День неудач

День начался неудачно с самого утра. Это была суббота, на которую была намечена масса неотложных дел. Вместо них,  Даша сначала целый час искала квитанцию, чтобы уплатить за электричество, а потом куда-то задевались колготки. Больше так продолжаться не могло, и Даша решила, отложив в сторону всё намеченное, заняться наведением порядка. Вскоре возникшее недовольство перенеслось на мужа. В данный момент его не было дома. В раздражении Даша ругала его за то, что он не мог освободить субботу для того, чтобы свободное время проводить вместе, и теперь, в выходной день, она должна крутиться сама. Ведь всю уборку гораздо легче было бы сделать вдвоём, не заставишь же его заниматься этим в воскресенье, единственный его выходной.

Вообще, Даша питала недоверие ко всем артистам, которое переносилось у неё и на работников искусства, в частности, на мужа, как представителя этой касты. Ей были непонятны, и, поэтому, очень не нравились такие атрибуты этой профессии, как свободное расписание на работе, работа по вечерам, субботам,  а иногда, и по  воскресеньям. Ей казалось, что при столь свободном распорядке, сочетающемся как нельзя лучше с творческим складом характера,  создаются идеальные условия как для тайной,  от жены,  подработке  денег,  так и для измен. Безусловно, в подобных подозрениях могла быть определённая доля истины, Даша только не учитывала, что всё это может происходить и происходит даже при обычной занятости на самой обычной работе. Во всяком случае, подобные подозрения отравляли ей существование, которое, во всё прочем, казалось вполне благополучным.

 Прикидывая, с чего начать наведение порядка, Даша подумала, что неплохо бы расклассифицировать и положить по местам валяющиеся грудами бумажки с телефонами, записанными второпях на чём придётся, деловые записки, тетрадки, книги, листки с нотами и другую макулатуру. Однако, сдвигать с места то, что относилось к работе мужа, она не решалась, так как он прекрасно ориентировался в этом, на её взгляд, кошмаре, и любая самовольная передвижка со стороны Даши воспринималась им в штыки. Всё же Даша собиралась с этим что-то делать, а для начала решила привести в порядок и повесить в гардероб валяющуюся кругом одежду.

Дело в том, что Коля, всегда одеваясь в дикой спешке, хватал первое попавшееся, надевал его, а потом, поняв, что не сегодня нужно не это, просто бросал ненужное там, где стоял  -  будь то стул, заваленный барахлом стол,  кровать или стиральная машина в ванной комнате. Часто, не повесив вечером одежду в гардероб, так как собирался одеть её утром, он одевал из-за смены погоды другую, а ненужное так и оставалась лежать в случайном месте. И никакие увещевания Даши, никакие её доводы о том, что одежда портится, в доме ужас, никто не может зайти и приходится постоянно извиняться и говорить, что идёт ремонт, не имели ни малейшего действия. В конце концов, Даша, тоже приходящая домой еле живая, начала поступать так же, как и Коля. Тот был недоволен, считая, что она должна убирать в доме и за ним, так как она меньше времени проводит на работе и, вообще, она – женщина. Оба стали раздражительным, сторонились людей, а, находясь дома, вздрагивали от любого шороха за дверью, боясь, что кто-либо случайно забежит и всё это увидит. Вдобавок, завелись тараканы. Положение становилось ненормальным, и пора было любыми средствами с ним покончить. Сжав зубы, Даша начала развешивать по местам одежду мужа, ворча, что кто-то должен заниматься этим за него, и что она не тот человек, чтобы быть бесплатной домработницей. И вот, в момент наибольшего накала этих чувств она обнаружила такое, что заставило её бросить все дела.

Когда у человека имеются какие-то смутные подозрения о чём-либо нехорошем, он, всё же, в глубине души надеется, он, даже, почти уверен, что это не так, тем самым давая себе возможность как-то жить. Поэтому, когда он находит подтверждение своим догадкам, он, в первый момент, не может поверить в очевидное, всё его существо этому сопротивляется. А убедившись, что это всё-таки верно, он  преисполняется негодованием гораздо более сильным, чем если бы случившееся нагрянуло внезапно. Так что он уже не способен разобраться во всём основательно и действовать трезво.

