расшитое золотыми  нитями. Наряд символизировал  радость предстоящего события и ничуть не намекнул о том, что вскоре случится.
     - Возьми дары! - подбежала к ней взъерошенная Тея, потом поправилась и отряхнула одежды. - Он приехал!
     - А сопровождающие? – замерла Леда.
41
     По традиции Великого жреца на серьезные церемонии сопровождали двое приближенных к нему служителей.
     - Все на месте, матушка их встречает! Только не волнуйся! Все, что от тебя требуется - дойти до него без приключений!
      - Постараюсь, - пообещала дева синеглазке. - Но, по-моему, мы все, как на иголках.   
     Старшая тяжело вздохнула.
     В центре святилища уже стоял высокопоставленный господин. Настоятельница была по правую руку от него, по левую, чуть поодаль, встали помощники-поверенные. Они неизменные спутники Великого жреца и имеют право участвовать в серьезных мероприятиях. С  высокого разрешения они  вошли в обитель.
     Агерон торопился и как занял  место, велел начинать, чтоб поскорей закончить - его мысли  унеслись прочь. 
     Резные двери распахнулись. Первой в храм шагнула Тея. За ней  по двое  шли другие  акатии. Они расходились в противоположные стороны,  создавая  живой коридор.
     Далее следовали скромные  послушницы. Расступившись, они открыли третью, несшую золотой поднос, на котором возлежали  дары всемогущему гостю  в дань уважения и в знак  повиновения его воле. Хоть кудрявую головку и покрывал капюшон, но он не скрывал ни лица, ни светлых изящных натуральных локонов своей хозяйки. При всяком движении они пружинили,  поддавались легкому дуновению теплого ветерка, гуляющему внутри благодаря  открытым  створкам. Оно-то и донесло до мужского носа знакомый запах, который вновь заворожил.
     Агерон обернулся. Мягкой поступью шествовала худенькая дева с ношей в руках. Чудилось  не идет, а плывет по воздуху эта прекрасная нимфа, которая случайно  забрела сюда, перепутав дорогу. Она приветливо взглянула на подруг, волновавшихся за нее  больше, чем  сама за себя. Улыбка осветила ее свежее личико, демонстрируя всем собравшимся игривые ямочки на розовых щеках.
     В предвкушении воспитанница  перевела взгляд на Великого жреца и с неподдельным интересом смотрела на него впервые за много лет. Он вовсе не казался  чудовищем, каким  нарисовала его  ночью, но вид у него  действительно  очень серьезный. Жаль было  слишком мало времени, не успела рассмотреть - уже подошла достаточно близко, и застыла в поклоне, протянув ему подношение.
     В ответ ни движения, ни слова. Ни единого.  Леда заволновалась и подняла серые с голубыми крапинками глазки на странного гостя. Он,  сдвинув брови, глядел на нее сверху вниз и  не понимал, что происходит. Перед девой стоял  хмурый визитер с  глубокой складкой на переносице. Его темные глаза пронизывали ее  насквозь, но взгляд подтверждал, что человек он вовсе не глупый. Лицо мужественное, выразительное, правда, совсем неприветливое, оттого и отпугивает окружающих. Черные волосы с редкой сединой в сочетании с   темной одеждой только добавляли приезжему мрачности.
     Агерон смотрел в эти очи бездонные, живые, такие добрые и чарующие,  приковывающие к себе так крепко, что он не мог оторваться. Его члены  напряглись, по телу  пробежала  дрожь.
     От долгого стояния в согнутом положении у послушницы начала ныть спина, а жрец все молчал. Дочь Даана посмотрела на наставницу. Она, обескураженная долгим молчанием,  беспокойно поглядывала то на повелителя, то на воспитанницу, не решаясь прервать тишину. Все замерли. Казалось, никто не дышит в этот момент – безмолвие, царящее в храме, начало давить.
     - Я вижу на ней брачный венец! – произнес вершитель судеб своим грохочущим голосом, сотрясая каменные стены.
     Сопроводители переглянулись.
     - Матушка! – пропела прелестница.
     Агерон вздрогнул, покосился на нее. Она застыла.
42
     - Господин! – растерялась больше прежнего  Айри.
     - Готовьте другую! - кинул он и ринулся к выходу.
     Провожатые последовали за ним.
     У отвергнутой послушницы сбилось дыхание. Она едва  не выронила поднос из трясущихся  рук. Вовремя  подоспели жрицы и освободили от груза.
     Настоятельница поспешила за титулованной особой.
     - Вы можете идти, - буркнул повелитель помощникам в передней галерее.
     Они   удалились.
     Что с ним произошло? Никогда не поступал безрассудно, ни разу  не терял самообладания! А здесь под напором  прекрасных сияющих  глаз окаменел,  будто оглушили! Кровь прилила к голове, виски заметно пульсировали, в сердце вселилось смятение, внутренности  невыносимо жгло. Несчастная грудь, не знавшая прежде такой страсти, сжалась, мешала дышать. Усердно Агерон пытался набрать больше воздуха в легкие -  тщетно.
     Что такое? Дева вовсе не в его вкусе, скорее наоборот, должна быть безразлична! Куда подевались разом все те темноволосые, яркие, жгучие, высокие красавицы с пышными формами, которые притягивали  ранее?! Эта же девица ниже среднего роста, правда, не коротышка, худощава, даже худа! Совсем не такая, какая могла привлечь его, приближенного к государю!
     Хоть и не красавица, но увидел разом небо, землю, солнце, луну, моря и реки, горы с бескрайними равнинами. Все, что есть прекрасное на свете,  находилось в ней и исходило разноцветными  лучами, пленяло, завораживало, не давало продохнуть. Теперь вся мужская сущность была сконцентрирована на хрупком создании, притягивающем к себе, как магнит. Агерон твердо решил выкинуть ее из головы, но знал, что будет искать встреч.