Итак, на плече Колиного светло серого пиджака, Даша обнаружила две красные полосы. Сомнений быть не могло – помада! Та модная помада, получившая название «сливовой», которой пользовалась добрая половина женщин, в том числе, и сама Даша. Только отношения Даши с мужем были уже не в той стадии, чтобы она могла целовать его в плечо, когда он был при полном параде. Оправившись от первого удара, Даша обследовала пиджак и нашла другое неоспоримое доказательство вины мужа – длинный белый волос. Она нашла и другой волос, короткий и чёрный. Оба не принадлежали ни Коле, ни Даше.

Первым намерением Даши было ответить неблагодарному мужу на обиду, отдать, так сказать, той же монетой. «Я тут разбиваюсь» - думала она, лихорадочно одеваясь и накрашивая губы – «а он там неизвестно с кем и что… Я-то вела себя, как никто, не то, что другие!. Можно подумать, что мне никто, кроме этого неряхи и понравиться не может! Хватит, кончено! Раз он так, то и мне нечего себе отказывать!». И с бесконечной обидой в душе, она кинулась вон из дома. Ко всему прочему, особо противным казался ей этот след на пиджаке. Он не выходил у неё из головы, будто, то ли в кино, то ли по телевизору она что-то подобное уже видела. Как тривиально! Обыкновенность подобной ситуации оскорбляла её чуть ли не сильнее, чем сам факт измены.

Путь её лежал к дому Валеры, Колиного приятеля, жившего через пару кварталов. Валера давно строил Даше глазки, и даже, как-то в темноте, когда  в гостях они сидели перед телевизором, попытался взять её за руку. Тогда она осторожно, но настойчиво высвободила свою руку. Сейчас же она твёрдо решила изменить с ним Коле.

Валера был дома. Он сам открыл дверь. Весь его вид выражал какую-то растерянность, чему способствовал халат и  встрёпанные волосы.  Нарочито весело поздоровавшись, Даша, решила приступить к делу сразу, пока не прошёл пыл, и она от смущения не оказалась бы в неловком положении. Она решительно направилась в комнату, жестом приглашая Валеру за собой.

Чёткого плана действия у Даши не было, она только знала, что жена Валеры, Тася, с сыном Серёжей на даче, и рассчитывала на случай. Валера, почему-то, за ней не последовал, а остался стоять на месте с полуоткрытым от изумления ртом. Очутившись в комнате, Даша тоже опешила. Перед ней предстала знакомая картина – завал бумаги и тряпья, покрытый пылью. Внимание её привлекла неубранная постель и женщина, поспешно спрятавшаяся под одеяло. Даша успела заметить только мелькнувшую курчавую голову и руку с хорошим маникюром, натягивающую одеяло.

Немного оправившись, Даша, чуть не споткнувшись о женские туфельки, кинулась прочь и,  прокричав стоящему в той же позе Валере: - «Извини, пожалуйста!»,  вылетела из квартиры.

Этот случай немного охладил её пыл. На душе стало гадко, будто её унизили. Но отказаться так сразу от своего решения Даша не могла, и, хотя с неохотой, поплелась всё же к автобусной остановке, решив с той же целью навестить  Витю, своего приятеля ещё по школе. В своё время они с Витей дружили, затем, увлёкшись Колей, Даша его забыла. Витя остался в обиде, и хотя это тщательно скрывал, временами при их поверхностном общении, у него проскальзывали выражения по Колиному адресу, говорящие о многом. Во всяком случае, Даше так казалось. И то, что Витя до сих пор не женился, позволяло ей думать (а думать так, будь то женщина или мужчина, особенно приятно), что он не делает этого из-за любви к ней. Сама же она никаких эмоций  к Вите не питала, даже, пожалуй, он был ей несколько неприятен, но желание отомстить заставляло её идти к намеченной цели. К тому же, её оскорблённому самолюбию было приятно, что она, наконец-то осчастливит человека, столь долгое время из-за неё страдавшего.

Витя был один. На всякий случай краем глаза оглядев комнату, Даша не нашла ничего подозрительного. Как опытный человек, Витя сразу догадался, что у Маши что-то не ладно. Для того, чтобы прозондировать почву, он предложил ей чашечку кофе. Маша отказалась, она почему-то почувствовала какое-то бессилие, и опустилась на диван. Витя извинился за беспорядок в холостяцкой квартире, хотя во  всём чувствовался полный порядок, и всё сверкало чистотой. Видя вымученную улыбку Даши, он решил, что время терять не стоит, сел рядом с ней и обнял её. Даша сдержала побуждение тут же встать и уйти, и не шевельнулась.

В своём воображении она представляла себе Витю, полного восторга от нежданно нахлынувшего счастья, а всё было так буднично, будто это являлось для него привычным делом. Однако, ещё считая, что надо держаться своего решения, она, наконец, заставила себя одеревеневшей рукой тоже обнять чужую мужскую спину. Витя же, тем временем, запрокинул ей голову и поцеловал её в губы. Решив с облегчением, что теперь назад пути нет, Даша отдалась в его власть.

Почувствовав, что не ошибся в своих действиях, Витя стал нащупывать пуговицы на спине у Даши, и не мог удержаться, а, может, и не счёл нужным,  больше сдерживать в себе  старые обиды. Обняв Дашу одной рукой, и продолжая шарить другой у неё на спине, он спросил нежным голосом, в котором Даша обострённым чутьём уловила нотки торжества и ехидства:  - «Всё же к старым друзьям потянуло, новые-то, оказывается, того, не совсем…» .  Даша, почему-то задетая, хотя сказанное и соответствовало действительности, промолчала. Чувствуя, что его надо остановить, иначе она за себя не ручается, она притянула его голову для поцелуя. Истолковав её жест иначе, а именно, как одобрение своим словам, Витя уже не мог остановиться.

Пока ещё его слова касались Коли, Даша, хотя с трудом, ещё могла себя сдерживать. Витя же всё расходился. Удивляясь сам своему красноречию, он перешёл, правда, сначала в очень деликатной форме, к Машиной недальновидности. Не удержавшись от пары колкостей в её адрес, он вспомнил даже то, что имело место в школьные годы. 

Даша молчала. Так противно ей никогда, кажется, не было. Отстранясь немного от Вити, она сняла руку с его талии. Но тот увлёкся. Он перешёл к тому, что всегда знал о том, что Даша вышла за Колю по расчёту, и, с силой притянув её, сжавшуюся в комок, к себе,  заявил, что он-то всегда знал, что Даша его любит, и был абсолютно уверен, что рано или поздно она к нему придёт и уж тогда…

Это было последней каплей. Даша, резко высвободившись их объятий Вити, начала судорожно поправлять туалет. Только тут у Вити закралось подозрение, что он зашёл слишком далеко, и пришло позднее раскаяние в том, что надо было бы повременить какие-нибудь полчаса. Тогда бы его речь виделась совсем в ином свете. Природное нетерпение опять его подвело, и он попытался смягчить свои слова. Но было поздно. Даша, ничего больше не слушая и не находя достойных случаю слов, просто молча вышла за дверь, причём так быстро, что Витя не успел её удержать. Громко хлопнув дверью перед самым его носом, крикнув лишь: - «Мерзавец!», она бегом пустилась вниз по лестнице. Не думая, что делает, Даша оказалась вскоре перед собственным домом и, уже по инерции, вошла в квартиру.

Муж был дома и читал какой-то детектив. Считая его виноватым во всех сегодняшних неудачах, Даша накинулась на него с самыми сильными оскорблениями, на которые способны только близкие люди. Не поняв, что стряслось, он вскоре тоже включился в скандал и сказал Даше не меньше «приятных» слов, чем она ему. Забыв в пылу перепалки, в чём,  вообще-то,  дело, они, наконец, стали выяснять, с чего всё началось. Коля обвинил жену в том, что она, влетев, ни с того ни с сего не него накинулась, а она, вдруг вспомнив, схватила злополучный пиджак и сунула ему в лицо, не в силах ничего сказать, а только показывая пальцем на пятно. Коля замолчал и уставился туда же. Затем он недоумённо спросил:

- Что это?