     - Господин, - торопилась к нему  матушка, - простите…
     - Поговорим  в кабинете, - направился серьезный повелитель прямиком туда, не дожидаясь, пока его догонят. Он вошел и от бессилия  уперся руками в стол. - Для начала  выполните мои распоряжения, что давал накануне, - напористо начал благодетель.  - Завтра пополнятся ваши запасы - привезут то, что просили. Средства на содержание вверенного вам учреждения выделю, сколько потребуется, - говорил тот, будто  сам себе, ни разу не взглянув на матушку. 
     - А Леда? Отправить домой?
     Гость  застыл – он   может  никогда  ее больше  не увидеть.
     - Я подумаю, как с ней поступить, - направился он к выходу, но  остановился на пороге.    -  Она помогла Канцию?
     - Да, господин. - Расстроенная акатия рухнула в кресло, когда дверь закрылась.
     Словно облитый кипятком,  шел по галерее пораженный жрец. Впервые ему так плохо - заболела душа,  вместе с ней заныло и тело. Ноги не слушались хозяина,  он был вынужден  сделать остановку. Прислонившись к спасительной колонне, услышал, как плакала виновница его смятения. 
     Вокруг нее собрались подруги и ласково  утешали.  Агерон выглянул из-за  своего  укрытия, чтоб хоть глазком…  Капюшон сполз со светлых кудрей,  и они упали на заплаканное личико, которое не стало  менее привлекательным. Розовые щечки,  а губы…   Даже отсюда сановник видел, как они блестят. Агерон тихонько  простонал и уткнулся лбом в мраморную опору.
     - Если он ошибается? -  катились слезы по девичьему лицу.
     - Я не слышала такого, - гладила плачущую  подругу старшая жрица.
     - Говорят, не ошибается, - подтвердила опасения Вейко.
     - Мне двадцать семь!  По мирским меркам - старая дева.
     - Это только рассвет женской красоты,  ты только расцвела. Я старше тебя довольно намного, но с меня не сводят взоров, - говорила синеглазка, отпустив  прочих.
43
     - Тея, ты - красавица.
     - Почему думаешь, что Леда не красива?
     - Нет! – тряхнула светлыми  локонами младшая. - Какая тут красота? – Ее головка упала  на плечо акатии.
     - Это уж позволь решать тому, кто полюбит тебя, дорогая.
     - О чем мы говорим? Меня с позором выставят из этих стен! Кто женится на такой? Годящийся в отцы или вдовец с детьми старше мачехи?! 
     Не выдержав женских слез, Агерон вылетел из ворот.  Что же он испытывает? Страшно было самому себе признаться - вожделение!
     До глубокого вечера не могла успокоиться отверженная воспитанница. Матушка говорила,  существует  надежда:  ее не выгоняют из дома Великой Матери. Уставшая за день  от переживаний и страстей, что обрушились на нее, подопечная  уснула на своей уютной кровати в окружении Вейко и Ралмины.    
     Но отказчик не спал, даже не прилег. Весь день прошел, будто его и не было, только та, что нарушила его покой, стоит перед  глазами. Агерон метался  по комнате, как запертый  в клетке зверь. То хватался  за голову, мечтая изгнать оттуда запретные помыслы, то издавал грозные звуки. Цилий побоялся приблизиться к хозяину, таким повелителя он еще никогда  не видел.
     - Зачем придавать такое значение мимолетному увлечению?! - рухнул сановник в кресло и    с силой стукнул  по подлокотнику. Тот  треснул.
     Проходил час, второй, третий, облегчение не наступало.
     - Я справлюсь! - прорычал Агерон. - Обязательно!
     Даже  под утро  дева  не покинула его помыслов, как ни старался прогнать. Да и как это сделать, коль от нее пахнет весной?! До смерти захотелось вернуться в храм и взглянуть на нее снова. Грудь опять  сжалась до боли.  Кто она такая? Как посмела  обезоружить его? Его,   Великого жреца?!  Все, что он строил  годами, создавая  свой мир – рухнуло! И сам  пал…
     Всю ночь Агерон мечтал утихомирить страсти, убеждая себя в невозможности происходящего. Безрезультатно. Он силен и не в первый раз подавляет чувства, за много лет усердных тренировок  научился  брать под контроль  ненужные эмоции, а, значит, удастся  и еще раз. Но  прежние  не идут ни в какое сравнение с нынешним. 
     Священнослужитель вышел в  длинный коридор,  не мог находиться в давящих покоях. Что делают в таких случаях? Куда бегут? Может, стоит оторвать свою тяжелую от тяжких дум голову, чтоб  больше не думать о кудрявой девице, годящейся ему в дочери? Но она уже заполнила все его существо и терзает до умопомрачения. Содрогнулось сердце, за ним все  остальное вместе с его проклятой душой!
     Прошло несколько дней, а Агерон все  отчаянно клял себя - нищенка в рваных  одеждах предрекла ему беду! Обещала  другое.  Кто ее надоумил?! Он  ничего не просил и не искал! Но его нашли, низвергли презренного с высоты, бросив к ногам неизвестной.
     Откуда она взялась? Зачем встретилась? Чтобы мучить? Что с ней делать? Отпустить? Выйдет замуж и будет потеряна  навсегда, но  стань она жрицей, тоже будет далека. Пусть! Так и лучше? Жрец положил ладонь на горячий  лоб, обессиленно прислонился к стене.  Как ни крути - он пропал…