- И ещё притворяешься, артист!- закричала вне себя Даша – Будто я помады не знаю, а волосы, посмотри, тоже не знакомы? – и она вытащила две волосинки, которые ещё днём спрятала в карман, завернув в бумажку.

- Какие волосы? – изумился Коля – Мало ли по метро, в автобусах, тут не то, что волосы…

- Ты мне зубы не заговаривай – зло процедила Даша – Помада есть помада!

- Как хочешь – рассердился Коля – можешь не верить, мне всё равно. Говорю, представления ни о чём не имею. Да как ты, вообще, можешь такое обо мне думать? Ты же видишь, как я работаю, когда мне?

Даша заплакала. Всхлипывая, она обвиняла его и в беспорядке, и в том, что слишком мало о ней думает, и в неискренности. 

Коля слушал молча, затем он поднялся и сказал:

- Вот что, хватит! Ты просто устала. Я тоже, конечно виноват. Давай с завтрашнего дня возьмёмся за чистоту. Всё приведём в порядок и сами успокоимся. А помада там на пиджаке, или нет, я, честное слово, не знаю. Ну, поверь хоть пока, что у меня никого, кроме тебя. Успокойся, уже поздно, надо и отдохнуть.

Как ни странно, Даша немного успокоилась, хотя недоверие продолжало скрести изнутри её душу. Тем временем, Коля вскипятил чайник, нарезал хлеб.  Они молча поели и пошли спать.

Однако ни тому, ни другому не спалось. Даше мерещились какие-то кошмары - то Валера, то Витя в каком-то безобразном виде. Вдруг, в очередной раз закрыв глаза, она увидела следы губной помады на плече пиджака, и тут же ясно вспомнила… Её далее пробил холодный пот, и она села. Да, всё могло быть именно так, следовало только сверить факты.

- Коль, скажи, во сколько ты позавчера ехал из института в филармонию?

- Позавчера? А что было? А… Четверг. Да, помню. В два я закончил  преподавание, сел  на автобус, в половине третьего был там. Ещё народу набилось, ужас!  А что?

Даша глубоко вздохнула. Совсем забытый эпизод, всплывший как наяву, разрушил все подозрения.

Около сорока пяти минут ждала она автобуса, и именно на той линии. Надо было съездить, купить себе и Пелагее Борисовне сапожки. Для этого её и отпустили с работы. Время запомнила хорошо  - все смотрели на часы, ругали движение и грозились написать куда следует. Ровно в два автобус пришёл, люди забыли о своих угрозах, и единственной заботой стало влезть внутрь. Маша влезла. Как раз возле института автобус и был примерно в четырнадцать пятнадцать. Ну, а дальше при выходе, проталкиваясь сквозь сплошную стену спрессованных тел, она, под резким напором сзади, случайно прижалась губами к плечу какого-то мужчины. Дальше этого плеча она ничего не видела, её тут же вытолкали наружу. Но она успела заметить на чужом плече отпечаток собственных губ, и, что самое интересное, подумала: «Ну и достанется же ему от жены!» Естественно, что  очутившись на свежем воздухе, она об автобусном эпизоде больше и не вспомнила.

- Даша, а что? – ещё раз переспросил муж.

- Да, ты прав, там автобусы ходят редко, всегда толкучка. Всё может случиться, извини меня!

- Знаешь что? – сказал Коля – мы просто стали нервными, общаться с людьми перестали, в себе замкнулись. Отсюда всё и получается. Вот уборку сделаем, гостей соберём. Валерку с Тасей, например. А хочешь, и Витьку твоего позовём?

- Ну, уж нет! – Дашу аж передёрнуло – Лучше сами в тишине посидим, книжку друг другу вслух почитаем.




Август 1979.